Читать книгу 21 1/2 Казино-stories - Валентина Аксси - Страница 6

– Да, бриллианты и эти… как вы их назвали? – молодой мужчина, здоровый как медведь, под два метра ростом, небрежно махнул тяжелой рукой, размером с кувалду.

Наш шкаф в «тусовке» точно уже, чем плечи этого Рембо. Я отпрянула назад, чтобы он ненароком не задел меня. Кто сказал, что покер – не травматическая игра?

– …и сапфиры, – снисходительно добавил старичок и манерно забарабанил пальцами с аккуратным маникюром по перламутровым пуговицам солнечно-оранжевого, как переспелый апельсин, жилета. Накрахмаленные белоснежные манжеты, золотые запонки с изумрудами, начищенные до зеркального блеска туфли да стрелки брюк как лезвие ножа, – казалось, что пожилой щеголь сошел с витрины модного бутика в центре Милана. Такой себе холеный попугай, у которого все перышки вычищены-перевычищены и чин-чином сложены друг к другу, согласно последним трендам журнала «Вог».

Покер первый раз в жизни не казался мне томным и нудным. Мои колоритные клиенты играли уверенно, тонко, умно, расчетливо и при этом небрежно, как бы между тем и между прочим, между бриллиантами и сапфирами.

– Ну да, они… – кивнул Рембо и как то неуверенно замялся, стал смешно покусывать нижнюю губу. – Это все отлично, и бриллианты, и самфри.. мы. В этом я вам доверяю стопроцентно, Илья Ибрагимович. Вы же – ювелир, а не я. Но…

Мужчина сделал многозначительную паузу и достал своей ручищей из внутреннего кармана пиджака синюю коробочку, что буквально утонула в его широченной ладони.

– Это… самое главное, – его палец-сарделька нажал на маленький золотой гвоздик, и футляр распахнулся, хотя от такого давления мог бы и рассыпаться.

Глаза старика округлились от удивления, как будто он увидел Роял-флэш. Я сама этот Роял-флэш видела один раз в своей двухлетней крупьевской жизни – не так-то легко собрать на покере от десятки до туза одной масти. Но я умудрилась это сделать уже в первый месяц своей работы в казино, на что Ай-Петри отреагировал весьма бурно: «Ну, ты, Селезень, и даешь! Вероятность выпадения Роял-флэша один на семисот тысяч, мать твою! Ты на фиг сломала всю статистику!» На самом деле Ай-Петри до лампочки любая статистика, просто выплата ставки в стократном размере его взволновала тогда гораздо больше. Зато я не мучилась с таблицей умножения – на сто умножать легче всего. Пришлось утром, после смены, всем крупье выставить в баре по пиву, так сказать за «королевское» крещение.

Старик зачарованно смотрел на ярко-красный камушек, что покоился на синей подушечке – как будто капля алой крови упала на бархат и замерзла там. Казалось, что внутри камня горит огонь и излучает вокруг сияние. Я сама замерла над картами от такой красоты, хотя драгоценными камнями нас, крупье, не удивишь. У нас здесь, что ни вечер, то новая выставка ювелирных украшений, и не на бархатных подушечках под витринным стеклом, а вживую – в ушах, на пальцах, запьястях и у некоторых гостей даже на щиколотках ног.

Старик словно потерял дар речи, даже дышать перестал. Не отводя зомбированного взгляда от волшебной коробочки, он потянулся левой рукой к соседнему табурету, где лежал его небольшой кейс из крокодиловой кожи. Я была сразу настроена против этого кейса. Как только старик подошел к столу, держа его в руках, я тут же наступила на толстую ногу Ромки, что сидел у меня инспектором, и показала взглядом на портфель. Ромка в свою очередь скосил глаза на охранника, но Дядя Степа утвердительно кивнул головой, мол, «можно, разрешаю». Скоро с чемоданами будут пускать в казино… Я не против, конечно, такой демократии, только эти крупногабаритные аксессуары потом становятся головной болью крупье, вот, например, как сейчас.

– Извините, извините, пожалуйста, не ставьте личные вещи на игровой стол, – вежливо попросила я.

