Читать книгу Драконы, твари, люди. Часть 1: Адаптация - Валентина Осколкова - Страница 7
Глава 6. Изменение позиции
ОглавлениеСтрельницкий думал, лестница притормозит энтузиазм человека, который еле передвигается на костылях…
Что ж, вынужден был признать он, наблюдая, как бледный сосредоточенный Дима упорно спускается по ступенькам, – он заблуждался.
Притормозить этого безумного пилота могли только серьёзные препараты, но держать его в таком состоянии всё время было бессмысленно. Стрельницкому нужен человек, а не медленно моргающий овощ.
Им ещё вместе работать. Много работать…
Внизу лестницы стоял, скрестив руки на груди, Араф – страховал пациента.
– Доброе утро! – отсалютовал Сергей обоим фарфоровой чашечкой с кофе (горячим, только что сваренным в турке – для разнообразия, отпуск же). – Как спалось?
Оба посмотрели на него примерно одинаково (у Арафа вообще-то тоже предполагался отпуск – он готовился к очередному квалификационному экзамену по парамедицине).
– Как на кладбище, – буркнул наконец Дима, останавливаясь внизу лестницы. Перевёл дыхание и упрямо похромал через холл.
– Пойдём в гостиную, – пригласил Стрельницкий, уступая дорогу. – Сюда, налево. Садись, где удобно… Как нога?
Дима дошёл аж до плетёного кресла в углу. Показывает характер?..
Ах, да, если скосить взгляд, там из окна видна дремлющая под дождём драконица.
– Даре нужен нормальный сухой эллинг, – заявил Дима недовольно.
Стрельницкий не стал отвечать. Прислонился к спинке дивана, чтобы оказаться напротив, и неторопливо отпил кофе.
– Мы, кажется, начали наш разговор с чего-то не того, – заметил он наконец.
– А с чего надо было? – нахмурился парень. – Доброе утро, как вам погода?
– Хм… Например с того, чтобы ещё раз проговорить: как ты знаешь, я сторонник спокойного цивилизованного разговора, когда на мои вопросы отвечают. У этого разговора есть альтернативы, часть из них ты уже знаешь, но всё же я всегда за разговор. А ты?
Дима недовольно отвёл взгляд. Снова посмотрел в окно. Вздохнул.
– Я тоже. Только перестаньте Дару успокоительным пичкать.
– Так я больше и не давал, оно просто пролонгированного действия. Типа того, что поступает обычным армейским драконам, когда они в гибернации, только совершенно не в тех концентрациях.
На упоминание армейских драконов Дима ожидаемо набычился.
– Она не армейский дракон! С чего вы взяли, что ей это не навредит?
Стрельницкий закатил глаза.
– О, она была точно так же выращена в инкубаторе Старорецкого питомника и первые полгода провела в абсолютно тех же условиях, что и любой армейский дракон.
– Это было давно!
– Дим, – резко оборвал его Стрельницкий. – Давай без паники. Мы же настроились на цивилизованный разговор, разве нет? Моя задача – сделать так, чтобы вы не наделали глупостей. Особенно с учётом того, что без связи твой контроль над драконом несколько… снижен.
– Так верните связь, сколько проблем сразу решится.
– Нет.
Это было простое, понятное, несомненное «Нет», и Стрельницкому надо было, чтобы Дима это усвоил раз и навсегда.
Его бесполезно просить и уговаривать.
– Ты мне лучше вот что скажи, – не давая найти новые (бесполезные) аргументы, предложил он. – Ты же знал человека, который за тобой пришёл?
Дима снова бросил взгляд в окно и качнул головой.
– Дара говорит, что помнит. Я – нет.
Это Стрельницкий и сам слышал (жучок было жалко, но своё он отработал с лихвой).
– И он тебе с порога заявил, что он из КОДы?
– Да он документы предъявил: особый агент Коалиции, одна штука, – хмыкнул Дима. Выдержал скептичный взгляд Стрельницкого секунд пять и отвёл глаза. – Он назвал кодовую фразу. Потом, когда вывел уже.
Стрельницкий не стал спрашивать, что за кодовая фраза. Дима ожидаемо не ответит и напряжётся.
Анкина команда уже трижды пересмотрела все видеозаписи по дороге от камеры до двора и даже нашла нужный момент – но увы, разговор произошёл вдалеке от «глазков» камер, и даже по губам прочитать особо не вышло.
– Тут вот что странно, – вместо любых расспросов поделился Стрельницкий задумчиво. – Ты же, вроде, говорил, у вас у всех приказ меня ликвидировать… Однако стрелял он не в меня.
– Он решил, что я предатель.
