Читать книгу Матросские рассказы - Валерий Рощенко - Страница 12

Внешний рейд Находки - залив Америка. Пестрота японских, канадских, панамских флагов. Из-за Сигнального мыса - кудрявой сопочки, прозванной Сопкой Влюбленныx - словно ткацкий челнок, выныривает бойкий белоснежный катерок с надписью вдоль борта “PILOT”, разматывает толстую нитку розовой кильватерной струи. Солнце всходит за горами, опоясавших рейд. Ослепительная радужная кайма на востоке слезит глаза, резко очерчивая застывшую зыбь каменного моря. Синими пирамидами Хеопса взрываются сопки Брат и Сестра. Бардово-малиновые тучи режутся об острые вершины, истекая кровью. Живописной чередой, точно груженые баржи, они тянутся над головой в район Рыбака; здесь превращаются в сине-зеленые хлопья – резкие мазки художника-импрессиониста. Город, раскинувшийся кустами-участками напротив, тоже в тени, плавится электрическими золотом. И вдруг на востоке, на гребне горы, растопыренный вихрь лучей сплетается в жгучий комок, хлещет по глазам, точно бичём, и начинает завоевывать мир, меняя его до основания.

Находка моложе Владивостока на пол века, она открыта и основана по тому же образцу – спасающимися от непогоды моряками. Поэтому и бухта – «Находка», и залив - «Америка». Чуть ли не «эврика»!

Современная частушка высвечивает несколько иные акценты:

Эй, Находка!

Пыль да водка!..

Впрочем, частушку не следует понимать буквально; возможно, она подчеркивает больше девственность, неблагоустроенность края, чем поголовное пьянство обитателей.

Вслед за катером подруливает буксир “Авача”, цепляет “Антарес” стальным концом за ноздрю клюза, тащит к обледенелой стенке причала под сень ажурных портальных кранов, дремлющих на ветру.

Первым в каюту заглядывает стивидор.

- Привет, второй!.. Бригадами обеспечены на все смены! – предупреждает он, видимо, для проформы. – Так что держись, браток!

Стивидор присаживается выкурить сигарету, расспрашивает, давно ли плаваю грузовым помощником, получил ли во Владике новые инструкции по правилам перевозки скоропортящихся грузов, потом узнаёт, какая погода в Японии, нет ли ста граммов опохмелиться и, попрощавшись, уходит на другое судно.

Портальные краны просыпаются на причале, начинают вызванивать и шевелиться, изгибая жирафьи шеи над разинутыми ртами трюмов. Начинается диалог погрузки: берег – море.

Часов в одиннадать в каюту без стука влетает грузоотправительница, разбитная девушка-кореянка. Она просит показать карго-план. Я разворачиваю громадный лист грузового плана, представляющий судно в разрезе; объясняю, куда какая партия груза идёт:

- Во второй трюм в первую очередь - бочки с вином. Потом – масло и сыр. В общем, закуска сверху!.. В первый трюм - говядина внавалку. Все - для Сахалина, в Холмск...

- Кто бы что, а я не против! - озорно сверкнув черной молнией раскосых глаз, шустрая грузоотправительница выбегает на палубу.

Во второй половине дня добрая часть экипажа, уже наодеколоненная, наутюженная, протопывет под моим иллюминатором вниз по гулким сходням. У моряка при виде берега срабатывает условный рефлекс: надо засвидетельствовать своё почтение местному ресторану, что тоже, между прочим, находит отражение в устном народном творчестве. Вот перлы:

То с севера, то с юга Приносят черти друга.

То мачта, то труба торчит в порту.

И вот на берег сходят Коряги-мореходы, И через час они уже в спирту!..

Мы – мореходы, веселый народ!..

И так далее.

Мне, грузовому помощнику капитана, все стоянки приходится париться на борту - груз идет сплошным потоком. Третий штурман и старпом не упустят случая воспользоваться этим, столкнут мне свои вахты. Отдувайся за них! Но такова уж негласная морская “се-ля-ви”.

***

Далеко за полночь в каюту врывается матрос-тальман с первого трюма.

- Второй! - орет с порога. - В гробу я видал такую погрузку! Что она себе позволяет?!

- Кто? Что случилось, Костров?

- Да Джен эта, Пак. Подает масло в немаркированной таре. Я говорю: назад!

Она: принимай без разговоров!.. Я - что, дурнее паровоза?! Брать на свою шею немаркированный груз?!... Не-ет, спасибо!

- Где она сейчас?

- Грузчиками командует. Они ей накомандуют полную пазуху...

Грузоотправительница легка на помине.

- Второй штурман, почему ваша закрывает первый трюм? – врывается она как тайфун.

Откуда и акцент взялся!

Джен Пак непринужденно усаживается на кушетку, сигарету - в губки, нога -на ногу! Любуйтесь! Знает, чертовка, что не обделена броской восточной красотой. Работает на эффект.