Но ювелир так был очарован содержимым коробочки, что, видимо, оглох, и мне пришлось вытянуть руку, чтобы помешать взгромоздить кейс на сукно. Толстяк Ромка равнодушно помалкивал, оставляя меня наедине решать проблему с глуховатым клиентом, хотя, как инспектор игры, должен был взять удар на себя. Дядя Степа уже кружил вокруг покера за плечами игроков, понимая, что наверно сгоряча дал свое добро пронести кейс в зал, и готов был прийти на помощь. Но я еле заметно качнула головой, давая понять, что ситуация под контролем. Как ни крути, помощь охранника – неблагодарное дело и иногда приводит к выдворению игрока за порог казино, заметьте – выдворению вместе с деньгами. Поэтому Ай-Петри вдалбливает нам с первого рабочего дня: «На охрану надейся, а сам не плошай и клиента не отдавай!»

– Извините, личные вещи не могут находиться на сукне стола, – повторила я свою просьбу.

Натолкнувшись на мою ладонь, ювелир безропотно вернул кейс на табурет, аккуратно, как будто это был хрустальный ларец, положил его горизонтально, щелкнул замками – не удивлюсь, если они у него золотые, – и достал оттуда на ощупь лупу.

– Господи, откуда это чудо у вас? Это же… это же – сокровище, Тимур Борисович!

Старик как мальчишка вскочил с табурета, чуть не опрокинув его на пол, нагнулся над камнем и затаив дыхание начал всматриваться в его грани, как будто хотел найти там что-то живое, может быть сердце. Он напоминал мне врача, что слушает фонендоскопом пациента, осторожно и деликатно, чтобы больной, не дай бог, не сбежал. Старик топтался вокруг камня с лупой в руке, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, – мне казалось, что он танцует вокруг этого красного осколка.

– Господи… господи, – без устали причитал ювелир. – В это же невозможно поверить, невозможно…

Я вынуждена была молча любоваться и камнем, и танцами, не имея возможности продолжать игру, хотя именно за нее мне и платят здесь. Розданные карты лежали нетронутыми на сукне.

– Их же в мире таких всего несколько десятков. Он же бесценен! Стоимость одного карата – до миллиона долларов… В Сиднее несколько лет назад, на «Сотбис» продавался один, – задыхаясь, щебетал старик. – Это же… это же… я не верю своим глазам… это же определенно – фантазийный красный бриллиант! И здесь где-то… не меньше полкарата!

– 0,52, – буркнул тихо Рембо, не разделяя восторга старика.

Хорошо, что у меня крупьевская закалка к любым цифрам, включая на ценниках. Вообще в стенах казино начинаешь относиться к денежным знакам философски, не то чтобы они тебе совсем ни к чему – за аренду квартиры все равно нужно платить ежемесячно, но понимаешь, что деньги больше необходимы, когда тебе фигово, а когда все классно в жизни, то и без них все классно. Кстати, за квартиру я могла бы платить в два раза меньше, если бы была практичней, что ли. Лешка уже несколько раз предлагал жить вместе, вернее, что он готов переехать ко мне и «снимать твою хату пополам». Вроде бы заманчиво, особенно когда тебя отстраняют от работы на неделю без оплаты, но… Не знаю… Что-то мне не уютненько стало от этого «пополам». Хотя я, в принципе, за равенство мужчин и женщин. Сказала, что подумаю…

– Откуда он у вас? – нотка настороженности еле заметно пронзила вопрос старика.

Рембо спокойно, по-деловому достал из внутреннего кармана пиджака пожелтевшие сложенные пополам листы бумаги, в печатях, сургучах, с чернильными пятнами и красивыми каллиграфическими завитушками. Такие можно встретить, наверное, только в письмах Татьяны Онегину.

– Вот документы на камень, – не обращая внимание на подозрительность собеседника, ответил Рембо. – А это страховка.

Документ на голубом бланке, явно уже из нашего компьютерного века, лег поверх текстов с завитушками.

– По стоимости, – продолжал мужчина стальным голосом, – не комментирую. Моя охрана в вашем распоряжении. Проводит вас с камнем и до вашей мастерской, и до сейфа в банке. Пусть вас это не беспокоит, – и наконец-то подняв глаза на меня, положил две фишки по двести пятьдесят долларов на свои карты и кивнул мне: – Открывай.

Старик тоже поставил пятьсот долларов на бокс. Аллилуйя, мы играем! Но у меня не оказалось даже завалящейся комбинации туза с королем, и мои драгоценные игроки получили выплаты только за первоначальную ставку – по двести пятьдесят долларов.

