Читать книгу Применение уголовного закона - Валерий Григорьевич Беляев - Страница 3

Приоритет, верховенство государственных интересов в государстве – неумолимое требование логики вещей, великого в своей простоте здравого смысла народной жизни. Государство – единственный и самый практичный гарант всех иных интересов.

Дефицит державного начала – главная причина неудач и всего государства, и всех его компонентов, до партии власти и оппозиции включительно.

Юридический кризис в российском обществе и государстве своеобразен. Он одновременно – и порождение, и предтеча социальных и всех иных кризисов. И даже – способ системного их разрешения. Или же – благовидный предлог для отказа и от размышления.

Юридический кризис выступал и изредка еще выступает как запаздывающее, но гораздо чаще – как опережающее отражение, и всегда – как упреждающее, превентивное и итоговое обобщение всех других проблем, врожденных и приобретенных социальных недугов, их причин и следствий.

Конечным же результатом и самой первой предпосылкой юридического кризиса выступает не та или иная частность, более или менее очевидная (кризис власти, исполнительской дисциплины и т.п.), а кризис ответственности – в любом понимании ответственности и в каждом ее виде.

Характерной особенностью российских кризисов было и есть разительное несоответствие между изобилием ресурсов, их расточительностью – с одной стороны, и постоянным всеобщим дефицитом всего и вся – с другой.

Задним историческим числом и умом теперь-то уже очевидно, что речь должна, строго говоря, идти не о дефиците самих российских ресурсов, а о дефиците собственной, российской ответственности за эти ресурсы. Со времен Гостомысла это особенно вредоносно в хозяйственных и политических наших невзгодах. Сегодня же ненаши – главным образом, заокеанские – вершители наших судеб тревожатся отнюдь не за нас, когда в открытую требуют – «Нельзя Россию с ее ресурсами предоставлять самой себе», то есть нельзя их оставлять ей, поскольку уже и сами наши ресурсы эти благодетели относят к числу ценностей тех самых – уже не наших, а «общечеловеческих».

Собственно, сегодня у России остался всегдашний главный ее ресурс – ю р и д и ч е с к и й, начиная с ее суверенитета и кончая самым содержательным его олицетворением и воплощением в виде о т в е т с т в е н н о с т и на всех ее уровнях, начиная с высшего и кончая высшим.

Во всей русской истории наиболее разителен контраст между, с одной стороны, всеми осознанной необходимостью ответственности государства как движущего правового начала, а, с другой – слабостью этой ответственности, как первой и последней причины исконной нашей государственной и правовой немощи.

Впечатляет мощь морально-правового потенциала России, духовное и культурное ее величие, историческое достоинство, далеко не всеми и дома признаваемые заслуги (к примеру, в спасении человечества от глобальных катастроф, неминуемых при вполне возможном ином окончании двух мировых войн), осмысленное и веками развитое державное самосознание народа, его готовность к служению своей особенной стране, труднейшей ее судьбе.

Последние годы ослабили, но не стерли значение и такого тревожного во всем мире параметра, как уровень преступности. Парадоксально, но в России он – качественно более низкий, чем в большинстве крупных стран, живущих в куда более благоприятных условиях. Столь же необычно было и отсутствие у нас до недавнего времени организованной преступности, бандитизма и терроризма, коррупции, массовой наркомании и ряда смежных с ними бедствий.

Но столь же поражает и самая органическая слабость нашего общества – его правовая немощь, постыдная унизительность слишком многих установлений, обычаев и «порядков», различные иные проявления юридической нашей нищеты – первопричиной имеющей, как и всякая нищета, нищету прежде всего духа.

В России не было и сегодня нет Конституции и нет законо-дателя – на уровне современных, именно конституционных, понятий о них, а разнообразные их эрзацы и суррогаты юридический вакуум не устраняют, но кризис законности усложняют и обостряют.

