Читать книгу ОДИНЖ. Книга I. Пособие по выживанию для Бессмертных… - Валерий Раш - Страница 4

День не задался с самого утра… Года два назад.

Скрученные судорогой пальцы, охрипший от крика рот, вкус крови на губах, – снова грыз подушку в беспамятстве. Хотя нет, сплевывая комок перьев, печальным взглядом взираю на снежный покров на полу, – все-таки разгрыз.

Белоснежный холмик перед кроватью зашевелился, просел, шапка перьев съехала в сторону, на меня неуверенно уставился фиолетовый глаз. Заметив, что уже подаю признаки жизни, Визор выполз целиком, утробно заурчал. Я в который раз задался вопросом, – как это у него получается при отсутствии рта. Весь его небогатый набор органов чувств и осязания, ограничивался огромным, на пол морды, глазом, да двумя короткими культяпками, что должны, вероятно, имитировать руки, но слабо с этим справлялись. Веретенообразное тело сужалось сразу за лапками, переходя в узкий, клиновидный хвост, который яростно двигался из стороны в сторону, взметая в воздух тучи перьев. Как вообще могло жить подобное существо: без органов пищеварения, дыхания… Визор был одним сплошным вопросом.

«– Оно не живет» – Поправил меня тогда Исра, – «Но существует. Это удел всех нерожденных…»

Со стоном переворачиваюсь на спину, голова вминается в прохудившуюся наволочку, остатки перьев колют шею, щекочут щеки. Через плотные шторы пробился крохотный солнечный зайчик, перебежками достиг кровати, робко коснулся свисающей с кровати руки, пытаясь втиснуться в ладонь. Тут уже не выдержал Визор: с утробным рычанием, малыш кинулся к хозяину, изо всех сил помогая короткими лапками.

В ладонь ткнулось теплое, урчащее, покрытое короткой мягкой шерстью, – привычно пригладил горбатую спинку, ощущая радостную дрожь единственного преданного мне существа.

Нерожденный… Немертвый… И то, и другое, верно. И то, и другое – моя вина. Если верить наставнику. А ему верить нельзя.

День, когда в моей жизни появился Визор, трудно назвать счастливым. Как и мое пробуждение. Но в такие моменты, я был рад этому несчастливому стечению обстоятельств. Ощущать под пальцами, чтобы там не говорили, – живое существо. Чувствовать, как, не имеющий своих эмоций малыш, выпивает без остатка мои. Те самые, которыми любой бы рад поделиться, но кому нужно такое «счастье».

– Несчастье ты мое, – Не прекращая гладить, свешиваюсь с кровати, наши взгляды пересекаются. Я отвожу первым.

Стало неловко перед малышом, – он, как зеркало. Если увижу в фиолетовом глазе гнетущую грусть, – это лишь тень моей, что уже стала собственностью малыша. В таком живом зеркале можно было увидеть целую палитру эмоций: страх, боль, отчаяние, гнев и жалость. В нем отражалось все. Кроме радости. Эту эмоцию мы все выпиваем без остатка. Может поэтому ее так мало вне наших сердец, а окружающий мир наполнен не самыми радостными впечатлениями.

Вот и сейчас, стоило вернуться к подобным мыслям, как малыш отлип от руки, запрокинул тупую мордочку и горько, жалостливо завыл, утробно вибрируя на невероятно высокой частоте. Еще пару минут он так и стоял, раскачиваясь на коротких ножках и качая головой. Печальная песня перешла звуковой барьер, – волны тоски и отчаяния, захлестывали с головой, ознобом растекаясь по телу.

Последнее эхо одиночества разбилось о холод стен. Последний куплет боли исполнен. Топот коротких ножек удалился от кровати, затерялся в глубине коридора, – я остался один. Теперь уже совсем: ни боли, ни радости, только мысли, от которых никуда не деться. Но даже сейчас. Пытаясь разогнать пелену беспамятства, скрывавшую мои сны, – я продолжал страдать. Это была не та боль, которую можно увидеть. Не та, которую мог почувствовать Визор. Словно тень, отголосок, фантом настоящей боли. Человек чувствует боль в отрезанной части тела. Я же, ощущал себя так, будто отрезали тело само.

И так, – каждое утро.

Сделав глубокий вдох, сжимаю до боли веки, массирую виски, чувствуя, как дрожат от напряжения пальцы, перед глазами калейдоскопом носятся цветные круги. Они накатывают, создавая иллюзию лабиринта или кроличьей норы, словно я брожу внутри головы, – запутавшись в себе, ищу выход. Или ответ. Что же скрывают эти лабиринты памяти? Что скрывает ехидная улыбка наставника. Почему я не могу вспомнить даже смутных образов того, что мучает по ночам. Почему!..

Простынь смялась, зажатая в трясущемся кулаке, глаза распахнулись, успев заметить тьму, словно клубящуюся под потолком, но где-то немыслимо высоко. С каждый днем я видел ее отчетливее, и все дольше длился миг, прежде чем видение исчезало. Так все же, – почему… Почему я так панически боюсь этих снов, – отрезка времени от полуночи и до первых лучей солнца, когда впадаю… Даже не в сон. И единственное, что помню, – как открываю утром глаза.

Пошатываясь, босиком шлепаю до ванной. Не знаю, чем мое тело занимается по ночам, а вот его крохотная часть, в объеме мочевого пузыря, не особо парясь проблемами бытия, исправно выполняет свою работу. Порой, даже слишком. Едва успел откинуть крышку унитаза, уже спокойнее, под мирно журчащий аккомпанемент, стою, в который раз удивляясь, как мало нужно человеку для счастья, пусть и сиюминутного. Может в этом и есть простая истина: вся человеческая жизнь, – стремление к покою, удовлетворение бесконечного числа потребностей. А получив желаемое, – ищем приключений на пятую точку, создаем проблемы, которые будем героически преодолевать.

Привалился к раковине, открыл ржавый кран, жадно пью отдающую хлоркой воду. Тяжело отдуваясь, поднимаю голову, с подбородка капает вода, щекочет шею, стекая на бурно вздымающуюся грудь. Из зеркала недружелюбно смотрит небритое лицо с резкими чертами, словно Бог, творя его, уже устал, и вырубал топором, на скорую руку. Только глаза… Они казались чужими на этом неказистом лице, более красивыми, живыми, словно не были его частью. Вот и сейчас, они напряженно вглядывались в незнакомые черты, мучительно морща лоб. В их зеленой глубине читался немой вопрос, – где они видели этого человека с другой стороны. Где… Или когда. Задаваясь одним и тем же вопросом каждое утро, начиная с событий двухлетней давности, когда вот так же очнулся, хватая ртом воздух, словно дышал впервые. Будто не очнулся, а родился в этом теле.

