Читать книгу Объединяя времена - Валерий Красовский - Страница 9

– Антонина, возьми студентов! Четверо осталось. Прочих уже всех распределил по домам. У тебя же большая пристройка пустая!

Бригадир Иван Торопов умоляюще смотрел на высокую статную женщину лет пятидесяти.

– Хоть на колени становись, не возьму. В субботу на выходные дочка с города приезжает. Ты, представь: она заходит в дом, а тут четверо мужиков.

– Ну, какие они мужики! Студенты. Окромя книг еще ничего не видели.

– Не возьму.

– Да твоя дочка, может быть, среди них жениха присмотрит!

– Рано ей еще.

– Это почему рано.

– Семнадцать ей только исполнилось. Неделю назад.

– А где учится?

– В техникуме связи.

– А где старший сын? Что-то его не видно уже давно.

– На Дальний Восток на стройку подался.

– Один. Да нет с женой и сынишкой.

– Значит, будешь теперь в разлуке с внуком.

– Няма часу скучать. Ящэ три баразды с бульбай трэба выбрать, – перешла на местный диалект женщина.

Четверо молодых парней, двое невысокого роста, около ста семидесяти, и двое ребят повыше спокойно в ожидании стояли за приусадебной оградой, прислушиваясь к разговору хозяйки с бригадиром.

Это были Василий Шувалов, Игнат Камский, Валерий Еремин и Роман Залесский. Они проживали в общежитии в одной комнате, все увлекались хирургией и непременно хотели поселиться на период уборки картофеля вместе, поэтому и возникли происходившие в настоящее время трудности. Просторных изб было наперечет. Станислава Самойлова и Романа Перфильева взял на постой к себе бригадир.

– Ребята, давайте, пока бригадир хозяйку уговаривает, поможем ей распаханные гряды убрать! – предложил товарищам Еремин.

– Все равно нечего делать, – поддержал его Шувалов.

– Тогда я иду за корзинками, – включился в разговор Игнат.

– Пойдем вместе, – развил инициативу Залесский.

Они подошли к женщине, беседующей с бригадиром.

– Добрый день! – обращаясь к хозяйке дома, выразительно произнес Валерий Еремин.

Его тут же дополнил товарищ, не дожидаясь ответа:

– Давайте корзинки, мы вам поможем картошку убрать!

Лицо женщины приняло выражение агрессивного недоумения. Она несколько секунд не осознавала, как в данной ситуации себя повести. Но до нее, хоть и с замедлением, все же дошел смысл предложения студентов, и твердые острые веки ее глаз неожиданно смягчились, как-то радостно изогнулись.

– Надо бы спачатку воды из колодца принести.

– Роман, Василий идите сюда! Работка появилась.

Когда двое, стоявших в отдалении молодых людей подошли к общей группе, хозяйка, овладев ситуацией, сказала:

– Еще бы дровишек наколоть.

– Ну, что ж! Давайте топор! Пойду колоть, – вызвался Залесский.

– А я воды вам наношу, – предложил Шувалов. – А как к вам обращаться?

– Антонина, а по отчеству Семеновна.

– Антонина Семеновна, давайте ведра!

В сенях хозяйка подала Шувалову два оцинкованных ведра и коромысло, но тот взял только емкости для воды.

– Я без коромысла. А куда выливать?

– Сперва в бачок, что в сенях, а потым в бочку, которая в стайке для коровы.

Камский и Еремин взяли корзинки, и пошли выбирать из борозд картошку.

– Ладно, я пойду, – повеселев глазами и лицом, произнес бригадир и быстро покинул двор Антонины.

Наносив воды, Василий Шувалов стал помогать товарищам на копке гряд густо усыпанных светло-желтыми плодами. Роман Залесский в это время стремительно наращивал гору колотых дров.

Антонина Семеновна, затаив дыхание, наблюдала, как быстро выполняется в их хозяйстве череда запланированных на неделю работ. Однако ее оторопь и даже некоторая растерянность созерцателя постепенно была преодолена и она, словно спохватившись, устремилась на кухню готовить обед.

