Читать книгу Антимасон - Валерий Геннадьевич Климов - Страница 4

Глава 2. Заложенная страница

… 5 июня 1822 года в одной из многочисленных комнат Зимнего дворца сорокачетырёхлетний Благословенный император и самодержец Всероссийский (он же великий князь Финляндский и царь Польский) Александр I в назначенный им же час с нескрываемым любопытством ожидал прихода несколько необычного гостя, с которым ему настоятельно советовал встретиться ряд лиц из его близкого круга.

Его гостем, в этот раз, должен был стать человек, о котором последние месяцы говорил весь Санкт-Петербург. Это был – внезапно приобретший одинаково огромное влияние на умы как придворной знати и церковного руководства во главе с митрополитом Серафимом, так и простого люда с рядовыми священнослужителями, тридцатилетний настоятель Сковородского монастыря Новгородской епархии архимандрит Фотий – священнослужитель, снискавший себе славу резкого обличителя вредоносной для государственного устройства страны, православной веры и русского национального самосознания, деятельности созданной за несколько последних десятилетий в России сети тайных масонских обществ различного толка.

Пётр Никитич Спасский (в монашестве – Фотий) приобрёл вышеуказанную известность, практически, сразу после принятия им в 1817 году монашеского пострига, возведения в первый священный сан и назначения на должность учителя Закона Божьего в столичном Втором кадетском корпусе, в котором обучались четыре тысячи юношей.

Воспользовавшись этим назначением, молодой иеромонах в своих душеспасительных беседах незамедлительно принялся передавать открытым юношеским сердцам свою искреннюю любовь к родине, православной вере и традиционным ценностям русского народа, одновременно раскрывая им глаза на всю опасность «бесовских заговоров», методично и изощрённо готовящихся в недрах существующих масонских лож, насквозь пропитанных лютой ненавистью к Русской Православной Церкви и национальному устройству русского государства, а в последующие три года, помимо плановых занятий в кадетском корпусе, стал выступать ещё и с яркими проповедями на данную тему сначала в относительно небольшом соборном храме Александро-Невской Лавры, а затем и в огромном Казанском соборе.

Однако, обличительные проповеди харизматичного иеромонаха быстро привлекли к себе внимание не только его столичных поклонников, но и его влиятельных врагов из числа членов критикуемых им тайных обществ. На него моментально, буквально со всех сторон, посыпались анонимные угрозы расправы, и лишь решительно вставшие на защиту своего любимого учителя кадеты, сопровождавшие его повсюду за стенами учебного заведения, помешали их исполнению.

Тогда, не сумев ни уничтожить физически, ни напугать смелого иеромонаха, его враги решили избавиться от него посредством хорошо продуманной интриги, в результате которой после его очередной разоблачающей их действия проповеди в Казанском соборе он был удалён из Санкт-Петербурга путём его назначения на должность настоятеля небольшого Деревяницкого монастыря, расположенного недалеко от Новгорода.

Это назначение принесло ему игуменский сан, но, являясь, по сути, почётной ссылкой, сильно огорчило молодого игумена. Однако, он, руководствуясь изречением «На всё воля Божья!», с примерным послушанием принял очередной поворот в своей судьбе. В этот период его чаще стали посещать чудесные видения, которыми он охотно делился с монахами своего монастыря: то он узрел, как его духовный наставник «владыка Иннокентий был принят в небесные обители» (и, действительно, данный священнослужитель был прославлен Русской Православной Церковью в лике святых в 2000 году), то – как «святой Георгий посулил лично ему скорое игуменство в Юрьевском монастыре Новгородской епархии» (и, действительно, в августе 1822 года он был с почётом назначен на имеющую традиционно большое влияние в православной России должность настоятеля данного монастыря (одного из трёх самых древних российских монастырей), в котором, позже, и закончил свой жизненный путь), то – многие другие (в точности сбывшиеся позднее) пророческие видения, касающиеся, в том числе, и всей России.

Полные аскетизм и воздержание, постоянные молитвы и бдения, ношение изнуряющих тело власяницы и железных вериг, истязающих плоть и очищающих дух от скверных помыслов, а также непоколебимая преданность делу Церкви, послужили причиной тому, что сначала в Новгороде и его окрестностях, а затем и во многих других местностях Российской империи, и, в первую очередь, в Санкт-Петербурге, игумен Фотий стал считаться истинным праведником русской земли и избранником Божьего провидения, ведущим свою жизнь под стать той, которую ранее вели знаменитые ветхопещерники – первые подвижники раннего христианства.

Высоко оценив заслуги перед Церковью ставшего всенародно известным игумена, новый глава Русской Православной Церкви митрополит Серафим, полностью разделявший его взгляды, перевёл последнего на должность настоятеля более крупного по размеру территории и численности находящихся там монахов Сковородского монастыря Новгородской епархии и возвёл его в следующий, более высокий и значимый в церковной иерархии, духовный сан архимандрита.

