Читать книгу Сказки старого Волхова - Вадим Анатольевич Кузнецов - Страница 8

Резвый конь пал от вражьей черной стрелы. Усыня быстро вскочил на ноги и поднял над головой тяжелый меч, багряно сверкающий на солнце. Опешили вороги на одно мгновение, но вскоре вновь двинулись на славянина. «Бить! Бить и разить! Напоить сталь жаркой кровию! За Русь, за землю родную, за слезы вдов, за поруганную честь девичью!» Зычно прокричал русский вой и рьяно бросился на нечистых. Вьюгою закружился огненный меч в сильных руках. Полетели наземь песьи шапки, а с ними и головы, забряцали по земле руки отрубленные с кривыми саблями, а чьи-то долговязые ноги так и остались стоять на земле без тулова. Лютая смерть заиграла в трубу медную, и опешили псы нечестивые. Щитами ощерились, задрожали…

Только откричали первые петухи, как дверь сарая отворилась, и Горазд зычно провозгласил:

– Просыпайся, гость дорогой, на работу пора!

Болеслав едва продрал привыкшие к сонной неге глаза. Вставать не хотелось. Что за работа? Зачем? Видимо, нужно как-то вину перед кузнецом загладить. Пришел в чужой дом, соблазнил, а, может, и того хуже, обрюхатил дочку хозяйскую. Негоже это.

Но не успел Болеслав в своей голове покопаться, додумать, как почуял ушат холодной воды колодезной. Злопамятный кузнец щедро окатил гостя из бадьи, и пришлось быстро подняться, снять промокшую рубаху, уныло пойти за Гораздом.

– Не ссы, парень! Скоро согреешься, сейчас посмотрим, каков ты кузнец, – назидательно произнес Горазд.

Они миновали широкий двор и взобрались на пригорок, к кузне, откуда все еще вился небольшой дымок. Слабый огонь в печке поддерживался всегда и совсем не тушился, дабы в любой момент снова ковать железо.

Внутри кузни было все, для работы кузнечной потребное. Три наковальни высоты разной, большая печь с мехами, которые сразу решили раздуть. По правой стене развешаны подковы, ножи, небольшие мечи – это сразу можно продать или обменять на продукты. По другой стене, – молоты, большие и маленькие, клещи, грубые рукавицы, передники, – все чин по чину. Здесь же виднелось оконце малое, аккурат напротив печи.

– Неправильно ты меха раздуваешь! Дай-ко! – Горазд оттеснил Болеслава и сам принялся рьяно раскачивать козлиные меха. – Там, у стены, посмотри, валялся меча обломок. Ну, меч из него новый не получится, а добрый нож тебе справим. Негоже совсем без ничего мужчине ходить. Чай, не всегда камни под ногами есть!

Болеслав действительно нашел обломок меча, рукоять которого вполне подходила по руке, шероховатая поверхность приятно холодила ладонь. Он рад был получить первое настоящее оружие. Железо, особенно обработанное, стоило дорого, им владели только воины.

Вскоре печь разгорелась, и кузнец зажал обломок металла в клещи, сунул в горнило. Железный конец покраснел, затем побелел, Горазд сноровисто перенес его на наковальню.

– На, держи крепко! Ставь на ребро! – скомандовал мастер, передав клещи Болеславу, сам же взял небольшой молот и начал наносить точные удары по концу заготовки, желая заострить его. Сталь не сразу, но поддавалась. Чуть погодя Горазд скомандовал резко охладить получившийся нож, и Болеслав покорно опустил заготовку в бадью с водой.

– Форма готова! Но, парень, надо еще несколько прогонов, чтобы сталь закалилась и приобрела вид оружия, а не обычного куска железа. Давай теперь я буду держать, а ты куй! – пояснил кузнец.

Горазд самозабвенно работал, продолжая поучать Болеслава. Тот слушал внимательно, ибо видел, что с настоящим мастером довелось встретиться. Такая наука полезна будет.

Через пару часов все телеса у Болеслава болели явственно. В руках почувствовалась приятная боль мышечная, а жар раскаленной печи давал о себе знать, и парень уже истекал потом.