Ну надо же, какая детская обида в голосе.
– На основе одной моей фразы? Я, конечно, страшный Серый Волк, который кушает кодовцев на завтрак, а ужинает невинными драконьими младенцами… и что ты так на меня смотришь? Я уже завтракал, если что.
Дима закусил губу, отчаянно пытаясь сдержать скептическую – нервную – улыбку.
– В общем, как-то маловато для вынесения приговора. Поэтому и спросил, знал ли ты этого человека раньше.
– Не знал. Даже если пересекались дома… я его не помню, – покачал головой Дима. И с, болезненным сожалением тихо произнёс: – Дара сожгла водителя вместе с воротами.
– И с охранником.
– Она не смотрела, что там люди… Ей нужно было пробить дорогу, чтоб подхватить меня на лету и уйти. Она не хотела никого убивать, просто… у неё не было выбора и времени на раздумья.
Ну конечно, первым делом – оправдать драконицу (и откреститься от мысли, что это она лишь выполнила его подсознательное желание, разумеется, – кому понравится признать себя желающим такого).
– Тот агент всё это прекрасно видел, но предпочёл сделать другие выводы… Как ты думаешь, почему? – осторожно подтолкнул Диму Стрельницкий.
Давить нельзя. А вот дать пищу для размышлений…
Дима поднял на него глаза. Там, в глубине взгляда, плескалась растерянность пополам с обидой, и обида эта была направлена не на Стрельницкого (парень всё-таки умел соображать, да).
– От шока? Всё случилось так… внезапно.
– Может, и от шока, – согласился Сергей, зная, что Дима будет думать.
И рано или поздно уже сознательно признает то, что его подсознание, судя по драконице, поняло сразу.
Стрельницкий подождёт, тут ему торопиться некуда.
– Кстати, давно хотел спросить. – Он поболтал кофе и в один глоток допил. – Ты, получается, попал в КОДА из «Друзей Драконов»?
– С чего вы взяли? – буркнул Дима, совершенно по-детски отворачиваясь.
– Ну как тебе сказать. Девять лет назад в Старорецке действовала именно эта группировка… И девять лет назад Семьдесят третью из Старорецкого питомника украли – с твоей помощью, как я понимаю.
– Какое удивительное совпадение.
Дима осторожно вытянул раненую ногу, устраиваясь в кресле поудобнее.
Расслабляясь, несмотря на тему разговора.
И это, безусловно, был прогресс.
Нет, конечно, он мог пытаться врать – но собственные наблюдения (и психологический портрет от Анки) однозначно указывали, что такие скорее молчат, чем виртуозно врут.
– А ещё во внутреннем кармане твоей куртки лежало вот это. – Стрельницкий вытащил из кармана джинсов шеврон на липучке.
Чёрный силуэт раскинувшего крылья дракона на фоне белой ладони с сомкнутыми пальцами.
Наблюдать за лицом Димы в этот момент было отдельным удовольствием.
Он дёрнулся вперёд, стремясь отобрать, но боль в раненой ноге отрезвила. Дима шумно выдохнул и снова откинулся в кресле, не сводя взгляд с шеврона.
– Таскать не на плече, а в кармане – это, конечно, верх маскировки, – хмыкнул Стрельницкий. – Особенно в кармане такой куртки.
Дима неожиданно шутку не поддержал и отвёл взгляд.
– Я и… не пытался.
Где-то здесь определённо скрывалась разгадка его появления на встрече в вирсавийском посольстве (но если надавить сейчас – замкнётся, к Анкиным психологам не ходи)…
Стрельницкий мысленно досчитал до пяти и, наконец, небрежно пожал плечами. Подошёл к Диме, протянул шеврон.
– Я забрал изъятые у тебя вещи. Пистолет, уж извини, не верну, а часы, одежда, личные вещи – всё твоё.
Дима удивился так искренне, что Стрельницкий не сдержал улыбки.
– Подсказываю. В таких случаях можно сказать: «Спасибо, Сергей Александрович».
Секундное колебание.
– Спасибо, Сергей Александрович.
Вот и умница.
– Но у меня есть ответная просьба.
– Да?
– После обеда приедет один… специалист. Будь добр, отвечай на все его вопросы максимально полно и честно.
– Специалист вроде вас? – выразительно хмыкнул Дима.
– Да нет… Один уважаемый профессор, чтобы пригласить которого сюда, мне пришлось вчера полдня потратить. Так что военные тайны Коалиции как обычно можешь придержать при себе. Профессор… заинтересовался вашим случаем. Он хочет посмотреть и тебя, и твою драконицу.
В Диминых глазах вспыхнул неожиданный интерес.
