Читать книгу 21 1/2 Казино-stories - Валентина Аксси - Страница 3

Я подцепила острым каблуком журнал с грудастой блондинкой и одним махом безжалостно сбросила его со стула. Это – Лешкина корреспонденция, снабжает наших ребят свежей эротической литературой. Мои бедные ноги, прямо в туфлях, вытянулись на освободившееся место. Ноги облегченно вздохнули. Не приучены они у меня к каблукам – терпят их только ради дресс-кода крупье, ну и ради Эдика, конечно. Любит он, чтобы его «гьорл»4 была, так сказать, на высоте, а не на мягкой платформе кроссовок. Ну а мне с моими ста шестьюдесятью пятью сантиметрами было тяжело даже на каблуках дотянуться до высоких стандартов Эдика.

Слава богу, комната отдыха крупье, в казиношном сленге именуемая гламурно «тусовкой», пустовала. Все работали в главном зале – там кипело жуткое «шпилево»5. Можно было немного отдохнуть в райской тишине, ничего не делая. Даже телевизор не хотелось включать – местные каналы все равно ничего хорошего в такую рань не транслируют, а настраивать уставшие мозги на англоязычные волны – утонченный мазохизм. На своем же стареньком айпаде я уже все фильмы пересмотрела, и не раз. Эдик месяц как обещал загрузить чего-нибудь новенького, но… ни кина, ни Эдика, увы. И Wi-Fi у нас нет, не положено типа – хотя это все прибамбасы нашего начальства. Придумали себе какую-то там систему безопасности с длиннющим списком правил к ней и мучают сотрудников. Мобильный интернет не может пробиться к нам через толстые стены старинного здания, в котором и размещено наше казино, даже звонки и смс-ки проползают медленно и через раз. Зданию лет двести, особняк какого-то богатого мануфактурщика – тогда на кирпичах не экономили. Так что в каменном веке работаем.

Я взяла сиротливо валявшийся на диване журнал – изрядно потрепанный, с коричневыми кофейными следами от кружек, с блондинкой, но не грудастой, как в Лешкином «Плейбое», а тощей и «унисекс». Чтиво то ли для домохозяек, то ли для светских львиц. Лениво пролистала, безразлично пробегая по картинкам со свежими сияющими женскими лицами – крем от морщин, краска от седин, духи для мужчин… хм, бриллианты для горилл… во всяком случае, гориллы и сережки висели вместе на каких-то лианах.

Бриллианты мне не по карману, а значит можно не заморачиваться их каратами и чистотой. Духи у меня уже пять лет как одни и те же – вечный «Шанель №5». Папе нравятся, вот он и дарит, а мне все равно, зато ему приятно. Косметикой я тоже не очень интересуюсь по жизни. Если бы не требования казиношного начальства, заставляющего заманивать клиентов на игру красной помадой и взмахом коровьих ресниц, я бы легко обходилась и без косметички. Бессмертный крем «Нивея» пока отлично справлялся со всеми потребностями моих двадцатипятилетних кожи и души.

Уставший взгляд остановился на развороте журнала – «Гороскоп на 30 сентября», ничего серьезней сил читать не было. «Близнец. Вас ждет день, полный сюрпризов: весточка от близкого человека, неожиданная встреча и романтическое свидание». Прямо не гороскоп, а бразильский сериал, только вот часы, висевшие на стене прямо передо мной, показывали шесть, утра шесть. Еще немного, два часа, и домой – спать, а вечером опять сюда же. Так что любая встреча или свидание, назначенные вне казино и моей подушки, пролетают мимо со скоростью шарика, несущегося по барабану рулетки. Чушь все эти гороскопы!

Я устало откинулась на спинку потертого кожаного дивана и придавила головой чей-то свитер. Мягкий комок попал под затылок как раз кстати, – будет подушкой, ее хозяин все равно еще не скоро придет. Грустно посмотрела на экран спящего телефона, уже без надежды, в шесть утра умирает любая надежда – сообщений не было, не отвеченных звонков тоже; на всякий случай пролистала старые сообщения, а вдруг новое затерялось между ними. Не затерялось.