Сейчас из зеркала взирал парень лет семнадцати. Среднего роста, жилистое тело усеяно мелкими шрамами, широкие плечи поникли.

– Ну, здравствуй… Андри. – Память никак не отозвалась на имя, выданное с легкой руки наставника, чьим единственным комментарием было, – «не лучше и не хуже любого другого».

В одном я с ним согласен, – не лучше. Но каждому предмету требуется название, а одушевленные предметы привыкли наделять именами. Поэтому, – скрепя сердце, взял то, что дают. А затем, приходилось брать снова и снова, пока не сбился со счета. Все реже пытаясь узнать, кем я был, и все чаще задаваясь вопросом, – ЧЕМ я стал?

***

– Смотри, куда прешь, корова! – Брызжа слюной, орал плюгавенький старичок, в истертом спортивном костюме и стоптанных тапочках.

Худую спину украшало тоскливое нечто, напоминающее чебурашку, присевшего по нужде, в котором не всякий мог опознать олимпийского мишку. Костюм, некогда знавший лучшие времена, был ровесником косолапого. Что касаемо самого индивида, меня терзали смутные сомнения, не знавал ли он Ленина еще в вертикальном положении. Сморщенный, словно сушеное яблоко, он походил на скелет, обтянутый ради смеха кожей, жидкие остатки шевелюры в беспорядке, толстые очки в роговой оправе перетянуты лейкопластырем, сквозь иллюминаторы линз на мир злобно пялятся выцветшие глазки.

И смотрели они прямо на растерянную девочку, в легком летнем платьице. От внезапного толчка в спину, она уронила тонкий смартфон и теперь неловко пыталась вернуть батарею в распавшийся корпус. Тоненькие пальчики никак не могли соединить половинки. По мере роста попыток, девичьи глаза наполнялись влагой, вздернутый носик подозрительно шмыгал.

– Ты чего наделала слепошарая! – Между тем набирал обороты старикан. Чувствуя себя уязвленным, что какой-то «китайской хреновине» уделено больше внимания, он грубо схватил девушку за плечо, тянул, заставляя обернуться. – Чего зенками хлопаешь? Я из-за тебя убытки понес, понимаешь!?

Сухонькие ручки тянутся за целлофановым пакетом, который выронил, налетев на девушку. С трудом согнув спину, старикан подцепил узловатым пальцем ручку пакета, изнутри жалобно звякнуло. Край кулька кренится, из потемневшего угла капает мутная темная жидкость, с резким запахом спирта. Старческие ноздри затрепетали от праведного гнева, ловя утекающие запахи. Распахнув пакет, он трясущимися руками рылся в содержимом, не переставая охаивать несчастную. Словарному запасу дедули могли позавидовать извозчики всех времен и народов. Я впервые наблюдал, что такое – мат, возведенный до уровня искусства.

– …Чего молчишь!

– Да вы сами на меня налетели! – Едва не плача, девушка защелкнула пластиковый корпус, закусив губу, жала кнопку загрузки, бросая взгляды на потухший экран. Чуда не произошло. – Вы меня в спину толкнули!

– А какого *** ты стоишь там, где люди ходют! Кобыла неуклю… – Блеклые глазки распахнулись, нижняя губа задрожала, трясущаяся рука извлекла из пакета небольшой флакон темного стекла, с отбитым дном. С зазубренных осколков упало несколько капель, старик проводил их взглядом полным вселенской утраты и скорби. Размахивая получившейся «розочкой», он насел на испуганную девицу, требуя компенсации.

Людской поток вяло обтекал эту парочку, словно ударяясь о стену отчуждения.

«Скорее безразличия», – покачал я головой, стараясь не упускать из виду бодро семенящую короткую фигурку, что даже в жаркое летнее утро не сменила темный сюртук на более подходящую одежду, черные лаковые туфли бодро чеканят шаг на плавящемся асфальте.

Прохожие опускали глаза, отводили взгляд, а если бы руки не были заняты сумками, пакетами и телефонами, – еще бы и уши заткнули. С рождения нам дается огромный дар: видеть, слышать, чувствовать. И всю сознательную жизнь мы учимся не видеть, не слышать, и разучиться сочувствовать.

Как и я. Единственное отличие, – не успеваю вовремя отводить глаза. Но не потому, что такой весь из себя хороший и замечательный. Нет. Просто я моральный урод, и не боюсь, что в моих глазах увидят остатки человечности. Ведь именно эти остатки гнали меня вперед, заставляя ускорять шаг, чтобы угнаться за другим горбатым уродцем. Чтобы успеть.

– «Бегом поторопимся потеряем клиента». – Бросил скороговоркой Исра и умчался. Люблю, когда «дают» выбор!

Вот и сейчас. Прости девочка, но кому-то уже гораздо хуже, чем тебе. Или скоро станет. Или он сам так думает! Суть не важна. Важно, чем это может закончиться для него. Так что, на деликатные решения времени не осталось. Увы. До тех пор, пока в человеке теплится надежда, что придет добрый дядя со стороны и решит твои проблемы; или прилетит волшебник в вертолете нетрадиционной ориентации, и завалит мороженной молочной продукцией, – он к берегу грести не будет. И утонет, – с удивленным выражением лица и затухающей надеждой в обиженных глазах, что уже вот-вот… Вот и проверим, много ли осталось в девушках от тех, что и хату спалят и пьяного коня сковородой упокоят. Осталось выбрать, за какую выпирающую из розового платьица часть тела «случайно» ухватится старичок.

Бегло брошенный взгляд и мое лицо перекосило так, будто с утра жрал одни лимоны, – какая еще сковорода!? С таким-то маникюром! Уже бы давно расцарапала дедуле лицо, да постучала своими шпильками дальше. Так нет же! Такая, – утопнет даже со спасательным кругом. Тут прынц нужон. Хотя бы и на белом себе.

Расстояние до сцепившейся парочки сокращалось, черный сюртук резко свернул на перекрестке, лакированные туфли исчезли, нырнув за угол административного здания. Ругнувшись, ускоряю ход, боясь потерять наставника из вида.

