Читать книгу Русский урок истории и методологическая культура - Вадим Беляев - Страница 4

Вот что говорят Авторы в параграфе «Знание своей Судьбы».

Осознание своей истории и судьбы критически важно для сохранения идентичности и возможности действовать в будущем. Современный кризис вызван потерей четкого представления о собственной истории, что приводит к утрате достоинства и самоуважения. Опыт прошлого, включая события 1917—1921 и 1985—1991 годов, подчеркивает важность сохранения исторической памяти. Жизнь должна иметь высшие цели и замыслы, иначе она становится бессмысленной, приводя к снижению человечности. У каждого народа есть своя судьба, познание которой объединяет поколения и способствует солидарности. Понимание своей судьбы влечет за собой ответственность и выбор следовать ей, несмотря на соблазны и обстоятельства. Западные стратегии направлены на подчинение, а не на сотрудничество, что требует от нас выявления и защиты нашей идентичности. Итак, понимание своей исторической судьбы и идентичности становится критически важным условием для выживания и лидерства в будущем, поскольку потеря самосознания ведет к разрушению народа.

Проанализируем сказанное.

Во-первых.

На что здесь надо обратить внимание? Прежде всего, на то, что Авторы вводят представление о том, что человеческая жизнь должна иметь смысл, и этот смысл должен быть внутренне связан с судьбой народа. У каждого народа есть своя судьба. Нужно выяснить судьбу России и следовать этой судьбе. Культурно-историческая идентичность системы заключается в следовании своей судьбе. Далее следует обратить внимание на то, что поиск своей судьбы и следование ей связано с логикой западного мира, которая направлена на подчинение, а не на сотрудничество.

Главным содержанием здесь является отрицательное отношение к западному миру и всему современному человечеству в той мере, в какой оно является продуктом глобализации западного мира. Встроенность постсоветской России в глобальную миросистему рассматривается как потеря высших целей и замыслов, при которой жизнь становится бессмысленной. Зададим вопрос в противоположном направлении: есть ли в западной миросистеме высшие цели и замыслы, которые могли бы стать соответствующим уровнем для всего человечества? Для Авторов ответ на такой вопрос является отрицательным. Именно поэтому, с их точки зрения, нужно искать специфически российские цели и замыслы. Однако есть возможность дать положительный ответ на поставленный вопрос. У Запада есть высшие цели и смыслы. Часть из них связана с общечеловеческими проблемами. Логично предполагать, что человеческое существование – это осознание и решение жизненно значимых проблем. В отношении культурно-исторического уровня человеческого существования можно говорить об определённой группе проблем, значимых для всего человечества. Такие проблемы можно назвать общечеловеческими. Их решение должно привести к общечеловеческим достижениям, а также ценностям, которые можно назвать общечеловеческими.

Эта логика довольно очевидна. Опираясь на представления об общечеловеческих решениях и ценностях, можно двигаться к соответствующим проблемам. Фиксация этих проблем и направленность на их решение вполне можно считать тем уровнем целей и смыслов, который делает человеческое существование осмысленным в глобальном отношении. Допустим, есть не только уровень общечеловеческих проблем, но и уровень специфических проблем у каждой отдельной культурной системы. Это будет означать, что относительно целей и смыслов есть не только глобально-общечеловеческий уровень, но и множество локально-культурных уровней. Это вполне логично. Далее можно считать, что постановка и решение общечеловеческих проблем не возникает сразу во всех областях социокультурного пространства. Некоторые системы (или области) могут выступать в авангардной роли, показывая пример для всего человечества. Кроме того, они могут иметь внутри себя императив распространения общечеловеческих проблем-решений на всё человечество. В современной ситуации роль такого авангарда выполняет западный мир, который можно называть модерновым. Модерн можно считать той культурной областью, которая предложила постановку и решение группы общих для человечества проблем.

Какие это проблемы? Относительно природного аспекта человеческого существования – это проблема преобразования природы и выхода из состояния зависимости от природных катаклизмов. Относительно социокультурного аспекта – это решение проблемы конфликта культурных систем. Каждая из таких систем исходно мыслила себя центром мироздания, окруженным варварством, язычеством или еретичеством, и вела с ними войны, которые оформлялись как войны за веру. Решение этой проблемы должно было привести к формированию представления о едином человечества, единой человеческой природе, разделенной социокультурными системами и представлениями. В рамках этого решения должен был сформироваться корпус общечеловеческих ценностей. Кроме того, в качестве фундаментальной общечеловеческой проблемы модерн поставил утверждение «открытого» общества и «человека активного» (активность которого направлена на земную природную и социальную реальность). В упрощенном виде это можно называть программой либерализации.