Зря я сегодня, как ненормальная, приперлась на смену на 12-сантиметровых каблуках. Могла бы ограничиться стандартными восьмью сантиметрами – минимум, положенный крупье женского пола в нашем элитном заведении. Эдик так и не позвонил. «Хотя, может, проснется через часик – наберет меня, и каблуки пригодятся», – теплилось внутри меня. «Вряд ли, – шептал полусонный здравый рассудок, – если уже почти неделю не звонит…» Так что гороскоп врет насчет весточки от близкого человека, с весточкой глухо уже пятый день. Лучше бы астролог просто сказал, доживу ли я сегодня до конца этой сумасшедшей смены.

Наш добрый Ай-Петри два часа без перерыва продержал меня на рулетке «первой», на вот этих проклятых каблуках, одетых ради Эдика! От усталости не хотелось ни думать, ни пить, ни есть. Тарелка, заваленная бутербродами с подсохшим сыром, говорила, что или всем, как и мне, не до еды, что мало вероятно – парни у нас прожорливые, особенно толстяк Ромка, или я – первая счастливица, которую отпустили отдохнуть за последние несколько часов.

Я уже потянулась за наушниками, чтобы погрузиться в музыкальную нирвану хотя бы на двадцать минут заслуженного отдыха, как дверь распахнулась, и в комнату ворвалось:

– Ну, давай, давай, красавица! Семерочка нужна!

– Спасибо, ставок больше нет! Нет! – перекрикивал и игроков, и музыку звонкий голос Ленки. Не зря же она педагогический закончила, ей еще в жизни столько орать придется. Вот и тренирует голос за рулеткой для будущей профессии.

В дверях появился его величество наш рабовладелец Ай-Петри, по паспорту Петя – наш пит-босс, как звучала его полуофициальная должность. Полуофициальная, потому что отдел кадров с ума сходил, не зная, как нас обозвать согласно Трудовому кодексу. Трудовой кодекс с игорным бизнесом пока не договорились.

– Селезнева. На блэкджек. ВИП-зал. Первой. Быстро.

Мой рай закончился, так и не начавшись.

– Ай-Пе… – чуть не спалилась я, так как за «Ай-Петри» полагалась почти гильотина в виде штрафа, но вовремя исправила ситуацию: – Петя, я же только с рулетки!

Моему возмущению не было предела, хотя пререкаться с рабовладельцем – бессмысленно, и даже опасно, можно нарваться на неконтролируемый гнев, но в шесть утра мой инстинкт самосохранения спал без задних ног, и мертвецки уставший организм пытался отвоевать свое законное право на двадцатиминутный отдых на диване.

Ай-Петри резко дернулся и сделал два широких прыжка в моем направлении. Я вскочила как ошпаренная курица, позабыв о чугунных ногах и высоченных каблуках, резко отбросила от себя подальше примятый свитер – может, это его. Но Ай-Петри пролетел мимо, не одарив вниманием ни меня, ни свитер, пнул на ходу грудастую блондинку, вернее журнал с грудастой блондинкой – тот полетел аж под диван, Лешка опять будет материться, что кто-то стащил у него очередной номер, – схватил подсохший бутерброд с тарелки, проглотил не разжевывая и рявкнул в мою сторону:

– Селезнева, быстро метнулась на блэкджек. Там Роза пришла.

– Петя, она же в прошлый раз тридцать штук унесла! Она же профессиональный шулер, – непонятно с какой целью взбунтовалась я, так как кто шулер, а кто честный игрок в стенах казино решают пит-боссы, администраторы, охранники, операторы видеонаблюдения, но никак не простые холопы-крупье.

– Не мели чепуху, Селезнева. Она две недели назад почти сотку оставила. Давай, к чертям рулеточным, быстро на блэкджек дуй. Быстро, мать твою рулеточную, – бросил в мою сторону разъяренный Ай-Петри и вылетел из комнаты в игровой зал, дожевывая на ходу второй засохший бутерброд.