Так. Выбирай быстрее. Этот не подходит. И этот. И тот. Может?.. Нет. Мощный бугай, хоть и пожирает глазами ее голые коленки, но косит одним глазом, как идиот. А все потому, что умный, и следит за пухлой супругой. Точно, едва танк в бежевой юбке повернул башню в его сторону, – глаз быстро принял установленный курс, на лицо выплыла дежурная улыбка. Этот не вступится, – его гиппопотам и без сковородки кого хочешь пришибет. Прыщавый студент с охапкой бумаг? Или… Ааааа, черт, на «или» – времени не осталось. Как говорится, – на безрыбье… Итак, один фигурант формулы принца на белом коне, обнаружен… А где же прынц?..

Поравнявшись со студентом, перехожу на бег, рывок, левая рука потяжелела, пальцы сжались на худом предплечье стальными клещами. Мчусь по диагонали, наперерез бугаю с супружницей, позади, ойкая, неловко перебирает ногами студентик, кремовые туфли едва касаются асфальта. Э-ээ-х, я не знаток боулинга, но чую, – будет страйк!

Последнее усилие. Левое плечо едва не вывернуло из сустава, в кулаке остался обрывок ткани. Мой «шар» по касательной влетает в жену, задевает мужа, отлетает, как мячик от бетонной стены, тараня несчастную девушку. Красавица, изящно взмахнув маникюром, влетает в свое чудовище, – «аленький» пакетик выскальзывает из старческих рук.

«Ой-йо», – уже ныряя за угол, вижу траекторию полета кулька.

– Ты совсем с катушек съехал пердун старый?!!

Голос догнал в спину, как гром среди ясного неба. Водитель, что стоял перед пешеходным переходом, зевая на красный циферблат светофора, поперхнулся, и внезапно вдавил педаль газа: выпученные глаза, вцепившиеся в руль побелевшие пальцы и вопли отпрянувших людей, машина, виляя по дороге, свернула в проулок и исчезла.

Гневные крики и гул клаксонов заглушила волна воплей сзади. И голос, похоже, только набирал обороты. Так ревет сирена, предупреждая об опасности, но в отличие от нее, истеричный крик не стихал ни на секунду.

– Что?! Молчать, когда я спрашиваю!!! – Голос перекрыл чьи-то сбивчивые булькающие звуки. – Сидеть! Лежать! Как перед дамой стоишь скотина!! Что говоришь, – не вижу!!!

Отыскав глазами Исру на моей стороне дороги, я чуть успокоился, – карлик рассеянно провожал взглядом спешащих людей, мерно постукивал ботинком в такт зеленому светофору, и переходить, явно не спешил. Дождавшись, когда загорелся красный, осторожно выглядываю из-за угла.

Йопрст… Благими делами, усеяна дорога… Качаю головой, наблюдая, как дородная женщина средних лет, будто тряпочкой, трясет зажатым в кулаке старым спортивным костюмом. Внутри костюма, отчаянно размахивая тоненькими ручками, болтался старичок, растерявший за последние полминуты весь боевой пыл. Судя по выпученным глазам, теперь он мечтал ощутить под ногами твердую почву: истертые тапочки валялись метрах в двух от него, босые ступни равномерно раскачивались в воздухе, навроде маятника. Причина гнева матроны была налицо. Вернее, – на лице, на блузке, и особенно на светлой юбке, обильно окрашенной бурыми пятнами. Похоже, страйк таки выбил дедуля, попав пакетом в самую, что ни на есть, точку. Ну… или просто – попав.

Извини дед. Не знаю, насколько праведно ты вел себя при жизни, но скоро тебя встретят у райских ворот, уже в качестве великомученика.

Смахнув импровизированную слезу, поискал глазами девушку. Не нашел. Только ползающий на коленках студент, спешно собирал разлетевшиеся бумаги. Бугай замер посреди дороги: руки дрожат на уровне груди, пальцы полусогнуты, будто сжимают небольшие мячики. На широком лице глуповатая, но крайне счастливая улыбка, красные отметины на обеих щеках совсем не портили его настроение, причем одна отпечатавшаяся пятерня была раза в три больше.

Хм, кажется, я знаю, в чьи шаловливые руки прилетела девушка, ну или часть ее… Две части. И, судя по яростному взгляду супруги, причина истерии далеко не испачканная одежда, – парень явно обрел мечту.

А что касаемо мечты… Похоже, ей хватило мозгов смыться. Что тут скажешь, – жизнь открывает перед нами множество дверей, но лишь от нас зависит, будем стучаться в них, как дятлы, или все-таки войдем.

Не прекращая качать головой, отлипаю от угла дома, злая усмешка скривила губы, так и не затронув печальных глаз. Как предсказуемо. Меня видело, по меньшей мере, человек десять, но даже ухом никто не повел, не то, что кинуться в погоню. Сделали проще, – выбрали «козла отпущения». Конечно, проще бороться с последствиями, чем искать причину.

Улыбка слетела, стоило увидеть желтый мигающий и черный сюртук на другой стороне дороги. Замешкался, уже занеся ногу над бордюром, верчу головой по сторонам. Движение тут не самое активное, не центральная улица, справа машин не видно, слева – злосчастный угол. Между тем, Исра, будто чувствуя мою неуверенность, припустил бегом.

– Твою ж!..

Первую половину дороги я преодолел…

Визг тормозов. Толчок в бедро. Асфальт и небо часто сменяли друг друга в бешеном калейдоскопе. Приземлился, почти как кошка. Только на спину. Голова, едва заметно, почти нежно коснулась асфальта, но в черепе будто взорвалась маленькая бомба, утро сменилось ночью, в глазах вспыхнули звезды.

Через монотонный гул в ушах, начали проникать слабые звуки. Очень хотелось крикнуть сумасшедшему звонарю, что он перепутал мою голову с колоколом. Окружающее плыло и раскачивалось, как с перепоя. Сквозь серую пелену проступило ясное голубое небо, как из тумана выросли по обе стороны крыши домов, нависли толстые ветки, гнущиеся от собственной тяжести. Но, прежде чем я успел приподняться…

– Я все видел. Я все видел! – Раздался знакомый гнусавый голосок сбоку. – И могу дать показания под присягой!

