Читать книгу ОДИНЖ. Книга I. Пособие по выживанию для Бессмертных… - Валерий Раш - Страница 3

Ледяные порывы пронизывали до костей. Толкнув в спину, поток взбесившегося воздуха рассерженно взвыл и закружил по крыше, выбирая новую позицию для атаки. Всего пару секунд, как я, отдуваясь, вылез на крышу, а от былого тепла и след простыл. Дыхание клубами пара рвалось через стучащие зубы. Легкие усиленно гоняли промозглый воздух, пытаясь унять голод после бешеного спринта. Легко сказать – взлететь по пожарной лестнице на восемнадцатый этаж. Если бы не ранний час, наверняка бы кто-нибудь заметил, как субтильный юноша в черном плаще, с выпученными от напряжения глазами, упорно преодолевает этаж за этажом. Наверняка… Но не в половине восьмого утра… И не первого января, когда большая часть народа едва доползла до вожделенной подушки

А вот какого черта лично мне понадобилось на этой крыше, могу гадать до бесконечности. Правда, можно попытаться спросить у него напрямую, но этот гад всегда давал информацию в самый последний момент и в очень сжатом виде.

Зябко переступаю в кроссовках по промерзлой крыше, щурюсь на бледное зимнее солнце, тщетно отыскивая безветренную позицию. Накинутая на голое тело потертая футболка под плащом приятно контрастировала с летними джинсами, вот только тепла не давала совершенно. Похоже, его просто забавляет гонять меня на место в последнюю минуту и наблюдать, как суматошно разбираюсь в свалившейся на голову проблеме.

Рука тянется в карман за сигаретами, замирает на полпути, к завыванию ветра прибавляется резкий скрип зубов, – я не курю. Причем не просто, а вообще никогда не пробовал. Откуда у тела подобный рефлекс знает опять же только наставник. Как, впрочем, и всю мою настоящую биографию. У нормальных людей как? Родился, учился, взрослел, работал, состарился, помер, – классика. У меня… Хм… Очнулся, вляпался, искупляю. А вот что и почему, – одни догадки. Пытался у него узнать хоть что-то, – бесполезно. Кстати, а ему бы уже пора появиться. Беспокойно озираюсь в поисках оного, но голая крыша исключает возможность укрыться, даже не смотря на его скромные размеры.

– А-аа-пч-хи!! – От неожиданности подпрыгиваю, волчком разворачиваясь на месте. Усилием воли сдерживаю готовое сорваться ругательство. Не время и не место вступать в перепалку, важнее выпытать, зачем я здесь. Точнее, – ради кого

Ну, вот!.. Чего и следовало ожидать, – наставник собственной персоной. Явился из ниоткуда прямо за спиной. Там, где ни лестницы, ни люка на крышу и в проекте не было. И откуда у него такая любовь к дешевым театральным эффектам? Впрочем, как и у всей их чертовой братии.

– Легок на помине… – Бурчу, разглядывая возникшее создание.

Взгляд напряженно следит за передвижениями горбатой фигуры в черном сюртуке, дорогие лакированные туфли идеально начищены, серебряные пряжки бросают колкие злые зайчики в лицо. Карлик деловито обошел вентиляционную шахту, придержал пухлой ручкой слетающий колпак, на широком лице проступило задумчивое выражение, стрельнув лукавыми глазками, он резко повернул, обходя ветровой участок по широкой дуге.

Вздохнув, нехотя бреду навстречу. Ветер срывает легкий плащ, раздувая его на спине парусом, еще сильнее кутаюсь, стараясь сохранить остатки тепла, грею дыханием озябшие ладони. До карлика оставалось пройти с десяток шагов, когда завернув за очередную трубу, он словно испарился. Прошел несколько шагов на автомате, прежде чем понял, – ждать его с другой стороны бесполезно. К слову сказать, труба была стройнее наставника минимум раза в два, и игры в прятки не рассматривались.

Очередной громогласный чих прокатился над крышей. На этот раз я лишь вздрогнул, втянув голову в плечи от неожиданности, на языке вертелось ругательство, – карлик стоял аккурат на том месте, где я был минуту назад.

Наставник тем временем, достал откуда-то грязный носовой платок. Придирчиво повертел его со всех сторон, поцокал, и, досадливо покачав головой, с сокрушенным видом убрал в нагрудный карман темного сюртука. Обыск других карманов результата не дал. Только в брюках отыскалась замшелая ириска и немедленно отправилась в рот. Квадратная выпирающая челюсть с козлиной бородкой мерно задвигалась, а Исра неопределенно пожал плечами и шумно высморкался, закрывая по очереди пальцами каждую ноздрю. Критически осмотрел правую руку, подергал, пытаясь смахнуть нечто, даже сделал движение вытереть ладонь о полу сюртука и тут, будто невзначай, заметил меня.

– Андри-ии-и! – И без того круглое лицо карлика, стало еще шире, кривая улыбка буквально рассекла его надвое. – Сколько лет, сколько зим… Какая неожиданная встреча! Здравствуй, здравствуй!

– Ну, здрав будь… Исра. – Сплевываю, кутаясь в холодный плащ, шмыгаю опухшим носом, не зная, куда деть руки, засунул в подмышки, – хоть какое-то тепло, пританцовываю на месте, всем своим видом давая понять, что и с места не сдвинусь.

Карлик хмыкнул, пожал широченными плечами, на лице расползлась коварная ухмылка. Раскинув руки он, как балерина, просеменил на носочках в мою сторону. Сделав импровизированный комический прыжок в конце, с самым невинным видом протянул мне правую руку тыльной стороной вверх. Выждав пару секунд, помахал ручкой, максимально приближая кисть к моему лицу, желтые зрачки требовательно смотрят снизу вверх, мрачным золотом мерцая на дне темных провалов, кривой нос нетерпеливо сопит на уровне моей груди.

Стою и молча жду продолжения, перебивать кривляния чревато, уж лучше дотерпеть балаган до логического конца. Карлик разочарованно посмотрел на правую руку, повернул ее и так, и эдак, а затем подал уже ладонью вверх. Стою молча, только зубы стучат. Пожав плечами, мол, не хочешь, не надо, Исра поплевал на ладонь и вытер о себя… Хмыкнул, осмотрев мой скромный наряд, перевел взгляд на выбивающие кастанеду зубы, заложил руки за спину и лукаво подмигнул

– Я так полагаю, – дрожишь от нетерпения поскорее обнять старого друга. – Наконец сказал он, раскачиваясь с пятки на носок.