«Постелю студентам в пуне на сеновале, – решила женщина, – а через день, когда дочка уедет, перейдут в залу.

Уже пополудни, когда добровольные помощники управились с делами, и умывались, поставив ведро на деревянную колоду, поливая друг другу на руки, во двор вошла гнедая лошадь, запряженная в телегу с оглоблями, внутри повозки на горке сена сидел худощавый мужичок. Ему навстречу вышла Антонина Семеновна и помогла слезть на землю.

– Это мой хозяин, – представила она студентам подъехавшего супруга, – Егор Дмитриевич.

Хромая на левую ногу, тот подошел к молодым людям и, знакомясь, поочередно пожал каждому руку. Было также четко заметно, что левая рука хозяина менее подвижна, а правая половина лица не участвует в мимике, как у здорового человека.

– Возможно, перенес инсульт, – шепнул Камский стоящему рядом Шувалову, а потом, поразмыслив, добавил, – или была тяжелая травма.

– Скорее всего, последнее, – предположил Василий Шувалов.

Из сеней показалась Антонина Ивановна и громко кликнула:

– Егор, зови на обед ребят. Это же надо, сколько дел переделали!

В прихожей на столе стоял объемистый чугунок со сваренной картошкой, большая сковорода с яичницей на сале на деревянной подставке, в салатнице лежали нарезанные кружочками соленые огурцы, большой жбан доверху был наполнен простоквашей. Изголодавшиеся студенты плотно подкрепились и, поблагодарив хозяев, вышли во двор. За ними не спеша подался Егор Дмитриевич, достал правой рукой из кармана папиросы и спички. Призвав к участию плохо работающую левую кисть, закурил. Затем предложил присоединиться к ритуалу студентам, но те отказались.

Из приоткрытой двери послышался голос его супруги:

– Егор, тебе ж нельзя курить! Врачи запретили!

– Антонина, не шуми! Я токо чуток.

Потушив и выбросив окурок, Егор Дмитриевич внимательно посмотрел на стоящих рядом молодых людей, и обратился к ним с просьбой:

– Хлопцы, пособите мне привезти воз сена с покоса в пуню.

Возражение ни от кого не последовало. Прихватив вилы, мужская пятерка уселась на телегу и выехала из деревни в сторону леса. Прибыв на место, студенты сгребли подсохшее сено в небольшие копны, потом погрузили на гужевой транспорт. Образовавшийся солидный воз увязали веревками через верх, подсадили хозяина и, поддерживая с боков повозку, вернулись обратно. Когда все перебросали в пуню, уже взошла луна. Вечер был тих. Замерцали первые самые яркие звезды. Запах сена был насыщен разнотравьем. Антонина Ивановна принесла матрацы, одеяла и подушки. Под самой крышей сенохранилища молодые люди оборудовали великолепную лежанку и без промедления, так как были с непривычки утомлены, улеглись, мгновенно уснули и были разбужены под утро голосистым кукареканьем петуха. Шувалов по-военному вскочил первым и по стремянке спустился вниз. За ним последовали остальные. Внизу стояла их обувь: кирзовые и резиновые сапоги, но носки куда-то пропали. Услыхав, что постояльцы проснулись, появилась хозяйка и принесла выстиранные и просушенные на печи носки. Студенты явно не ожидали такого попечительства и заботы.

– Антонина Ивановна, большое вам спасибо! – сердечно произнес Шувалов, забирая пару своих коричневых носков. – Мы привыкли сами себя обслуживать.

Его товарищи также рассыпались в благодарностях. Затем все вышли на улицу, разделись по пояс, сделали небольшую физзарядку и облили торсы ледяной колодезной водой. Молодые тела студентов наполнились бодростью и фантастической подъемной силой, мечты превратились в осязаемое чувство и повлекли в неведомые дали. Все казалось возможным. Но этот импульс вдохновения от контрастного обливания быстро прошел.