– Что вы видели! Вы все свидетели… Он сам выскочил под колеса. Я – ни при чем! – Донеслось спереди. Голос явно нервничал, а еще он постоянно менял направление, словно источник носился из угла в угол. – Я не виноват. Я ехал на зеленый…

– Врешь!! – Рявкнуло под ухом так, что в черепе хрустнуло. Пощупав рукой ухо, удивился, что нет крови. – Ты летел на мигающий желтый!

– Он тоже… – Неуверенно начал человек.

– Ага!! – Раздалось победное. – Вы все слышали, – вот он и признался! Только что врал про зеленый, теперь мигающий желтый. А может ты вообще на красный летел?

По сторонам донесся нестройный гомон, общий смысл сводился к тому, что купят права, и законы им не писаны. Толстые пальцы бесцеремонно приподняли мою голову за волосы. Деревья качнулись, нехотя разошлись по сторонам, горизонт величаво вплыл в полосу зрения. Впереди, чуть боком, стоит дорогая иномарка цвета металлик, передок помят, строгий серый костюм тройка тщетно пытается рукавом стереть вмятину, словно надеясь, что это грязь. Заламывая руки, он нежно гладил поврежденную окраску.

– Да ты лучше посмотри, что с парнем сотворил, гад. – Прошипело над ухом. – На нем же места живого нет! Не-еее-ет. Я вызываю скорую, – пусть снимут побои.

Костюм дернулся, затравленно огляделся. По обе стороны дороги нарастал недовольный гомон, сзади иномарку подпер завернувший автобус, водитель нетерпеливо давит клаксон. Только путь вперед еще свободен.

Какие побои, подумал я, щурясь не столько от боли, сколько от солнца, светившего прямо в глаза. Если сразу не умер, то тело регенерирует самое долгое в течение нескольких минут. И скорая обнаружит абсолютно здорового человека в помятой и слегка порванной одежде.

Но, прежде чем я успел открыть рот, горизонт уплыл, сменившись голубым небом, в глазах вновь вспыхнули звезды, а затем все это великолепие накрылось самым темным медным тазом. Последнее, что я еще почувствовал, – резкая боль. Хрустнула черепная коробка, под щекой горячо и влажно, тело непроизвольно дернуло ногой, пальцы на правой руке попытались выгнуться в обратную сторону. Грубые руки, что впечатали мою голову в асфальт, теперь бережно и нежно баюкали ее, гладя слипшиеся волосы.

– О-оооо-й! – Завывало над ухом. – И на кого ж ты на-аа-с! Весь же в крови. Посмотрите лююююю-ди-и-и-и-ииии…

Какая-то женщина запричитала, вторя отпеваниям Исры. Нетрезвый мужской бас, икая, предложил свернуть шею водителю. Басовитого поддержал веселый нестройный хор молодежи, надтреснутый старческий голос ввернул крепкое словцо.

– Бедный мальчик. Он же наверно только в институт пошел, а туда даже с мозгами берут только по блату! А куда ж он теперь без мозгов – то!? – Продолжал ломать комедию карлик. – А ты куда собрался говнюк! А ну, – убрал руки с руля!

Цепкие пальцы отпустили голову, напоследок приложив затылком об асфальт… еще раз. Наверно наставник этого не хотел, – просто перестарался с силой. А может и хотел… Так или иначе, ночь в голове сменилась нестерпимо ярким светом, а уже через мгновение я уныло взирал на свое распростертое тело со стороны.

Чертов наставник… Даже умерев, я продолжал ощущать боль, чувствовать сведенные судорогой руки, слепящее солнце, выжигающее глаза.

Каждую секунду боль нарастала. И когда она станет нестерпимой настолько, что я изойдусь в крике безмолвным ртом. Когда охрипну, оглохну от собственного беззвучного воя, – меня втянет обратно. «Плата за бессмертие», – так объяснял Исра. «Плата за невозможное». И добавил едва слышно, – что «даже это – лишь часть платы»… Не знаю, хочу ли я знать другую часть. И каждый раз сомневаюсь… хочу ли воскреснуть.

Но кого интересует мое мнение. Мысленно усмехаюсь, чувствуя тупую иглу, что все глубже вгрызается в голову, опускаясь ниже, словно боль нанизывает меня на вертел, – уже скоро…

– Ах ты, урод горбатый…! – На короткий миг изумление притупило боль.

Иномарка дернулась вперед, проехала с десять метров, лишь чудом не задавив мое распростертое тело, резко вильнула в сторону, заехав передними колесами на тротуар, – люди, крича, бросились в стороны. Впереди всех бежал воинственный обладатель пьяного баса, вереща на рекордно высоких нотах. Водитель иномарки тщетно пытался отлепить наставника, вцепившегося в руль мертвой хваткой, толстый зад торчит из окошка, молотя воздух короткими ножками.

– Пусти козлина, – я спешу!

– Так спешишь, что можешь ездить, как хочешь, и давить людей? – Несмотря на отчаянную борьбу, голос Исры был более чем спокоен и не дрожал, в отличие от водителя.

– С ним ничего не будет! Сам виноват. Молодой, – оклемается! – Он все еще надеялся вырвать руль из цепких колбасок, дергался, то и дело задевая ногой педаль газа. Зверь под капотом ревел на сотни лошадиных глоток, дергался, заставляя любопытных отбегать, кто-то спешно вытаскивал сотовый, пытаясь снимать с безопасного расстояния.

– А ну, убери камеру су***, – взвизгнул водитель, – выйду, ноги из жопы повыдергиваю!!

Девушка с испугу выронила телефон, корпус разлетелся… опять. На этот раз окончательно: длинные пальчики, с еще более длинным маникюром, утирали выступившие слезы, сгребая красочные осколки.

– У меня сделка, – бормотал водитель, борясь с карликом, словно уговаривая себя не сдаваться. – Контракт горит. Везу бумаги. Опоздаю, – все сорвется!

– И это стоит того? – Карлик взглянул водителю прямо в глаза, тот застыл, под давлением черных провалов. – Твой контракт. Он стоит чьей-то жизни? Мужчины… Женщины… Или твоей?..

– Да!! – Заверещал водитель, убирая руки с руля. Рванув бардачок, выудил тонкую папку в синем переплете, ткнул ею в нос карлику. – Я полгода горбатился на этот договор! Моя жизнь зависит от того, смогу я его подписать или нет!