– Разве что за горло, – любезно киваю, с самой добродушной улыбкой.

– Но-но… – Погрозил кривым пальцем наставник. – Интим не предлагать. Я, канешна, понимаю, мы давно знакомы и как приличный мужчина я обязан предложить тебе съездить в сауну, но, увы, – ты не в моем вкусе.

– Даже и не знаю, как переживу такое! – Всплеснув руками, осматриваю крышу поверх головы карлика, наверняка это произойдет с минуты на минуту, так какого же он тянет…

– Будешь писать предсмертную записку, – вали все на меня. Так и запиши – от нерасчлененной любви и т. д. и т. п. Ну… не мне тебя учить. – Медленно протянул он, и, повернувшись спиной, гаденько захихикал.

Я в очередной раз испытал страстное желание дать этому… подобрать приличное слово не удалось… В общем, дать волшебного пендаля, дабы придать необходимое кинетическое ускорение, как раз до края крыши, а там – пусть закон притяжения разбирается. И в который раз осадил себя. Не потому что плохо, но, к сожалению, бесполезно. В лучшем случае – с крыши улечу я, а в худшем… У наставника своеобразное чувство юмора и давать повод проявить его желающих не встречалось.

Впереди тяжко вздохнуло. Наставник укоризненно пялился на меня через плечо, в глазах медленно угасала надежда от души повеселиться.

«Даже не надейся», – подумал, окончательно беря себя в руки.

Карлик еще раз вздохнул, пошмыгал крючковатым носом, снял шляпу-котелок. Смоляные глаза буравят дно котелка с раздражением фокусника потерявшего кролика. Опрокинув шляпу, вытряхнул со дна пару волосков, толстые пальцы пригладили редкие черные волосы. Водрузив котелок на место, он смахнул с плеча несуществующую пылинку, поправил полы сюртука и только затем перевел внимание на мою скромно молчащую персону. Темные провалы впились в лицо золотистыми зрачками, возникло ощущение мерзких холодных пальцев, залезающих в нутро и сжимающих сердце. Стиснув зубы, выдерживаю взгляд: за полтора года кое-чему научился…

– Ну что?! Будем колоться или продолжим в несознанку играть? – Первым нарушаю возникшую паузу.

Пока карлик морщит лоб, подбирая ответ, – резко, будто случайно отвожу взгляд в сторону. Исра раздосадовано крякнул, чувство тяжести ушло.

– Хочу тебе напомнить, – цежу сквозь зубы, – если с момента получения информации до прихода клиента будет меньше получаса, – я могу отказаться.

Карлик шумно сопит, смотрит исподлобья, похожие на сытых пиявок губы беззвучно шевелятся.

– Ну как хочешь… – Круто разворачиваюсь к люку на крыше. – Сам разберешься, али другим передашь?.. Ах да, не забудь в отчете написать, что провалил задание из-за неразделенной любви и т. д. и т.п… В общем, – сам знаешь! – Ехидно добавляю, делая короткий шажок.

– Клиенту осталось пятьдесят три минуты. – Сдается наставник.

Оборачиваюсь в полкорпуса, подозрительно смотрю на хмурую физиономию.

– На этот раз без подвоха, – карлик выставляет ладошки, – уже пятьдесят две, – готов слушать?

– Рожай уже, – нетерпеливо киваю, – только не забудь в этот раз детали!

– Да что ты так взъелся на прошлый раз – то. – Досадливо морщится наставник. Почесав под котелком, вздыхает. – Все так хорошо закончилось…

Карлик запнулся, увидев мои выпученные глаза. Набираю в грудь воздуха, чтобы уж ответить, как следует.

– Ну, почти! – Тут же поправляется он. – И вообще, – кто старое помянет, в оставшиеся пятьдесят минут не уложится. – Резко добавляет он. Откладываю гневную тираду для более подходящего времени, а его все меньше.

– Говори.

– А что говорить – то… – Карлик пожимает плечами. Достает из нагрудного кармана синий блокнот, водит пальцем по строчкам, бурча под нос и шелестя страницами.

– В общем – то, самая что ни на есть классика жанра… Так. Ага – вот! Купить десяток яиц, литр молока… Хм. Не то. – Хмыкнув, карлик продолжает переворачивать страницы, те медленно шуршат, им спешить некуда, а минуты между тем капают. – Вдова?.. А, нет. Этот абонент еще не в сети… Там такая забавная история случилась. – Хихикнул Исра. Зыркнул на мое перекошенное лицо, снова уткнулся в записи.

– Чесс слово! Вот помню, что записывал… клянусь… – Тут он подвигал бровями подбирая достойное сравнение. – Клянусь здоровьем моей покойной тетушки, – записывал. Даже помню, какой ручкой… правой. – Добавил он, помахав кистью перед моим носом. – Чернила были черные. Бумага – белая. Записывал! – Еще раз утвердительно тряхнул котелок. – Вот только в блокнот ли? – Задумчиво скребет в затылке.

– Исра!! – Медленно закипаю.

– Все, все. – Замахал ручками карлик. – Я ж сказал, точно помню, – вот сам посмотри!

Ткнув куда-то в центр абсолютно чистого листа, Исра, повернулся спиной, толстый палец забегал по строчкам.

– Мелевихин Игорь Витальевич… двенадцать полных лет… школьник, характер сложный нордический… не женат. – Кажется, я слишком громко скрипнул зубами, палец быстрее забегал по блокноту. – Так, первый опыт – в ванной с журналом, угу… ну тут все олл-райт, – то бишь правой справился, ибо правша. Первая любовь в садике, вторая и все последующие – она же, но уже в школе. Сидит за последней партой с самой толстой девочкой в классе, ага!..

Голос становился все тише, пока не упал до неразличимого шепота, в определенный момент темный котелок утвердительно качнулся, похожий на волосатую сосиску палец победоносно выстрелил вверх.

– Ну, вот видишь, – радостно изрек наставник, – я всегда подозревал, – лишние калории могут довести человека до ручки. Даже, если просто сидят рядом!

– А поконкретнее нельзя?!