– Идемте завтракать! – позвала хозяйка.

Была подана пшенная каша, заправленная домашним маслом, затем аппетитно употреблены блины, рядом с которыми стояла сковорода с жареным мелко нарезанным салом и поверх всего, как говорят в народе на верхосытку, парное молоко с черным хлебом.

На колхозном картофельном поле с помощью вездесущих лошадиных сил накануне были разогнаны километровые борозды, начинавшиеся за деревней и уходящие вдаль до самого березового перелеска. Студентки и студенты заняли стартовые позиции и приступили к делу. Учетчик стоял возле прицепа и фиксировал высыпаемые ведра. У каждого был свой порядковый номер.

Слышалось, примерно, так:

– Двадцать пятый – два ведра. Четырнадцатый – одна корзина. Третий – одно ведро.

Так продолжалось до обеда, а после перерыва еще пару часов. Когда расстояние до прицепа увеличивалось, и опорожнять ведра становилось ходить далеко, вызывали извозчика. Лошадь таскала телегу, устеленную и обшитую по бокам досками, вслед за копателями, пока тара не заполнялась. После этого следовал небольшой антракт. Вот так будущие хирурги, терапевты, окулисты и прочие специалисты от медицины приобщались к сельскому труду.

На обед было разрешено брать по ведру картошки. Антонина Ивановна искренне обрадовалась прибавке к своему урожаю. Ее дочь Екатерина, студентка техникума связи, к моменту возвращения студентов-медиков в конце рабочего дня уже была дома. Состоялось короткое знакомство. Ужинали все вместе. Медики с интересом рассматривали молоденькую скромную девушку, а та в свою очередь их. Живого разговора не получалось, все ограничивались небольшими репликами. После обеденного борща, перловой каши и компота на ужин хозяйка приготовила картофельную «бабку» с наполнителем из мелких кусочков жареного сала, принесла также емкий кувшин простокваши. В садах сельчан в тот год случилось яблочное изобилие. Толстоствольные плодовые деревья, оставшиеся еще с панских времен, осыпались на травяную подстилку штрифелем, пепенкой, анисом и особенно щедро антоновкой.

После добротного ужина мужской коллектив с удовольствием откликнулся на просьбу хозяина привезти очередной возок сена на зиму корове. По дороге Шувалов не выдержал напора профессионального интереса и спросил:

– Егор Дмитриевич, а почему вы хромаете? Травма была?

– Это с войны еще.

– Ранение?

– Вы будущие врачи, вам покажу. – Егор Дмитриевич снял шапку и, откинув небольшую прядь волос со лба, указательным пальцем правой руки обозначил место на границе с теменью: – Вот сюда пуля вошла, а вот тут вышла, – и передвинул руку на затылок, что-то там нащупывая.

– Можно посмотреть? – попросил Шувалов.

– Да и пощупайте. Вы ж хирургами собираетесь быть? Случись, – пригодится.

Егор Дмитриевич пододвинулся ближе и слегка наклонил голову. На границе лобной и теменной части справа четко прощупывалось вдавление округлой формы, второе, чуть большее по размеру, было в области затылка. Вся четверка будущих докторов аккуратно изучила анатомию травмы. Остальной путь ехали молча. Возвратившись, медики забрались на свой сеновал и утомленно уснули. В назначенное время послышался громкий петушиный горн.

Предводителем куриного семейства у Антонины Семеновны был степенный, не терпящий возражений, решительный, напористый, иногда даже агрессивный красавец-самец. Над головой короной сидел ярко красный гребень, по бокам ниже глаз маленькие беленькие ушки ловили каждое звуковое подозрение об опасности, ниже клюва свисали роскошные рубиновые серьги. Шею короля кур окружал накладной воротник из оранжевых перьев, переходящий на спину, грудь защищала броня из сине-черных перьевых элементов, которые в области хвоста превращались в изогнутые колеблющиеся серпы, способные скосить любого соперника.