- Погрузка приостановится, простой порта - твоя вина, штурман. Моя - нету! - предупреждает она надменно, специально коверкая язык.

- Зачем же подаете немаркированный груз? - спрашиваю я как можно спокойнее. - По инструкции категорически запрещается принимать кота в мешке. Разве не так?

- Всего одна вагон, штурман. Можем договорится, а?

Джен Пак чарующим движением сбрасывает на плечи платок, расстегивает черную шубу. Там у нее красное платье и желтые бусы..

- Стоит ли заводить спор, «ревизор»? - меняет она тон на нежно-ласкающий, обворожительно улыбаясь пунцовыми губами. - Неужели не найдем с тобой общий языка?! Тебя как зовут?.. Сделаем оговорку в коносаменте - делов-то, а?!

Матрос Костров, глядя на ее ноги, чуть не съедает сигарету. Опустив глаза, он глухо кидает:

- Ну, что, я пошел, второй?..

Перед постановкой судна под погрузку я инструктировал всех матросов-тальманов, просил строго соблюдать инструкции; теперь - что же – буду нарушать их из-за распрекрасных глаз Джен Пак?!

- Постой, Костров! – кричу я, но матроса след простыл. - Немаркированный груз мы принимать не будем, - объявляю я грузоотправительнице.

Джен Пак вскакивает как на пружинах.

- Имей в виду, «ревизор»! - пугающим голосом заявляет она. - Грузчики разойдутся, я их собирать не буду. Подумаешь, инстру-укция, елки-палки!..

Возмущенная девица выпархивает из каюты, точно черная бабочка.

- А она, стерва – ни-че-го! – заглядывает в каюту Костров. – Я-то думал, ты, Сергеевич, не устоишь.

- Так!.. Вы заметили время, когда подали груз с немаркированным маслом? – перехожу я на официальный тон.

- Само собой, Сергеевич! Обижаешь!

- Прекрасно. Составим акт, никуда они со своей красавицей не денутся!

Стук в дверь: стивидор.

- Второй! Я смотрю, у тебя грузчики с первого трюма ушли. Ты отпустил?

- Да, подали немаркированный груз.

- А-а!.. Джен Пак?.. Старая история! Нахватает заказов, после спихивает, кому сумеет. А умеет она многое! Наверно, маслозавод выручала, у тех план горел...

Взвизгивает телефон: капитан Волошин.

- Виктор Сергеевич? Поднимитесь, пожалуйста, ко мне.

Прошу матроса подождать, иду к капитану. Грузоотправительница уже здесь, сидит в красном кожаном кресле, закинув нога за ногу.

- Присаживайтесь, Виктор Сергеевич, - капитан кивает на диван. - Мы тут посоветовались... В общем, Джен Пак предлагает сделать соответствующую оговорку в грузовых документах, приложить акт о нестандартности тары, и думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы в Холмске отбояриться от придирок грузополучателя.

- Зачем нам отбояриваться, Владимир Владимирович?- пожимаю я плечами. - Мы просто не примем данный груз. Согласно договору о морских перевозках, который вы не хуже меня знаете, никакие оговорки в коносаментах не допускаются.

- Ну и что?! - капитан весело усмехается и смотрит мне в глаза. -Инструкция - инструкцией, а жизнь - жизнью! Понимаешь, второй?! Я, в бытность свою вторым, не такие “козы” протаскивал! Даже на загранлиниях. И ничего, сходило с рук! Премию гнал только так!.. И не одну премию, ха-ха!..

- Боюсь, я на такие подвиги не способен.

- Чистеньким хочешь остаться?

- Хочу.

Капитан задумчиво кусает мятые губы, смотрит в иллюминатор, выходящий на верхнюю палубу. За иллюминатором сияют люстры палубного освещения, над вторым трюмом водит стрелой один портальный кран. Снизу, слышно, доносятся команды грузчиков:

- Вира!.. Майна!..

Капитан поворачивает голову ко мне, хитро щурится.

- Знаешь что, Виктор Сергеевич, давай сделаем так... - он специально тянет время, придавая паузе многозначительность. - Ты еще молод. Надо уметь ладить с народом. Вот сейчас мы заартачимся - нас выставят на рейд; вся Находка узнает, что “Антарес” привередничает с грузами, жди тогда следующей очереди к причалу. И что самое интересное, знаешь? Нам опять подадут ту же самую партию масла. Из порта она никуда не денется. Понимаешь?

- Вот и я говорю, - скороговорской подхватывает Джен Пак. - Я пошла навстречу маслозаводу, вы - мне, и все о’кей. А масло в тех ящиках, можете не беспокоиться, самое первосортное, пальчики оближешь! Просто завод не успел вовремя отмаркировать тару, времени не хватило. Не оставлять же людей без премии!.. Такие пустяки!

- Холмск может отказаться от злополучного сливочного масла со всеми нашеми оговорками, - настаиваю я. - Тогда чьи пальчики мы будем облизывать?