– Пожалуйста, ваши ставки, – пыталась я не упустить игру, а сама косилась тем временем на бархатную коробочку. Интересно, сколько этот малюсенький осколок может все-таки стоить? Если карат – под миллион, а здесь – чуть больше полкарата…

Мужчины увеличили ставки и поставили по пятьсот долларов на боксы уже в качестве первоначальной ставки. Мой король заставил игроков отвлечься от ювелирной темы и посмотреть в свои карты. Как-никак рисковать против короля пустой комбинацией да при высокой ставке не совсем логично, даже если можешь позволить себе красный бриллиант.

– Мне нужно… очень срочно нужно… украшение… особенное, – разволновался Рембо, видно было, что ему тяжело подбирать нужные слова. – То есть не мне, а… Короче, я – плачу.

Его телефон противно зажужжал, но мужчина даже не посмотрел на экран и продолжил:

– И мне порекомендовали обратиться к вам, Илья Ибрагимович, как к лучшему ювелиру.

Рембо провел широкой лопатоподобной ладонью по лбу, вытирая невидимую испарину, и бросил взгляд на потолок, в поисках кондиционеров.

– Душно у вас, – потянул он нервно за узел галстука, затем снял пиджак и положил на колени.

Я ничем не могла помочь. Наши кондиционеры не охлаждают нервы.

Тонкая ткань рубашки обтягивала массивные бицепсы Рембо. Похож на охранника, что не вылазит из спортзала. Хотя нет, охранники «Ролекс» золотой не носят и красные бриллианты в карманах не прячут. Да и костюмчик его тянул на несколько тысяч долларов, правда смотрелся на нем все равно, как фрак на матрешке. Может быть, хозяин охранной фирмы, или из органов, служба безопасности, или… «Вообще-то, чем меньше крупье знает, тем крепче спит, ну, и дольше живет», – учил нас казиношному уму-разуму Ай-Петри.

Телефон продолжал настойчиво жужжать, и Рембо не выдержал, поднес его к своему массивному уху и прорычал сквозь зубы:

– Да, я же сказал… вашу!.. …Извините.

«Извините» было сказано явно не звонящему, а присутствующим за покерным столом старичку-ювелиру и, может быть, нам с Ромкой, хотя насчет нас не уверена.

– Спасибо, ставок больше нет, – открыла я свои карты. Мои пара троек и пара десяток безоговорочно победили.

– Делайте, как я сказал… мать вашу! – опять прорычал в трубку Рембо. – Извините, – подчеркнуто вежливо кивнул он еще раз старику и, сбросив звонок без какого-либо «до свидания», положил телефон поверх пиджака на колени.

– Я понимаю, нервы… нервы, Тимур Борисович, – протяжно пропел ювелир. – Не бережете себя.

– Пожалуйста, ваши ставки, – объявила я снова и раздала карты, положив себе туза.

– Ты что там шаманишь? – сквозь зубы прокомментировал Рембо мое везение, нахмурившись посмотрел в свои карты, и недовольно скинул их мне вместе с пятистами долларами.

Ювелир снисходительно улыбнулся и продолжил игру.

– Украшение – это всегда чудо, – мечтательно произнес он. – А с красным бриллиантом – двойное чудо. Какие глаза у вашей девушки? Расскажите мне о ней.

– Зачем? – разнервничался еще сильнее мужчина. – Вы что, доктор? Лечить ее будете?

– Не скажите, не скажите… Ювелиры порой лечат женские сердца лучше, чем доктора, – многозначительно улыбнулся старик.

Еще бы, у старика был фулл-хаус26 – пара четверок и три десятки.

– Поздравляю, – Рембо с восхищением пожал руку ювелиру. – Вас деньги явно любят. Уважаю.

– А вас еще и женщины, – отшутился ювелир.

Хорошо, что его ставка в тысячу долларов легко умножается на семь, и я без труда отсчитала семь тысяч долларов на его бокс и еще фишку пятьсот за первоначальную ставку, как клубничку на тортик, поставила сверху. Сто долларов были щедро отданы мне в качестве чаевых.

– Благодарю вас, – улыбнулась я ювелиру и провела рукой над боксами, давая понять, что принимаю ставки на новую раздачу. Вообще с такими клиентами лучше вести себя как камера видеонаблюдения – зорко, но молча, не высовываясь, даже после чаевых.