– И что за светило науки нам предстоит развлечь? – с деланой небрежностью (которой и ребёнка бы не обманул, честно говоря) спросил парень, снова оборачиваясь к окну, чтобы взглянуть на лениво потягивающуюся Дару.
– Фёдора Иоанновича Лазаревского.
Нет, Стрельницкий предполагал, конечно, что это имя даже дремучие повстанцы слышали – и особенно их драконьи пилоты…
Но Дима вздрогнул всем телом и замер на несколько секунд, а потом медленно обернулся – с таким выражением лица, будто Сергей объявил о визите лично главы государства.
«Канцлер Виктор Рогов заедет сегодня на чай, как ты на это смотришь?»
Это был не страх и не восхищение – просто чистейший шок.
– Профессор Лазаревский? Сам?
– О, если бы мне было достаточно кого-нибудь из его аспирантов, я бы вернулся вчера ещё в обед, – проворчал Стрельницкий, скрывая, насколько заинтригован такой реакцией.
Дима с усилием отвёл взгляд. Дотянулся до костылей, встал.
– А в чём дело, Дим?
Молчание (такое, словно Дима и вправду не знает, что сказать).
– Я… Можно я схожу к Даре?
– Ты не ответил.
Правила есть правила.
– Я знаю. – Дима опустил голову. – Мне надо время… пожалуйста.
Он был так уязвим сейчас, что Стрельницкий заколебался.
О, он прекрасно видел, как и куда надавить. Да и правила есть правила. Но всё же…
Всегда нужно уметь играть вдолгую.
Помедлив, Стрельницкий молча отступил в сторону: иди.
Дима дохромал до порога гостиной и обернулся.
– Мы ответим на все вопросы профессора, – неожиданно спокойно произнёс он. – И я, и Дара.
– Дождевик надень! – бросил ему вслед Сергей. – В прихожей висит зелёный.
…Дима нашёл Стрельницкого после обеда. Постучался в кабинет, дождался короткого «Войдите», остановился на пороге.
– Да? – Стрельницкий поднял взгляд от бумаг (отпуск, говорите…).
– Там, в Загорье… Мы тогда пришли за профессором.
– Он не приехал.
– Ну да, я это в конце концов заметил, – с неподражаемой самокритичностью кивнул Дима.
Он уже вполне оправился от шока, но так и не облачился в свою угрюмую «броню», оставаясь странно уязвимым.
И бить в эту уязвимость рука не поднималась. Это как камнем кинуть в подошедшую к тебе дворнягу.
Или, там, ребёнка обидеть.
– То есть, я случайно исполнил твою мечту? – Стрельницкий вздохнул и отложил бумаги. – Так, может, есть ещё какие-нибудь? Озвучивай, раз уж я нынче добрый волшебник.
Дима на секунду задумался.
– Эллинг для нас с Дарой. Просторный… и сухой. – Он выразительно глянул на свои мокрые по колено камуфляжные брюки (те самые, в которых его «приняли», – переоделся уже, значит).
– Ангар для неё уже готов – там, дальше, за яблоневым садом. Другое дело, что она не пожелала там оставаться и продолжает торчать у тебя под окном… Но вот ты будешь жить здесь. Ты мне нужен под рукой.
– Ладно, – неожиданно легко уступил Дима.
– Ещё что-нибудь?
Дима на секунду задумался.
– Масло для чешуи… Дара любит очень. У неё под правой лапой шелушится.
– Дара любит масло, – задумчиво протянул Стрельницкий. – А что же любит Дима?
Дима посмотрел на него… странно.
– Всё ясно, Дима любит Дару, – хмыкнул Сергей. – Будет вам масло. Надеюсь, армейское средство тебя устроит?
– Спасибо… Сергей Александрович, – неловко поблагодарил Дима, усердно пытаясь проковырять костылём дырку в паркете.
– Пока не за что.
В кабинете повисло молчание. Дима ковырял костылём паркет, Стрельницкий скользил глазами по строчкам очередного документа, но совершенно не вникал в его смысл.
В наступившей тишине звучала какая-то странная, новая нота. Не то чтобы доверие, нет, но они оба определённо сделали сегодня шаг в сторону от «рабочих» отношений главы Третьего специального отдела СГБ и повстанца КОДА – и оказались на некоторой новой территории, на которой им предстояло… работать вместе?
Что ж, Стрельницкий ведь этого и добивался, разве нет?
***
Сложно отказать в разговоре полковнику Службы Государственной Безопасности.
Особенно когда этот полковник – Сергей Стрельницкий.
Особенно когда он уже второй час терпеливо дожидается в вашей приёмной, пугая секретаря своим задумчивым видом.