Утром Антонина Семеновна потчевала всех поливкой, изготовленной по собственному рецепту, в которую нужно было макать блины. Поливка была слегка солоноватой густой как сметана, со шкварками. В кувшинах было парное молоко и простокваша.

По ходу раскопок гряд в поле друзья решили разузнать больше о своем хозяине у сельчан. Первым объектом интереса стал учетчик Иван Матвеевич, или Матвеич, как обычно к нему обращались.

В один из перерывов к нему подошел Камский и спросил:

– Иван Матвеевич, вы хорошо знаете Егора Дмитриевича?

– Это Полякова? Где вы остановились?

– Да.

– А што вас цикавить?

– Например, как он получил ранение? Сам он ничего не помнит.

– Гэта я не ведаю. Спытайте у яго сябра Максима Калинкина. Яны разам призывались у сорок першым. Ён можа рассказать.

Потихоньку общими усилиями с привлечением всех заинтересованных и очевидцев удалось воссоздать некоторые события минувшего.

За год до начала войны в деревне по осени состоялось сразу шесть свадеб. Егор и Антонина считались самой красивой парой. Гармошки и песни не утихали целый месяц. Но не прошло и девяти месяцев, как случилось военное лихолетье. Большинство мужиков призывного возраста оказались в армии. Среди них и шестеро молодых парней, сыгравших недавно свадьбы. В июле сорок первого село заняли оккупанты. Как мужественные женщины, еще недавние школьницы, и в каких условиях смогли родить детей трудно представить. Часть деревенских домов была сожжена, многие жители были убиты фашистами. Но юным матерям повезло. Они с грудными детьми выжили, прячась в лесах и наспех вырытых землянках в моменты прихода немцев. Был голод. В пищу шло все от крапивы весной до головок клевера и липовой коры в зимнюю пору. В октябре сорок третьего красноармейцы выбили врага из деревни. Антонина с двухлетним сынишкой вернулась в родительский дом, который случайно уцелел. Отца ее уже не было в живых. О судьбе Егора она ничего не знала. Линия фронта проходила рядом, были слышны периодически звуки канонады. Летом сорок четвертого началось наступление наших войск и фашистов погнали на запад. В один из дней пришло официальное письмо из какой-то воинской части, где было сказано, что Егор жив, но тяжело ранен. Полевой госпиталь находился более чем в ста километрах от деревни. От сельского совета выделили лошадь и телегу, сынишку Антонина оставила матери, а сама отправилась в дорогу. Когда она прибыла в военно-медицинское учреждение, располагавшееся в уцелевших зданиях и брезентовых палатках, ее отвели к мужу. Он лежал на армейской складной кровати, голова его была перебинтована. Около месяца назад он был ранен и прооперирован. Свою жену он не узнал. Кормить его надо было с ложечки. Левая рука и нога не двигались. Антонина проплакала всю ночь, а утром постаревшая, ставшая строгая лицом, четко представившая себе всю дальнейшую нелегкую жизнь забрала своего любимого и благополучно привезла домой.

Она завела козу. Старенькая мать ей во всем помогала. По каплям они вливали в рот раненого это целебное зелье, а также отвары и настои по народным рецептам. Дважды в день она растирала тело Егора. По ночам дежурила рядом на дощатом настиле, сооруженном на табуретках, и плакала от горя. Иногда к ней заходили ее подруги. Из свадебной шестерки сорокового года вернулся только Калинкин на костылях без ноги да Егор. Прошло несколько месяцев. Ее супругу не становилось ни лучше, ни хуже. Жизнь была тяжела. Работа в колхозе и дома, забота о раненом муже и подрастающем сынишке отнимали все силы.

Однажды утром какой-то внутренний импульс заставил Антонину проснуться. В тот момент она чуть не потеряла сознание: на нее смотрел осознанно своими голубыми глазами Егор. По его щекам текли слезы. Она прильнула к нему и зарыдала вслух, разбудив мать и сынишку.

– Доченька, что с тобой? – спросила мать.

– Мама, Егорка пришел в себя!

