Читать книгу Дальний край - Валерий Свешников - Страница 5

Одного месяца борьбы за спальные места и ночного бдения под пение жерлянок оказалось достаточным, чтобы решительно перебраться на МЭС «Остров Попова». Там царила тишина и свобода, но возникала, откуда ни возьмись, куча работы.

Так первым делом, мы с Борисом построили туалет, старый же стал просто развалиной после многолетней эксплуатации.

На МЭС, после пуска в эксплуатацию нашего санузла, пошла в ход байка о том, что как только приезжают ленинградцы, то сразу строят гальюн. Название не туалет, а гальюн, соответствовало морской специфике наших работ.

Оказывается, лет пять назад на станции появился Сергей Ш., тоже ленинградец. Он первым делом соорудил гальюн. И вот теперь мы – стали продолжателями этой оригинальной традиции.

Правда, коренные обитатели станции утверждали, что ленинградцы – это эстеты недоделанные, потому что они, видите ли, даже по нужде любят ходить с комфортом. То есть они посчитали такую привычку недостойной звания бывалого полевика.

В августе в наших краях неожиданно появился интересный человек – Валентин Михайлович Дьяченко. Он очень увлекательно рассказывал об участии в съемках фильма «Белое солнце пустыни», где являлся ассистентом или помощником сценариста. Дьяченко выступал в нашем КИТе – «Клубе интересных тем» Академгородка.

Мы с Борисом там бывали часто. Тем более, что от острова Попова до Владивостока всего два часа хода на рейсовом теплоходе.

Все были очарованы личностью Валентина Михайловича и его рассказами не только о самих съемках, но и о жизни его до войны, на фронте и в сталинских лагерях.

Нам захотелось еще пообщаться с этим бывалым человеком, и вдруг кто-то пригласил гостя к нам в Академгородок, но уже для общения в более узком кругу и в домашней обстановке. Долго договаривались о месте, где можно будет собраться, так как выбор «свободных» квартир или комнат был невелик.

Мы с Борисом из-за своих птичьих прав на жилье только прислушивались к этим вариантам. Выбор пал на комнату Димы Вышкварцева. Так я узнал, где живет легендарный Шкваркин, он же Дима Вышкварцев, увидел его и поближе познакомился.

Эта «квартирная» встреча с Валентином Михайловичем оказалась очень интересной, так как круг желающих пообщаться невольно сузился. Поэтому люди собрались не случайные, а друг с другом знакомые и близкие по духу. Рассказы нашего гостя «про жизнь» впечатляли неожиданными поворотами.

Ему выпала трудная судьба. С фронта из артиллеристской части он угодил в лагерь. Все случилось, считай, из-за пустяка. Дьяченко – командир батареи – посетовал в узком кругу, что для пристрелки им давали меньше снарядов, чем у немцев. И за это «восхваление» врага он получил десять лет лагерей. Угодил В. М. на лесоповал. Через несколько лет, как образованный и боевой командир, он стал бригадиром.

После 1953 года его выпустили на свободу. Поначалу не было никакой интересной работы. По впечатлениям многих жизненных поворотов и перипетий, Валентин Михайлович начал писать сценарии.

В последнее время он работал во ВГИКе на сценарном отделении. На съемках у Мотыля именно они придумывали те фразы, которые из фильма пошли в народ, как яркие афоризмы.

На нашем «междусобойчике» говорили не только о кино, но зашел разговор и о поэзии. Как часто бывает, кто-то из настоящих любителей поэзии читал стихи (таким мастерам я всегда слегка завидовал). И тут наш гость предложил устроить небольшой конкурс по стихотворчеству. Все включились, и некоторые довольно быстро застрочили свои вирши.

Я тоже решил накропать несколько строк, но сомневался, что получиться что-либо путное. Больно уж тема мне казалась прозаической – «за дружбу, которая не ржавеет».

В это время черная кошка уже пыталась пробежать между мной и Борисом – неожиданно началось преображение моего друга. Мне захотелось описать этот неожиданный переворот в отношениях и напомнить о наших планах и дружеских обещаниях. Поэтому получилось даже два стишка – один для конкурса, а другой я передал Борису.

Стали читать каждый свое, дошла очередь и до меня. Я прочитал и понял, что получилось неплохо. Тут и Борис посмотрел на мое послание, заржал и стал его читать вслух. Оно тоже понравилось и, в конце концов, я неожиданно вышел на первое место.

Сейчас эти стишки хранятся у Татьяны – тогда жены Димы и хозяйки квартиры. Но они стали недоступны, так как Татьяна теперь регент одного из церковных хоров Псково-Печерского монастыря! Каков поворот на жизненном пути!

Правда, это лишь мои предположения, что Таня взяла их, когда уезжала с Дальнего Востока. Жалко, что не выпросил их, пока мы жили поблизости друг от друга.

Оказалось, в жизни многих из нас бывают настолько неожиданные повороты, что и представить невозможно. Одно то, что Таня и Дима разошлись, уже удивило многих. Но всех потрясло и известие, что Таня уехала куда-то, считай на край света, да еще вдруг стала регентом хора.

Хотя такой же, почти невероятный поворот мог случиться и со мной. После конкурса по сложению стихов Валентин Михайлович предложил мне попытать счастья – поменять одну интересную работу, ради другой, может быть, не менее интересной.

Он посоветовал поступать учиться на сценарное отделение ВГИКа. Это было заманчиво, но уж очень большим казался риск провала. Да и моя интуиция молчала, как партизан.

Теперь, задним числом, думаю, что надо было бы попытаться себя проверить. Другой причиной отказа пойти на этот риск стала необоснованная эйфория, охватившая нас после защиты диссертации.