– Уверен? Ты точно уверен, что только от него? – Холодно спросил Исра, еще больше вваливаясь в окно, крючковатый нос уперся водителю в лицо. – Он правда стоит спешки, аварии, чьего-то здоровья или жизни?

Водитель застонал, прожигаемый желтыми зрачками, папка выпала из ослабевшей руки. Эти глаза требовали ответа.

– да… Да!.. Да!!! – Завопил он. – Стоит! И знаешь, что?!

– Что? – Улыбаясь, спросил Исра.

– Если снова встанет выбор, – ждать или задавить пару-тройку неудачников… Я выберу последнее!

– Вот и хорошо. – Холодно усмехнулся Исра. – Твой контракт… заключен.

Контуры карлика поплыли, а когда изумленный мужчина протер глаза, тот уже стоял перед машиной, весело поигрывая связкой ключей на толстом пальце, двигатель обиженно молчал.

– Верни ключи тварь… – Серый костюм бросился к карлику, но тот неуловимым финтом ушел от протянутых рук, с издевательским смехом наворачивал круги вокруг машины. На очередном круге он сделал движение рукой, будто кидает ключи, водитель метнулся в сторону, а карлик, заржав, открыл дверцу и нырнул в салон. Серый костюм кинулся следом, но карлик уже вылезал с другой стороны, спешно запихивая что-то в сюртук, небрежно забросил связку ключей в открытую дверцу и отбежал, подавая водителю знаки продолжить забаву.

– … Да пошел ты, – Тяжело отдуваясь, водитель вытер трясущейся рукой пот со лба, не с первого раза сумел попасть ключами в зажигание. Услышав довольное урчание под капотом, он воровато огляделся и рванул с места, заставив прохожих орать и показывать вслед нецензурные знаки.

Иномарка вылетела на встречку, вильнула перед носом резко затормозившего «пирожка», влетела на тротуар, чиркнув низким дном по бордюру. Через секунду вывернула уже у «пирожка» за спиной, вырулила на свою полосу, глушитель победно взревел, выпуская искры и дым. Только черный след тормозного пути на дороге, да откуда-то издалека доносился рев мощного мотора.

– Вы запомнили номер? – Неуверенный женский голос снял оцепенение с толпы. Люди неуверенно озирались, кто-то подбирал оброненные вещи, некоторые пожимали плечами, но еще больше оказалось тех, кто молча ушел.

Прыщавый паренек радостно щерился во все тридцать два зуба, победно тряся смартфоном в бледной костлявой руке, воспаленные глаза с полопавшимися красными жилками напряженно следили, как растет индикатор загрузки. Высунув язык, он спешно набрал подпись, – «водила жжет, смотреть всем». Едва к нему двинулась тетка спросившая номер, – поспешно сунул смартфон в карман, развел руками, выпятив верхнюю губу и мотая головой на тонкой шейке.

Седенький старичок, в опрятном, хотя и поношенном костюме, неуверенно мялся, то порываясь подойти к телу на дороге, то возвращаясь на тротуар. Когда же убедился, кроме него такими проблемами никто не страдает, – буркнул под нос что-то вроде, – «приедут менты, а у них, кто рядом, тот и виноват, и»… Остаток фразы он деликатно прикрыл кашлем и, глядя исключительно под ноги, направился в сторону противоположную той, куда собирался вначале.

Водитель автобуса, матерясь вполголоса, высунулся из окошка, осторожно объезжая «препятствие», из салона неслись подбадривающие выкрики, предложения давить, да двигать скорее, – все опаздывают. Часть пассажиров честно пыталась выполнить гражданский долг. Один даже дождался ответа из полиции, но при словах автоответчика, – «будьте готовы назвать свои имя и фамилию», резко сбросил, воровато огляделся, выключил питание телефона, а еще пару секунд спустя расковырял корпус, вытащил батарею и зачем-то положил в карман. Помявшись с осиротевшим корпусом, вытащил обе сим карты, утер со лба выступивший холодный пот, и выдохнул с явным облегчением.

Толпа разбрелась по своим нуждам, новые волны прохожих бросали на дорогу скупые сочувствующие взгляды. Находились и те, кто раздраженно цедил сквозь зубы – «допился», лишь мимоходом бросая короткий взгляд и тут же прикипая к мерцающему экрану навороченного гаджета, где шла «настоящая» жизнь. А прочитав свежий пост, про сбитого молодого парня, качали головой, и ставили лайк под предложением «оторвать водило яйки».

Мир внезапно завертелся, закружил в дьявольском хороводе, раскрасив горизонт всеми оттенками боли. Тело вздрогнуло, дернулись закостеневшие пальцы и… Меня выкинуло. Пытаюсь вздохнуть, но нечем. Что я представляю собой вне тела? Чем я смотрю на него стороны? В ушах зашумело, невидимый желудок рванулся вверх, словно я падал, а не втягивался обратно. Шаг за шагом, клетка за клеткой, отвоевывая свой организм. Чувствуя, как вытесняю изнутри тягучее, липкое нечто, нехотя втягивающее холодные щупальца. Тьма, медленно покидающая каждую частичку тела, озаренную нестерпимой болью. Словно величайшее откровение жизни – в способности чувствовать… Чувствовать боль.

Танец на краю пропасти. Танго со смертью. Миг, растянутый страданием на целую вечность. Тело мелко дрожит, пронзаемое тысячами незримых иголок, мозг пылает, не в силах обработать сигналы вопящих нервов. А когда стало казаться, что весь мир сплошная зияющая рана, – пришла БОЛЬ…

… – вот так всегда. Насорят, намусорят, а убирать кому?

Правая рука неестественно вывернута, за нее дергают и тащат, голова безвольно раскачивается в такт рывкам, спину царапает горячий асфальт.

– Проходим милые дамы, проходим. Не акцентируем. Нет. Человечек не мертвый. Просто устал. Да. Если можно мертвецки упиться, то почему нельзя устать?

Беспокойные восклицания остались позади, в плечо уперлось препятствие. За кисть нетерпеливо дернули, словно гигантская рыба пробовала наживку, едва не оторвав руку. Спереди заворчало, протопали маленькие ножки, казалось, будто стальные тиски сдавили плечи и трясут моим телом, как марионеткой. Сквозь мутное марево выплыла нечеткая физиономия наставника, черные провалы внимательно всматриваются в лицо, крепкие руки несколько раз возвращали шатающееся тело в вертикальное положение, не дав растянуться на гранитных ступенях. Солнце прожигает слезящиеся глаза, бросает зайчики от зеркальных дверей. Убедившись, что кое-как стою на ногах, карлик уверенно потянул меня внутрь, зеркальные дверцы распахнулись, звякнул невидимый колокольчик, из проема потянуло прохладой и свежей выпечкой.

