Читать книгу Песочные часы, или Маятник Фуко. /Симфония челночного жанра/. Вторая книга - Валерий Арефьев - Страница 2

Началось всё с того, что мы с Саней остались не у дел. Выражаясь по-русски, мы оказались без работы. Ну или, почти без работы. Что в общем-то, одно и то же. Потому что, работой это безобразие назвать, ну никак было нельзя. Разве что, с натяжкой. Ну с очень большой натяжкой! Мы – это я и мой друг Саня. Саня Бакунин. Или просто – Бакуша. Мы его в Зените так и называли. По-дружески. То есть, обращались-то мы к нему по имени, а называли Бакушей. Или Шуриком. Или совсем просто, Баком. С Баком мы и учились вместе, и спортом вместе занимались, и даже в армии, тоже служили вместе. И работали вместе, последние пару лет. Пока всё не развалилось.

После армии я каким-то чудом оказался в цирке.

Вообще-то, это не был обычный цирк. Не круглый, как бы не настоящий. То есть, цирк-то был, конечно, настоящий. Но не круглый. Я не очень вас запутал? Объясняю: это был цирк на сцене. Он так и назывался: Ленинградский цирк на сцене. По правде говоря, я и сам не очень понимаю, как туда попал.

То есть, заснул обычным человеком, а проснулся артистом цирка. Уже почти в полёте. Или в пролёте, как вам будет угодно. Друзья позвали, гимнасты. Точнее, акробаты. Если уж быть совсем точным, Славик Зуев, акробат. Славик был нижним в акробатической двойке. Но, бывало, стоял и в четвёрке. В акробатической четвёрке. Из чего нетрудно догадаться – Славик был парень довольно крепкий. Держать троих раздолбаев на плече – задачка не из лёгких. Пускай даже, эти раздолбаи – акробаты. Учился Славик, как и я, в Лесгафта, в институте Физкультуры. В деревообрабатывающем. Только он был помладше, немного, всего на год. Армию Славик каким-то чудом закосил, и к тому времени, как у меня началось всё это цирковое безобразие, он больше года уже, как там работал. В этом самом цирке. Артистом, акробатом.

Точнее, ловитором. Славик был ловитор, это тот самый человек, который ловит гимнаста в полёте, а потом запускает его обратно, туда, откуда чудак и прилетел. Так вот, именно он, Славик, мой будущий ловитор, как раз он мне тогда и позвонил.

Сразу после дембеля, а дембельнулся я пятнадцатого мая, аккурат в свой день рождения, я как положено, недельку погулял. Гулял бы, конечно, и подольше, но попал в милицию, под очень весёлым настроением. В наше, районное отделение. Отнеслись там ко мне довольно уважительно, как и положено относиться с дембелю. Ногами не пинали. За что им отдельное спасибо! Помариновали немножко в аквариуме, и с миром отпустили. К себе ещё, помню, звали, социалистический порядок охранять. Как-никак, а целый младший сержант. С высшим, к тому же, образованием. Да ещё и мастер спорта!

Нет, в ментуру мне, конечно, не хотелось! Спасибо! Советской Армии хватило! Наохранялся уже, с совковой лопатой наперевес. Выше крыши наоберегался. А в Зенит уже не получалось, они на лето в лагерь уезжали, и штат там был укомплектован. Так, по-крайней мере, мне объяснили. До осени предложили подождать. Немножко.

А ведь и летом, как ни странно, иногда тоже кушать хочется. Хотя бы изредка. Да и от мамы я зависеть не привык. В общем, надо было что-то делать.

От кого-то из знакомых услышал фишку про живицу. Живица – это сосновая смола. Стратегический продукт. Чего-то там военное потом из неё делают. Что-то вроде присадок, в авиационный, что ли, керосин.

Собирают живицу летом, на севере. В Архангельской, Вологодской и в Карелии. А может, и ещё где, подальше. Страна у нас большая, северов всевозможных – предостаточно!

В общем, думали недолго. Куда ехать, нам примерно объяснили. Нам – это, конечно, мне и Сане. Особо здесь расписывать не стану, это темка для отдельного рассказа, скажу только, что вернулись мы недели через три. Без денег, как обычно.