Вот, с этим человеком и предстояло нынче встретиться русскому императору Александру I, которого в последнее время всё чаще стали обуревать тревожные мысли об усиливающемся смятении в душах значительной части российского дворянства (в том числе, находящегося на военной службе), вызванном повальным увлечением молодых дворян мистицизмом, активно привнесённым в устоявшуюся жизнь России из Англии, Германии и Франции; причём, как не парадоксально это звучит, больше всех в сложившейся ситуации был виноват лично он.

Именно он, Благословенный император и самодержец Всероссийский, будучи молодым и легкомысленным, в самом начале своего царствования, широко распахнул то ли полуоткрытые, то ли полузакрытые его коронованными предшественниками бабушкой Екатериной II и отцом Павлом I «духовные ворота» своей великой страны перед масонскими учениями всех направлений, в небывалых доселе масштабах хлынувшими на просторы России и в сжатые сроки охватившими все большие города империи своими многочисленными «ложами» (с собственными таинственными уставами и антиправославными русофобскими литературными произведениями), вовлечение в которые его поданных, в последние годы, происходило сверхускоренными темпами.

Александр I, в юности сам попавший под влияние либеральных идей и мистических настроений, особенно усилившихся в Европе в период Французской революции, в первое время после своей инаугурации всерьёз планировал провести в России кардинально меняющие её национальный уклад жизни либеральные реформы и направить её духовную жизнь в русло максимального приближения к некой мистической «всемирной истине», рассматривая, при этом, в числе прочих, и возможность реального осуществления на территории империи проповедуемого европейскими масонскими ложами объединения всех существующих религиозных вероисповеданий с их традиционными обрядами в неком лоне «универсального христианства».

Однако, с возрастом и приобретённым с годами политическим и житейским опытом он, во многом, пересмотрел свои прежние взгляды и сначала постепенно свернул так толком и не начавшиеся промасонские либеральные реформы, а затем задумался и о негативных последствиях снятия им ранее всех ограничений в отношении деятельности на территории его империи постоянно множащихся мистических обществ с их непонятными тайными обрядами и неясными целями, приведших духовное состояние страны отнюдь не к тем результатам, на которые он рассчитывал.

Словом, ожидаемый им приход архимандрита Фотия оказывался для императора весьма своевременным и знаковым.

В это самое время уже подошедшего ко входу в императорский дворец архимандрита также не отпускали мысли о важности предстоящей встречи.

О ней Фотий узнал ровно в тот момент, когда после своего кратковременного пребывания текущей весной (по приглашению митрополита Серафима) в столичной Александро-Невской Лавре он стал планировать свой скорый отъезд в родную Скороводскую обитель. Именно тогда к нему обратился ряд близких к царю лиц с неожиданной просьбой отложить свой отъезд до возвращения в столицу временно отсутствовавшего там Александра I.

Фотием овладело искреннее недоумение по данному поводу. Он никак не мог понять главного – о чём ему говорить с императором! Но буквально ночью того же дня ему во сне явился Святой великомученик Георгий с повелением остаться в столице, и он послушно отложил свой отъезд…

Узнав о дате своей аудиенции с царём, архимандрит, перед столь знаменательной встречей, попросил помощи и заступничества у Пресвятой Богородицы в своей молитве перед её иконой в Казанском соборе и получил благословение древней иконой Нерукотворного Спаса от митрополита Серафима. Внутреннее решение о необходимости доведения до императора всей правды о засилии в стране тайных масонских лож, возглавляемых, в том числе, и лицами из самого близкого его окружения, было принято.

Фотий прекрасно осознавал то, чем может окончиться для него эта встреча, если император ему не поверит. Не так давно один из русских патриотов уже попытался предупредить российское общество о чрезвычайной опасности, исходящей от тайных мистических обществ, издав обличающую масонов книгу «Беседа о бессмертии души», и эта попытка закончилась для него весьма печально. Усилиями влиятельных масонов весь его труд был изъят и целиком уничтожен, а он сам был навсегда выслан из столицы в захудалый, на тот момент, Харьков. Однако, этот пример не остановил бесстрашного архимандрита.

Войдя во дворец и поднимаясь по его широким лестницам, Фотий принялся осенять крестным знамением как самого себя, так и все встречающиеся на его пути входы и проходы в другие комнаты, искренне полагая, что «здесь живут и действуют тьмы сил вражьих, и ежели оные, видя крестное знамение, отбегут от дворца на сей час его прихода, то Господь даст ему благодать пред лицом Царя и преклонит сердце императора послушать то, что на его сердце есть ему возвестить».