Я четко сделал пару шагов, отстранил руку наставника, будучи уверен, – могу идти сам. Но, едва твердые пальцы отпустили локоть, туловище дало опасный крен, по инерции прошлепал пару шагов, и с удивлением обнаружил, что голова намного обогнала ноги и отрыв растет… Под ноги ткнулось что-то твердое, хрустнуло, будто сухую ветку сломали, а я перешел в свободный, но короткий полет. Снова хруст, звон бьющейся посуды, состыковавшись лбом с деревянной перегородкой, я, наконец, мирно растянулся на обломках стула. Вместо ожидаемых звездочек в глазах плясали птички, смутными тенями порхали над головой, доносилось беспокойное щебетание. Спустя пару мгновений я начал различать отдельные фразы, птички неплохо чирикали по-русски.

– Чашечка горячего кофе, и он будет как новенький. – Поспешил успокоить «пернатых» Исра. Сверху донеслись охи и ахи, девицы в черно-белых фартучках размахивали изящными ручками, будто взлетали, обеспокоенно щебетали, как стайка воробьев.

– Можно без сахара. И без кофе. – Добавил Исра, наклонившись к лежавшему на полу подносу, где чудом устоял исходящий паром пластиковый стаканчик. Несшая его девица, замерла в той позе, в которой ее застал мой полет: руки вытянуты вперед, глаза на пол-лица, пол левым веком дергается одинокая жилка. – А, уже положили? Ничего страшного, терапевтический эффект хуже не станет. Отмывать сложнее… – Едва слышно добавил он. И уже громче, обращаясь к обширной аудитории:

– Ничто с утра не бодрит лучше, чем чашка горячего… крепкого кофе… – Ехидная улыбка расцвела на широком лице, пухлые пальчики лихо опрокинули стакан.

– Твоююю маааа-ть!

Официантки прыснули в разные стороны, я вскочил, хромая и неуклюже пытаясь содрать штанину с ошпаренной ноги.

– За что я люблю обтягивающие джинсы… – Промурлыкал Исра, с ехидной ухмылкой наблюдая, как бросив попытки оттянуть ткань от кожи, пытаюсь деревянными пальцами справиться с ремнем.

– Вот за что! – Победно ткнул толстый палец. Глаза девушек снова округлились, но уже по другой причине.

В спущенных штанах стояло двое. Первый – я, а вот второй… Один из процессов воскрешения, – кровь устремляется куда надо, и куда не очень. И частенько случается побочный эффект, совсем крохотный на фоне общего отходняка. Хотя… Судя по выпученным глазам, – не такой уж и крохотный. Скосив вниз глаза, я нервно сглотнул, избегая прямых взглядов, рванул в направлении уборной, спотыкаясь о сползающие штаны.

Мимо проплыл столик со сладкой парочкой. Крупный мужчина, черная футболка едва сходится на широченных плечах, спина вздулась рельефными буграми, натянув ткань до треска, выпуклые пластины груди гордо смотрят вперед. Сидит не в очень удобной позе, зато видны кубики пресса. Все напоказ. Очевидно, ради груди четвертого размера, напротив.

Подведенные глаза обладательницы четвертого размера мимолетно мазнули по моей дерганой фигуре, длиннющие ресницы затрепетали, словно крылья диковинной бабочки. Затем, взгляд с громким щелчком сфокусировался на уровне пояса, глаза проворачивались вслед за мной, как система автоматического наведения. Зрачки превратились в крохотные точки, едва заметные на фоне громадных глаз и распахнутого ротика, – я в очередной раз уронил штаны, снять было проще, чем натягивать на ходу. Да еще и молния разъезжалась, не в силах вместить мое раздутое эго.

Тренированная скала из мышц и самомнения, потеряв зрительный контакт спутницы, недоуменно обернула бритую голову, в глазах еще тлели угли презрения ко всем и вся, кто не жмет от груди двести кэгэ…

Угли как ветром сдуло.

Я, будто извиняясь, пожал плечами. Неловко улыбаясь осторожно просеменил мимо качка, ставшего заметно ниже. С него будто воздух выпустили: широкие плечи обвисли, грудь втянулась, а среди квадратиков пресса проклюнулся небольшой животик. Злые глазки мазнули по распахнутому ротику подружки, стыдливо убежали в сторону, вернулись, медленно наливаясь красным, в то время как кровь отлила от смертельно бледного лица, огромные кулачищи сжались до скрипа.

Я поспешно двинул дальше, невольно горбился, чувствуя между лопаток острый взгляд. Заветная дверь была на расстоянии протянутой руки, когда позади раздалось надсадное дыхание, скрипнул отодвигаемый стул.

Качок стоял, глядя исподлобья, как я неловко дергаю ручку, пытаясь открыть дверь не туда. Наконец, он решительно кивнул, сделал шаг в мою сторону, невольно сглатываю, – таким бы взглядом да камни дробить. Второй его шаг должен был стать не менее угрожающим и эффектным, но…

По залу пронесся трубный рев. Качок резко сел, втянув голову в плечи, медленно обернулся, крохотные поначалу глазки теперь едва умещались на бледном лице.

Исра, аккуратно сложил носовой платок, внимательно осмотрел результат, скептически хмыкнул, шмыгнул пару раз, с подвыванием зевнул, плямкая толстыми губами. Слезящиеся глаза вычленили замершего качка, пробежались по притихшему залу, напряженным лицам, кустистые брови удивленно взлетели вверх, словно что-то не так. Пухлая ладошка смачно впечаталась в лоб, взорвав повисшую тишину. За барной стойкой синхронно звякнули бутылки, посетители вздрогнули и вышли из оцепенения, разом уткнулись в тарелки, зал наполнился дружным чавканьем. Официантки вспомнили, что они-таки на работе, забегали между столиками. У качка громко клацнули зубы, задергался правый глаз.

– Савва! Я таки говорил, бордель кварталом выше! А ты заладил, – у меня де встроенный нафигатор, иду на запах. Говорил тебе, – ентимный процесс требует основательной подготовки. А ты, – всех девок разберут, скидывай скорее штанцы и уперед! Тьфу!