За всю свою историю Россия практически не решала, потому так и не решила проблему собственной Конституции. Но если нет Конституции, то нет и власти Конституции – единой и единственной Власти над всеми властями и над всем государством.

В таком смысле, т а к о й Конституции у нас не было и нет.

Поэтому – в чем нужда? Не в изменениях и дополнениях нынешней Конституции, не в принятии новой, еще одной Конституции (если не было «старой», возможна ли «новая»? ).

Нужна просто Конституция, подлинная Конституция.

Т а к а я Конституция и будет п е р в о й Конституцией.

Конституция «чья-то» или «под кого-то» (не под Россию) неизбежно рождала и рождает разлад в обществе. Следовательно, Конституция России должна стать результатом и гарантом общественного согласия. Российские конституции рождали и рождают вполне реальную множественность призрачных «властей». Главной из коих оказывается подчас и не первая (законодательная), а какая-нибудь со стороны, пусть и самозваная, хотя бы даже и четвертая – «власть» четвертого сорта.

Как говорят англичане – хвост вертит собакой.

Главным образом потому именно, что преобладал не конституционный подход к конкретным, прагматическим законодательным и правоприменительным задачам. А наоборот – чиновно-деляческий, антиконституционный, то есть самый непрактичный подход к самой Конституции.

Как и в прошлом, шоковая «терапия» практикуется чаще и прежде в сфере правовой, прежде всего – в конституционной, чем в экономической, политической и иной. Разве случайно, что у нас и государство, и общепризнанный беспредел в нем одновременно украшается одним и тем же хвалебным эпитетом – и государством правовым и беспределом тоже правовым (законным, что ли?).

А из всех видов «правового» беспредела наибольшую силу набрал беспредел «конституционный» – сначала бездействие консти-туционных регуляторов, а потом уже и действие регуляторов анти-конституционных в работе инстанций именно конституционных.

Правовой кризис поэтому есть прежде всего конституци-онный кризис. Началом действительного выхода из него должен быть конструктивный пересмотр самого подхода к формированию и регламентированию конституционного поля или пространства.

Кризис ответственности проявляет себя и требует преодоления во всех своих аспектах, в правотворческом и в правоприменительном, но прежде всего и больше всего, сначала и в конечном счете – в аспекте концептуальном.

Наша тема предполагает сравнительный анализ спорных трактовок ответственности, различных подходов к конструиро-ванию ее технологий и механизмов реализации.

Всеми ощущается необходимость поиска, потребность выработки таких воззрений на ответственность, которые были бы созвучны непротиворечивым представлениям о личности в гражданском обществе и в правовом государстве.

Всех по этому направлению работающих концептуально – следовательно, работающих по-своему, своеобразно и потому разнообразно – объединяет несанкционированная инициативность поиска и потому содержательное, неформальное различие трактовок. Но главное объединяющее начало – взгляд на ответственность как на гарантию самосохранения и саморазвития личности, общества и государства. Только ответственность способна дать праву и государству жизненную и творческую силу – ту самую позитивную надежность, которая хорошо показана теорией систем.

Кризис ответственности происходит в условиях, затрудняющих его преодоление, но потому и делающих его преодоление неотложным. Можно начать с того и кончить тем, что вся жизнь российского общества (особенно в закончившемся столетии) была занята небывалыми по широте и остроте социальными катаклизмами. Они так и не нашли (возможно, и вообще не имели) нормального, обычного для других стран правового – не разрешения, а хотя бы осмысления не то что во всем обществе, но даже и в юридической корпорации.

Ее, юридической корпорации, как таковой не было и нет, несмотря на признанные миром глубокие, богатые идеями и по сей день поучительные труды действительно выдающихся наших правоведов и на большое число попыток к действительному их объединению. Не было осознанной необходимости в такой корпорации как значимой национальной величине, потому и не было свободы для нее.

Издавна социальные и даже государственные проблемы лишь в последнюю очередь ставятся у нас как проблемы правовые. Потому, как правило, и не получают разрешения именно правового.