Продолжая на своём пути размышлять о важности возложенной на него Господом миссии, Фотий оказался перед дверями, которые при его приближении молча распахнули двое стоящих около них царских слуг в красивых ливреях. Архимандрит, замедлив на долю секунды свой и так неторопливый шаг, решительно вошёл в царские апартаменты.

Ожидавший его император находился в глубине комнаты и несколько в стороне от её входа. Он явно ждал, что Фотий первым делом подойдёт к нему и услужливо благословит его по церковной традиции. Однако, архимандрит, не обращая на «царя земного» никакого внимания, сначала неспешно осмотрелся и, найдя взглядом икону с образом Царя Небесного, висевшую на противоположной от императора стене, обернулся к ней лицом, потом, трижды покрыв себя крестным знамением, поклонился святому образу, и лишь затем предстал перед Александром I.

Император, изумлённый демонстративно смелым поведением знаменитого архимандрита, сотворившего честь Богу прежде, чем ему, и принципиально не отошедшего от положенного православного ритуала вхождения в чужое помещение, моментально попал под влияние своего харизматичного гостя. Он с почтением подошёл к Фотию и, принимая от него благословение, с христианским послушанием поцеловал протянутую ему руку, после чего благоговейно приложился к небольшому образу Спасителя, также протянутому ему архимандритом.

– Я давно желал видеть тебя и принять твоё благословение, отец Фотий, – произнёс, наконец, Александр I.

– Яко же ты хочешь принять благословение Божие от меня, служителя святого алтаря, то, благословляя тебя, глаголю: мир тебе, Царь наш! Спасись и радуйся! Господь с тобою будет! – сказал ему в ответ Фотий.

После этих слов император, почтительно взяв архимандрита за руку и вежливо показав место, где тому подлежит сесть на время беседы, самолично посадил последнего на широкий стул. Сам же, глядя Фотию прямо в глаза, сел напротив его настолько близко, что архимандрит сразу понял – разговор будет долгий и доверительный.

Фотий осенил себя и императора крестным знамением и приготовился к длительной беседе. Первым её начал Александр I. Он стал расспрашивать его о времени, проведённом последним в кадетском корпусе, где будущий архимандрит служил учителем Закона Божьего, и о годах его монастырской жизни. Фотий же, отвечая ему на его вопросы, попутно говорил царю о Святой Церкви, возрастающей опасности для православия и спасении души человеческой, ненавязчиво стараясь внушить тому надлежащую православному веру в силу Креста и крестного знамения.

– Не имеешь ли ты, отец Фотий, что-то особенное сказать мне? – неожиданно спросил архимандрита проникшийся к нему доверием Александр I.

– Никаких нужд земных для обители и себя я не имел и не имею. С нами Бог, а с Ним всё у нас есть! Единственное тебе нужно поведать, что для тебя паче всего нужнее: враги Церкви Святой и Царства Русского весьма усиливаются. Зловерие и соблазны явно и с дерзостью себя открывают. Как поток водный разливается всюду нечестие… Великий вред святой вере Христовой и царству твоему хотят сотворить тайные злые общества, но они не успеют. Бояться их нечего! Надобно лишь внутри самой столицы дерзость врагов, тайных и явных, в успехах их немедленно остановить! Господь с тобою, о Царь наш! Даётся тебе благодать и крепость. Всё можешь ты во славу Божию сотворить. Праведные скорбят, видя успехи врагов, но чают, что Господня десница воздвигнет тебя, Царь наш, защитить Церковь Святую и веру Христову! – взволнованно произнёс Фотий.

– Может, отец Фотий, у тебя есть и что-то более конкретное сказать мне о тайных врагах наших и действиях их во вред народу русскому? – задал очередной свой вопрос архимандриту внимательно выслушавший его император.

– Есть, о Царь наш! И, коли желаешь, то слушай! – всё также витиевато ответил ему архимандрит и тут же принялся взволнованно рассказывать не на шутку встревожившемуся Александру I ту правду о реальном духовном состоянии российского общества, которую ему, до него, никто не хотел или не решался говорить.

Фотий подробно поведал императору о том, что в его огромной империи существует уже порядка ста масонских лож, в которых, в общей сложности, состоят около пяти тысяч человек – практически, весь цвет русской аристократии, и что знатные дворяне вступают в масонство, порой, целыми родами. Да, и как им не вступать, если в самых влиятельных столичных ложах списки состоящих в них дворян начинаются с отдельных членов царствующей фамилии и даже некоторых лиц из числа близких друзей самого императора, а значительная часть всех действующих в России общественных организаций являются либо замаскированными разновидностями масонских лож, либо обществами, находящимися под их несомненным влиянием.

Он попытался донести до него необходимость осознания им того, что в систему главных приоритетов в деятельности руководства любых масонских лож и большинства масонов высших степеней (сверхсекретных даже в их среде) всегда и везде входят внедрение своих людей во все влиятельные структуры государства (или привлечение в свои ряды уже находящихся там лиц), придание деятельности данных структур антинационального характера и осуществление тотального контроля над всеми существующими духовными центрами и печатными типографиями той страны, в которой они пребывают.