Итак, если мы можем говорить об общечеловеческих проблемах-решениях и об авангардных культурных областях в этом отношении, то западноевропейская область – модерн – может рассматриваться именно в таком качестве. Разумеется, наличие в нем указанной идеальной программы не отменяет всего того, что связано с логикой капитализма и системного эгоизма. Западный мир несет в себе и то, и другое. Но эти планы нельзя смешивать. Можно, принимая одно, не принимать другое. Как Авторы относятся к западному миру? Как к тому, что 1) не имеет глобально значимого слоя проблем-решений; 2) направлено на борьбу с Россией (и очевидно – со всем остальным миром).

Почему для Авторов это так? Снова хочу указать на их фундаментальную логику борьбы светлого и темного богов. Такого рода борьба не должна иметь ограниченный, локальный смысл. Она не должна наталкиваться на то, что может сделать эту борьбу бессмысленной – общечеловеческие ценности. Представим себе, что зороастрийские боги обнаруживают некоего бога-третейского судью. Он говорит им, что можно не вести мировую борьбу, не готовиться к этой борьбе, что возможно примирение как конец истории. Что должны почувствовать боги, готовые воевать? Они должны почувствовать потерю смысла своего существования. Ведь этот смысл для них присутствовал как смысл мировой битвы добра и зла, светлого и темного начал. Если вдруг оказывается, что нет никакого светлого и темного, а есть просто разные субъекты, каждый из которых мыслит себя светлым, а своего оппонента – темным, то для этих субъектов должно наступить состояние потери фундаментального смысла – глобальное обессмысливание.

Если на позицию Авторов смотреть именно так, то станет понятным, почему для них распад СССР как субъекта глобальной холодной войны является фундаментальным смысловым поражением и почему погружение постсоветской России в глобальный либеральный мир является ее растворением в западной цивилизации как небытии. Светлый бог умер, он оказался побежденным темным богом. Со стороны адептов светлого бога это должно восприниматься как потеря высшего смысла. Что им нужно делать? Восстанавливать этот смысл, собирать силы для нового этапа битвы богов. Своего противника нужно представить в негативном ключе. В нем не должно быть никакого общечеловеческого – только культурно-специфическое, только темное начало. Нужно постоянно утверждать, что Запад – это только враг, что декларации с его стороны об общечеловеческом мире – это лишь обман.

Разговор о методологической культуре в этом контексте – это разговор о занятии позиции по ту сторону логики борьбы богов, занятии позиции объективного (насколько это возможно) анализа.

Во-вторых.

Имеет смысл более дифференцированно высказаться относительно следующих тезисов Авторов.

«Судьба опознаётся как должное. Вот такой вроде бы парадокс: с одной стороны, это, бесспорно, творческий акт – никто вроде бы нам приказы сверху не спускает, мы сами в меру своего понимания и воображения полагаем себя и свою судьбу. А с другой, мы относимся к этому как к должному. Исходим из того, что не только мы являемся Авторами своей судьбы. Есть ещё и Тот, перед кем придётся держать ответ как за своё понимание/непонимание, так и за исполнение задания, которое мы должны свободно принять. Свободно, потому что мы вольны и уклониться от него. Хотя лучше этого не делать.

Свобода заключается в том, чтобы понять свою судьбу и подчиниться ей вопреки обстоятельствам и соблазнам. Свобода – в следовании своему пути. Свобода в том, чтобы быть тем, кем – в соответствии с пониманием (откровением) – начертано. Поэтому полагание пути есть одновременно и полагание себя, решение подчиниться судьбе, решение быть кем-то определённым. Это гибкость и свобода в выборе действий, в тактике и может даже стратегии, но одновременно это фиксация себя и подчинение Его воле. Это определение констант своего существования».

Что представляют собой свобода и творчество в обрисованных Авторами обстоятельствах? Это ветхозаветно понимаемая свобода первых людей в Райском Саду. С одной стороны, у них есть возможность выбирать: срывать плоды с древа познания добра и зла или нет. С другой стороны, есть запрет на это, который поставил Бог. Вроде бы есть свобода, но её проявление оказывается только отрицательным. Существует только один путь, заданный Богом. В этой логике вся человеческая свобода, проявленная в истории, является продуктом негативно понимаемой свободы. Она проявляется как волюнтаризм, как отпадение от божественных заповедей. В этом смысле человеческая история (если она хочет соответствовать исходным божественно установленным направленностям) должна быть утверждением «человека пассивного». Он не должен выдумывать себе жизненных целей. Он должен реализовывать то, что ему предзадано. Это восстановление пути к утраченному раю. Свобода у человека есть, но её положительный смысл ему предзадан.