Главные участники наших конфликтов количественно составляли почти все общество. Меньшая часть взывала к начальству, но не к закону и суду. Но большая часть даже и не пыталась в своем противоборстве апеллировать к самому обществу, к правовым его потребностям, и меньше всего стремилась к достижению целей именно юридических и средствами именно юридическими.

И раз общество и государство не были арбитром в споре своих компонентов, сами эти компоненты боролись со своим же обществом и государством. Ни общество, ни тем более государство не имели своим фундаментом, несущей своей конструкцией, единые для всех, писаные и неписаные, общеобязательные требования к себе, ко всем и каждому.

С другой стороны, неистребимо пристрастие механически, напрямую «решать» аппаратной силой государства те социальные вопросы и задачи, кои требуют совсем иных подходов и методов.

Правда, в наиболее напряженные периоды борьбы за национальное и государственное самосохранение (практически совпадавшие со всем временем нашей истории) выдающуюся и не разовую (как в других странах), а практически постоянную роль играло высшее народное (вслед за ним, на его основе – государственное) самосознание всей нации.

Как важнейший фактор социального саморегулирования и самоуправления, как духовная и культурная доминанта.

Как внутренняя и духовная, то есть действительно подлин-ная, народная, национальная Конституция, обычной и постоянной социальной и государственной Конституцией так и не ставшая..

По причине возрастания именно такой, органичной, конституционности, народной инициативы, самоорганизации и самодисциплины в годы противостояния иноземным вторжениям, в периоды Смуты и других самых грозных испытаний русская история именно такие времена отмечала как периоды относительного смягчения внутренних конфликтов (и даже снижения преступности), что резко отличает наши хроники от большинства зарубежных.

Тягостные будни нашей гражданской жизни («без быта и без бытия», по слову С. М. Соловьева), весь ужасный повседневный государственный уклад веками отягощены наследственным неприятием системного, целостного, стабильного, постоянного упорядочения и решения всех, даже и неординарных вопросов ординарными, привычными и равнообязательными для всех нормами и процедурами, на обычной, регулярной и постоянной основе.

При отсутствии правил ими слишком часто становились исключения из правил. История Государства Российского характер-на преобладанием не только особых внешних и иных условий своего существования, но и пусть вынужденных, понятных, вполне под-дающихся оправданию, но сегодня уже исторически изжитых, сегодня и завтра более уже никак не приемлемых особых (внеэконо-мических, внеюридических, а то и просто антиюридических) мер, средств и методов.

Статутную и функциональную ответственность заменить нечем и заменять незачем. Она юридически неизбежна, неотвратима изначально и во всех смыслах.

Ответственность лишь в последнюю очередь – следствие правонарушения, как изменение правового положения его субъекта, изменение самого характера правовых взаимоотношений этого субъекта с государством. В первую же очередь ответственность – обязательный конструктивный элемент и государства, и любого другого субъекта права, и самого права, несущая его конструкция.

Преобладал и все еще преобладает узко-прагматический, односторонне-карательный взгляд на ответственность.

Поэтому ответственность – и в нормативных актах, и в их применении – по инерции, выдаваемой за традицию, сводилась и все еще нередко сводится к санкции или к применению санкции, к силовому (правовому лишь по форме, да и то не всегда) подчинению и силовому воздаянию, превентивному либо карающему за неподчинение (реальное или потенциальное).

Ответственность как живое правовое начало неизбежно вырождалась при этом в одностороннюю (по логике вещей, по опре-делению и в принципе не могущую быть демократической) зависи-мость нижестоящих слабых от вышестоящих, вроде бы и сильных. На деле еще более слабых (как личностей и как правителей).

Итог – зависимость безответных от безответственных. Практически не было, да во многом и сейчас еще нет абсолютно необходимой, хотя бы минимальной, подконтрольности самих этих «верхов» закону и народу. Не было, нет и долго еще не будет недос-татка в ссылках на будто бы уважительные причины для всего этого.