– Уж простите, что заставил ждать, Сергей Александрович. Вот только вернулся, как видите, лекции читал.
– Ничего страшного, – понимающим (а оттого вдвойне пугающим) тоном говорит полковник, пожимая руку. – Всё равно я в отпуске.
Это, пожалуй, пугает ещё сильнее.
Он ведь ещё молодой, этот светловолосый усталый безопасник. Сколько ему там, тридцать, тридцать пять?
А смотрит таким взглядом, что при встрече с драконом ещё неизвестно, кто кому голову откусит.
– Пройдёмте в кабинет, – радушно приглашает профессор. – Чаю, кофе… что покрепче? У меня есть отличный игерийский коньяк. А можно и виски со льдом… если, конечно, напитки со льдом нынче по погоде.
Полковник колеблется недолго.
– Кофе. Крепкий. – И, подумав, добавляет: – Со льдом.
– И виски? – шутит профессор. – Раз уж вы в отпуске.
Полковник старательно улыбается, но выглядит это так, будто у него болят зубы.
Оставив распоряжения секретарю, Инне Петровне (назвать её «секретаршей» не поворачивается язык ни у кого, включая самого профессора), Лазаревский первый проходит в кабинет, привычно окидывая взглядом бесконечные стеллажи книг, заваленный бумагами стол с двумя мониторами, плакат со стадиями развития дракона над входной дверью…
Полковник тоже задумчиво смотрит на плакат.
– Ваш секретарь сказала, завтра у вас вечер относительно свободный?
– Ну что значит свободный, – разводит руками Лазаревский, хотя прекрасно понимает, к чему клонит его визитёр. – Я планировал работать над монографией по псевдоэволюции драконов, как уникального искусственного вида. Цикл лекций читаю уже который год, а собрать воедино – вот только приступил… И ещё, конечно, с аспирантами обсудить текущую научную работу. Начало учебного года.
Полковник понимающе кивает.
Входит Инна Петровна, вносит две чашки кофе: одна исходит паром, в другой гремит лёд.
– Вас Аллочка искала, – сообщает она. – Полчаса назад заглядывала и домой пошла уже. Я сказала, вы ей позвоните, как освободитесь.
– Спасибо, Инна Петровна, так и сделаю.
Полковник кивком благодарит за свой кофе и наконец присаживается за стол.
– Помнится, я как-то слушал вашу лекцию, – говорит он, пригубив кофе. – Давно, правда. Вы тогда рассуждали о потенциальном развитии вторичного драконьего интеллекта в синтезе с разумом пилота.
– Да, была такая теория, выглядела когда-то весьма перспективной, – вздыхает профессор с ностальгией. – Но без реальной проверки, увы, совершенно бесполезная, а на практике – сами понимаете: кто мне даст дракона и пилота, да ещё и на несколько лет, с исключением из общих, кхм, процессов и без конкретных обещаний… Так что осталась теория вторичной интеллектуализации просто красивой теорией на полях драконологии.
Он читал на эту тему несколько лекций – как публичных, так и в студентам… лет десять назад. Знал бы он тогда, что на одной из них его слушает будущий глава «Третьего отдела»!
Впрочем, кто его тогда только ни слушал.
Полковник делает ещё один глоток.
– Ну, предположим, я.
– Простите? – Лазаревский, вероятно, просто не так понял.
– Скажите, Фёдор Иоаннович, вы же имели дело с чипом-блокатором? Вы ведь возглавляли лабораторию, которая его разрабатывала.
– Не хотел бы об этом говорить, – резче, чем следует, отвечает профессор. – Я по-прежнему считаю этот… чип одной из своих чудовищных ошибок. Это калечит человеческий разум.
Полковник благодушно усмехается, не выказывая никакого уважения ни к чужому возрасту, ни к чужому мнению. Ну разумеется, он-то этой «ошибкой» наверняка пользуется с завидной регулярностью.
И какое ему дело, что кто-то сойдёт с ума – потом, после допроса.
– Однако при изучении связи чип стал бы неплохим инструментом, не находите?
– Не нахожу. Рубить всегда проще, чем выращивать, однако для науки интересно именно второе.
– А как насчёт изучить уже выросшее? – Полковник механическим движением взбалтывает по кругу чашку с кофе, гремя льдом. Делает очередной глоток. – Я бы даже сказал, дикорастущее.
– Не говорите загадками, Неба ради, господин полковник. У меня, к сожалению, нет времени их разгадывать, – холодно говорит профессор, но его тон полковника не впечатляет.
