Читать книгу Забытые по воскресеньям - Валери Перрен - Страница 7

Я полюбила стариков, когда учительница французского мадам Пти повела наш пятый класс в «Три ели» («Гортензии» в Милли построили позже). После уроков нас накормили в школьном буфете, мы сели в автобус и поехали. Дорога заняла около часа, и меня два раза стошнило в бумажный пакет.

Постояльцы «Трех елей» ждали нас в столовой. Пахло супом и лекарствами. Дурнота снова подступила к горлу, а когда нам велели поздороваться со стариками, я перестала дышать носом. В довершение всех бед их щеки кололись.

Мой класс подготовил выступление – мы должны были исполнить песню группы ABBA Gimme! Gimme! Gimme![4] в костюмах из белой лайкры и париках, одолженных в театральном кружке коллежа.

Потом мы все вместе ели блины. Каждый обитатель дома сжимал в заледеневшем кулаке бумажный носовой платочек. Для меня все началось, когда я слушала их истории. Старикам нечем себя занять, поэтому они лучше всех описывают прошлое. Ни книги, ни фильмы с ними не сравнятся.

В тот день я поняла: достаточно коснуться старого человека, взять его за руку – и он начинает рассказывать. С такой же легкостью вода заполняет ямку, вырытую в песке на морском берегу.

У меня есть в «Гортензиях» любимая история по имени Элен. Так зовут даму, живущую в девятнадцатом номере. Только она устраивает мне настоящие передышки, что для сиделки нашего гериатрического заведения является настоящей роскошью.

Персонал окрестил Элен «дамой с пляжа».

Когда я поступила на работу в «Гортензии», мне сразу объяснили: «Все дни она проводит на пляже, под зонтиком…» – а после ее появления в доме на крыше поселилась чайка.

В нашей местности чайки не водятся. В Центральной Франции полно дроздов, воробьев, скворцов и ворон, но чаек нет. Кроме той, что живет у нас над головами.

Только Элен я называю по имени.

Каждый день, после утреннего туалета, ее усаживают в кресло, стоящее перед окном, и уверяю вас, она видит не крыши Милли, а что-то сказочно прекрасное вроде небесно-голубой улыбки, хотя глаза у нее в точности такие, как у всех остальных постояльцев, – цвета застиранной простыни. И все-таки, если на меня нападает хандра, я прошу жизнь подарить мне зонт вроде того, который есть у Элен. Этот зонт – ее муж по имени Люсьен. Вернее будет сказать – почти муж, поскольку официально он так никогда на ней и не женился. Элен пересказала мне всю свою жизнь. Всю – но частями, как пазл, словно подарила самую прекрасную вазу или статуэтку из своего дома, предварительно разбив на тысячу осколков. Случайно.

Уже несколько месяцев Элен говорит все меньше, будто песня ее жизни заканчивается и звучит все тише.

Каждый раз, выходя из комнаты, я накрываю ноги Элен пледом, и она говорит: «У меня будет тепловой удар». Элен не бывает холодно, она даже зимой позволяет себе роскошь нежиться на солнце, пока мы греем задницы на дряхлых приютских радиаторах.

Насколько мне известно, у Элен есть только дочь, других родственников нет. Роза – художница и рисовальщица. Она сделала много портретов родственников углем, пишет моря, порты, сады и букеты цветов. Все стены комнаты Элен завешаны ее работами. Роза живет в Париже. Каждый четверг она приезжает поездом, берет напрокат машину и отправляется в Милли. При каждой встрече повторяется один и тот же ритуал. Элен смотрит на дочь издалека, оттуда, где сейчас живет.

– Кто вы?

– Это я, мама.

– Не понимаю, мадам.

– Это я, Роза.

– Нет… моей дочке семь лет, они с отцом пошли купаться…

– Вот как… купаться…

– Да, с ее отцом.

– А когда они вернутся?

– Скоро. Сейчас. Я их жду.

Потом Роза открывает книгу и читает матери отрывки какого-нибудь романа. Чаще всего она выбирает любовные… Закончив, Роза оставляет книжки мне, это ее способ выразить мне благодарность. За то, что забочусь о ее матери, как о своей.

Самая безумная глава моей жизни началась в прошлый четверг, около трех часов дня. Я толкнула дверь комнаты № 19 и увидела его возле кресла Элен. С портретов, написанных Розой, на нас смотрит Люсьен. А сейчас он сидит рядом с Элен. Я смотрю на них, разинув рот, как полная дура, и не смею шевельнуться: Люсьен держит Элен за руку. Я ни разу не видела у нее такого выражения лица, кажется, что она открыла нечто невероятное. Он улыбнулся. И сказал:

– Здравствуйте, вы Жюстин?

Я подумала: «Надо же, Люсьен знает, как меня зовут. А что, это нормально. Призракам известны все имена живых и много такого, о чем мы понятия не имеем. Теперь я сообразила, почему Элен ждала его на пляже и остановила время!»

Ясно, что встретить такого мужчину – все равно что выиграть миллион по трамвайному билету.

Его взгляд… Никогда не видела подобной сини. Даже в каталогах, по которым бабуля заказывает товары на дом.

– Вы приехали за ней?

Он не отвечает, Элен тоже молчит, но как она на него смотрит, с ума сойти! Куда только девался выцветший цвет глаз!

Я подошла, поцеловала Элен в лоб, и он показался мне горячее обычного. Мое состояние можно сравнить с небом, о котором говорят: «Дьявол выдает замуж дочь…» – у меня в душе шел дождь и светило солнце. Люсьен наконец-то вернулся на морской берег, чтобы увести любимую в рай. Я больше ни разу не видела Элен такой.

Я взяла ее за руку.

– Чайку тоже заберете? – сдавленным от волнения голосом спрашиваю я у Люсьена.

Он отвечает недоумевающим взглядом. Он не понимает, о чем я говорю. Этот человек – не призрак.

Никогда за всю жизнь мне не было так страшно, как в то мгновение. Он был живой, настоящий. Я резко повернулась и сбежала из комнаты № 19, как воровка, застигнутая на месте преступления.