Например, гражданская война белых и красных охватила все общество, прошла через все социальные, семейные и личные судьбы, но прервалась лишь как война армий. Причем победа одной стороны не была, по существу, в полной мере – «внутренне» – признана другой стороной даже после международного признания Советского государства.

Не произошло консолидации всего общества вокруг власти и ее велений. Потому и фактически не было ни самоподчинения общества государству, ни, тем более, подотчетности государства и власти обществу. Принцип де Голля «правительствло не договаривается, правительство приказывает» осуществим лишь в условиях общенационального консенсуса, без которого не имеют смысла даже и договоры, а тем более приказы.

Проще говоря, гражданская война не закончилась у нас гражданским миром. А потому лишь приняла другие формы разнообразного противостояния. Прежде всего, формы, способы и методы сопротивления активного (и еще более эффективного – пассивного), причем сопротивления как неразумным, так в первую очередь даже и разумным начинаниям новой власти.

Последующие всплески и метастазы гражданской войны каждый раз угрожали ее полномасштабным возобновлением, неизбежно приводили к обострению и милитаризации любого конфликта внутри страны и внутри общества.

При этом сами конфликтующие стороны принимали в расчет весьма конкретную заинтересованность внешних сил в его ходе и исходе. Так было не только в двадцатых-тридцатых годах и в начале Отечественной войны, но и после ее окончания, до и после «перестройки». Если верить на слово всем тем, кто сегодня уверяет во всегдашней своей, наследственной даже и потомственной, активной и действенной, неприязни ко всему советскому, то получается абсурд даже и арифметический – получается, будто контингент активно и действенно подрывавших Советскую власть явно превышал все тогдашнее взрослое население страны. И возникает предположение – может быть, и в самом деле сопротивление Советской власти со стороны ее оппонентов не убывало со временем, а возрастало, о неизбежности чего не раз напоминалось так жестко и решительно?

Но и отвергая столь неприятную трактовку, логично ли, убедительно ли видеть в огромном этом явлении – в разладе власти пусть даже с частью своего же народа – лишь сумму сугубо приватных конфликтов, индивидуальных превратностей? И как же не видеть отношение всех этих и многих иных лиц, целых социальных слоев к власти «своей» или, по сегодняшней их лексике, «этой» страны? Не зря же и зовут их «этостранцами». Неустанные радения по героизации задним умом и числом власовцев, полицаев, бандеровцев, по братанию с лесными и подобными им братьями разве оставляют место для самых последних сомнений?

Юридический прогресс немыслим без общепризнанного юридически прогрессивного лидера. С точки зрения криминологи-ческой и уголовно-правовой, суть российских перемен последнего десятилетия сводится к тому, что власть в стране захватил самый криминогенный слой населения. Исторически это несправедливо и потому бесперспективно.

Будет только справедливо и логично, правомерно и демократично, если законная власть в стране (в любой!) всегда будет в руках самого законопослушного слоя населения.

Если верить тем, кого слышим чаще других, то главной силой нынешних перемен выступает тот самый «средний класс», который самым криминогенным образом быстро стал у нас самым криминогенным слоем общества.

Специалисты настойчиво и неслучайно напоминают, что из всех причин преобразования «слишком демократической» Веймарской республики в гитлеровский рейх на первом месте стоит именно крушение (в начальном и конечном счете – моральное крушение) отнюдь не самой демократии (в принципе не могущей быть чрезмерной). А именно среднего класса тогдашней Германии, который был вроде бы сильным и сам по себе, и по прочным позициям в обществе и государстве, во всех его сферах и структурах, включая партийные, парламентские и прочие.

Его крах, вызванный моральной (по своему характеру – криминальной) дискредитацией как лидера, не смогла предотвратить ни бесспорно рыночная экономика, ни бесспорно демократическая организация власти в государстве. Больше того, социальный и государственный провал криминального среднего класса участвовал в подготовке социального и государственного триумфа еще более криминального пласта.

