Читать книгу Человек в чужой форме - Валерий Шарапов - Страница 12

Субботнее утро. Завершилось заседание, пионерактив усвистал, кто куда… хорошо, разошелся с чувством выполненного долга. Имеют право, что ж. Было сказано: к сегодняшнему числу принести красиво оформленные рассказы о проделанной за год работе – вот, пожалуйста, принесли. Насчет того, чтобы сообща ломать голову на тему: «Как теперь все это пристроить на щиты, сорганизовать?» – разговора не было.

Теперь вот уже битый час Оля занималась этим единолично, созерцая свеженькие, пахнущие хвоей фанерные щиты и соображая, куда и как прилаживать ту или иную жемчужину детского творчества.

Достижений за год немало, и это радует.

Вон сколько всего нанесли: заметки, рисунки, имеется даже вырезка из «Вечерки». Оля испытывала, с одной стороны, чувство заслуженной гордости – на совесть поработали! – с другой – нарастала паника. К тому же об открытии выставки она неосмотрительно уже отчиталась, дорога отрезана. А куда чего лепить – совершенно непонятно.

– Хватит. Глаза боятся – руки делают. Приступим, торопиться-то особо некуда.

«Допустим, пусть будет так: «Наша дружинa», «Готов к труду и обороне», «Наша учеба», «Наш труд»… а все прочее пусть остается для «Нашего творчества».

Оля очинила карандаши, вооружилась линейкой, решительно принялась очерчивать ведущие линии. Далее, открыв две баночки туши и критически оглядев перья, начала выводить буквы. Работа требовала полного сосредоточения, поэтому и лишние мысли покидали голову.

…В последнее время Оля приходила домой лишь под вечер. Понимала, что маме одиноко, что нужно ей, чтобы кто-то был рядом, успокаивал. Однако она, Оля, никак не могла перебороть себя, смириться с тем, чтобы играть сугубо бабскую роль, держать за ручку и охать. Ничем другим помочь она не могла, тогда зачем пытаться?

И мама умница, наверняка понимала: лучшее лекарство от всего – это труд, любимое дело, так что и сама дневала и ночевала на фабрике. К тому же в связи со стройкой приходится вникать и в «непрофильные» вопросы – тоже непросто и требует полного сосредоточения.

«Дела сердечные – это очень важно, но далеко не все, иной раз приходится смиряться с утратами», – солидно рассуждала Оля, которой Колька клятвенно обещал, что никуда от нее не денется, которая и понятия не имела, каково это: на четвертом десятке потерять любимого мужа, затем отца, а потом еще и человека, с которым почти собрались жить долго и счастливо.

Поэтому Оля, не знакомая с этими бедами, сугубо личными для каждого или каждой, свято верила в то, что все можно осилить, если знать, ради чего.

Приняла же она непростое решение не поступать на дневное отделение педагогического. Пусть уж на вечерний, а то и заочку, учиться и работать, чтобы уже к окончанию полноценным специалистом быть, а не аудиторной чуркой с дипломом!

Руководствуясь максимой: «Мы не ищем легких путей», Оля напросилась и править библиотекой. Деньги за это платил директор, пусть и небольшие, но все-таки самостоятельный заработок.

Старшей пионервожатой она также оставалась. Было непросто, зато за счет совмещения куда проще решать сугубо педагогические проблемы. ЦК требует прививать любовь к книге – вот и прививаем, не отрывая от работы ни библиотекаря, ни учителей, обходя острые углы.

Вот, к примеру, русичка Любовь Петровна, в жизни умнейший и милейший человек, к списку для чтения иной раз необъяснимо категорична. Чего ополчилась на Пушкина или Чуковского? Совершенно не выносила сказку о рыбаке и рыбке, саркастично высказывалась о предстоящем отмечании юбилея великого поэта, а уж историю о Крокодиле Крокодиловиче считала буржуазной мутью, пародией на Некрасова и тайным изложением истории контрреволюционных мятежей.

Оля, поднаторев в школьной дипломатии, справедливо рассудила, что прямой доступ к книгам позволяет не отвлекать лишний раз педсостав. Сидим себе, читаем, что заблагорассудится, и классику, и с новинками, если они в руки попадают, с удовольствием знакомимся, повести и рассказы Ивана Ефремова, «Это было под Ровно» Дмитрия Медведева – и никаких конфликтов!