Карлик закатил глаза, демонстрируя вселенскую тоску и печаль, уронил голову на грудь, правая рука откинулась назад, едва не сбив официантку с тяжелым подносом. Зазвенела посуда, девушка напряглась, удерживая пизанскую башню из десятка грязных тарелок. Пухлая ладошка хлопала по фартучку, на ощупь, исследуя возникшее препятствие, толстые пальчики по очереди нащупали две округлости, что бурно и яростно вздымались под тонкой тканью. С неловким «упс», карлик резко обернулся, невинно затрепыхал густыми ресницами, под испепеляющим взглядом. Словно извиняясь, он запустил руку под раскачивающийся поднос, приняв часть веса на кисть, юркие пальцы, уткнулись в черный фартучек, аккурат под бурно вздымающимися холмами.

– И что в итоге! – Карлик резко вскинул свободную руку, привлекая внимание девичьих глаз, лучезарная улыбка едва не развалила широкое лицо надвое. – Он пытался стянуть штаны в свадебном салоне… похоронном бюро… А школа, Савва?!.

Брошенный карликом взгляд спалил, как я, справившись с коварной дверной ручкой, пытаюсь незаметно скользнуть внутрь. Качок снова подал признаки жизни, проявляя прямо-таки нездоровый интерес к моей персоне.

– Этот позор будет преследовать меня всю жизнь! Стоило на минуту отойти попи… Хм-м… водички попить. И что такого ты успел показать той страшной директрисе? У меня так и стоит перед глазами, как она бродит по коридору с глупой улыбкой, ловит встречных учителей, показывая руками, будто вот такенную рыбу поймала, хихикая словно идиотка. И во имя всех святых, скажи мне, где… а главное, при каких обстоятельствах ты потерял трусы!

Беря штурмом порожек из одной ступеньки, я умудрился споткнуться, вписаться в дверь плечом и треснуться головой о низкий проем, перед глазами заплясали веселые звездочки.

***

Дверь туалета, наконец, захлопнулась, напряженное лицо качка нехотя оторвалось от замершей ручки, угрюмый взгляд перебежал к Исре, ноги сделали осторожный шажок в сторону уборной, затем еще. И еще…

Задумчиво постукивая по губам большим пальцем левой руки, Исра рассеянно перебирал пальцами правой, будто большой мохнатый паук, поднимаясь по фартуку, пуговица за пуговицей, поднос медленно пошел вверх, башня из тарелок дала опасный крен.

– В похоронке вроде на тебе еще было исподнее… Да? – Не дождавшись ответа, он обернулся, успел рассмотреть накачанный затылок и запертую дверь, расстроенно обратился к официантке. – Куды он опять делся?

Девушка, что уже открыла хорошенький ротик, собираясь осадить карлика, подавилась заготовкой, застыла под его обиженным вопрошающим взглядом. Качок преодолел путь до заветной двери, сопел, дергая ручку. Гора мускулов вздрогнула, когда сзади раздался язвительный голос:

– Молодой человек, если у вас дело к известному заведению, то заявляю вполне авторитетно, – там занято. Хотя, если вы решили помочь моему бедному другу…

– В чем помочь?

Занесенный для могучего удара кулак застыл в сантиметре от двери, злые глазки подозрительно сверлят безмятежного карлика, что продолжал одной рукой поддерживать ходивший ходуном поднос. Хотя, часть окружающих, совершенно неоправданно, могла заявить, что именно его же рука и являлась причиной этих колебаний. На что сам карлик мог бы так же откровенно ответить, – это все брехня и злые домыслы, а виновата официантка. Именно ее отчаянные попытки сбросить ладошку карлика с груди, заставляли руку дергаться и толкать поднос. И рука в данном процессе была лишь следствием.

– Ему доктор запретил поднимать тяжести… – Сложив ладонь лодочкой у рта, прошептал Исра, так тихо, что навострила ушки даже глухая старушка в другом конце зала. Посетители… Ну или та их часть, что делала вид, будто заняты едой, теперь откровенно таращились на качка, тот нервно повел могучими плечами, попытался еще сильнее распрямить спину и выпятить внушительнее грудь. – Но с вашей-то комплекцией!

Качок напряг мускулатуру, демонстрируя огромный бицепс, мышцы, подобно сытым змеям, вспучились по всему телу, одежда трещала, едва не лопаясь. Бычья шея напряглась, растягивая толстую, но короткую золотую цепь, крохотный крестик выпорхнул из-за ворота футболки, безвольно повис. Последним усилием попытался напрячь голову, – крохотная жилка тряслась на взмокшем лбу, неуверенно пытаясь собраться в складку. Исра вежливо подождал, наблюдая, за сменяющими друг – друга гримасами, – лицо качка налилось дурной кровью, но узкий лоб остался девственно чист.

– Кхммм… – Кашлянул Исра в кулак, тщательно скрывая улыбку. – В общем, если поднатужитесь, то вдвоем может и поднимите его… хммм… Ну, вы понимаете…

– Чего сказал! – Маленькие глазки спрятались под надбровными дугами, злобно сверкали оттуда, как жерла пулеметов из дзота, пальцы угрожающе сжались в пудовые кулаки.

– Ну… Поднять. – Пошевелил пальцами в воздухе Исра, подбирая сравнение. – Глагол такой… описывающий действие. Ну, вот навроде, как вы бицепс качаете, только держа обеими руками, от уровня колен и до пояса.

Крохотная морщинка все-таки пролегла. Лицо стало черным от дурной крови, губы тряслись, когда он, заикаясь, проорал:

– Ты за кого меня держишь, сука! Я тебе не гомик какой-нибудь, не… Да не буду я ему хозяйство поднимать!

– Вообще-то, я имел в виду штаны. – Сконфуженно пробормотал Исра, обводя взглядом посетителей кафе.

Из дальнего угла донесся одинокий нервный смешок, и плотину прорвало, – со всех сторон сыпались смех, сдерживаемые улыбки, косые взгляды кололи накачанную спину, гигант вертелся, словно уж на сковородке.

– Они у него постоянно спадают. Но, если вы туда так рветесь ради его… Кхе-кхе…

Карлик прочистил горло, утер выступившие слезы, несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с силами, и честно постарался придать лицу более-менее серьезное выражение. Скорее менее.