И здесь уже, в Питере, встретил бывшего своего одноклассника, из старой школы. Дека, Андрюху Дегтярёва. Дек долго смеялся над моим рассказом, над этой чудесной нашей, "живичной-шабашной" историей. Напоследок дал совет. Очень даже удачный, как позже выяснилось, совет. Грузчиком устроиться, на калабашку. Если уж точно, на наш Приморский ДОЗ, деревообрабатывающий завод, а проще – на калабашку. Или, на деревяшку. Так тоже можно. Кому как больше нравится.

Дек оказался прав. Никакие шабашки там рядом не стояли. И ехать никуда не надо! Ни на какие севера, мошку кормить в болоте! До калабашки я шёл пешком ровно восемнадцать минут. Три трамвайных остановки. Зарплата грузчика, на калабашке, была, в общем-то, обычной, для грузчика. Рублей двести с чем-то, в месяц. Может, двести пятьдесят. Это была очень приличная зарплата! Плюс сверхурочные.

Сверхурочные оплачивались вдвойне.

Раза три, может, четыре в неделю, я оставался ещё ненадолго, часа на два, не больше. После смены набиралось человек пять таких же, как я, холостяков, и мы быстренько раскидывали, к примеру, вагон доски, или ещё чего-нибудь такого. А после разбегались по домам. Хотя, может, это были молодые отцы, я даже и не знаю. Я не уточнял.

Зарплату на калабашке выдавали солидно. Совсем не так, как стипендию в институте физкультуры. Там свои сорок рублей мы получали мятыми рублёвками. В лучшем случае, вперемешку с трояками. В Зените, а до армии я успел всё же и там отметиться, свои сто шестьдесят рэ я получал пятёрками. Здесь всё было иначе. На Приморском ДОЗе зарплату выплачивали четвертными. Новенькими фиолетовыми двадцатипятирублёвками, с портретом Крупского, в красивый полупрофиль. Мелкие купюры калабашка в банке не заказывала. Кассирам сверхурочные не оплачивались. И до утра им работать не хотелось. В моей трудовой биографии это было что-то новое. После первой зарплаты я вдруг почувствовал себя почти миллионером.

Пятьсот рублей новенькими хрустящими, пахнущими ещё свежей типографской краской двадцатипятирублёвками! Плюс какая-то мелочь червонцами, пятёрками и трояками. Столько в Советском Союзе получали только академики, генералы, шахтёры и космонавты. И грузчики Приморского ДОЗа. Нашей родимой калабашки. Больше имели только фарцовщики, мажоры на Гостинке, и дипломаты, в Нью-Йорке и Вашингтоне.

На работу я ходил в стареньких кроссовках и армейской хэбэшке, песочно-болотного цвета. Погоны только отпорол. В обеденный перерыв умудрялся сбегать быстренько в спортзал, на Молнию. Это было сразу за забором. Молния и калабашка разделялись всего-навсего забором.

А по выходным, вечером в субботу, например, мог спокойно позволить себе заплатить в модном баре не только за себя, но и за нищих халявчиков друзей. Ну и, конечно, за девчёнок. И, знаете, меня это совсем не тяготило. Не каждому посчастливиться устроиться грузчиком на калабашку! Как оказалось, грузчиком быть совсем не так уж плохо!

В сентябре зачем-то сгонял в родной Зенит. Скорее, для очистки совести. Вообще-то, там, я должен был работать по распределению. Оттуда и в армию уходил. Но в Зените мне опять промямлили что-то невнятное об укомплектованных штатах, а я не очень-то и расстроился. "Не хотят, – подумал, – да и х. с ними. Не велика потеря!" Хотя, немножко было всё-таки обидно. В душе я был истинный Зенитовец!

На работу в Совке можно было устроиться либо постоянно, либо временно, на три месяца. Первые мои три месяца на калабашке истекли, и я написал новое заявление, на тот же, срок, понятно. Вечерами так же разгружал вагоны с досками, загружал шаланды мебельным полуфабрикатом и получал в кассе новенькие двадцатипятирублёвки. Пока не позвонил Славик. Славик Зуев, мой старый знакомый, акробат.