На курсах пионервожатых настаивали: не менее двух часов в день читайте. Оставалось только кивать с серьезным видом: два часа, как же! Конечно, теперь ночи напролет за книжками не посидишь, устаешь сильно, но скорость чтения у Оли пусть не ленинская, но весьма приличная. Так что в специальном толстеньком блокноте уже имеется длиннейший список, который смело можно рекомендовать ребятам, и куча заметок из газет и журналов, которые можно рассказать и обсудить.

Добрейший директор Петр Николаевич без вопросов выделяет деньги на подписку. И теперь, помимо книг, в библиотеке имеются прекрасные подшивки, и не только «Пионерская правда»: и «Пионер», и «Костер», и «Смена» – они ж не устаревают, и в старых номерах массу интересного найти можно. И находят, и читают, и даже обдумывают.

К Олиному удивлению, на ура были приняты идеи ведения читательских дневников и художественной читки. Она с отдельным удовольствием выкопала и особо отложила грамоты: «Награждается Светлана Приходько, занявшая первое место на конкурсе чтецов-декламаторов» – это вам не чепуха какая-то! Колебались всем миром долго, подходит ли для детского конкурса глава из «Теркина» про смерть и воина? Но обычно покладистая Светка стояла твердо – или это, или вообще не буду выступать. Остальные не желали «позориться», так что она вышла победителем во всех смыслах. Жюри слезы глотало!

Братишка ее вообще герой: вернул в опытный голубиный питомник в Останкино какого-то голубя-героя из турманов, прибившегося к его, Санькиной, голубке. Мог бы и себе подтибрить (как поступали практически все голубятники), а он вернул, да еще и голубку собственную отдал. За что был премирован парой других особенных голубей, запасом пшеницы и дробленой кукурузы. О Санькином подвиге даже в газете написали, вот вырезка из «Вечерней Москвы».

А вот и следующий листочек – фельетон о талантах некоторых к математике под названием: «И осел мозгами шевелит», творение Настьки Ивановой, очень даже достойный. Еще не Зощенко, но и не занудно, и с юмором. Оля не без удовольствия замечала, что у многих ребят отличное изложение, просто необходимо чуть попозже подумать о литературном кружке, выпуске собственного журнала. Сработало в «Республике ШКИД», неужто в ординарной школе не сработает?

«Настькин опус в раздел про учебу пойдет, отлично!»

Так, в разделе про нашу дружину пусть как раз будут вот эти грамоты чтецов, призы по стрельбе, спортивному ориентированию. Сюда же она приспособила фотографии – вырезки из газет, в которых при желании можно было бы разглядеть знакомые мордашки. Не узнать, какие красавцы и красавицы!

«Может, обвести кружочками и пояснительные стрелки вставить – это вот Санька Приходько, это тоже Приходько, но Светка, это Маслов Витька».

Подумав, Оля отказалась от этой идеи – кому надо, узнают.

«Вот подвиги, так и быть, распишу. Сами-то застеснялись. И правильно, пионер должен быть самокритичным, пусть другие хвалят тебя, не ты».

Теперь «Готов к труду и обороне» – а вот тут сами справились. Прямо красные дьяволята, быстрее, выше и сильнее всех. Спортивные достижения – достижения объективные, не место скромности – заслужили.

Жаль Колька-упрямец не желает кружок самбо вести, а к Илюхе Захарову с этим делом не подкатишь, не до того ему: трудится на Пресне, учеником наладчика.

«В раздел «Наш труд» сейчас, пожалуй, сама напишу».

И тут было чем гордиться: в новом здании под библиотеку выделили особое помещение: хватило и на абонемент, и на приличный читальный зал в несколько столов. Хоромы царские. Дружно, сообща перетащили стеллажи и расставили книги, постигая заодно тайны организации библиотечного хозяйства, продумали, как и что лучше расположить.

Хорошо поработали, разве что портреты никак руки не дойдут развесить.

Скрипнула дверь, послышались шаги, и хорошо знакомый голос позвал:

– Оль, ты тут?

Первая мысль была: «Быть того не может!», вторая: «Ого, а вот и рабочие ручки! На ловца и зверь бежит».