Читать книгу Слово. Словарь. Словесность: к 250-летию со дня рождения Ивана Андреевича Крылова. Сборник научных статей - Валентина Данииловна Черняк - Страница 4

При изучении языка басен И. А. Крылова исследователи чаще всего обращаются к анализу лексических и фразеологических средств выражения, сближающих их с народным языком, отмечаются и анализируются вошедшие в русский язык крылатые выражения – их около 50 [см., Мокиенко, Сидоренко].

Однако отмечено также и то, что«несмотря на небольшой объём текста, а во многом именно благодаря этому, басни представляют интереснейший материал для изучения структурно-композиционного строения и смысловой организации отдельного жанра» [Полуянова 2001]. Как утверждает автор, значимым при этом оказывается когнитивный подход, внимание которого «обращено к процессам понимания и построения речевых сообщений» [там же].

Басня как жанр обычно определяется как короткое произведение в стихах или прозе, героями которой часто являются животные. Оно направлено на осмеяние человеческих пороков, недостатков общественной жизни, для него характерно наличие морали (в начале или конце текста).

В качестве главной композиционной черты басни традиционно отмечают ее двучленность. Одна часть представляет некий рассказ, вторая – моральный вывод из него. Обращение к изучению композиции басен Лафонтена и Крылова позволило исследователям отметить их общую черту: вторая часть – мораль не только подводит итог басенному сюжету, «но плавно входит в сам рассказ, частично декодируя аллегорию и подготавливая вывод: дидактическое воздействие становится более опосредованным и неоднозначным». К способам проявления этого взаимодействия отнесены такие явления, как«вариативность языка и тона изложения, присутствие остроумного и лукавого рассказчика, психологизм персонажей; драматургия сюжетной постановки» [Пушина 2012: 135].

Одним из приемов непосредственного «наслоения» смыслов названа риторическая фигура силлепс – «употребление одной и той же лексической единицы одновременно в прямом и переносном значении» [там же, со ссылками на Выготского (1986:157) и Гака (1996)]. Это положение получает уточнение: «Используя грамматико-синтаксические механизмы встраивания силлепса в текст, Крылов располагает его в ударных элементах строфы или стиха, что обеспечивает внимание и правильное декодирование приема» [139].

Это замечание заставляет обратить внимание на синтаксис текста басен, конструкции которого могут быть использованы не только как средство включения определённым образом актуализированной лексики (что несомненно), но и как самостоятельное средство формирования смысла.

Наблюдение над текстом басен Крылова в указанном аспекте привлекло внимание к употреблению в баснях, в их обеих смысловых частях отрицательных предложений:

Мы рассмотрели 20 самых популярных басен, и оказалось, что во всех текстах присутствовали отрицательные предложения. Определение этой синтаксической категории в Лингвистическом энциклопедическом словаре [1990] дано Е. В. Падучевой: «ОТРИЦАНИЕ – элемент значения предложения, который указывает, что связь, устанавливаемая между компонентами предложения, по мнению говорящего, реально не существует (А. М. Пешковский) или что соответствующее утвердительное предложение отвергается говорящим как ложное (Ш. Балли). Чаще всего отрицательное высказывание делается в такой ситуации, когда соответствующее утвердительное было сделано ранее или входит в общую презумпцию говорящих. О. – одна из свойственных всем языкам мира исходных, семантически неразложимых смысловых категорий, которые не поддаются определению через более простые семантические элементы» [1990].

В своей монографии 2013 года «Русское отрицательное предложение» Е. В. Падучева обращает внимание на то, что плодотворным для изучения отрицательных предложений оказалось для нее «преодоление трансформационного подхода в исследовании» и «уверенная работа в рамках композиционного подхода к отрицательному предложению как к языковой структуре с присущим ей соответствием между формой и смыслом» [Падучева 2013:8].

Приведённые положения имеют прямое отношение к рассмотрению роли отрицательных предложений в баснях – в данном случае в баснях И. А. Крылова. Не остается сомнений, что в части басни, которая сообщает о событии, отрицательные предложения имеют значение, указывающее на отсутствие связи между предикативными членами предложения: Море не горит и не кипит; Синица моря не зажгла (Синица); «И гневаться напрасно он изволит: питья мутить ему никак я не могу» (Волк и ягненок). Я по делам гонцом у барина большого; Ну, некогда ни пить, ни есть, Ни даже духу перевесть (Белка). В данной позиции отрицательные предложения чаще всего представляют собой перволичные конструкции разной структуры, представляющие мысль о том «что некоторое положение вещей не имеет места» [см. выше]. Содержание каждого высказывания представляется как событие, «которое локализовано в некоторой человеческой сфере, происходит в некоторое время и имеет место в некотором реальном пространстве» [Арутюнова 1988: 172]

Рассматривая философские основания разных подходов и принципов осмысления явления в высказывании, Падучева пишет: «По Канту, человек всегда стремится абстрактное интерпретировать в терминах чувственного опыта, соотнося трансцендентное со своим жизненным опытом посредством аналогии, сопровождая се (при наличии критического подхода) использованием „принципа фиктивности“ (alsob, „как если бы“). Особенно полон косвенными изображениями по аналогии наш обычный, разговорный язык» [Падучева 2013: 42]. На данном участке текста у Крылова реализуются различные средства разговорной речи (Ну, некогда ни пить, ни есть, Ни даже духу перевесть; и тот дурак, Кто слушает людских всех врак: Все про Очки лишь мне налгали; А проку на волос нет в них (Мартышка и очки).