– Ой, ну куда уж конкретнее. – Крючковатый нос уткнулся в записи. – Парень – лох, и этим все сказано. Его не пинает только ленивый… причем не только в школе, но и в родном дворе. Для анализа – более чем достаточно. Тридцать девять минут, кстати…

– Сирота?! – Задаю наводящие вопросы, от этого клоуна помощи ждать бесполезно.

– Угу. На все триста процентов. – Хихикает он.

– Блин, а это что значит?!

– Это значит, что у него двое счастливых отцов. Один – типа заделал, другой – типа воспитывает. А мать безумно рада, что оба не знают о настоящем.

– Парнишка узнал, что его воспитывает не отец?

– Ой, холодно, – радостно подпрыгивает наставник.

– Родители бьют?! Нежеланный ребенок?!!

– Бррр, замерзаю! – Карлик зябко передергивает плечами, кривая ухмылка расползается на лице.

Да твою ж!.. Так… не нервничаем. Он пытается вывести меня из равновесия, – ничего страшного, не в первый раз и не в последний. Вообще, по правилам наставники должны помогать подопечным, но все что касается моего, – не мешает, и то скажи спасибо.

Делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями. В любых правилах есть исключения, но основные постулаты не обойти даже ему. А значит… Смотрю в нагло ухмыляющуюся физиономию, если он так уверен, значит… Значит, среди словесного поноса есть подсказка, но что именно?! Явно, не толстая соседка, уж слишком этот вариант навязывался. Может сложные отношения со сверстниками? Он вроде упоминал, что его били, а может…

– Теплее. – Радостно осклабился наставник. Смотрю непонимающе, ведь ничего не успел спросить. Может случайно вслух подумал.

– Ой, – горячее! – Карикатурно размахивая руками, карлик привстает на носочках, будто взлететь пытается.

Озираюсь, взгляд пробежался по замерзшей крыше, вернулся к широкой улыбке наставника, – к чему это он?

– Обожжешься, сгоришь!! – Рявкает карлик. Схватив за руку, с неожиданной для миниатюрного тельца силой, затаскивает меня за выступающий колодец вентиляционной шахты.

– Какого… – Не слишком чистая ладонь зажала рот. Яростно вращая глазами, увидел поднесенный к толстым губам указательный палец. Черные провалы смотрят куда-то вперед. – Т-шш-ш, не спугни раньше времени. – Загадочно проворковал Исра.

Проследил за его взглядом. Дыхание вырвалось со свистом сквозь стиснутые зубы, захотелось выругаться, причем крепко и от души: люк на крышу откинут, рядом стоит, неуверенно озираясь по сторонам, – пацан лет двенадцати, с полным набором подросткового созревания на худощавом лице.

Он еще и в очках!.. Дрожащими руками снял и неловко протер запотевшие стекла, худощавая фигура совершала непонятные подергивания, пока я догонял, что он просто дрожит. Причем не от возбуждения или нервозности, а тупо, как и я, – от холода. Ветер радостно кинулся к новой жертве, пытался сорвать джинсовую куртку, дергал за штаны, толкал с крыши.

Он нервно трет озябшие ладони друг о друга, греет дыханием. Широко распахнутые глаза скользнули по нам с наставником… и прошли мимо. Никакой реакции. Так, словно смотрел сквозь нас, – я вопросительно уставился на Исру, но тот лишь сильнее осклабился.

Нашел развлечение, блин!.. Молча качаю головой и отыскиваю взглядом паренька, если не видит, значит, мое время еще не пришло. Но какого… Исра же говорил в запасе не меньше получаса!

Прыщавый подросток мелкими шажками неумолимо приближается к импровизированной ограде чуть выше колена, боязливо вытягивает шею, пытаясь заглянуть за край крыши. Зябко передергивает плечами, еще раз беспомощно озирается. Во всем его поведении был сплошной вопрос, он панически боялся высоты, но выбрал именно этот способ. Что-то тут не клеилось.

– Ты говорил, есть полчаса в запасе. Почему он уже здесь?!

– А я разве говорил, что осталось полчаса до прихода? – Невинно заморгал Исра. Открываю рот и захлопываю с громким лязгом, больно прикусив язык. – «Клиенту осталось»… Эти слова можно трактовать по-разному.

– Ты же всегда сообщал, сколько остается времени до появления объекта…

– Не всегда, а, как правило. – Карлик погрозил указательным пальцем. – И не надо мне указывать молодой человек, я свою работу знаю. А вот вы, – толстый палец больно уперся в район солнечного сплетения, будто черенком лопаты ткнули. – Могли бы повнимательнее почитать свод правил, прежде чем права качать… Не меньше получаса… Откажусь… – Копируя мой голос и интонации передразнил карлик.

– Щенок… – Беззлобно пробурчал Исра, сплевывая мне под ноги. – Таких как ты, я на завтрак пачками ел.

А вот тут мог быть не только переносный смысл. В широкой улыбке карлика сверкнул двойной ряд острых клыков, уши чуть заострились, выдавая нечеловеческую сущность. Ну-ну, – плавали, знаем. Несколько секунд желтые и зеленые глаза ведут незримую дуэль: спокойно выдерживаю голодный взгляд, – за последнее время успел навидаться и не такого. Лицо наставника разочарованно вытянулось. Впрочем, он довольно быстро пришел в себя, и уже через мгновение радостно щерился во все… да сколько же там у него зубов!?

– Пятнадцать минут, – радостно сообщил он. – А что до лимита времени, так это касается «ухода» клиента. Хватит облегчать тебе жизнь.

Молча перевожу взгляд на парапет. Ветер завывал, словно голодный пес кидался на хрупкую фигурку, отрывал судорожно сжатые пальцы от ржавых прутьев. Говорят, перед смертью время замедляется и вся жизнь, словно кинохроника пролетает перед глазами. Паренька, стучащего зубами на краю крыши, от свободного падения отделял один шаг через смехотворный парапет. Один шаг… и пятнадцать минут. Может сейчас время для него и остановилось. Но лично я чувствовал лишь, как внезапно взмокла спина, несмотря на порывы ледяного ветра, а время рвануло за удила и понеслось бешеным галопом. В голове просторно и пусто. Там тоже гулял свой ветер, подгоняя редкие толковые мысли, которые, как назло, проносило мимо меня.

– Четырнадцать минут, – каркнуло рядом, – Исра шумно сплюнул и почесал между лопаток, смешно выгибая горбатую спину.