Модная социология смену одних мерзавцев другими величает «ротацией элит». Элементарный здравый смысл предостерегает от причисления нелучших к лику лучших, от терминологического вандализма – рептильного осквернения научных категорий и понятий. Преступные махинации «наших» олигархов с финансовыми и прочими «пирамидами», утечка капиталов за рубеж, уклонение от уплаты налогов, подкуп властных и управленческих структур – все это делается даже и не конспиративно, а скорее демонстративно.

Недавние дефолты, то есть саморазорение нынешнего нашего лидера, весьма среднего класса – очередного узурпатора, самозванного вершителя наших судеб – практически всех убедило в его неспособности доказать свою «способность к самоуправлению и самодисциплине – первую, что ни говори, способность всякого правителя» (Ф. Д. Рузвельт) – обеспечить хотя бы даже собственную платежеспособность, элементарные социальные расчеты не только со своими социальными партнерами, но даже и с конкретными контрагентами по конкретным сделкам.

Неизбежно и у нас постоянно возникает вопрос предвечный, всегда и везде спокойно и свободно обсуждаемый – о первичной, изначальной несостоятельности бывших, нынешних и будущих властителей (классов, групп, партий, инстанций) – их несостоятельности социальной, экономической. А, следовательно, и о вторичной, производной, юридической их несостоятельности, то есть безответственности перед теми, кого они взялись куда-то и к чему-то вести. Здесь тоже есть свои чернобыли, свои черные вторники и свои дефолты – обвалы и резкие падения уровня ответственности в обществе и государстве (вверху и, следовательно, внизу), куда более глубинные по природе своей и последствиям, чем изменения валютных ставок. Призывы к законности особенно часты и громки со стороны махинаторов и коррупционеров, но в сегодняшней атмосфере они подчас невольно напоминают призывы к нравственности в публичном доме.

Между тем на Западе предприниматели, практичные люди дела – сначала не без влияния известных событий в нашей стране и затем «великой депрессии» у себя дома – давно уже сочли за благо для себя превратиться в самый законопослушный слой общества. И не прогадали. Сегодняшняя их видимая, кажущаяся прочность и уверенность в завтрашней прочности их положения во многом основана именно на этой, не только узко криминологической, предпосылке социального лидерства предпринимателей. Статистика надежно говорит о постоянном снижении в этом слое абсолютных и относительных показателей преступности – как общеуголовной, так и специфичной прежде именно для него – преступности в сфере налоговых, банковских и вообще коммерческих отношений.

По уровню преступности в сфере именно рыночной и можно отличить экономику рыночную, то есть правомерную, законопослушную экономику от экономики теневой, криминальной. А страны на основе той или иной экономики различать между собой как страны одного ряда – со стремлением к господству права или же со стремлением совсем иного ряда – к господству его антиподов.

И усердно демонстрируемые, и еще более тщательно скрываемые стороны сегодняшней российской жизни дают известное основание принять участие в уже развернувшемся обсуждении формально отнюдь не самого главного вопроса о том, как именно поточнее назвать нынешний наш уклад и строй.

Не столько даже уровень и динамика преступности, сколько уровень и динамика влияния криминалитета, именно криминальная приватизация им многих рычагов официальной и неофициальной власти, позволяет принять к рассмотрению доводы за и против даже и такого титула – к р и м и н а л и з м.

Криминализация многих сторон быта, общественной и государственной жизни нагляднее всего отражается на людях и выражается в них, особенно на качестве человеческого материала, прежде всего – кадрового. Того самого, который решает все, по которому и судят обо всем.

Тема и замысел нашей книги обязывает, говоря о применении закона, иметь в виду больше всего и главным образом правоприменителей. И конкретные, и итоговые результаты применения закона зависят от государственных и личных качеств правоприменителей даже больше, чем от юридического совершенства самого закона.