Это был третий счастливый день в жизни Антонины после свадьбы и рождения сына.

Женщины утроили заботу о раненом, и растерзанный войной солдат встал на ноги.

Когда четверка будущих хирургов все разузнала о нелегкой судьбе этой семьи, они еще с большим усердием старались оказывать всяческое содействие по выполнению работ по хозяйству. Ребята покололи и сложили все дрова, вывезли сено с покоса, привели в порядок огород, подремонтировали изгородь, подправили крышу. После одного из теплых дождей повсеместно появились опята.

– Антонина Семеновна, может быть вам собрать на зиму грибов? – как то поинтересовался Камский Игнат.

– Ой, ребятки, я так вам буду благодарна! Сама хотела попросить, да не решалась. Вы столько нам помогаете!

В тот же день студенческая четверка взяла корзинки, пару холщовых мешков и отправилась в лес, затем тару, наполненную молоденькими опятами, принесла хозяевам. Антонина Семеновна отварила деликатес и засолила в бочке. В те несколько дней, что оставались до отъезда студентов, она кормила их особенно старательно и втайне примеряла каждого из молодых парней к своей дочери. Все ей нравились, и никого она не смогла выделить.

«Это не судьба! Наверное, у этих ребят уже есть девушки на примете?» – грустно прикинула хозяйка дома.

Картофельные поля были убраны. На субботу был назначен расчет хозяйства со студентами. Все ждали с нетерпением этого дня, особенно городские девчата, которым хотелось поскорее возвратиться в уютные родительские квартиры. Да и тем, кто проживал в общежитиях, а таких было подавляющее большинство, начинал надоедать сырой холод осени и спартанские условия жизни.

После получения энтузиастами труда заработанного за три недели они начали готовиться к отъезду. Антонина Семеновна осторожно спросила у своих постояльцев:

– Ребятки, а когда вы собираетесь уезжать?

– Хотелось бы завтра, – ответил за всех Камский.

– А Егор вам сюрприз приготовил.

– Любопытно, что за сюрприз? – заинтригованно спросил Шувалов.

– Хозяин вас у тристене чакае. Помогите ему дежку до кустов сажалки донести.

– Ну, что! Пойдем, посмотрим, что за сюрприз нам Егор Дмитриевич приготовил! – взял инициативу в свои руки Еремин.

– Пошли! – поддержал его Залесский.

В пристройке Егор Дмитриевич примерял деревянную крышку с отверстием посередине на укороченную по высоте металлическую бочку. Скорее всего, стандартная тара была разрезана пополам. Рядом стояла невысокая, но емкая деревянная дежа. Она была обтянутая железным обручем и закрыта клеенкой. По бокам на ней имелись «ушки» с закрепленной на них проволокой.

– Хлопцы, во все это надо вынести, – обратился к своим помощникам хозяин.

Шувалов и Еремин подняли дежу и осторожно понесли к месту назначения. Залесский и Камский взяли металлическую емкость и крышку. Егор Дмитриевич нес в руке сумку, наполненную какими-то нужными ему предметами. Возле пруда-сажалки были хорошо заметны следы кострища, углубленного в землю, в центре которого лежали в определенном порядке черные обожженные камни. На них была поставлена металлическая бочка, укреплена от опрокидывания сбоку дополнительными булыжниками и кирпичами. Содержимое дежки, это была созревшая брага, перелили в металлическую тару. Сюрприз был раскрыт, но студенты охотно приняли участие в этом мероприятии. Они помогли своему чародею приладить крышку с отверстием посередине, зашпаклевать места неплотного прилегания тканью, а затем замазать глиной, которой изобиловали склоны пруда. После этого Егор Дмитриевич залез в ближайший куст и принес метровой длины корыто. Оно было ветхим, трухлявым, покрытым трещинами и на первый взгляд казавшимся ни к чему уже не пригодным. На торцах этого артефакта были сверху небольшие прорези-углубления в форме прямоугольников. Корыто установили на импровизированные подставки, которыми послужили колышки и поперечные деревяшки. Из того же секретного куста была извлечена ржавая, изогнутая на конце под прямым углом металлическая труба. Ее диаметр был точь-в-точь по размеру прорезей на корыте. Из концов трубы были вынуты тканевые пробки, а сама она прилажена на требуемое место. Изогнутый конец трубы был зафиксирован над кромкой браги, в корыто после тщательной замазки дыр глиной, залита вода. Все было готово к действу. Когда костерок разгорелся, уже стало темно. Едва была наполнена первая бутыль первача, как показался хромающий на протезе человек. Это был Максим Калинкин.