Фотий подчёркивал, при этом, что масоны не отошли от этой своей разрушительной практики и в России. Так, уже с момента образования министерской системы российского правительства (произошедшего уже при Александре I) многие ключевые посты во вновь образованных министерствах заняли исключительно высокопоставленные масоны, проталкивающие, в числе прочих, проект создания единой масонской ложи, якобы, под покровительством правительства (а в действительности, конечно – совсем наоборот) и постановки вопросов повышения в должности государственных чиновников в прямую зависимость от их повышения в масонских степенях.

Архимандрит раскрыл глаза императору на то, что тайные общества стали массово проникать даже в саму основу его империи – русскую армию – стремительно разлагая изнутри единый офицерский корпус. А это уже ясно указывало на то, что в интересах тайных руководителей созданной сети мистических лож в стране зреет всеобъемлющий антироссийский заговор и грядёт военный переворот. Положение усугублялось ещё и тем, что многие из присутствующих в правительстве страны и российском обществе патриотов даже не подозревали о разрушительных целях масонских лож и относились к ним, как к абсолютно безвредным творческим кружкам, так как лидерами местного масонства была совершена коварная подмена отдельных ценностных понятий: отступление от православной веры в рядах русской аристократии стало называться непонятным для многих словом «мистицизм», а поклонение ложным богам – невинным «духовным исканием».

Фотий громогласно констатировал тот факт, что к нынешнему 1822 году под контролем высокопоставленных масонов оказались даже Святейший правительствующий синод и Министерство духовных дел и народного просвещения России, и теперь в печати происходил настоящий разгул засилья представителей тайных обществ, открыто выпускающих свои масонские вестники и нещадно критикующих всех, кто пытается хоть как-то им противостоять.

Доведя до императора всю вышеперечисленную информацию, Фотий, в подтверждение своего рассказа, подкрепил его несколькими сделанными им лично выписками из запрудившей Россию мистико-еретической литературы, носящей явно антинациональный и антиправославный характер, которые он немедленно передал Александру I, и пообещал, в дальнейшем, исправно пересылать тому все аналогичные, разоблачающие деструктивные цели масонов, выписки из их «бесовских» книг, которые периодически приносили ему в монастырь его многочисленные сторонники.

– Против тайных врагов наших мало уже действовать тайно. Надобно открыто запретить их и впредь жёстко поступать с ними! – подводя итог сказанному, произнёс в конце своего длинного повествования Фотий (имея ввиду не воздействовавшие должным образом на масонов словесные предупреждения их руководителям, вынесенные ранее в их адрес, в устной форме, Екатериной II и Павлом I) и осенил себя крестным знамением.

Реакция Александра I на рассказ архимандрита была крайне неожиданной для последнего. Император упал на колени перед образом Спасителя и, оборотившись лицом к Фотию, сказал: «Возложи руки твои, отче, на главу мою и сотвори молитву Господню обо мне!».

Фотий исполнил просьбу царя и, прочитав молитву, благословил его. В ответ Александр I, стоя на коленях, поклонился ему в ноги, а, встав с пола и приняв его благословение, поцеловал архимандриту руку и попросил того не забывать его в своих молитвах и посылать ему своё благословение. После этого император благоговейно довёл Фотия до дверей и, благодаря того за посещение, сердечно с ним попрощался.

Архимандрит, радуясь благополучному окончанию этой встречи и явной благодати, посетившей императора после их полуторачасовой беседы, в приподнятом состоянии отправился к митрополиту Серафиму, который узнав о всех подробностях его разговора с Александром I, крепко обнял Фотия и горячо поблагодарил его за то, что он не побоялся довести до царя всю боль Русского народа и Русской Православной Церкви за творящееся в имперских верхах мракобесие.

Итогом данной судьбоносной встречи архимандрита Фотия и императора Александра I стал подписанный и переданный последним на исполнение министру внутренних дел империи В.П.Кочубею 1 августа 1822 года «Указ об уничтожении масонских лож и всяких тайных обществ», под страхом наказания запрещавший на территории России деятельность такого рода организаций и состояние в них государственных чиновников всех рангов и снятие в 1823-1824 годах (после последующих встреч архимандрита и императора, на которых последнему была предоставлена дополнительная, компрометирующая масонство, информация) с государственных должностей всех уличённых в принадлежности к масонским ложам и не выполнивших запрещавший их деятельность императорский указ руководителей (даже тех, кто принадлежал знатным дворянским родам и входил в круг его личных друзей). Что же касается выявленных масонов-иностранцев, то все они были немедленно и навсегда высланы из Российской империи…