Я вздохнула и посмотрела на себя в зеркало, посылая ко всем казиношным чертям и Розу, и тяжелую долю крупье в шесть утра. Свет мой зеркальце, скажи, ах нет, лучше помолчи! Из-под черной челки на меня смотрели покрасневшие глаза с безупречно накрашенными ресницами – суперстойкая тушь не осыпалась даже под утро. Я представила себе, что я – кинозвезда, и должна выйти под софиты вспышек фотокамер на красную дорожку. Мои пересохшие губы собрались в бантик и послали воображаемым фанатам воздушный поцелуй. В приглушенном свете казино недостатки рассеиваются, и все кажется красивее, моложе, богаче, а жизнь – проще. Можно себя представить и настоящей Умой Турман, тем более многие в казино подмечали наше с ней сходство, наверно из-за серых глаз, или из-за черного каре – с почти таким же, немного длиннее, до плеч, она вытанцовывала с Траволтой в «Криминальном чтиве». Я скорчила своему отображению рожицу, поправила пряди каре, пальцами пораздвигала веки, похлопала ладошками по щекам – типа для свежести, подкрасила ярко-красной «лореаль» губы – типа для красоты, расправила плечи – типа я совсем не устала, и открыла дверь в ад.

– Ставок больше нет! Нет больше! – надрывался над рулеткой наш тихоня Кирилл.

Посмотришь, очкарик-очкариком, ботан-ботаном, в перерывах сам с собой, иногда с Ай-Петри, в шахматы играет втихомолку, от него слова не услышишь в «тусовке», а за рулеткой вон как орать умеет. Хотя наши игроки и немого могут вынудить кричать истошным голосом.

– Ну давай, давай, туза мне, туза! – подскакивал на табурете за блэкджеком статный мужчина с дымящей сигарой.

– Один поцелуй! Он у меня фартовый! – кричала дородная блондинка на рулетке, целуя силиконовыми губами фишку и наклонялась низко над столом, чтобы дотянуться до первой колонны.

Толстая шея Ромчика вытягивалась и выгибалась, как разваренная макаронина, в сторону красотки, и глаза, вместо того чтобы следить за игрой, тонули в пышном декольте девушки.

Зал гудел, смеялся, ругался, возмущался, пел, орал… Зал играл. Игроки разных пород, состояния и настроения облепили со всех сторон все рулетки, карточные столы и бар.

– Селезень! Шевелись, мать твою! Быстро! – рявкнул Ай-Петри мне прямо в ухо.

Моя черепашья медлительность его всегда бесила. Я быстро проскользнула сквозь приоткрытую дверь в ВИП-зал. Дверь бесшумно, как по волшебству, а на самом деле при помощи нашего охранника Дяди Степы, закрылась за моей спиной. Дядю Степу по паспорту звали Степан Иванович, но с его ростом под два метра это прозвище было самым безобидным и добрым из арсенала возможных «шпал», «жирафов», «каланчей», да и соответствовало паспортным данным, не прозвище, а законная интерпретация. Вообще мы, крупье, не даем злых прозвищ ни коллегам, ни клиентам. Но люди все равно обижаются. Ай-Петри, если услышит, что его, Петра Ивановича, кто-то «Ай-Петри» называет, отстраняет от смены без предупреждения и права на искупление вины. А по-моему, звучит мило. У него тоже рост немаленький, чуть-чуть не дотягивает до Дяди Степы, короче возвышается над всеми нами как гора Ай-Петри. За что тут обижаться?

Дверь закрылась, и я погрузилась в почти могильную тишину. В зале звучала тихая музыка, но ее звуки даже не воспринимались слуховыми рецепторами после безумного шума главного зала. Мой «второй», он же инспектор стола, он же надзиратель над игрой, уже сидел за блэкджеком, уставившись на шикарную Розу.

Моим надзирателем Ай-Петри поставил Лешку. Парень он ничего так, высокий, но какой-то нескладный, сутулится все время. Уже полгода с нами работает, но держится особнячком, по дискотекам с нами не лазит, на пикники через раз приходит, иногда с ребятами на рыбалку ездит и, по-моему, где-то еще учится днем – или в универе, или в политехе. С него один только толк, и то для мужской половины «тусовки» – «Плейбой» свежий каждый месяц приносит полистать на шару. Увидев меня, Лешка оторвал взгляд от декольте Розы, расплылся в улыбке – тоже мне кот Чеширский – и тихо прошипел:

– Алька, ты где лазишь?