Что – то было не так. Да, наставник конечно зверь, но даже он заинтересован в положительном исходе. Голова раскалывалась, тонкая струйка пота побежала между лопаток, а зубы выбивали чечетку от холода. Думать, отстраниться от внешней среды и направить всю оставшуюся энергию на поиск решения.

Закрыв глаза, стараюсь полностью отрешиться: от воющего ветра, от пронизывающих потоков, шумного сопения наставника под боком, – никого и ничего вокруг. Только Я. Как мерило. Как центр всего и точка отсчета для добра или зла. Бешеные порывы уже не толкали в спину, завывания стихли до едва различимого шепота, да и тот вскоре обиженно смолк. Свет, прожигающий прикрытые веки, потускнел, кровавая пелена сменилась синевато-черной дымкой. Шум просыпающегося, а может еще не ложившегося мегаполиса истончился до комариного писка и повис в звенящей пустоте, медленно таял в воздухе, будто звон оборванной струны. Ничего. Только серая мгла и эта звенящая пустота внутри. И я – в ее центре. Откуда – то из космической дали донесся непонятный звук, постепенно, набирая силу, он устремился в мою сторону, бился о кокон Пустоты.

– Тринадцать… – Звук обрел форму, превратился в слова, медленно и тягуче пытаясь достичь сознания, – минут…

Пора. Глубокий вдох, веки затрепетали и распахнулись навстречу яростному ветру. Зрачки сузились, сконцентрировав все внимание на дрожащей фигуре, медленно заносящей ногу над парапетом.

Сколько раз я проделывал подобное? Но, поднять глаза вверх, вновь увидеть черные крылья… неимоверно сложно. Будто в первый раз высматриваешь метку смерти… Ибо стоит их увидеть, как холодная кисть ложится на твое плечо, а вторая тянется к нему… или к ней, – не важно. Только одно имеет значение в этот момент: стоит сосредоточиться на крыльях и у жертвы уже не будет шансов спастись самой. Надежды на помощь извне. Ваши судьбы отныне связаны смертью и только от тебя зависит – сделает он последний шаг за край или нет. От твоих слов или действий, а может даже от бездействия, и никогда не узнаешь, от чего именно, пока Часы не пробьют последнюю минуту.

Еще один вдох, поднимаю глаза. Пару мгновений непонимающе пялюсь на яркое солнце над его головой, ловлю распахнутым ртом воздух, – так не бывает. Пусто… Даже не прозрачные серые крылья, когда душа из последних сил противится рокового шага, а вообще – ничего! Даже намека на метку самоубийцы.

Оборачиваюсь к наставнику, – Исра с самым сосредоточенным видом ковыряет в носу. Пятерня порхает, словно крылья бабочки, видно с каким усилием указательный палец взрыхляет залежи в глубинах мясистого носа, с каждым махом вгрызаясь все глубже. В какой-то момент на сосредоточенном лице расцветает улыбка, карлик победоносно достает палец. Рассматривает самым внимательным образом, аккуратно вытирает о жилетку и тянется продолжить прерванное занятие. Перехватываю кисть на полпути, и лишь тогда он недовольно поднимает на меня глаза.

– У него нет метки. – Бросаюсь с места в карьер. – Что это значит?

– А ты везде внимательно посмотрел, – гнусавым голосом уточняет наставник, – может, закатилась куды?

– Исра!! Какого черта, – при этих словах он едва не захрюкал от удовольствия. Зарекался же при нем произносить, ну да ладно. – Что вообще происходит? Это не наш клиент. Он вообще ничего общего не имеет с нашей конторой. Мало того, что нет метки, так он же еще и высоты боится до поросячьего визга – ты только посмотри на него! Где настоящая цель, зачем мы здесь?!

Карлик выпучил глаза, щеки раздулись, грудь взлетела вверх, как у петуха забияки, – вот-вот лопнет, и… Если бы вместо злосчастной крыши мы находились в зоопарке, я бы решил, что трубит слон. Но куда уж лопоухому, до чихнувшего наставника. Каким чудом меня не унесло с крыши – не представляю, а вот паренек подпрыгнул на месте, выпученными глазами уставился на вентиляционную шахту, – нас он по-прежнему не видел. Ладно, хотя бы отвлекся от края, и то хорошо.

– Хм… Ты что-то сказал? – Шмыгнув носом, невинно поинтересовался наставник.

Он почти безмятежен, вот только часики у меня в голове продолжали тикать, отсчитывая последние минуты. Когда до конца остается все меньше, я тоже начинаю слышать утекающее время. Готов поклясться, до точки невозврата осталось в лучшем случае минут десять, не больше. Перевожу ошалелый взгляд на парапет, до рези в глазах всматриваюсь в мнущуюся на краю фигуру, – ничего… Перепуганные глаза с лопнувшими от напряжения сосудами все пытаются высмотреть нас через запотевшие линзы очков. И тоже тщетно.

Неловкое движение и он задевает ногой парапет. Машет руками, цепляясь за холодный воздух, едва не вываливаясь с крыши.

Рука выстреливает вперед, пытаясь удержать, – глупый инстинктивный жест: слишком далеко. Все равно тянусь, будто могу преодолеть разделяющие нас метры. Но даже если бы не они, мне никогда не преодолеть пропасть правил, которые вступают сейчас в силу. Ведь помимо законов физических, есть множество других, о коих неустанно твердит наставник. Я – не спасательный круг, даже не человек… Я лишь придаток… цепной пес системы. И сейчас поводок звенит, будто перетянутая струна, удавкой стягиваясь на худой шее. Даже сделать шаг ему навстречу не могу, пока другой конец не отпустит Исра. Или пока я не увижу эти долбаные крылья!!

– Но-но-но, лошадка, – осаживает мой порыв наставник. – Не так быстро. Или ты забыл очередность?

– Отпусти… – полузадушено шепчу, привстав на цыпочки.

Легкий пасс рукой наставника и меня отбрасывает назад, впечатав спиной в холодную стену трубы.

Мальчишка на краю с трудом ловит потерянное равновесие, приседает на дрожащих ногах. Сведенные судорогой пальцы вцепились в ограждение, удерживая тело под яростными порывами. Очки слетели, выпученные глаза слепо таращатся навстречу ветру, ледяные потоки плетьми стегают согнутую фигуру.