– Приезжайте ко мне завтра, Фёдор Иоаннович. Будет вам пилот, будет дракон, а уж что вы там наизучаете, вторичный интеллект это, подсознательное программирование, сбой чипа-блокатора, шизофрения, массовые галлюцинации или изощрённый спектакль – решать вам.
Профессор не собирался отвечать согласием, разумеется.
Но вот так сразу отказать полковнику госбезопасности в лицо весьма и весьма сложно.
– К вам – это в Главное Управление?
– Да нет, ко мне на усадьбу. Чуть больше часа езды отсюда.
Разумеется, у профессора совершенно нет на это времени.
Да и что там за дракон с пилотом у полковника Стрельницкого такие… дикорастущие?..
Догадка настигает Лазаревского внезапно, и тут ему становится совсем не по себе.
Нет-нет-нет, он даже не хочет думать об этом – не то, что видеть того несчастного, что прошёл через «Третий отдел».
– Приезжайте, – вкрадчиво говорит полковник Стрельницкий, подавшись вперёд. – Уверяю, вам будет интересно. Аспирантов с собой тоже можете взять, но, правда, только если сейчас мне список подадите. Допуск я сделаю.
Да, при встрече полковника с драконом голову определённо откусят дракону.
И запьют кофе со льдом.
…Конечно же, когда за профессором заезжает служебная машина с неразговорчивым вежливым водителем, ни о каком отказе речи уже не идёт.
Аллочка так и вовсе пылает энтузиазмом – вот она, молодость, не задумывающаяся о нюансах! Наука для таких – сборник увлекательных теоретических задач, а как эти задачки на окружающем мире скажутся, уже не их беда.
Вот и Лазаревский когда-то решал чисто теоретическую задачу о природе связи пилота с драконом – и первым делом, конечно же, попытался нащупать её «выключатель». Сначала искали у драконов, но их регенерация сводила все усилия на нет. Тогда переключились на пилотов…
Что они наделали, Лазаревский понял, только когда за результатом к ним пришли люди из СГБ. О том, что активация прибора порождает «эффект разрыва», сопоставимый со смертью дракона, они слушать не захотели. Вернее, выслушали, покивали и заявили, что знают, что с этим делать.
И поставили задачу сделать прибор максимально компактным и автономным.
И, желательно, вживляемым.
А вот теперь, похоже, профессору предстоит воочию столкнуться с результатами своих трудов на благо государственной безопасности…
Впрочем, усадьба, куда их с Аллочкой привезли, выглядит вполне обыкновенной. Классическое родовое гнездо бывшего дворянского рода, сохранившего связи и влияние: старинное с виду, оснащённое всеми удобствами внутри.
Полковник встречает их на крыльце не в форме, а в простой светлой рубашке с тёмными джинсами. И даже радушно улыбается, хотя взгляд остаётся холодным подстать зябкому осеннему вечеру. Принимает в прихожей у Аллочки пальто, приглашает в гостиную.
Проходя через холл следом за гостеприимным хозяином, Лазаревский натыкается взглядом на черноволосого парня, который отвечает настороженным, но вежливым кивком.
Передвигается парень на костылях, оберегая правую ногу, – но неожиданно бойко, так что на входе в гостиную обгоняет гостей.
Свободные камуфляжные брюки, светло-зелёная футболка и цепочка со «смертными жетонами» на шее наводят на мысль, что это один из «спецназовцев» Стрельницкого. Ранен на какой-то секретной операции?
Сзади на шее у него виднеется квадратная повязка.
– Дима, поступаешь в распоряжение нашего гостя, – будничным тоном говорит Стрельницкий, усаживаясь в кресле у окна, справа от дверей в сад. – Фёдор Иоаннович, это Дима, Дима, это Фёдор Иоаннович.
– …Ладно, – после паузы кивает названный Димой и, прохромав мимо, устраивается на диване у стены. Осторожно вытягивает раненую ногу.
Только в этот момент до Лазаревского доходит, что это он и есть – тот самый драконий пилот, которого обещал Стрельницкий… и что под повязкой на шее – не рана.
Кашлянув в некотором смущении, профессор оглядывается на Аллочку, и та с готовностью протягивает планшет с подготовленным опросником.
– Что ж, будем знакомы, – пробежав глазами первые строчки, говорит профессор и, не удержавшись, спрашивает: – А с ногой у вас что?
– Производственная травма, – усмехается Дима и бросает взгляд на Стрельницкого.
Звучит, как какая-то шутка для двоих.
И Стрельницкий – удивительно дело! – поощрительно улыбается в ответ.
– Позволите взглянуть на… чип? – всё ещё неуверенно спрашивает профессор.
Дима подтягивает себе один костыль и встаёт, поворачиваясь спиной.