– Право же, тем более странно, ведь вы пришли с такой красавицей. – Слишком серьезно произнес карлик, щерясь мгновенно преобразившейся блондинке.

Оказавшись, наконец, в центре внимания, она сменила отрешенно скучающий взгляд, на более подобающий для светской львицы, томно потянулась, едва не рухнув со стула.

– Или вы, – ее лучшая «подружка». – Карлик округлил глаза и прижал ладошки к губам. – И у вас спорный интерес к моему товарищу? Я надеюсь, вы хоть не подеретесь из-за него!

– Да! Нет!! Все не так было!!!

На качка было жалко смотреть. Гора мускулов обернулась к подруге за помощью, но та, бросив на поникшую фигуру беглый взгляд, брезгливо отвернулась, передернув плечиками, уткнулась в мерцающий экран телефона.

– Люся, да я вовсе не то хотел… Ты сама смотрела на его…

– Вот только не надо меня впутывать в этот бред. – Выставила ладошку блондинка, не переставая тыкать пальцем в экран. Пухлые губки выдули розовый пузырь, белые зубки раскусили, не дав лопнуть, челюсти пришли в яростное движение, вымещая злость на жвачке. – Даже если и взглянула, не бросилась следом, проверять… И что ты хотел доказать там внутри?

– Что я мужик. – Громко, но как-то не уверенно пробормотал он.

– Ночью надо было доказывать. – Окрысилась блондинка.

– Люся, ну я же тебе говорил, – добавки пробую новые… Побочный эффект. Зато мышечная масса растет в разы быстрее…

– Жаль, что больше ничего не растет. – Перебила блондинка, отбросив телефон, заглянула в пустую чашку, скривилась. Все посетители, карлик, и даже затисканная им официантка дружно водили глазами от двери к столику, словно наблюдая за теннисным матчем. – Тебе мало того, что есть? Ты с шестнадцати лет качался, чтобы кадрить девчонок, – и от них отбоя не было. Я уже год тебе скандалов не устраиваю, и знаешь почему?

Гора неуверенно вертит головой, пожимает могучими плечами.

– Ну, мы типа – любим друг – друга. Нет? Или нет, – доверяем…

– Да потому что единственное, на что ты еще влезаешь, – это твои долбанные тренажеры!!

Бокалы в баре жалобно звякнули. Под ухмылками приободрившихся мужчин, качок исходил потом, вертелся, бросая умоляющие взгляды на спутницу.

Веселый лысый толстячок за четвертым столиком, гордо выпятил верхнюю часть туловища, показывая, что у мужчины, все, что выше колен – это грудь. К нему льнула жердеподобная супруга, даже сидя, возвышавшаяся над мужем на целую голову. Поверх головы супруга она бросала победные взгляды на ослепительную блондинку, поглаживая заметно округлившийся живот, и кивая на сидевших напротив троих детей разногодок. Настал черед блондинки вертеться, нервно накручивая локон на длинный палец с идеальным маникюром.

– Да он не мужик, Люся. – Едва не плача промычал качок. – Я ж его двумя пальцами, как соплю перешибу…

– Стоп, стоп. – Влез карлик. – Если я все правильно понял, то вы, пошли за моим другом, с целью доказать своей девушке на нем, что вы – мужик? – Утвердительный кивок. Карлик, перевел недоуменный взгляд на блондинку, с удовольствием прошелся по стройным длинным ножкам в сетчатых колготках, нырнул за глубокий вырез. – На другом мужике доказывать… не на девушке. Хмм. То есть, у вас больше шансов стать мужиком с другим мужиком, чем с собственной девушкой. А он точно натурал?

Вопрос адресовался блондинке, но прежде, чем та успела открыть хорошенький ротик, качок, с яростным воплем, – «Убью, падла!» – ринулся на карлика.

– Внимание, – спойлер. – Подмигнул Исра, щелкнув пальцами.

Зал на мгновение заволокло легкой дымкой, а затем…

Дико заверещала официантка, с размаху залепив качку пощечину. Тот стоял с невероятно тупым выражением лица, покачиваясь под градом ударов, удивленно глядя на огромные ручищи, что вроде как ухватили наглого карлика…

Блондинка с трудом оторвала руки бойфренда от груди официантки, не забывая осыпать его тумаками и отборнейшей бранью.

Карлик невозмутимо сидел за их столиком, весело болтал ногами, потягивая диетическую колу через соломинку. Черные глаза лениво следили, как из подсобки выбежал грузчик Гриша, одним небрежным взмахом отправил в нокдаун и шкафоподобного качка, и тройку других посетителей мужского рода, пытавшихся разнять клубок раздора.

У Гриши был объемный пивной живот, кривые ноги, могучие длинные руки, врожденный такт и чувство локтя. Именно «с локтя» он тактично успокоил всю четверку, лишь по причине пролетарского невежества, не уделив должного внимания воплям качка о черном поясе, десантуре, десятом дане… И, стоило тому очутиться на полу, – о забытом на плите чайнике, не выключенном утюге, и больной бабушке, которая без него не может обойтись. Уже перед выходом, качок, двигающийся, аки гордый лев, на четвереньках, буркнул, – мол, им повезло, что он так спешит, а то бы он им показал… Что именно бы показал, осталось загадкой, ибо сей орел, выпучив глаза и щелкая клювом, вылетел через зеркальные створки от дружественного пинка Гришиного берца в накачанный зад.

– Первая ступень. Вторая ступень. Третья! – Радостно прокомментировал карлик перемещение накачанного копчика по порожку. – Пять секунд, – полет нормальный!

– Милый!! – Обогнув Гришу, следом выпорхнула блондинка.

– Балласт сброшен. – Хмыкнул Исра, потирая подбородок.

Золотые зрачки довольно созерцали недавнее поле битвы. Хотя, собственно, все интересное закончилось, только траншея из опрокинутых столов и стульев отмечала фарватер ледокола по имени Гриша. Женщины разбирали поверженных супругов, возникла короткая перебранка, – кто-то, под шумок, попытался стащить чужого, причем при полном согласии с его стороны.

Скрип несмазанных петель потонул в общей суматохе, – никто не обратил внимания на вынырнувшего из дверей парня. С мокрых волос стекает вода, влажная рубашка облепила широкие жилистые плечи, лицо красное, но без малейших следов крови на хмурой физиономии. Зеленые глаза удивленно обвели развороченный зал.

– Кажется, я что-то пропустил…