– Ладно, милок! – сжалился кузнец, когда Болеслав в очередной раз опустил давно уже готовый, по его мнению, ножик в бадью. – Отдохни пока! Но чуть погодя заточить бы надо энту железку! Будет, будет из тебя толк! Оставайся на пару недель! А то и поболе. Знаешь же, что должок за тобой… Отработаешь да еще ремеслу обучишься, а после пойдешь, куда надобно. – И тут Горазд перешел на более спокойный тон. Он, видимо, очень нуждался в толковом подмастерье. – Запомни, сынок, лучше ремеслом кой-каким владеть, чем черной работой всю жизнь заниматься да по чужим домам и деревням шляться! Оставайся, в кузне поможешь, да и… Ну, сам знаешь…

Горазд усмехнулся, видимо чувствуя свою правоту. Понял Болеслав и то, что кузнец недоговаривал. На Олеську намекал, паршивец. Почесал Болеслав затылок, кивнул, и нехотя вышел из кузни, сопровождаемый укоризненным взглядом мастера. Надо при кузнице оставаться, а что еще делать-то? На Ладогу путь не близок, а кому он там нужен без умений да в одних обносках? А тут – еда, какая-никакая крыша над головой, да и девчонка замечательная! Но, главное, – его будет учить хороший мастер своего дела, а это дорогого стоит!

Через пару дней Болеслав начал понимать, что настоящий кузнец должен быть не только сильным, но и несколько грузнее. Шире в плечах, матерее. Ковать сталь получалось, но руки и спина сильно уставали, что порою для готовой продукции губительно. То не доковал материал молотом, то недодержал в печке. По-разному бывало, но Горазд оказался хорошим учителем, не столько строгим, сколь справедливым. Старый кузнец помогал в освоении своего дела и не сильно за огрехи наказывал. Чаще Болеслав просто переделывал то, что успел испортить накануне. А ковка доставалась несложная: простые сельхозорудия, домашняя утварь, колечки для девушек, небольшие ножи, кинжалы, наконечники для стрел. Боевые мечи Горазд ковал самолично, не доверял пока, хотя простой нож Болеслав себе уже сделал.

Двор Горазда располагался далеко от окрестных деревень, но кузница стояла на большой проезжей дороге, что позволяло получать солидные барыши со всех проезжающих мимо воинов. А куда им сначала ехать? Конечно, нужно наперво доспехи да оружие сладить, а опосля – в бой, ну, или отдыхать от дел ратных.

В делах любовных все чередом своим шло, не шибко часто, но сладко и страстно. Олеська вновь показалась на сеновале, чем порадовала. На этот раз никаких явлений да препон ночных не было, поэтому голубки смогли основательно друг другом насладиться.

Родители девушки не вмешивались, смотрели со снисхождением, не приветствуя, но и не препятствуя. Горазд за столом, да и в кузне об этих вещах помалкивал, Болеслав тоже не заикался. Наверняка, хитрый кузнец выжидал, когда Олеська понесет от пришлого. Надеялся отдать замуж свою хромоножку, да и заодно укрепить хозяйство.

Днем ни Олеси, ни ее матери Румяны, Болеслав обычно не видел. Те занимались сбором урожая, заготавливали припасы на зиму. Стоял первый теплый месяц осени, без ночных холодов. Иногда шли мелкие дожди, для хорошего урожая полезные, да и в лесу уродилось много грибов и ягод. Поэтому в трапезной часто появлялись боровики, сдобренные луком или другими овощами. Болеслав, всякий раз видя грибы, вспоминал пропавшего брата своего и хмурился. «Где ж ты, Первуша, братик заблудший?»

К концу третьей недели, когда Болеслав совсем освоился, оказалось, что пора кому-то на ярмарку в стольную Ладогу ехать. Товар кузнечный продать да и подкупить чего, требующееся по хозяйству. Удачливый подмастерье уже мечтал увидеть большой красивый город, но кузнец хитрил, не желая его отпускать. Были у Горазда свои задумки на эту торговую кампанию. И связи имелись, и люди надежные ратные, что в дороге от лихих разбойников уберегут. Однако дальнейшие события переменили решение кузнеца.