Наверное, я был тогда просто идиотом! Идеалистом, начитавшимся вредных советских книжек. "Любимых" наших авторов, вроде Горького, Фадеева, Леонида Леонова и прочих "певцов соцреализма"! "Райком закрыт, все ушли на фронт"! Ха-Ха! Так уж и на фронт! И не менее, а то и более вредных, русских писателей. Настоящих. Которым можно было верить, и оттого особенно вредных. Всяких там Чеховых, Толстых, Буниных, и Куприных с Достоевскими. С вечными их нудными рассуждениями о предназначении, идеалах, предначертании, жизненном пути, и прочей либеральной мутью. Что делать, у нас была читающая семья, в доме было много книг. Да ещё и мама, она выписывала "Иностранку", толстый журнал под названием "Иностранная литература". Читал я много и с упоением. Всё подряд. Домашнюю библиотеку перечёл, как минимум, три раза. Журнал Юность, иногда попадался Самиздат. Позже – толстые журналы, Новый Мир, Знамя, и что-то там ещё. Компьютеров тогда не было. В коктейле со всевозможными американцами, вроде Фолкнера и Ирвина Шоу, в дикой смеси духовных судорог Набокова с романами зрелого социалистического реализма, вся эта Русская Литература создала чудовищную какую-то мешанину в моей бедной голове. Я был идеалистом. Конечно, я не строил иллюзий по поводу окружающей меня действительности, но я всё же был идеалистом. Кажется, остался им и до сих пор. До сих пор мне хочется верить в людей. Быть идеалистом – довольно глупое занятие. Это очень непрактично и всегда несовременно. Часто ведёт к финансовым потерям. Мне, поверьте, это известно очень хорошо. А тогда, тогда мне действительно казалось, что в человеке всё должно быть прекрасно. И душа и тело, ну и, конечно же, работа!

Профессия грузчика не казалась мне чем-то особенно приличным. Действительно стоящим занятием. К тому же, Славик сказал, что скоро, месяца уже через полтора, они едут во Францию, на гастроли. Больше, чем на месяц. Париж, Марсель, гонорары в инвалюте… И, может быть, я тоже с ними успеваю. Возможно. Если повезёт. Если прямо сейчас оформлюсь и завтра же приступаю к репетициям. А вообще, он собирался делать новый номер. Хотел сделать совершенно новый, классный номер. Он уже и оборудование заказал. И ему нужен был хороший гимнаст, желательно турнист. А лучше – два. Два гимнаста, таких кто лучше всех работает на турнике. А я как раз таким и был.

Когда я написал заявление по собственному, меня пригласил к себе директор. Директор завода пригласил к себе простого грузчика. Позвонил секретарю, нет, конечно, секретарше, и попросил принести две чашки чая. Ему, директору, и мне, простому грузчику. Он намекнул, да нет, он сказал мне прямо, что я легко и быстро могу стать бригадиром. Что такие кадры, после армии, да ещё и с высшим образованием, имеют очень хорошие перспективы. И завод их очень ценит. Я чувствовал себя неловко. Впервые в жизни меня уговаривали остаться. И уговаривал меня – директор! Меня, раздолбая, уговаривал настоящий директор. Директор целого завода! Как будто я был космонавт! И это был Приморский ДОЗ! Где зарплату выдавали четвертными! Нет, я был полный идиот!!! Теперь я это понимаю. Я вполне мог стать в будущем каким-нибудь мебельным магнатом, настоящим миллионером. Жил бы себе в Финляндии, или в Швеции, делал бы табуретки для клиентов из России. А не писал бы эти нудные рассказы! Калабашка стала одним из первых акционерных предприятий в Питере, и её перекупили финны, буквально на корню. Лет через пять уже, после этого разговора.

На прощание директор сказал, что если я передумаю, они возьмут меня снова, с удовольствием. Крепко пожал мне руку. Не знаю, у меня создалось тогда ощущение, что он и сам из бывших грузчиков, этот мебельный директор. Чем-то он был на нас похож!

На следующий день я приступил к репетициям.