Но я по утрам, да еще с разбитым сердцем, на улыбки не реагирую, на тупые вопросы не отвечаю…

Роза величественно восседала на табурете за карточным столом и курила свою знаменитую трубку. Возле нее, на сукне, лежала шкатулка, покрытая драгоценными камнями и золотом, настоящий ларец из пещеры Аладдина, хотя согласно правилам казино игровой стол – это не полка для хранения личных вещей, но в ВИП-зале свои правила, вернее это – зал без правил. Все в казино знали Розу и ее шкатулку, что служила своей хозяйке одновременно и кошельком для денег, и хранилищем для трубки.

Роза – это было прозвище, мы не знали ее настоящего имени. Своих двух охранников, похожих на неповоротливых глухонемых медведей, она оставляла на рецепции, заходила в зал всегда одна, без кавалера или подруг, так что никто никогда при нас не обращался к ней по имени. Роза часто к нам наведывалась трубку покурить да в карты поиграть, по-крупному, но не спеша, без азарта и крика, как говорится «без песен и плясок», не по-цыгански, хотя черные, как смоль, большие миндалевидные глаза, смуглая кожа и шелковые тяжелые волосы – воронье крыло выдавали в ней чистокровную цыганку. Да и в ее одежде, вполне европейской, из самых дорогих бутиков Милана, проскакивали цыганские мотивы: то розы крупные, красные, хоть глаз вырви, по черной пышной юбке от какого-то там «Дольчегаббана», то рукава – крылья. А ее декольте заставляло заикаться всех наших парней, включая Лешку, хотя Роза годилась им в матери. Ай-Петри поэтому никогда к ней и не ставил «первыми» ребят. А все девчонки в казино злились и завидовали этому декольте, застегивая свои узкие белые блузки под самое горло, затягивая их полосатыми жилетками в стиле Чикаго 20-х и вдобавок зажимая воротнички до удушья такими же, под стиль жилеток, полосатыми бабочками, как того требовал дресс-код нашего казино.

Роза молча бросила на стол банковскую пачку долларов, продолжая пыхтеть трубкой. Едкий дым полз над столом и не торопился растворяться под напором мощной, но не всесильной вытяжки. Мои покрасневшие глаза чуть не вылезли из орбит.

– Десять тысяч, – объявила я, разложив купюры лесенкой, и покосилась на Лешку.

Тот кивнул, мол, все правильно, хотя вряд ли способен был к арифметическим подсчетам на фоне подымающейся груди цыганки в клубах дыма.

Двадцать фишек по пятьсот перекочевали к Розе. Она всегда играла только по пятьсот долларов, никогда не повышала и не понижала ставки. Я подозревала, что она вообще воспринимает цифры только с нулями – с двумя и больше.

– Делайте ваши ставки, – объявила я игру и провела ладонью над столом, приглашая положить фишки на боксы.

Роза поставила две ставки по пятьсот. Хорошо, что она не разговорчива, сидит тихо, пыхтит трубкой, да только средним пальцем постукивает по сукну, когда ей карта нужна. Моя утомленная психика была не готова сейчас развлекать и веселить игроков.

Легким движением уставшей руки, так сказать с ветерком, я раздала карты, почти не видя их из-за дыма, что выедал мне глаза, – против трубки Розы любой кондиционер бессилен. Хотя мы можем раздавать карты и с закрытыми глазами, и это не хвастовство, а один из тестов в школе крупье.

Стоять на каблуках было все тяжелее и тяжелее с каждой минутой. Я уверена, что силы гравитации к утру увеличиваются в геометрической прогрессии, просто физики в такое время крепко спят и не знают об этом. Я бы сейчас с удовольствием поменялась с Лешкой местами. Его деревянный табурет инспектора казался мне самым удобным креслом во всей вселенной. Я пошевелила пальцами на ногах, сжатыми в тисках узких туфель. Будь они прокляты! Легче не стало. В «тусовке» у меня валялись кроссовки, такие удобненькие, такие мягонькие, такие родненькие, чтобы переобуться, когда домой буду идти, но выйти в них к игровому столу то же самое, что облачиться в лыжный костюм на прием королевы Англии. Я улыбнулась, представив одновременно себя в кроссовках на блэкджеке и лицо Ай-Петри.