В то время будущее рисовалось нам в розовых тонах. Казалось, что три – пять, ну, самое большее, семь – восемь лет, и мы сделаем докторскую работу. Между тем, возможность не состояться, как сценарист, показалась очень реальной.

Может быть, тут дала себя знать моя школьная история, когда «литераторша» внушала нам – парням, что мы в разной степени бездари и написать сочинение на четверку и, тем более, на пятерку выше наших сил.

После выпускного сочинения она «обрадовала» меня заявлением: «Ну, а вам-то, Свешников, и тройки, надеюсь, хватит». А мне бы и хватило, так как в те времена в вузах не брали в расчет школьные отметки в аттестате. Решающей являлась отметка за сочинение, написанное на вступительном экзамене.

Хотя позднее я написал хорошее сочинение при поступлении в университет, но последствия «пожеланий» учителя оставались и сомнения в душе тоже.

Теперь-то я вижу, что хотя бы сценарии научно-популярных фильмов я мог бы писать, так как замечаю многие «ляпы» в том, что показывают по телевидению.

С Валентином Михайловичем мы еще несколько раз общались. Наконец, мы с Борисом решились и пригласили его в нашу еще более тесную компанию, на остров Попова. Поехало почти десять человек. На рейсовом теплоходе мы добрались до места, погуляли по острову и показали нашу МЭС.

Вечером все собрались в столовой. Погода, между тем, портилась, надвигался тайфун, но он не смог повлиять на наше настроение.

И тут, совсем некстати, ветром где-то оборвало провод, и погас свет. На этот случай у нас имелся запас свечей. А при свечах да под гитару, а потом под анекдоты и всевозможные байки, время летело быстро, настолько было всем интересно.

Единственным музыкальным сопровождением той встречи стало произведение композитора… Вайнберга. Мы тогда этого имени еще не знали, но прослушав много раз одну и ту же пленку с песнями Винни Пуха, позднее установили автора, присмотревшись к титрам мультика.

На обесточенной МЭС эти песенки, звучащие из кассетного магнитофончика Геры, – сына одной из сотрудниц – были отличным, но единственным звуковым фоном. И даже теперь, услышав голос Евгения Леонова: «Хорошо живет на свете Винни Пух..», я вспоминаю нашу поездку на остров Попова.

Под эту музыку даже танцевали. А под конец вечера мы с Борисом сымпровизировали танец двух петухов-соперников. Никто не знал еще, что впереди у нас ждут сложные отношения, а танец станет прелюдией к ним.

За окном уже шел сильный дождь. Тайфун, хотя и обошел нас стороной, но краем все-таки захватил. Мы подъели уже все запасы, а пополнить их не представлялось возможным. По случаю стихии оба магазина на острове закрылись, а из-за штормового предупреждения рейсовые теплоходы не ходили.

При большом волнении в проливе, а он был виден из окон нашего дома, не особенно половишь камбалу. Но оставался еще один источник пищи – утки. А правильнее, не утки, а бакланы – более крупные птицы, но это трудная добыча.

При выстреле, баклан мгновенно ныряет, и дробь бьет уже по пустому месту. А ныряет он на минуту или больше, и часто выныривает так далеко от охотника, что остается только рукой махнуть на этого ловкача.

Но есть у баклана одно слабое место – любопытство. Если ему что-либо покажется необычным, то пролетая мимо, он может вернуться и попытаться рассмотреть это что-то. Только на эту сторону его поведения мы и рассчитывали. Баклан бы нас устроил, а хлеб, макароны и картошку мы у соседей уже достали.

Народу, желающего поохотиться, набралось много, но лодка «Прогресс» не резиновая и поэтому выехали только пять человек. Но и этого было с избытком – двигались мы совсем не прогрессивно.

Прямо против станции, в проливе Старка, разгулялась довольно большая волна, но на руле сидел Толя Ф. – человек бывалый, умелый и спокойный. Он вел лодку осторожно, и бортом к волне не ставил. Для того, чтобы бакланы нас не боялись, мы свое ружье им не показывали.

С этим ружьем в ногах сидел я, так как уже завоевал некоторый авторитет по стрельбе. Но бакланы не хотели ни подлетать, ни близко подпускать. И тут, на наше счастье, откуда-то сзади появилась стайка бакланов, но летели они немного стороной. Наш Толя в нужный момент подбросил вверх пустую канистру, и это привлекло внимание птиц.

Бакланы перестроились, и стали к нам приближаться. Мы это «перестроение» видели, но нам приходилось сидеть неподвижно, что мы и делали старательно.

И вот, когда они пролетали уже над нами, я вскочил и немного в угон выстрелил в ближнюю птицу. А баклан как летел, так и полетел дальше. Я уж думал, что промазал – лодка-то на волнах так и плясала, и стрелял я навскидку. Но тут увидел, что одна лапа у баклана висит, значит, все-таки попал.

Сел баклан метрах в шестидесяти, но нырнуть уже не мог. Поэтому мы его убедили сдаться, и поехали готовить пищу. Уже так подвело живот, что от предвкушения еды начался рефлекс слюноотделения.

Получилось все, как по науке, – по Станиславскому – мы сыграли безразличие к бакланам, а по Павлову на охоту нас вел пищевой рефлекс – голод. И он требовал удовлетворения потребности. Зря нас, что ли учили?

Дальнейшее приготовление не столь интересно, если не упомянуть о небольшом правиле. Так как баклан – птица рыбоядная, то перед приготовлением с него надо тщательно снять всю шкуру, естественно, с подкожным жиром. Мы это знали, поэтому через полтора-два часа у нас уже был «пир горой».

На следующий день удалось все-таки выбраться на катере во Владивосток. Валентин Михайлович через сутки улетал. Мы очень тепло попрощались, и потом еще несколько лет оставались друзьями.