Второй компонент текста переведен на стадию обобщения со значением, о котором писал Балли: соответствующее утвердительное предложение отвергается говорящим как ложное: Он, кажется, из кожи рвется, Да только все вперед не подается, Как Белка в колесе; Невежи судят точно так: В чем толку не поймут, то все у них пустяк (Петух и жемчужное зерно); А я бы повару иному велел на стенке зарубить: Чтоб там речей не тратить по-пустому, где нужно власть употребить (Кот и повар).

Рассматривая высказывания указанных групп в аспекте «событие – факт», следует, вслед за Н. Д. Арутюновой, отметить очевидную принадлежность их «к сущностям разных миров. Имя факт ориентировано на мир знания, т.е. на логическое пространство, организованное координатой истины и лжи, имя событие ориентировано на поток происходящего в реальном пространстве и времени» [Арутюнова 1988: 168]. В случае второго компонента повествование ведется от лица автора, выполняя его главную функцию: представлять «концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей и через них являться идейно стилистическим средоточием, фокусом целого» [Падучева 2013:187]. Используются высказывания с обобщенным значением, в той же роли выступает сравнение.

Так одна и та же конструкция – отрицательное предложение используется в разных значениях, нечто в духе риторического приема – силлепс, отмеченного исследователями в качестве фигуры, характерной для басни. Он последовательно выдерживается во всех баснях Крылова, соединяя информацию о человеческом поведении с его оценкой, что придает морали характер не столько поучения, сколько размышления, повышая уровень взаимодействия с читателем.

Там, где в басне нет отрицательных предложений в указанных функциях, эти значения выражаются косвенно. В исследованиях, посвященных отрицанию, о нем говорится как о концепте, который «не имеет реальных соответствий в окружающем мире, т. е. относится к числу абстрактных ментальных образований» [Болдырев 2011: 6]. Основными характеристиками отрицания являются «отсутствие, несоответствие, отрицательные оценки и отрицательная коммуникативная реакция» [Там же: 10]. И что важно для интерпретации наших примеров – требует выводного знания «для формирования необходимого смысла» [Там же: 8], то есть речь идёт об указании на отсутствие чего-либо или несоответствии чему-либо на фоне определённого стереотипного знания.

О подобных явлениях говорят также как о модальности странного, понимаемой как «отношение модального субъекта к объекту как к странному, не отвечающему стереотипу» [Пушкарёва 1998].

Поведение мартышки в басне «Мартышка и очки» характеризуется активными действиями: то их на хвост нанижет, то их понюхает, то их полижет, но эти действия представляют собой нарушение стереотипа поведения в обращении с очками (несоответствие) и приводят мартышку в состояние раздражения: мартышка тут с досады и печали о камень так хватила их… В басне «Ворона и лисица» отрицательный смысл закрепляется за словами лисы, выражающими отчетливо положительные признаки: какие пёрышки, какой носок и, верно, ангельский быть должен голосок, что также нарушает стереотип представления о вороне.

Таким образом, в указанных контекстах мы имеем дело с косвенным отрицанием: в первом случае с бессмысленным поступком как отрицанием стереотипного поведения в обращении с предметом, во втором – с лестью, которая сосредоточена на приписывании качеств, в реальности отсутствующих.

Итак, мораль в басне представлена в виде указания на существование выработанных в обществе норм оценок и поведения, нарушение которых ведет к нежелательным результатам, к осуждению субъекта такого поведения или его осмеянию.

В словарях мораль определяется как «этическое содержание произведения, его вывод, итог, содержащий совет читателю поступать тем или иным образом или афористическое суждение». В лингвистическом аспекте речь идет о презумпциях, то есть о некоторых устойчивых ментально-гносеологических категориях (аксиомах) обыденного сознания, «сквозь призму которых оцениваются те или иные фрагменты действительности и на основе которых формируются соответствующие «картины мира» [Голев 2019: 22], рассматриваемые в качестве модального плана метаязыковой картины мира.

Литература

Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт /отв. ред. акад. Г. В. Степанов. М.: «Наука». 1988.

Болдырев Н. Н. Концептуализация функции отрицания как основа формирования категории // Вопросы когнитивной лингвистики. 2011, №1 (026). С. 5 – 14.

Выготский Л. С. Психология искусства. 3-е изд. М.: Искусство. 1986.

Гак В. Г. Литературные варианты и особенности национальной культуры (Лафонтен и Крылов) // Филологические науки, 1996, №3.

Голев Н. Д. Аксиологические презумпции русского обыденного метаязыкового сознания// Аксиологические аспекты современных филологических исследований: тез. докл. Междунар. науч. конф. (УрФУ, 15—17 октября 2019 г.) / Отв. ред. Н. А. Купина. Екатеринбург: Издательский дом «Ажур», 2019. С.22—23

Мокиенко В. М., Сидоренко К. П. Басни И. А. Крылова: цитаты, литературные образы, крылатые выражения. Справочник. Изд.: Центрполиграф, 2017.

Падучева Е. В. Отрицание //Лингвистический энциклопедический словарь /Главн. ред. В. Н. Ярцева. М.: Советская энциклопедия.1990. С. 354—355.

Падучева Е. В. Русское отрицательное предложение. М., 2013.

Полуянова Л. Н. Лингвостилистические особенности текста басни: На материале англоязычной литературной басни: автореф. дисс. … канд. филол. наук. М., 2001

Пушина Л. А. Силлептическое употребление лексики в баснях Ж. Лафонтена и И. А. Крылова // Вестник Удмуртского университета. История и филология. 2012. Вып. 2. С. 135—140.

Пушкарева О. В. Модальность странного: взгляд сквозь призму авторского сознания А. С. Пушкина: автореф. дисс… канд. филол. наук. Екатеринбург, 1998.