– Отпусти… Ты же видишь, он не вывезет сам! – Пытаюсь перекричать ветер.

– Увы, – горестно всплескивает руками наставник. – Видимо я где-то допустил промашку, – это и правда, не наш клиент. Ты прав, я ошибся. Пошли.

Карлик резко разворачивается с явным намерением уйти, – перевожу изумленный взгляд на съежившуюся на краю фигуру и обратно.

– А как же… – Замолкаю, не найдя ничего лучше, как ткнуть в сторону парапета. На мой вопросительный взгляд, Исра молча пожимает плечами, переводит взгляд на пацана.

– Метки нет. Клиент не наш. Ложный вызов! – Разводит он руками. – Можно расходиться по домам и баиньки.

– А что будет с ним?! – Неопределенное пожимание плечами, – ему все равно. Он уже преодолел половину пути до люка, когда его догнал мой крик.

– Почему Часы продолжают идти?! Ответь мне – Исра!!!

Еще три шага, казалось он так и уйдет, не удостоив ответом. Но перед люком все-таки обернулся, черные провалы впились в лицо, на этот раз сил отвести взгляд не нашлось.

– Через четыре, максимум пять минут, – он упадет с крыши. Но это будет не более чем несчастный случай. Так что нас это не касается, – можем спокойно уходить.

– Мы обязаны предотвращать смертные случаи. – Губы совсем замерзли и едва слушались, он скорее угадал содержание по интонации, нежели услышал.

– Если это умышленно, – строго погрозил мне крючковатый палец, – а здесь никакого изначального умысла нет. Просто парню не повезло, – кто-то в системе попутал службы и вместо ангела-хранителя вызвал нас. А мы подобными вещами не занимаемся.

Последняя фраза потонула в широком зевке, на мгновение мелькнул частокол кривых клыков, красным огоньком стрельнул раздвоенный язык.

– Можешь подать официальную жалобу и переслать дело в нужную инстанцию. Там его рассмотрят… – Очередной зевок. – И в самое ближайшее время… не позже конца рабочей недели, – все исправят. А сегодня понедельник, – день тяжелый. Так что пошли спать.

Я несколько раз открывал и закрывал рот, силясь найти нужные слова. Наконец, челюсти сомкнулись с лязгом, замерзшие пальцы яростно взъерошили короткие рыжие волосы на голове, во все стороны полетели мелкие льдинки.

– Исра, только честно, зачем мы здесь. – Вскидываю на него глаза, на прямой ответ сложно было рассчитывать, но я упорно буравил темные провалы, пытаясь разглядеть в них хоть каплю совести.

– Ошибка, – меланхолично ответил он, – я же говорил.

За спиной раздался противный скрежет. Стараясь не выпускать из поля зрения наставника, бросаю короткий взгляд через плечо. Три стержня секции парапета лопнули у основания, оставшиеся четыре, едва удерживали висящего подростка. Глаза зажмурены, губы дрожат, сведенные судорогой пальцы впились в ржавый прут, побелевшие костяшки вот-вот прорвут кожу. Еще пара минут и все. А после, – дворник в пьяном угаре или припозднившийся гуляка, наткнутся на неразлучную парочку: его и этот парапет, который не в силах отпустить.

Поводок душил, тянул к люку. Окажись я здесь случайно и мог бы попытаться спасти подростка, как самый обычный человек. Но меня привел наставник, а значит, с момента появления на крыше, и до прихода объекта мы уже были под действием правил. Если это не наш случай, почему до сих пор действует ограничение? Если судьба предопределена, – даже мое вмешательство не могло бы его спасти ни при каких условиях. Если это судьба… А не внешнее влияние… не эмоциональное состояние, что приводит человека на грань жизни и смерти, когда вмешиваемся мы, пытаясь сохранить равновесие. Избежать сошествия в Ад с формулировкой «без суда и следствия». Дать еще один шанс, – доказать приверженность к той или иной фракции реальными делами и поступками, а не сиюминутным порывом. Такая маленькая, но такая огромная лазейка в библейских трактовках, что не будь нашей конторы и рай бы пустовал.

Так почему поводок душит, не давая сделать и шаг. Почему наставник упорно пытается увести меня с крыши, на которую сам и вызвал. Зачем было нужно, чтобы я увидел объект, а потом… Думай. Думай!.. ДУМАЙ!! Значит, зацепка есть, или есть способ, как ему помочь в рамках наших полномочий. Так почему же эта скотина всячески пытается скрыть его от меня. Какой ему интерес в чужой смерти. Ведь мы всегда должны добиваться спасения объекта. Даже зная его неприязнь ко мне… Усложнить задачу, это в его стиле. Но не дать даже попытаться помочь, – такого еще ни разу не было. Мы всегда до последнего…

«Не всегда, а, как правило» – слова наставника всплыли, как гром среди ясного неба. Соврать напрямую он не мог, если это касается текущего задания, но умолчать или исказить смысл… Темные провалы буравили лицо. Он ждал. Ждал, и так же, как и я, слышал нарастающий грохот Часов, отсчитывающих оставшиеся минуты. На последних ударах в бой за душу человека должен вступить я, но не смогу. Или все-таки мне не дают это сделать?

Бросаю бессильный взгляд на край крыши, – не знаю парень, где ты так нагрешил…

– «Нагрешил»?!!

Похоже, я произнес это вслух. Перевожу изумленный взгляд на карлика и понимаю, – угадал. Козлиная бородка дернулась, послышался противный скрип зубов, золотые глаза с неприязнью прожигают цепляющегося за жизнь человечка.

– Исра, – ну ка быстро ближайшую сводку вероятности для объекта! – Карлик смотрит исподлобья, беззвучно шевелит толстыми губами. – Не тяни кота за лапку, поверь, теперь я сумею повесить на тебя эту смерть.

– Сам догадался?

– Неважно! Озвучивай…

Карлик с надеждой глянул в сторону скрипнувшего парапета, но тот все еще удерживал худенького паренька от первого и последнего полета. Так не пойдет…

– Взываю к Тебе ВЛА…

– ЛАДНО!! – Резко прерывает карлик. Вся его горбатая фигура, словно еще больше осунулась, даже крючковатый нос казался понурым. – Если он упадет сейчас, то с вероятностью в девяносто девять процентов попадет из распреда в рай.

– И?.. Договаривай скорее.