Улыбка получилась печальной, но весьма кстати, так как у Розы было по двадцать на каждом боксе, я же оказалась с перебором, и царственной цыганке досталась первая тысяча долларов. Мы, крупье, обязаны искренне радоваться выигрышу клиентов, даже если клиент обещал тебя перед этим забетонировать, утопить, удушить и так далее в случае его проигрыша.

Может, Эдик действительно занят, промелькнула сонная надежа в спящем мозгу. Вон в карты мне вроде бы не везет, значит в любви…

– Ты не грусти так, – низким, чуть хрипловатым голосом, с характерным певучим цыганским акцентом, промолвила Роза и выпустила на меня шар дыма. – Это не важно…

Я дернулась от неожиданности. Не помню, чтобы я когда-либо слышала ее голос. Властные движения цыганки говорили красноречивее любых слов, и все в казино понимали их с первого раза. За два года – а именно столько я уже отслужила здесь, именно отслужила, а не отработала, так как казино скорее напоминает армию, чем бизнес-офис, – даже попугай за игровым столом ясновидящим психологом станет. Так что я по глазам, без слов, могу угадать, чего клиент хочет – деньги поменять, ставку поднять или игру остановить, чтобы в туалет сбегать по нужде, или просто втянуть в себя дорожку белого порошка, здесь и такое бывает.

– Это не важно, – повторила Роза и забрала выигрыш, оставив по пятьсот долларов на боксах для дальнейшей игры.

Черные глаза изучающе смотрели на меня. Не глаза, а рентген:

– Я не о картах, милая. Я о тебе.

У меня душа ушла в каблуки. Я покосилась на Лешку – слышит ли он все это, но Лешка сосредоточенно рассматривал свою рожу в зеркальной колонне напротив. Похоже, длину утренней щетины изучал и не следил ни за мной, ни за игрой. У всех наших ребят одна и та же проблема – какой бы гладковыбритой не была их физиономия вечером в начале смены, к восходу солнца колючая щетина предательски проступала на лице. И ничего с этим не сделаешь. «Молодъие, зельйоные ябльйочки, с тестостегрьйоном», – резюмировала наш шеф-повар ресторана мадемуазель Маша, а по паспорту француженка Мери де Сью. Противно засосало под ложечкой – надо было хоть один бутерброд съесть.

– Шестнадцать. Карту? – моя ладонь зависла над первым боксом цыганки в ожидании ее решения.

– Это не важно, – не обращая внимание на карты, снова сказала Роза и после короткой паузы добавила: – Позвонит он или нет. Он не в твоей жизни. Он – не родной.

Ее левая ладонь еле заметно дернулась, показывая мне, что она отказывается брать карты. Трубка снова запыхтела.

– А может, и родной, – осмелилась возразить я обиженным голосом. – Вы что, это по картам видите?

Роза выпустила дым, чуть обнажив свои жемчужные зубы, и покачала головой, окинув меня презрительным взглядом:

– Карты ничего не могут сказать о человеке, милая. Это только бумага. Открывай свои. Что у тебя там?

Там был перебор, и Розе ушла следующая тысяча. Карты, в отличие от цыганки, говорили, что мне должно безумно везти в любви, уж если так не фартит в игре.

– А я думала, что вы карты видете, гадаете, – стараясь не выдать своего сарказма, прокомментировала я культурно, без резких намеков на традиции ее родственников и ближайшего окружения.

Я не верила в гороскопы, НЛО и гадания на кофейной гуще. С какого перепугу я буду вестись на умозаключение какой-то цыганки в шесть утра, указывающей, кто родной мне в жизни, а кто нет? А то, что у меня сорвалось свидание, легко можно угадать без всяких гаданий. От чего еще могут быть грустные глаза у двадцатипятилетней девицы?