В утро третейника проснулся Болеслав от громкого крика.

– Не поеду! – раздался зычный незнакомый бас.

– Как энто? – ответил Горазд. – Почитай года два ты сопровождаешь дочу мою али жинку.

– И с дочкой не поеду, и с жинкой. Ни с кем не поеду. Своя рубашка ближе к телу.

– Матвей! Да я ж тебе постоянно коня подковываю, да и кольчужку латал намедни. Было ж дело.

– За работу сторицей оплачу, но по тракту проклятому не пойду. И не проси! Лес в последний год стал темен да неласков. Лешаки проклятущие мутят-крутят. Порою по полдня ходишь, чтобы выбраться из глухой чащобы. А еще, сказывают, лихие люди завелись. Целая шайка, дюжины две бесчинных грабастиков. Обдирают народ и не щадят. Режут, да не до крови, до смерти режут, сволочи! А еще про них поговаривают, что человечинкой не брезгуют во трапезе.

– Ах, вот оно племя младое, трусливое! Чуть что – в кусты, да? Неужель, ты, княжий гридень, супостата убоялся? – грозно спросил Горазд.

– Не боюсь, но опасаюсь. Сам пропаду, да и не помогу ничем. Что я один против доброго десятка? Дождитесь торгового поезда¹, через неделю же со всех деревень пойдут. С охраной доброй.

Повисло неловкое молчание. Болеслав осторожно полез к знакомой дыре у крыши сарая.

– Неужто и со мной не поедешь? – раздался голос Олеси, и Болеслав улыбнулся, но сразу замер, ибо интересно было, что ответит заезжий воин.

– Нет, Олеся. Сама знаешь, почему?

– А почему? – строго спросил Горазд, заслоняя собой дочь.

Болеслав уже смотрел в щель сарая на эту сцену, и видел, как кузнец пронзительно свербит глазами богатыря. А тот гляделся весьма знатно: кольчужная рубашка, шлем маковкой, штаны синие, сапоги кожаные. Подпоясан мечом, на спине щит алый, с ликом Ярилы. Наверняка, и гривна серебряная на шее имелась, только отсюда не видать.

– А потому! – заупрямился Матвей и отвернулся.

И тут понял Болеслав, что настал час его звездный. Протер глаза, отряхнул соломинки да портки подтянул. Шапку нахлобучил, да и выскочил на свет ясный.

– Мастер Горазд, дозволь мне поехать!

– Че…

– А, ну все понятно… – пробурчал вой, и побрел со двора, что-то гнусавя под нос, слышное лишь ему самому.

Сел на доброго коня, взлетел и вдаль поскакал, не щадя бока животины. И опала листва, да вновь поднялась трава на том самом месте, где стоял ранее могучий воин.

– Олеська! – прорычал кузнец, но сразу умолк.

Болеслав и так все понял, а прилюдно себя да Олесю позорить негоже. Ясно, что Матвей этот ранее с ней миловался. А вчерась, видимо, отказала богатырю девица. Значит, не люб ей дружинник княжий, а он, подмастерье, от горшка недавно к железу приученный, стал мил и желанен. Вот оно как в жизни бывает.

Что теперь кузнецу делать? Он плечом дернулся, весь скривился, туда-сюда заходил. Схватил топор из-под крылечка и в ярости вонзил доброе железо в колоду.

– Сладились! Слюбились! Вот бисова дочка!

– Ну, раз я бисова дочка, то ты, батюшка, и есть настоящий бес окаянный! – сморозила Олеся, и враз схватилась ладошкой за уста свои. И, впрямь, негоже так отца родного называть.

– А ну, подь сюды, шалопутная!

Потупив глаза, подошла Олеся к отцу.

– Ты, Болька, погодь в сарае, я с тобой опосля побеседую.

Пришлось подчиниться, ибо в чужом доме свои порядки не устраивают, а отец со своим чадом сам разбираться должен и учить поросль младую. Как матюгами мужицкими, так и батогами стоеросовыми. И, неважно, отрок то али юница, седалищное место, – оно у всех одинаково. И время от времени порки хорошей требует.