- Да вы, Виктор Сергеевич, боитесь ответственности! - капитан снова оглядывается на иллюминатор. - Мне ли вас учить, как поступают в таких случаях?! Вы же не маленький! Возьмите у Джен штамп, дайте тальману, пускай матрос ставит марки на ящиках прямо в трюме. Ну, оттрафаретит хотя бы верхние млои. А Джен перешлет с вами презент для получателя - коньячок, икорку...

- Не подмажешь, не поедешь! - смеется грузоотправительница.

Я мотаю головой:

- К сожалению, и этому не научен.

- Хорошо! – вспыхивает кэп. - Кто же тогда, по-вашему, будет платить за простой судна и порта?

- Тот, кто виноват во всем.

- Ну, уж дудки! – Джен Пак криво усмехается. - Мы с портом живем душа в душу, не ссоримся почем зря.

- Ладно, - усталым, миролюбивым жестом останавливает дискуссию капитан. - За этот вагон масла лично я буду нести ответственность. Договорились?.. Это вас устраивает, Виктор Сергеевич?

- Мне отпечатать для вас отдельный коносамент? – спрашиваю я сухо в упор.

- Нух это уже не ваше дело, в конце концов! - голос Волошина срывается на визг. - Не морочьте голову, второй! Время не терпит! Принимайте груз и баста!

- Немаркированный - не имею права!

Я поднимаюсь.

Лицо Волошина покрывается бурыми пятнами. Лишённое растительности, оно делаются морщинистым и одутловатым.

- Значит так! - уже кричит он. - Довольно! Я вас отстраняю! Пришлите ко мне тальмана с первого трюма! Кто у вас там стоит - Жиганов или Портенков?

Волошин достает носовой платок, раздраженно сморкается. Во мне смерчем вспыхивает негодование: как некоторым хочется толкнуть кого-то на преступление! Подмять под себя!..

Сбегаю вниз по трапу. Костров курит в моей каюте, рассматривает пепельницу выполненную в виде ковбойской шляпы.

- Знатная вещица! - замечает он. - Майолика? Где брал? В Сингапуре?

- Вас вызывает капитан, - плюхаюсь я на кушетку. - Будут уговаривать принимать немаркированный груз.

- А вы? – переходит Костров на официальный тон.

- Отказался.

- Ну, и на мне далеко не уедешь. Где сядешь, там и слезешь! Знаем мы эти фокусы - стрелочника ищут!

Оставшись один, я кидаюсь на кушетку, закидываю руки за голову. Отчего некоторым людям так хочется всю дорогу хитрить, деланно преуспевать? Живи спокойно, делай свое дело хорошо, добивайся истины во всем! Ан – нет! Плевать, что там будет потом, в конце! Дай погарцевать на коне хотя бы час, хотя бы мгновение! Неужели кому-то еще не понятно, что дом, построенный на песке, рушится в итоге. Кого они пытаются обвести вокруг пальца? Самих себя?!.. Уму непостижимо! – как говорит мой друг Сивашов.

Я поднимаюсь, смотрю в лобовой иллюминатор: погрузка по-прежнему идет на один трюм. Значит, Кострова не сломали.

«Человек чувствует себя полноценным человеком, когда чист и честен, -думаю я.- А кому-то все равно, если жизнь в итоге окажется нагромождением сумбурных, нелогичных поступков. Наверно, добившись эфимерной выгоды, такой еще и гордится собой: гляньте, какой я пробивной!..»

В три часа ночи стук в дверь. На этот раз - первый помощник капитана, а по-судовому - “помпа”.

- Добрый вечер, Виктор Сергеевич! – помполит присаживается рядом со мной на кушетку.

- Доброе утро, Викентий Иванович!

- Ах, да, правильно - утро! Лежи, лежи!.. Я все знаю: проявил принципиальность. Все правильно! Молодец! Но и погрузку бросать на самотек негоже, как полагаешь?

- Меня отстранили.

- Вот, уже и обида!.. Впопыхах он, не подумавши. В работе чего не бывает.

Помполит улыбается кисло, но подбадривающе.

- Если вы, Викентий Иванович, пришли уговаривать – пустой номер!

- Колюч, колюч!.. В твои-то годы, Виктор Сергеевич?!

- А в какие годы разрешается быть колючим?

Помполит от всей души заходится смехом.

- Ну-у, молодец! Такого не перекуют. Я тоже в свое время был кое-кому поперек горла. Все правильно! Образуется. Матрос Костров тоже отказался принимать недоброкачественный груз - твоя школа?

- Может и моя.

- Скромняга! В общем, поздравляю! Положил всех на лопатки! Сыр-бор до самого ОБХСС. Джен Пак собственной персоной вынуждена идти в Холмск сопровождать груз. Капитан предоставил ей лоцманскую каюту. Уже вещи перетаскивает.

Первый помощник встает.

- Так что, распорядись, Виктор Сергеевич, чтобы возобновили погрузку.