– Мне не нужно лечить ее. Мне нужно… – мужчина замялся, потер пальцем переносицу. – Мне нужно, чтобы это… бусы… и срочно.

– Ожерелье, – исправил его ювелир.

– Ожерели… е, да, – повторил Рембо, тяжело выговаривая слово, явно не встречающееся в его суровом лексиконе. – Оно должно быть главным украшением ее жизни. Это все, что требуется.

– Видите, ли, Тимур Борисович, я не могу сделать никакое украшение самым главным в чьей-либо жизни, – беспомощно развел руками ювелир и, серьезно посмотрев на Рембо, добавил: – Смею вас заверить, это может сделать только тот, кто дарит.

Старик по-отечески похлопал мужчину по плечу, от чего Рембо немного растерялся.

– Моя миссия как мастера, – не спеша продолжил ювелир, – сделать украшение частью вашей избранницы. Поэтому я, любезный Тимур Борисович, и расспрашиваю о той, кому вы соизволите преподнести сие ожерелье. Какие у нее глаза? Что она любит кушать? Ее любимые фильмы? Что она предпочитает Бетховена или Моцарта?

При этом лицо старика светилось, глаза сияли, и оранжевый жилет, казалось, излучал солнечное тепло.

Рембо посмотрел на ювелира в полной растерянности, даже можно сказать с легким безумием. По-моему, Бетховен с Моцартом его добили окончательно.

– Пожалуйста, ваши ставки, – почти шепотом объявила я.

Деньги, как известно, любят тишину, а у нас тут, с учетом стоимости бриллианта, – почти хранилище швейцарского банка на столе. В отличие от меня, которая постоянно косилась на драгоценный камушек, толстяк Ромка не сводил глаз с Рембо, с восторгом рассматривая его бицепсы, проступающие через ткань рубашки. Мечты у всех разные.

Ювелир прочувствовал растерянность своего заказчика и великодушно решил облегчить поставленную задачу:

– Давайте я сам встречусь с вашей избранницей, – мягко предложил он.

– Это абсолютно невозможно, – резко оборвал его Рембо. – Пока невозможно. Забудьте о встрече.

– Хорошо, а фотография у вас есть?

Терпение ювелира было воистину бриллиантовым. Рембо тяжело вздохнул и раздраженно почесал массивный затылок.

– Послушайте, вы можете просто создать украшение? Дорогое. Деньги – не проблема, – в его голосе стала проскальзывать злость. – И обязательно с этим чертовым камнем, – кивнул он в сторону бархатной коробочки.

– Ну, это моя профессия, – мягко заверил ювелир.

– Вот, вот, Вован сказал, что вы его Ленке на свадьбу сделали такое, что все гости отпали.

– Благодарю, Тимур Борисович. Очень приятно слышать от вас столь высокую похвалу, – вежливо улыбнулся старик и погрузился в приятные воспоминания о своих трудовых успехах. – Это был интересный заказ. С Еленой Павловной мы много потрудились, встречались, обсуждали, примеряли макеты, и так шесть месяцев. Я над одними только эскизами работал тогда, помнится, недель восемь, а как у вас… Вы сказали «срочно»?

– Послушайте, – Рембо начинал терять терпение. – Сделайте эти бусы, то есть ожерелье, которое будет подходить любой женщине, вот хотя бы ей, – и Рембо показал на меня.

– Хорошо, – совершенно спокойно ответил ювелир, но все же я заметила на его лбу испарину, видно в столь горячей беседе мощности кондиционеров не хватало не только для нервов Рембо. – Тогда давайте смотреть на эту милую девушку и подбирать для нее ожерелье.

– Пожалуйста, ваши ставки, – объявила я, стараясь не реагировать на пристальное внимание обоих игроков к моей скромной персоне.

– Как вас зовут, дитя? – обратился ко мне старичок.

– Аля…

Быть моделью для ювелирных фантазий этих двух странных клиентов мне не очень льстило. Чувствовала себя под рентгеном. И потом, не понятно, кому Рембо собрался дарить это ожерелье. Какой-нибудь модельке, которую он скорее всего будет выписывать из элитного кортеж-сервиса, поэтому и не хочет разглашать ее персону? Тут таких часто заказывают, чтобы пройтись по красной дорожке какого-нибудь именитого фестиваля. У богатых свои тусовки и свои бриллианты.