Читать книгу Матросские рассказы - Валерий Рощенко - Страница 13
8.
ОглавлениеКрасные всплески находкинских створных знаков уплывают за корму. “Антарес” ложится курсом на выход из залива Америка. Маяки вспыхивают среди россыпи огней, точно звезды первой величины. Огни Находки сливаются в пылевидную туманность незнакомой галактики. Слева по носу в холодной лунной мгле проступают белые конуса сопок Брат и Сестра. За ними - мыс Поворотный. Сноп вращающихся лучей бьет по глазам, точно молния. За маяком – темень: открытое море.
В рулевой рубке сумрачно, прохладно и тихо. Пахнет талой землей и подснежниками. Так услужливое воображение расшифровывает нежность теплого крыла циклона, донесшего в море информацию из долин и распадков Уссурийской тайги. Чуть пощелкивает гирорулевой, строго удерживая судно на заданном курсе. За бортом, в разворачиваемой лемехом форштевеня крутой волне, метеорами вспыхивают и проносятся потревоженные инфузории. “Антарес” все сильнее начинает переваливаться с боку на бок. Дает о себе знать Тихий океан.
За вахту мыс Поворотный успевает переместиться далеко за корму.
***
Порт Холмск поглядывает на море высокогорным аулом. Под нахохленными сопками - скворечники строений, несколько покрупнее, чем на Кавказе, но впечатление - такое же. Море вокруг – как бархат – темносинее до черноты. Берег белый, как ватный тампон, впитывает все звуки. Где кисти художника-мариниста Айвазовского?!..
Тишина. Над волноломом мерцают кружевные манжеты прибоя. “Антарес” бросает левый якорь и рвёт тифонами воздух. Напрасно. Кроме нас на рейде уже толкутся два лихтера. Только к вечеру получаем место у причала.
Узкое горло гавани, построенной ещё японцами. Швартуемся к добротной стенке. Сопровождающая груз Джен Пак, напуганная штормом в Японском море, спускается в мою каюту со всеми документами.
- Разрешите, Виктор Сергеевич?.. Не будете возражать, если я переберусь на время выгрузки к вам, чтобы не бегать поминутно взад-вперед, сверять данные у матросов-тальманов?
Она улыбается примирительной улыбочкой, просительно и жалостно. Я не в силах отказать. Хотя, в общем, и не в восторге от нё предложения. Её психологический этюд мне понятен: девица потеряла привычную точку опоры, какую имела дома, в Находке, теперь цепляется за всякую соломинку. Что ж, кину ей спасательный круг. Надеюсь - не надолго: выгрузка завтра закончится. Мне тоже ведь важно сдать груз без замечаний, а не «ссориться почем зря».
Матросы открывают трюма. Всё – как всегда. Однако, буквально через час на Холмск обрушивается густой снегопад. Вот оно – крыло пахнущего подснежниками циклона! Снег валит, как пух из разорванной перины. Приходится приостановить выгрузку, захлопнуть крышки трюмов. Звоню капитану:
- Владимир Владимирович, пока снегопад, прогуляюсь по городу, если не возражаете?
- Сходи, сходи, - благодушно разрешает Волошин. - Если снег престанет, я скажу, чтобы выгрузку начинали без вас.
- Если перестанет - я сразу вернусь.
Наши отношения после конфликта в Находке заметно потеплели, но не настолько, чтоб окончательно расплавился лед отчуждения. Джен Пак, прислушиваясь к моему телефонному разговору, улыбается понимающе и поошряюще.
- Сходите, второй! Здесь хороший ресторан. Я раньше бывала.... Буду вас ждать!..
На этот выпад я не реагирую.
От проходной порта недалеко до центральной улицы. Она уже зажгигает разноцветные огни. Заглядываю в витрины книжных магазинов: что продается?.. Ба! Антуан де Сент-Экзюпери! Новенькое издание - «Планета людей». На континенте такая книга долго не улежит на прилавке. Покупаю и на ходу перелистываю.
Снег не думает переставать. Наоборот, валит и валит громадными, как лепестки роз, хлопьями. Под фонарями снежинки напоминают рой бабочек-капустниц, слетевшихся на яркий свет. Прохожие снуют по своим делам: кто ведёт детей из детсада, кто спешит до закрытия в гастроном, кто курит на ступеньках кинотеатра. Воздух, недавно казавшийся таким легким и неподвижным, на глазах делается плотным, удушливым, как стеклянная вата, и заметно приходит в смятение. Снежинки под фонарями уже чертят жирные косые линии.
Похоже на приближение тайфуна. Хотя ни в нашем, ни в японском прогнозе не было на него намека. Тем не менее я поворачиваю обратно в порт.
Не заходя в каюту, поднимаюсь на мостик. В штурманской первым делом смотрю на барометр-анероид, привинченный к переборке. Так и есть! Стрелка упала на двадцать миллибар. На барографе перо вычерчивает Великий Каньон -катастрофическую кривую с тенденцией в десять миллибар. Слышу, в рулевой рубке оживает ультракортковолновая «Акация»:
- Всем, всем, всем! - кричит капитан Холмского порта. - Рекомендую покинуть порт! Ожидается усиление ветра до штормового!.. Всем, всем, всем!.. Кто в состоянии, прошу покинуть порт! Суда с разобранными машинами, привяжитесь всеми имеющимися средствами. Ожидается усиление ветра до двенадцати баллов!..