– Его довели до присутствия на этой крыше, но о самоубийстве он не помышлял. – Наконец сдался Исра. – Но именно из-за визита сюда его жизненный путь должен прерваться. Кто-то некорректно считал эмоциональное состояние и подал заявку на вмешательство первой степени, с возможностью продления жизни объекту, а другой кретин эту заявку одобрил. Праздники, чтоб их… – Прошептал карлик и забормотал что-то совсем невнятное себе под нос

– Кто-то?

– Ну – я! – Крикнул наставник. С досады плюнул против ветра, ругнулся и вытер рукавом лицо. – Но не наше это дело. Если сейчас все оставим как есть, взыскания не будет. А тебя никто не будет доставать в положенные сорок дней, – тебя ведь это интересует?!?

– Меня интересует, чего ты так трясешься и почему даже не пытаешься дать мне шанс его спасти!

– Да потому, что ему суждено сегодня умереть, дубина!! – Рявкнул наставник, подпрыгнув на кривых ножках. – Ему некуда продлевать жизнь, – дальше этой крыши ее просто нет!

– Тогда зачем поводок, к чему этот цирк, если его все равно не спасти? Не юли, мое терпение не резиновое.

– Его нельзя спаса… нельзя спасти, – угрюмо пробубнил наставник, наблюдая за краем крыши.

– Нельзя – что?

– Пойми, – вкрадчиво начал он, заискивающе заглядывая в глаза. – Ему времени отмерено лишь по сегодняшнее число, – до этого он мог помереть множество раз, но сейчас должен обязательно. Он никак этого не изменит!

Крупные капли пота градом катились по внезапно побледневшему лицу наставника. Как ни хитер старый лис, он не мог солгать на вопрос касающийся задания. Напрямую не мог. Главное, – найти верные вопросы.

– А мы… можем изменить?

– Да. Нет. Не совсем… Послушай, ну зачем тебе это?! – Взмолился карлик. – Он ведь все равно попадет в рай после смерти.

– А если мы его спасем? – Глаза Исры выпучились, лицо из бледного стало пунцовым, казалось еще чуть и его самого удар хватит.

– Нельзя. Н-н-н – евозможно. – Даже стал заикаться Исра. – Если даже просто попытаемся, он пройдет по нашему ведомству и ему припишут суицид, со всеми вытекающими.

– А если получится, он будет жить?

– У него не будет судьбы!!! – Взвыл наставник.

– Он будет жить?..

– Ты не понимаешь… – В отчаянии схватился он за голову. – Это даже не нарушение всех догм, – это просто не-во-з-мо-ж-но!

– Тогда чего ты так трясешься, – просто отпусти поводок…

Квадратная голова яростно замотала из стороны в сторону, черный колпак слетел, и его тут же унесло ветром. Темные провалы умоляюще смотрели на скорчившуюся тощую фигуру, толстые губы беззвучно шевелились, подбадривая хлипкую ограду как можно скорее рухнуть вниз.

– Не отпустишь?

– Нет! – Рявкнул карлик. – Если хочешь вляпаться в это, – действуй сам.

– Да я бы рад… Но как!?

– Ты должен увидеть крылья, – тихо пробубнил Исра.

– Спасибо, прописные истины я знаю. А как помочь, если он не самоубийца?

– Ты должен увидеть крылья. – Тихо, но уже чуть увереннее произнес он, когда ограда с резким звоном лишилась очередного стержня.

– Но как?!

– Ты должен увидеть крылья, – с каждой секундой его голос становился все увереннее.

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять почему, – счет пошел на секунды. И вроде бы можно сказать, – я сделал все, что в моих силах. И не будет сорока дней, пока душа, в ожидании судилища, будет повсюду преследовать меня, сводя с ума. Да, я не любил свою работу. Даже не так, – я ее люто ненавидел. Это не то занятие, которое можно выбрать, а меня никто не спрашивал, хочу ли я такую ношу. Судьба такая, – именно так заявил он мне, прежде чем взять в оборот. И постоянно твердит, что все это – во искупление грехов, о которых я ничего не помню! Как не помню, – кто я, и зачем пришел в этот мир.

Бой Часов стал напоминать сошедшую лавину. Сминая все на своем пути время беспощадно набирало ход, собираясь смести и хлипкий парапет, и вцепившегося в него подростка… И остатки моей борьбы.

На короткий миг наши взгляды встретились: отчаяние, страх, ненависть, боль, и смертная тоска, как осознание неизбежного.

Меня словно током ударило: полтора года назад, именно такие глаза смотрели на меня из зеркала… И не узнавали… За спиной раздавались стенания неупокоенных душ, дикий хохот наставника, в ногах ползал окровавленный Визор… Нерожденный… жуткое порождение матери самоубийцы, – женщины, брошенной любовником на раннем сроке беременности, что перенесла всю ненависть на формирующийся плод… Лишенный материнской любви ещё в утробе он так и не смог обрести душу, – ему «нигде» не нашлось места. Будто в насмешку Исра прикрепил существо ко мне, – позволил жить, питаясь моими чувствами… Чувствами?!.. Горькая усмешка искривила губы. Думаю, первый год малыш голодал. Я не помню этой женщины, не знаю, почему эта смерть оказалась на моей совести. Но, как следствие, ее дух слонялся за мной, тихо подвывал, протягивая призрачные руки к…

Желудок подкатил к горлу, забился в плотно стиснутые зубы, даже спустя полтора года меня начинало трясти, когда вспоминал день своего пробуждения. Комок плоти верещит, Визор извивается на грязном кафеле, пытается коснуться призрачных пальцев, а я… Лежа в обнимку с унитазом, сотрясаемый позывами рвоты, я больше всего на свете хотел, чтобы замолк проклятый голос в голове, который все повторял и повторял, – «это – твоя судьба»… «Это – твоя судьба».. «ЭТО – ТВОЯ СУДЬБА!!!»

«А это его судьба» – едва слышно прошептал наставник, наблюдая, как ломаются, словно сухие льдинки, последние сварные швы, а незадачливый подросток с жалобным криком летит вниз.

Рванулся навстречу, тело вытянулось дугой, невидимая цепь натянулась, ошейник сдавил горло. Пальцы, будто паучьи лапки, царапали воздух, пытаясь дотянуться еще чуть-чуть вперед. В ушах еще звенел отчаянный крик, звон ломающегося металла, но перекрывая все, нарастал каркающий смех наставника. Кровь стучит в висках могильным набатом, кровавая пелена застилает глаза, легкие с натугой гоняют воздух через стиснутое горло.