– Да хоть целиком вынимайте, – с откровенным сарказмом предлагает он через плечо.
Чип под повязкой установлен недавно – не больше недели назад. Прижился хорошо, воспаление уже сошло на нет. Сам чип – какая-то новая модель, не массовая, но все элементы знакомые, алкем-ядро, по всей видимости, вполне стандартное…
А ещё похоже, что этот чип установлен на месте другого.
– Вам ведь его меняли? – уточняет профессор, замеряя показатели активности.
Фактически, всё по нулям – блокатор работает, полностью подавляя связь.
Но спокойно кивнувший (словно речь идёт о рядовой медицинской манипуляции) парень не похож ни на сумасшедшего, ни на погребённого депрессией… он даже на пленного не похож.
И только нервно щёлкающие жетонами пальцы: щёлк, щёлк! – выдают его напряжение.
***
Профессор Лазаревский выглядел точно так, как Лавр его себе представлял по фотографиям. Это было даже забавно.
Неторопливый, обстоятельный и словно бы чем-то смущённый дед в сером клетчатом пиджаке.
Его сопровождала заинтересованно оглядывающаяся по сторонам аспирантка, которую дед-профессор ласково звал Аллочкой – та забавно поджимала губы, но ловила каждое его слово.
Лавр оценивающе глянул на неё один раз, а дальше профессор пожелал посмотреть чип, и пришлось терпеливо пялиться в стену. На стене висел какой-то пейзаж: берег речки, сосны, сохнущие на песке лодки…
Стрельницкий остался в гостиной, поэтому Лавр держался подчёркнуто спокойно, не выдавая своих чувств.
…ну, от парочки саркастичных реплик удержаться было выше его сил.
Но он правда старался.
– А со старым чипом что случилось? – мягко расспрашивал профессор, тыкая каким-то прибором в чип. Прикосновения отдавались в затылке странным покалыванием, словно белый шум.
Лавр осторожно пожал плечами, теребя цепочку своих жетонов.
– Понятия не имею, я всё проспал.
…не так, не так он себе представлял эту встречу.
Отсутствие связи с Дарой ощущалось как никогда резко – оборванной нотой, саднящей пустотой в груди. Дара была где-то рядом, он отлично знал это… и бесконечно далека вместе с тем.
…они справятся и так, ясно?
– Я могу скинуть вам результаты осмотра чипа, – подал голос полковник. – Там пошли сбои, плюс началось воспаление. Было принято решение заменить.
– Да, да, присылайте, – рассеянно отозвался профессор. – Аллочка, обратите внимание вот на этот параметр, видите? Далеко за границами нормы. Это, конечно, не совсем по вашей теме, но весьма любопытно, не правда ли?
Лавр передёрнул плечами, почти чувствуя кожей их внимательные взгляды.
Осторожно качнулся, перемещая вес со здоровой, но уставшей ноги целиком на костыль и обратно, но это движение не укрылось от профессора, и тот обеспокоенно замахал рукой:
– Ох, Дима, что же мы вас стоять заставили, садитесь скорее. Нога болит?
– Нормально, – отмахнулся Лавр от неуместного сочувствия, но на диван не уселся, а скорее аккуратно уронил себя.
С такого ракурса, конечно, смотреть на собеседников было гораздо удобнее, но поймав на себе странно заинтересованный взгляд аспирантки, Лавр предпочёл найти глазами очередную картину: на противоположной стене в овальной раме как раз висел ещё один лесной пейзаж. Кисти того же художника, скорее всего.
– Давайте мы сейчас быстренько по опросу пробежимся. Хорошо?
Лавр кивнул.
Он ответит на все вопросы профессора, и не только потому, что обещал это Стрельницкому.
…в конце концов, к одной цели могут вести разные пути, и видит Небо, Лавр не упустит чудом свалившейся на него возможности.
Просто теперь целей… две.
Они с Дарой справятся.
– Аллочка, хотите вы?
Девушка забрала планшет, вскинула его воинственно, как рыцарский щит, и затараторила:
– Сколько вам полных лет?
– Двадцать два.
– А сколько лет вы, – Алла подглядела в планшет, – развивали связь со своим драконом?
Лавр привычным механическим движением прищёлкнул жетонами, вычисляя.
…Он их нацепил, как только нашёл коробку с вещами на полу у кровати. Вещи были сложены в отдельные запаянные пакеты: одежда, часы, лётные очки, дорожный набор для ухода за Дариной чешуёй, зажигалка, таблетница, коробок с ремнабором… Не вернули пистолет, нож и фальшивые документы.