В ковше уже заметна толчея волн. Вода - точно деготь. У невидимого в темноте мола, слышно, рычат и хохочут накатывающиеся из Татарского пролива волны.
Стучусь к капитану. Волошин сидит на диване в домашнем коричневом халате, чистит пилочкой ногти. Гладко зачесанные волосы блестят после ванны.
- Да знаю, знаю, - выслушав, брезгливо выкатывает он губы. – Токио и Владивосток передают углубление циклона... Старпом не вернулся из увольнения?.. Тогда, значит, вы, Виктор Сергеевич, займитесь заводкой манилы.[3.] Надо привязаться как следует. Здесь, в Холмске, и у причала может потрепать. Волноломы, конечно, спасают - япошки на совесть строили, но и через них, бывает, захлестывает при сильном шторме - чертям тошно.
- А вдруг приморский циклон засосет японский тропический тайфун?!.. Лучше выйти, пока не поздно, – предлагаю я.
- Вряд ли. Да и причал жалко терять, - мнёт губы Волошин. - До Нового года потом можно на рейде проторчать. План не выполним, премию упустим!..
Боцман и матросы вытаскивают из подшкиперской толстенный - с телеграфный столб - манильский канат. Портовая команда едва укладывает его на причальные тумбы. Не успевают матросы перекурить и выпить по чашке кофе, как манила лопается со звоном рвущейся струны. Корма бьется о причал, матросы падают на палубу.
Капитан поднимается на мостик.
- Что же, придется-таки выходить! – принимает он решение и дает “товсь” машине.
Я включает радиолокатор “Нептун”.
- А старпом, значит, так и не появился?!..- злясь, ворчит Волошин. - Не понимаю таких людей: как душа за пароход не болит?! Ну сиди ты хоть в самой расшикарной ресторации - видно же, что погода портится. Ладно, я уж покажу этому чуркинскому одесситу кузькину маму!.. Виктор Сергеевич, боцмана на бак! Команде по местам швартовки стоять!
- Есть боцмана на бак!
“Антарес” отдает швартовы и выбирает якорь-цепь, время от времени подрабатывая малым ходом. Капитан не отходит от локатора. Боцман отбивает на баке в рынду: «якорь чист».
- Средний вперед! - приказывает капитан.
Я поворачиваю рукоятки машинного телеграфа на “средний вперед”.
Пароход, набирая скорость и вздрагивая всем корпусом, движется на выход из ковша.. Когда мы проскакиваем узкую щель между каменными клешнями мола, слева в месиве снегопада я успеваю заметить огни большого рыболовецкого траулера “Туман”. Его развернуло носом к причалу и грозит выбросить на стенку. Наверно, на БМРТ пренебрегли предупреждением капитана порта - не привязались крепче, а может, что-то случилось с машиной.
На полном ходу, точно призрачный “летучий голландец”, “Антарес” вырывается из плена тесной гавани и сразу попадает в черное варево штормового моря. Волны катят навстречу крутые и остервенелые. Теплоход, шипя, зарывается всем полубаком в воду. Капитан сбавляет обороты, чтобы меньше работал “слеминг”[4.]. Ветер дует с веста, но зримо заходит на зюйд-вест. Так и есть, из Токио передают: крыло урагана, который движется с юго-востока на северо-запад, зацепит Сахалин. Капитан приказывает держать 270 градусов по гирокомпасу. Боцман крепит якоря по-походному.
- Теперь вам с третьим штурманом придётся отдуваться на мостике за невернувшегося из увольнения старпома, - объявляет мне Волошин. - Предлагаю стоять вахту шесть через шесть, я сам - с четвертым помощником утром; у него нет допуска к самостоятельной вахте. Так что, ничего не поделаешь, Виктор Сергеевич! – «сочувственно» жмёт он плечами в темноте.
Боцман и третий штурман поднимаются на мостик мокрые с головы до ног. Плащ-пальто сверкают, как антрацит. У третьего ремешок фуражки под подбородком. Он сбрасывает плащ, отправляется в каюту спать: в два часа ему на вахту.
Судно слушается руля неплохо. Правда, стоит немного увалиться под ветер, как устойчивость на курсе резко ухудшается. Да и крен достигает двадцати-тридцати градусов.
- Не сваливаться с курса! - приказывает капитан рулевому матросу. - Виктор Сергеевич, если что - я у себя!
Он убывает с мостика. Я держу локатор “на подогреве”, через каждые пять минут включаю высокое напряжение. На серебристо-зеленом экране - пусто, одни крапинки волн. Корабли уже разбежались кто куда. “Антарес” тяжело вползает на очередную гору, чтобы через минуту многотонной тушей обрушиться в преисподнюю, взрывая по бортам тучи брызг. Мачту и полубак еще можно различить в призрачном отсвете ходовых огней, но что творится за полубаком -одному Богу Нептуну известно. Самое страшное, если ударит мороз и начнется обледенение.