Сквозь кровавое марево смутно виден силуэт, как в замедленной съемке он откидывается назад, пробивая слои, ставшего внезапно тягучим, воздуха. В правой руке нелепо вздернут ржавый стержень с рваным концом, распахнутый рот судорожно вбирает промозглый воздух, чтобы выдохнуть в последний раз уже там, на земле… В отчаянных глазах на миг отобразилось бескрайнее синее небо, безбрежные островки облаков, в глубине зрачка возникла и пошла расти черная точка. Затмив облака и небо она росла вширь, пока не распустились черным бутоном в глубине глаз рваные крылья… За ним пришли…

С жалобным звоном лопнула цепь… невидимые осколки впились в замерзшее тело, ревущий поток ударил в спину, добавляя сил в отчаянный рывок. Удар, еще удар: сердце, словно заторможенный старик едва билось в висках, в то время, как пулеметной дробью простучали шаги, ноги едва не взлетали над обледенелой крышей. Холодная ладонь легла на плечо, левая рука занемела, лед побежал по жилам, острой сосулькой кольнул в замершее сердце. Пальцы правой выстрелили вперед, впились в широкий ворот куртки. Ноги уперлись, а тело резко откинулось назад, пытаясь погасить энергию рывка.

«Или хотя бы вытянуть его с края, а дальше будь, что»… – Отчаянно билось в голове. Скорее же… Вторая рука ляжет на его плечо и тогда…

Боль пронзила правую руку, ледяная стужа пронеслась по кисти, затопив сердце. Меня рвануло назад с такой силой, что ступни несколько метров пролетели по воздуху. Дыхание со всхлипом вылетело через лязгнувшие зубы, когда спина встретилась с крышей. В стиснутых пальцах остались клочки ткани, пару ногтей сорвало с мясом, там быстро проступила кровь.

Но отбросило не только меня. На самом краю вихляет тощая фигура, отчаянно ища точку опоры. С огромным трудом, я едва сумел встать на четвереньки. Шатаясь, со всей доступной скоростью спешу обратно.

Мне оставалось преодолеть еще пару метров, как парень поймал потерянное равновесие. Дико осматриваясь вокруг, он выглянул через зияющий проем парапета на землю, резко отпрянул ко мне. Рука дернулась, ухватить его за лодыжку и… Кисть прошла, не встретив сопротивления. Не удержав равновесия, падаю лицом на крышу.

Привстал на дрожащих руках, из разбитого носа обильно льется кровь, тягучие капли срывает и уносит яростный ветер.

«Что произошло?» – Перед глазами маячат белые кроссовки, рука снова тянется, но пальцы проходят сквозь них, будто это мираж. Мычу, отчаянно пытаясь ухватить, но тщетно.

«Что происходит, почему?» – Почти удается сесть, но в последний миг яростный порыв ветра заваливает на бок, и я вижу их… Огромные, словно черные паруса, крылья хлопают на ветру за спиной мальчишки. С каждой секундой они становятся темнее, наливаются силой, выпивая остатки его жизни. И с каждой секундой все больше отчаяния и безысходности в распахнутых карих глазах, все меньше жажды жизни. Взгляд его тускнел стремительно, будто огонек свечи, задутый свирепым ветром, только кончик фитиля еще тлел, где-то в самой глубине.

– Судьбу не обманешь, – проскрипело за спиной, – своей выходкой, ты его не спас, а лишь отсрочил случайную смерть. Сделал ее преднамеренной… А что ты думал произойдет, когда ты потянешься за крыльями, кретин?!! – Зашелся в крике наставник.

Слезы прорвали невидимую запруду, широкими потоками залили лицо, пробив дорожки сквозь грязь и кровь. Сквозь мутную пелену, вижу, как, ставшие чужими, мои руки бесцельно пытаются ухватиться за одежду, коснуться руки подростка. Черные крылья застили полнеба, тянули его сделать отсроченный шаг.

– Зачем все это? – Прошептали его губы. – Мне все равно незачем жить.

Крохотный шажок, и он поравнялся с дырой в ограждении. Голова запрокинута вверх, на прикрытые веки падают снежинки, тают, стекая по щекам, словно небесные слезы.

– Нет… Нет… НЕЕЕЕТ!!! – Отчаянно пытаюсь дотянуться, удержать, – бесполезно. – Ты должен жить, какая бы причина не привела сюда, – завтра все будет по-другому, только удержись сейчас, слышишь!!

– Не будет… – Едва слышно шепнули посиневшие губы. – Она… Она сказала, что чувства определяются поступками. Сказала, если приду сюда и выгляну за край, то она… Дрожащая кисть смахнула проступившие слезы. – Не важно.

Он не видел меня. Я не мог его коснуться. Даже мой голос он воспринимал скорее, как внутренний. Нет времени искать причину, почему так произошло. Но что я могу сделать?!

– Важно! Не бывает мелочей. Если она так сказала, значит не все потеряно. – Неужели речь о той самой, первой и единственной любви, что протянулась от садика до школьной доски? А ведь наставник упоминал об этом, правда совсем мимоходом. Но в нашем деле не бывает мелочей. – Борись. Если ты любишь, то борись за нее, слышишь. Не сдавайся! – Он лишь покачал головой, может на мои слова, а может своим мыслям. Непонятно, слышит ли он меня.

– Она даже не пришла… – Его борьба ослабевала с каждой секундой. Сколько раз я слышал подобный диалог жертвы со своей душой. И почти всегда, когда человека уже не спасти, и он перестает тебя слышать, и видеть. Он всхлипнул и еще выше запрокинул голову, но слезы все равно прорвали запруду, свободно текли по щекам. – Зато он… И его дружки там, внизу. Снимают на телефоны… Ржут… Ненавижу… – Едва слышно прошептал он, слова с трудом слетали с дрожащих губ.

Его грудь конвульсивно задергалась, пытаясь унять нарастающие рыдания, но с каждой секундой внутренняя боль лишь росла. Обняв себя руками, он еще сильнее зажмурил глаза и занес ногу над краем.

– Не надо. – Шепчу одними губами. Вкладываю в этот посыл все оставшиеся силы, лишь бы он услышал, почувствовал.