Жетоны лежали на самом дне. Как положено, два в связке, на одной стороне каждого двойной кодовый номер – его и Дары, – группа крови пилота и чип. Вторую сторону кодовцы по традиции украшали кто во что горазд, это никак не регламентировалось.
У Лавра был выгравирован драконий глаз.
Очень конкретный драконий глаз.
– Дима? – позвал профессор, выдёргивая из мыслей.
– А, да. Восемь лет.
– Разве не девять? – вмешался Стрельницкий.
Лавр раздражённо прищёлкнул жетонами.
– Восемь. С половиной. Дара объявила меня своим партнёром в конце зимы.
– А что вы делали до этого? – непритворно удивился полковник.
– Разговоры говорили… – проворчал Лавр, отводя взгляд.
Посвящать Стрельницкого в такие тонкости не было никакого желания.
– Так, так, подождите, там у нас следующий вопрос как раз, – вмешался профессор. – Да, Аллочка?
– Д-да. Итак, как бы вы могли описать вашу связь с драконом? Как вы её ощущаете?
Лавр сделал глубокий вдох и медленно выдохнул на пять счётов.
– Никак, – процедил он наконец. – Я её не ощущаю.
…Нет, конечно, ему пришлось ответить нормально, как и на кучу других, местами ещё более идиотских.
Когда он последний раз видел кошмары? Да вчера.
Испытывает ли он временами чувство подавленности? Ага, после очередной беседы со Стрельницким… Этого вслух говорить он, конечно, не стал.
Кто знает, что там полковник про них с Дарой Лазаревскому рассказал, но жаловаться на жизнь точно не входило в планы Лавра. В его планах было поскорее продраться через весь опросник, через десятки скучных или глупых вопросов – и услышать заветное:
– Так, очень хорошо… Возможно, нам теперь стоит поближе познакомиться, так сказать, с драконом?
…ещё немного.
Ещё немного выждать, ещё немного выдержать внимательный взгляд Стрельницкого.
Он справится, они с Дарой справятся…
Ещё немного.
…На взгляд Лавра равнодушным к Даре мог оставаться только слепоглухонемой – да и тот что-то бы всё же ощутил, когда она аккуратно спланировала из темноты на залитую светом фонарей площадку позади дома.
Ну хотя бы сбивающий с ног порыв ветра, но вообще-то Лавр имел в виду её грацию и красоту.
Аспирантка испуганно ахнула, профессор восхищённо цокнул языком, и Лавр понял, что первое впечатление произведено.
Но это было, конечно, ещё не всё.
Подхромав к Даре, он позволил себе на несколько секунд уткнуться лбом в тёплый нос и ни о чём не думать. Ни о пустоте на месте связи, ни о понимающим взгляде Стрельницкого, ни о боли в ноге, ни о планах и целях… А после взял себя в руки, обернулся к профессору и сказал:
– Дара, знакомься, это профессор Лазаревский. Профессор, это Дара.
Голос его дрожал, искажённый нервной улыбкой.
…это случилось. Не так, не там, не тогда, не на тех условиях. Но вот он – тот самый момент, к которому они с Дарой шли.
Лазаревский оглянулся на свою аспирантку, чтобы что-то ей сказать, и тут Дара решила, что пора бы ей тоже поучаствовать в разговоре, и радостно, раскатисто выговорила:
– Пр-риве-ет!
Профессор Лазаревский был всё-таки учёным с мировым именем. Он не стал хвататься за сердце, восклицать что-то или переспрашивать. Он отступил на шаг, заглянул в планшет, потом посмотрел на Дару, откашлялся…
– Что ж, да, впечатляет. Аллочка, обратите внимание на интонацию… Кхм, мы, наверное, приступим к тестированию, Дима, вы же не против?
Лавр кивнул – резко и решительно, не оставляя себе ни тени сомнений.
…пусть Дара не может их считать по связи, но сомневаться уже действительно поздно.
– Не против.
– Замечательно! Тогда, Аллочка, протоколируйте, пожалуйста…
Нет, на самом деле это оказалось довольно увлекательно.
В первую очередь самой Даре, которой изрядно наскучило целыми днями спать.
Вопросы и просьбы были разными, и по большей части их смысл от Лавра ускользал. На что-то он отвечал сам, а какие-то старательно разъяснял Даре, каждый раз ловя на себе задумчивый взгляд профессора – и уговаривая себя не торопиться. Подождать. Дать ему дозреть.
Вон, как Стрельницкий стоит спокойненько в стороне, курит вторую уже сигарету и наблюдает с нечитаемым выражением лица.
…в конце концов, теперь торопиться совсем некуда.
Да и Дара радуется, как ребёнок, выбирая между красным кругом и зелёным треугольником.