Роза облокотилась об стол и положила свою трубку в сторону, прямо возле бокса для ставок. Хорошо, что сукно невоспламеняющееся, а то, и к гадалкам не ходи, – за пять минут сожгла бы все казино к чертям.

– Мы людей видим, милая, а карты – так, дешевый маркетинг, – уголок ее сочного ярко-красного рта пренебрежительно дернулся.

Я провела рукой над столом, приглашая делать новые ставки, но Роза не спешила.

– Он тебе не нужен, и ты – ему…

Она посмотрела на Лешку, который так и не заинтересовался нашим разговором и продолжал любоваться своей небритой физиономией, загадочно улыбнулась и кивнула в его сторону:

– С ним бы ты могла, милая, пару месяцев отдохнуть от страстей, сердце успокоить. Он хороший, и нравишься ты ему. Хотя – это тоже еще не твое… не твое.

Ну, тут я с ней могла согласиться – это точно не мое, и я даже на пару месяцев не согласна, и неважно, кто ему там тайно нравится. Судя по Лешкиным журналам, валяющимся по всей «тусовке», его вкусовые предпочтения лежат в области параметров Памелы Андерсон. Мне же до этих цифр далеко, особенно до первой, верхней.

Я снова провела над столом рукой, приглашая делать ставки. Роза раскурила свою погасшую трубку, окунув нас с Лешкой в новые клубы едкого дыма, и медленно продолжила игру. Лешка очнулся то ли от дыма, то ли уже насмотрелся на свою щетину в зеркале и теперь внимательно наблюдал за игрой, контролируя одновременно меня и декольте Розы. Цыганка же больше не разговаривала, безразлично проигрывая тысячу за тысячей. И с каждой отобранной у нее пятисотдолларовой фишкой мое настроение ухудшалось – везение в картах убивало надежду на удачу в любви. Когда все фишки Розы оказались у меня, она аккуратно положила трубку в чехол, чехол в шкатулку, молча встала, откинула свои шелковые волосы на спину и, не прощаясь, пошла к выходу. Массивная дубовая дверь тут же магически приоткрылась. Цыганка взялась за бронзовую ручку и оглянулась:

– Счастье у тебя будет, милая, будет… Ты его носом учуешь, – и улыбнувшись, добавила: – Там звонок тебя неотвеченный ждет… Родной.

***

Я смогла забежать в комнату отдыха только через час, когда прибыла новая смена и Ай-Петри соизволил отпустить нас из своего рабства. Я сбросила ненавистные каблуки, поменяв их на любимые кроссовки, еле нашла свою сумку на диване, под ворохом одежды, вытащила телефон из-под тарелки с недоеденными бутербродами, кинула его в сумку и выскочила из «тусовки». Быстрее домой, спать, спать, спать…

– Какая сука валялась на моем свитере, – услышала я за спиной злобный возглас Ромки перед тем, как дверь захлопнулась за моей спиной.

На улице, у центрального входа курил Лешка. Неужели трубки Розы ему не хватило?! У меня до сих пор царапало в горле и слезились глаза.

– Я на машине сегодня. Вчера из ремонта забрал. Давай подкину, – буднично, как бы между прочим, предложил он, кидая окурок в урну.

Я как-то растерялась от неожиданного предложения и неуверенно пожала плечами, что могло обозначать как и «да», так и «не знаю».

– Падай на заднее сиденье, а то у меня спереди коробка, – по-деловому скомандовал Лешка, не услышав четкого «нет» от меня.

Я покорно плюхнулась в его старенькую «Шкоду», бросила рядом сумку и вытянула уставшие ноги под переднее сиденье. По телу пробежала волна высшего блаженства, как будто джекпот поймала. Сумка соскользнула на пол и расстегнулась, из нее выскользнул телефон и упал к моим ногам. Экран засветился. Не отвеченная смс-ка: «Алиса, ты на выходных заедешь?» Только папа называл меня не Аля, а Алиса. Это же надо было так назвать дочь, подогнав сказочное имя Алиса к фамилии Селезнева. Ему мультик столетней давности нравился про девочку, что путешествовала по космосу с папой и еще с каким-то толстым мужиком6. Я бы тоже со своим папой попутешествовала. Веселый он у меня. И добрый.