– Теперь правила действуют на вас обоих. Ты принял за него решение, он уже не может сойти с выбранного пути. – Печально проскрипел Исра. – Вот только в конце его будет ждать не апостол Петр, а… Ну в общем, – сам знаешь. Я предупреждал.

– Нет. Я же могу… Я же могу его остановить!

– Не можешь. Каждый должен принять это решение сам. Как об уходе из жизни, так и о возвращении…

Наставник подобрал застрявший в люке черный котелок, выбил пыль о колено, критически осмотрел получившийся результат, скривился и яростно водрузил его на плешивую голову.

– Мы не останавливаем, а только помогаем вернуть прежнюю волю к жизни и обрести смысл, если человек потерял их.

Парень что-то бормочет, неуверенная улыбка бледным цветком расцветает на губах, ноги делают короткий и такой бесконечно длинный шаг за край. Бессильно тяну окровавленные пальцы, в отчаянии скребу след от кроссовок на крыше.

– Почему, ответь мне, почему?! – Рыдания сотрясают грудь. Черный котелок почти исчез в темном проеме люка. Кажется, что он так и уйдет. В последний момент котелок качнулся из стороны в сторону и, не оборачиваясь, произнес.

– Потому что решение за него принял ты, а значит и воля к жизни должна быть твоей и только твоей… Но ты ведь и сам не хочешь жить, верно?.. – Последние слова потонули в грохоте шагов по металлической лестнице.

А над крышей, заглушая ветер… Заглушая свист рассекаемого падающим телом воздуха… Бьющееся в голове – «это твоя судьба», – прокатился дикий, нечеловеческий вой, полный боли и страдания.

Я могу прыгнуть следом тысячу раз… но не смогу умереть. И даже выдави я себе глаза, перед внутренним взором будет стоять бледное, но решительное лицо маленького человека… что сделал свой последний шаг с промерзшей крыши… Сделал… вместо меня…

***

Тело на кровати подпрыгнуло, выгнулось дугой, скрюченные пальцы бессильно царапают спертый воздух, оскаленный рот распахнут в беззвучном крике, под трепещущими веками, словно вспугнутые тараканы мечутся глазные яблоки. Ноги молотят скинутое одеяло, забивая его в дальний угол кровати. Влажная простынь облепила спину, словно вторая кожа, с уголка губ слетают бессвязные слова.

Визор заскулил и прижал голову к полу, пытаясь зарыться в толстый ворс пыльного ковра. Не имея полноценной души или разума, он разделял боль и страдания хозяина как свои. Вот и сейчас, отчаяние и боль волнами накатывали на него, заставляя в ужасе зажмурить единственный глаз. Но даже так, он продолжать видеть, как мечется в горячечном бреду тело единственного дорогого ему человека. Видел, как и всякую ночь, когда ничем не мог облегчить его страдания. Правда несколько дней назад, подражая местным кошкам, он сумел отрастить короткую мягкую шерсть на загривке и даже подлез под руку хозяина во время сна. Тогда тоже было плохо, не так как сейчас, но очень плохо. Он знал, хозяин не слышит и не видит ничего вокруг. Но в ту ночь, стоило взмокшей ладони ощутить его дрожащую спину, как нечто изменилось в страдании хозяина. Да, он все так же стонал и скрипел зубами, но не так метались глаза под сомкнутыми веками, сердце стучало как бешенное, но уже не вырывалось из груди, а скрюченные пальцы наконец-то нашли точку опоры, стиснув короткую шерсть. Так длилось всего пару ночей, но, если бы Визор знал значение этого слова, то мог бы сказать, что был счастлив. Жертвенность была одним из единственных доступных ему способов проявления любви, – слова или чувства, значения которых он тоже не знал. Но искренне испытывал к своему единственному другу, хозяину, члену семьи.

Вот и сейчас, он разрывался между желанием облегчить страдания друга и страхом. Еще одним незнакомым чувством, что испытал вчера, когда рука хозяина вместо шерсти стиснула его горло. Боялся, но все равно потихоньку подползал все ближе к свесившейся с кровати ладони.

Темнота окружала, накатывала волнами, била в веки, которые он не в силах разлепить. Тишина давила, редко через ее звенящий шепот прорывался тягучий и невероятно медленный удар сердца. Немощный и слабый, он, как паралитик, дерганными, рваными движениями пытался разорвать кокон глухоты, рвался во все стороны и затухал, не найдя края этого псевдо мира. Разум тщетно бился об эту преграду, на самых задворках упорно вертелась суматошная мысль, будто все это уже было. Причем не один раз, а множество. Чувство дежавю постепенно затухало перед набирающим обороты паническим страхом, предвкушением чего-то ужасного. Так, падающий во сне человек с ужасом ожидает встречи с землей, когда накатывает дурнота, а желудок упорно стучится в челюсти, в попытке сойти до приземления. Так, уходят в атаку, держа палец на спусковом крючке, зная, что магазин пуст. Так, он ожидал каждый раз в немом бессилии, когда же наступит… Что?!.. Разум метался, словно тигр в клетке, ища ответ на свой извечный вопрос. Если в этот раз он успеет понять… Вспомнить!.. То все будет по-другому… Все будет… Все…

Карлик бросил короткий взгляд на стонущего юношу, пухлая ручка стиснула нижнюю колбу маленьких песочных часов, желтые зрачки зло проводили очередную кровавую песчинку. Нарушая законы притяжения, она отделилась от скромной кучки в нижней колбе, вспыхнула, пересекая перекрученную границу, чтобы крохотным угольком влиться в клубящуюся тучу вверху.

Глубокая морщина пересекла широкий лоб, крупные капли пота покрывали мрачное чело, затекали за ворот белоснежной сорочки, щекоча толстую короткую шею, но ни единый мускул не дрогнул на застывшем лице. Казалось, только черные провалы глаз еще продолжали жить, разрываясь между пареньком и стеклянной колбой. Еще одна красная песчинка вознеслась, застыв посередине, будто решая, на какую сторону встать. Тело на кровати выгнулось дугой, набирающий обороты жуткий вой сотряс стены, скрюченные пальцы впиваются в веки, пытаясь выдавить глаза.

– «Борись», – едва слышно, почти не двигая губами, прошептал карлик, прожигая взглядом жидкую красную горку на дне часов, – «еще осталось время»…