Исходным пусть будет точное наблюдение и мудрое предостережение нашего классика.

«В смутное время колебания или перехода всегда и везде появляются разные людишки. Я не про тех так называемых „передовых“ говорю, которые всегда спешат прежде всех (главная забота) и хотя очень часто с глупейшею, но все же с определенною более или менее целью. Нет, я говорю лишь про сволочь. Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама не зная того, почти всегда попадает под команду той малой кучки „передовых“, которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что, впрочем, тоже случается… В чем состояло наше смутное время и от чего к чему был у нас переход – я не знаю, да и никто, я думаю, не знает – разве вот некоторые посторонние гости. А между тем дряннейшие людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать все священное, тогда как прежде и рта не смели раскрыть, а первейшие люди, до тех пор благополучно державшие верх, стали вдруг их слушать, а сами молчать; а иные так позорнейшим образом подхихикивать».1

Юридические характеристики государственной и общественной жизни выступают как наиболее полное и глубокое – и, следовательно, главное – обобщение, как общий и потому общеобязательный знаменатель всех иных ее характеристик Именно потому в исторических, социологических и других исследованиях российских проблем, событий и деятелей отечественной истории, главный аспект – есть аспект собственно юридический. Еще точнее – аспект конкретной правовой ответственности конкретных субъек-тов права. Именно этот аспект больше всего недооценивается.

Государственная власть в России и в прошлом, и в настоящем – не только первая и перманентная, непризнанная, но и постоянно призываемая к ответу виновница беззакония в деформированном обществе. Она же – и главная реальная гарантия пусть временного водворения хотя бы относительного законопорядка в обществе, которое, в свою очередь, именно для достижения этой цели обязано конструктивно преобразовать самого себя, сделать себя гражданс-ким обществом, а свое государство – правовым государством.

Ответственность выступает и как исходная правовая (конечно же, не только правовая!) проблема, и как основное, начальное и конечное, правовое средство решения не только правовых проблем. В изучении данной темы сделано так много! Но как еще далеко до устраивающего всех итога. Рано пока – и, по скромному убеждению скромного автора, вообще незачем – делить уже сегодня все сегодняшние и завтрашние трактовки на единственно правильные и заведомо неправильные. Продуктивнее не ограничивать, а накапливать различные решения и подходы к ним, и не противопоставлять, а сопоставлять их.

Больше, чем бесспорные повторения бесспорных утверждений, требуются поисковые и рабочие гипотезы – пусть и не сразу всех устраивающие. Уместны также конструктивные сомнения в давних постулатах, принимавшихся на веру из одного лишь должного уважения к их действительно заслуженным авторам.

На наших глазах изменилось – справедливо и несправедливо, и в лучшую, и в совсем иную сторону – объективное содержание и субъективное восприятие даже самых исходных для нашей темы положений. Есть поэтому смысл сегодняшними глазами посмотреть на весь понятийный фонд вечно юной, нерешенной, не всегда даже решаемой проблемы, но постоянно требующей решения главнейшей, исходной правовой проблемы – проблемы ответственности, конкретных вопросов ее реализации.

Теоретическая и прикладная фактура самой интенсивной юридической ответственности – ответственности уголовной – предоставляет наибольшие возможности для рассмотрения многих социальных и правовых явлений, но прежде всего – для осмысления, а во всех необходимых случаях и для переосмысления, проблем самой уголовной ответственности. На правовой и правопримени-тельной фактуре уголовной ответственности логичнее всего рассмотреть и конституционные ее аспекты, включая аргументы в пользу создания самой Конституции.

И сущность, и специфика уголовной ответственности ведет свое начало в конституционной ее природе, от которой она производна (и должна быть производна) как особая ее разновидность, и наиболее предметно и конкретно выражена в конституционном законодательстве, в производном от него уголовном законодательстве и практике их применения.