Но когда профессор, заглядывая в записи своей Аллочки, вслух посетовал, что для полноты картины надо бы повторить тестирование при активной связи, – Лавр не удержался. Рефлекторно провёл рукой по повязке над чипом и окликнул:
– Так за чем дело встало? Мы к вашим услугам!
Лазаревский заколебался. Секунду, другую…
– Думаю, хватит на сегодня, – вмешался Стрельницкий, старательно растирая окурок в пепельнице, которую прихватил с собой из дома. – Мы ведь никуда не торопимся, верно, Фёдор Иоаннович?
Обращался он к профессору, но смотрел на Лавра.
– Да, конечно! – даже обрадовался профессор. – Надо обработать данные, скорректировать методику… Наверное, привлечь кого-то из зоопсихологов. Вы же не против? Придётся мне, хе-хе, отложить монографию…
Стрельницкий закивал с сочувствующим видом и увёл профессора в дом, бросив напоследок ещё один странный взгляд на Лавра.
Они с Дарой остались одни.
– Я молодец? – немедленно поинтересовалась она.
– Ты однозначно молодец, – согласился Лавр, почёсывая ей морду обеими руками: одной у ноздри, второй под глазом. – Я, вот, не очень.
Стоять, не опираясь на правую ногу, было неудобно, и он всем весом навалился на Дару.
Напряжение отпускало как-то рывками.
– Ты молодец, – укоризненно ответила Дара, осторожно склонив голову набок, чтобы Лавр добрался до нижней челюсти. – И друг молодец. – Подумала и добавила, зажмурившись от удовольствия: – И про-фессор молодец. Интересно.
– У тебя все молодцы, – проворчал Лавр, послушно почёсывая ей вдоль мягкой границы, делящей нижнюю челюсти пополам. Под пальцы попал старый шрам от шанфрона, и Лавр осторожно его погладил. – И эта Аллочка?
Дара зевнула во всю пасть, чуть его не уронив.
Задумалась.
– Она скучная. Молчит!
– Она застеснялась твоей красоты, – со смехом уверил её Лавр. – Ты тут спать будешь?
Дара мотнула головой.
– Мокро.
– Ну лети в эллинг тогда. Там сухо.
Он подобрал костыли и отошёл, чтобы не мешать Дариному взлёту. С ровной земли стартовать ей было сложно, поэтому получился скорее длинный планирующий прыжок с разбега.
…а треск деревьев вдалеке Лавру просто послышался, определённо так.
Когда он вернулся в дом, Стрельницкий провожал профессора со спутницей.
– Даже если предположить, что при активном чипе сохраняется остаточная синхронизация за верхней границей нормального диапазона, это всё равно не объясняет всей картины, – увлечённо вещал профессор.
Лавр осторожно пересёк гостиную и холл, остановившись за дверью, чтобы не попасться на глаза. На цыпочках передвигаться на костылях было непросто, но, по счастью, голоса и шорох одежды всё заглушали.
– Какой картины? – скучающим тоном спросил Стрельницкий. Кажется, околонаучные разговоры у него уже встали поперёк горла.
– Ну, понимаете… получается так, что либо у Димы диссоциация личности на подсознательном уровне, либо… личностей и впрямь две. Не у него, а вообще. Я имею в виду, реакции дракона в некоторых вещах достаточно значимо отличаются. Конечно, всё это надо перепроверять, однако ваше предположение про вторичную интеллектуализацию…
– Это была ваша теория.
– Да, да… Одним словом это всё интересно, да, очень интересно. И… простите за моё неуместное, возможно, любопытство, но Дима… кто? Я имею в виду, не считая чипа, он держится совершенно свободно, его перемещения, получается, не ограничены, и…
Не ограничены, как же.
…хотя сейчас его Стрельницкий и впрямь оставил с Дарой наедине.
– Неужели он и правда мятежник из «коды»?
– Он мой… вынужденный гость, – очень странным тоном ответил полковник. – Ваша машина, Фёдор Иоаннович.
– О, да, благодарю, я вам тогда позвоню завтра или послезавтра, хорошо? До свиданья, Сергей Александрович! И Диме передайте… Аллочка, вы готовы?
Проводив гостей, полковник вернулся и, остановившись в дверях холла, посмотрел прямо на Лавра.
– Хорошая попытка, – с иронией заметил он.
– Попытка чего? – нахмурился Лавр, поневоле отводя взгляд.
– Я про отключение чипа.
– Это профессор предложил!
– Я оценил, да.
Лавр всё же поднял глаза… и наткнулся на улыбку.
– Будешь ужинать? – миролюбиво предложил полковник.
И от этого миролюбия на душе стало почему-то тошно.