– Привет, Егор! – поздоровался он со своим боевым товарищем.

– Здорово, Максим!

– Решил ребят проводить?

– Да, завтра уезжают.

– Быстро они с бульбай расправились!

– А нам с Антониной как помогли!

– Да, за это надо отблагодарить. Они еще твоего первача не пробовали?

– Нет, не довелось угостить.

– У тебя он получается, как ни у кого в деревне. Держишь рецепт в секрете?

– Не без этого.

Студенты поочередно приносили из зарослей сухие ветки и подбрасывали их в костер. Егор Дмитриевич после наполнения очередной бутыли, заменял ее пустой тарой. Из каждой брал пробу в несколько капель и, наконец, сказал:

– Все достаточно! Скоро одна вода пойдет!

Бочку сняли, огонь в костре приуменьшили. Взошла луна, стало светлее. Ветра не было. Из-за редких тучек посматривали звезды.

– Пойдемте в дом? – предложил Егор Дмитриевич. – И ты Максим присоединяйся!

– Егор, а давай на свежем воздухе посидим. Погодка-то, какая! На осень не похоже.

– Ну, как ребята, согласны? – обратился хозяин к молодежи.

– Мы за, – послышалось многоголосое подтверждение.

Егор Дмитриевич спрятал приспособления в куст. Все лишнее было складировано в пристройке. Из дома принесли складной стол, со двора несколько деревянных колод и скамью. Антонина Семеновна накрыла стол. Была вареная картошка, сало, домашняя колбаса, огурцы, хлеб и, конечно же, фирменный первач. Первый тост был за хозяев, потом за ветеранов, потом за студентов. Молодые люди впервые пробовали напиток такой крепости, поэтому быстро захмелели. Умудренные ветераны это заметили и припрятали зелье до новых времен. Когда с закуской было покончено пошли разговоры и воспоминания.

– Страшно было на фронте? – поинтересовался Камский.

– Всяко случалось, – ответил Калинкин.

– А помнишь, как ротный говорил перед первым боем? – спросил своего товарища Егор Дмитриевич.

– Помню: «Двум смертям не бывать, а одной не миновать!» Когда бой начинался, уже никакого страха не было.

– У каждого была своя задача. Ни о чем больше не думали.

– А как первый бой закончился? – спросил Шувалов.

– Отбились мы. Наших полегло много. А немцы пёрли и пёрли, как из-под земли вырастали. Прорвались фрицы, но не на нашем участке обороны, обошли. Тяжка успаминать, – и Егор Дмитриевич вздохнул.

– Из окружения вышли за Смоленском. Из нашей деревни больше десяти мужиков призвали. Мы только вдвоем выжили – добавил Калинкин.

Ветераны закурили. Было видно, что воспоминания им в тягость.

– Давайте собираться на отдых, – предложил Залесский.

Так как других предложений не последовало, имущество, а также посуда были отнесены в дом, костер погашен. Молодежная четверка забралась на свой сеновал. Наутро после легкого завтрака попрощались с хозяевами, затем помогли донести их дочери сумку с продуктами до автобусной остановки. Антонина Семеновна была расстроена и периодически утирала глаза краями своего платка. В ожидании автобуса Камский достал свой портативный магнитофон, приобретенный за целинные деньги, и включил его. Зазвучала любимая его товарищами мелодия Сальваторе Адамо «Падает снег».