Ровно такой же смысл утверждают Авторы. С одной стороны, человек признаётся творческим существом, которое создаёт реальность вокруг себя и смыслы своего существования. Но с другой стороны, есть Тот, кто задаёт общий смысл человеческого существования. Он создаёт предначертание для человека. Предельный смысл человеческого существования предзадан. Так Авторы вводят религиозный и абсолютный план отсчёта. Историческая судьба России оказывается уже не продуктом человеческого волюнтаризма, а реализацией божественного плана относительно русской истории. В этом смысле противостояние России и Запада с неизбежностью должно быть противостоянием культурно-исторического движения, которое соответствует божественному плану, и культурно-исторического движения, которое этому плану не соответствует. Так мы получаем вариант «битвы богов», но в рамках единобожия. Россия выступает в роли того, кто соответствует Божьей воле, а Запад – в роли того, кто ей противится.

В этом смысле Авторы делают движение в направлении «нового средневековья». Если говорить о методологической культуре, то её увеличение и сохранение следует считать результатом выхода из средневекового состояния противостояния религиозно обосновываемых культур. Я говорил о том, что модерн в одном из своих решений является решением проблемы противоборства культурных систем через утверждение единой человеческой природы, разделённой социокультурными представлениями. Если современное глобализированное человечество можно считать реализацией (пусть и несовершенной) этого пути, то Авторы предлагают движение в противоположном направлении. Они и утверждают «новое средневековье», и сбрасывают методологическую культуру.

В-третьих.

Рассмотрим более подробно следующие тезисы Авторов.

«У каждого народа, у каждой нации так же, как и у человека, есть своя Судьба. Свой «многопоколенный» цикл от рождения до смерти. Судьба – это задание: что мы все вместе, все поколения должны сделать – сделать вовне, сделать из себя. Знание о судьбе объективно и должно существовать независимо от конкретных людей. В головах же отдельных личностей это задание может присутствовать какими-то частями, аспектами, фрагментами. Но важно, чтобы оно было в том или ином виде, важно личное отношение к этому предназначению, прикрепление к нему. Отношение к своей судьбе не может быть нейтральным, как к солнцу, которое восходит и заходит.

Знание своей судьбы до тех пор, пока оно присутствует в жизни народов и политических наций, позволяет им сохраниться. Им есть что защищать по самому большому счёту: свою мечту, своё предназначение, возможность прожить собственную, а не чужую жизнь. Это и есть основа солидарности ныне живущих с предками, с потомками. Для отдельного человека судьба народа и нации – тот предельный объём жизни, в котором он может мыслить себя участником».

На первый взгляд, эти тезисы кажутся неотразимыми. Каждый субъект (индивидуальный или коллективный) может иметь свой специфический жизненный путь, который связан с его особенностями. Утрата этого пути может выражаться в ощущении потери смысла существования, в ощущении того, что ты проживаешь не свою, а чужую жизнь.

Но как это соотносится с теми планами жизненных проблем и решений, о которых я говорил? Иметь свою судьбу – это иметь свою систему проблем или свою систему решений единых для всего человечества проблем? У Авторов вполне прорисовывается перспектива, по которой своя судьба – это своя система проблем. Со своей стороны, я ставлю вопрос: можем ли мы связать разговор о своей судьбе с теми социокультурными метаморфозами, которые я рассматривал, говоря о формировании общечеловеческих проблем и решений? Я отвечаю на этот вопрос положительно.

Я говорил о том, что одной из общечеловеческих является проблема конфликта культурных систем. Каждая из таких систем изначально задана своим идеологическим планом (можно сказать, своей судьбой). Конфликт культурных систем в этом плане является идеологическим, точнее сказать, онтологическим. Каждая из культур имеет свою онтологию мира, которая ставит эту культуру в центр мироздания и делает все остальные культуры областью небытия. Конфликт культур в этом смысле является конфликтом материализованных онтологий. При этом возможны разные варианты исхода этого конфликта: 1) культуры уничтожают друг друга в борьбе; 2) культуры истощают силы и прекращают борьбу, не изменяя своего культурного самосознания; 3) одна из культур побеждает все остальные и устанавливает свою онтологию в качестве глобальной; 4) ни одна из культур не побеждает, но все они осознают эту борьбу как глобальный жизненный вызов, ответом на который должна стать новая «посткультурно-интеркультурная» социокультурная архитектура и соответствующее самосознание.

Будем называть исходную социокультурную архитектуру «культурной» (культурной в кавычках). В ней каждая из культур будет осознавать свой путь как единственный подлинный путь, свою судьбу как единственно возможную для себя судьбу. Вхождение в борьбу культур всех против всех, осознание глобального вызова этой борьбы должно направить в качестве ответа на формирование «посткультурно-интеркультурной» архитектуры и самосознания. Должно будет сформироваться представление о коммуникативном аспекте мирового человеческого существования. Имея в виду множество культур и их онтологических отличий, нужно будет создать общечеловеческий уровень, который будет объединять все человечество. То есть нужно будет положить предел онтологической экспансии каждой из культур. Каждая культура должна будет создать в себе пространство общечеловечности. Это будет пространством общечеловеческих проблем и решений. Это пространство можно будет назвать посткультурным.

Теперь представим себе, что модерн (новоевропейская культура) является культурной областью, в которой актуализировался описанный вызов борьбы культур всех против всех и создан посткультурно-интеркультурный ответ. Представим себе, что глобализация модерна распространила этот ответ на все человечество. Современная мировая интеркультура будет результатом такой глобализации. Представим, что посткультурная составляющая интеркультуры достигла большого значения, и те культурно-специфические содержания, которые раньше были актуальными, деактуализируются. Далее представим, что современное человечество пришло к очередному кризису. Для всех субъектов человечества ставится вопрос о сути этого кризиса. Каждый из субъектов ищет путь выхода из него.

В качестве одного из главных путей выхода будет утверждена консервативная (по сути контр-модернистская) программа. Она будет утверждать, что суть кризиса состоит в потере народами (культурами, цивилизациями) своей исходной судьбы, своей идентичности. Они смешались в одно неразличимое нечто и потеряли смысл своего существования. Выход из этого кризиса только один – в возврате к своему исходному смыслу. В чем для консерватизма состоит исходный смысл народа, его судьба? В его до-модерновых определениях. Консерватизм должен утверждать возврат к этим определениям как возврат к своей судьбе, как возможность проживать свою, а не чужую жизнь.

Но нужно обратить внимание на то, что таким образом воспроизводится исходный вызов противопоставления культурных миров.

Кроме того, воспроизводится еще один вызов, связанный с «культурной» социокультурной архитектурой: вызов идеологического общества. По размерности «культура – индивид» «культурная» архитектура создает вызов идеологического общества, то есть такого общества, в котором установлена «сверху и для всех» система предельных представлений о мире (предельная онтология) и институционализированный контроль над сознанием. Для средневековья это выражалось в понятиях: «инквизиция», «ереси», «инакомыслие», «охота на ведьм», «индекс запрещенных книг» и т. п. В обобщенном виде эти понятия относятся ко всем вариантам идеологических обществ. Когда Авторы говорят о том, что отдельный человек должен поместить себя (его нужно поместить) в рамки «своей» культуры и «своей» культурной судьбы, то они осознанно или неосознанно конструируют новое идеологическое общество. Точнее сказать, они возвращаются к прежнему варианту идеологического общества.

Модерн в этом отношении можно рассматривать как переход от идеологического общества к постидеологическому. Таким будет то общество, в котором нет установленной «сверху и для всех» системы предельных представлений о мире и институционализированного контроля над сознанием. На этом месте должна быть установлена коммуникативная архитектура конструктивного сосуществования разных предельных онтологических представлений. Эти представления можно будет иметь, но они не будут едиными для всех, не будет формирования этих представлений через институты общества.

Что утверждают Авторы в этом отношении? У них просматривается стремление вернуть идеологическое общество как таковое, в котором утверждена и институционально защищена «судьба» (как система коллективных представлений о мире и самих себе). Через это человек получит возможность прожить свою судьбу и иметь настоящий смысл своего существования.

Итак, Авторы рассматривают модерн и современный глобализированный мир как то, что отнимает у культур их исходный смысл, судьбу и утверждает вместо этого чужой смысл и чужую судьбу. При этом деактуализируется все, что связано с вызовами борьбы культурных систем и их внутренней структурой как идеологических обществ, все, что связано с позитивным пониманием посткультурно-интеркультурной и постидеологической архитектуры. Авторы просто не мыслят в этом направлении. Это нельзя назвать иначе, чем сбросом методологической культуры.