Читать книгу Дальний край - Валерий Свешников - Страница 8

Довольно долго, почти два года, нашей главной экспедиционной базой был остров Попова. Он расположен поблизости от Владивостока, и поэтому туда можно быстро добраться на обычном рейсовом катере. Полтора-два часа хода и ты на месте.

Катер прибывал на противоположном конце острова и уже через полчаса мы оказывались у себя на станции. Жили мы в доме, который в народе назывался «бараком». Но нам – молодым и не капризным – он казался очень удобным и даже симпатичным.

Наш дом стоял буквально «у самого синего моря» – в десяти – пятнадцати метрах от пролива Старка, отделяющего наш остров от соседнего, секретного тогда, острова Русский.

Для того чтобы сесть в нашу моторку «Прогресс», достаточно просто спуститься с берега. А чтобы выкупаться в волнах Японского моря, нужно пройти от дома до пляжа метров пятьдесят.

Прямо под окнами дома берег считался удобным тем, что там располагалась тоня, то есть место, где забрасывали невод и потом вытаскивали его с корюшкой, креветками и прочими дарами моря.

Эти места настолько богаты рыбой, что между домом и морем обнаружились какие-то странные глубокие бетонные резервуары. Походили они на громадные кубы без крышки, вкопанные в землю.

Оказалось, что с десяток лет назад в этих местах, как и везде у берегов Приморья, в изобилии ловилась селедочка-иваси. Ее засаливали в этих чанах, а потом продавали и сами ею же лакомились от души. А потом рыба пропала и, похоже, навсегда.

На нашей станции мы начали работу на морских животных. Рядом со станцией мы ловили разную живность, вплоть до акул. На установке для изучения обоняния этих «чутких» животных начались опыты.

Известно, что акулы способны находить беспомощного человека в морских просторах. Вот мы и хотели посмотреть, в чем заключаются эти уникальные способности кровожадных хищниц. Вдруг, да и удастся найти от них защиту.

Как я уже писал, важной причиной нашего переселения на МЭС стало обретение, наконец, законных койко-мест. Тем самым, мы закончили борьбу за них в общежитии, ведь она обострялась с приближением лета.

Эта конкуренция усиливалась, потому что из европейской части страны, как перелетные птицы, возвращались наши коллеги.

Неделю-другую после возвращения и до отъезда или отлета на морскую экспедиционную станцию им надо было где-то ночевать. Кровати, в смысле, койки не были закреплены за кем-либо конкретным, и поэтому начиналась борьба за место – что-то вроде естественного отбора.

Вообще-то в живых системах более слабый член сообщества оказывается в невыгодном положении, и поэтому не имеет возможности передать свои гены в следующие поколения. На этом принципе и работает естественный отбор. Но человек-то все-таки обладает разумом, и всегда ищет другие варианты. В нашем случае, он ищет койко-место, где можно скоротать ночь.

В этом отношении потеря места для ночевки иногда приводила такого лишенца в другие экологические ниши – в соседние квартиры общежития, где иногда удавалось найти хотя бы временное пристанище.

Так вот, часто такое временное обитание приводило к созданию настоящей крепкой семьи! Таким образом, лишенец безкоечный – слабое, вроде бы, звено, но получал-таки возможность передать свои гены в следующие поколения! А происходило это потому, что в женских общежитиях имелось чуть больше мест, чем в мужских.

Недаром говорят, что в семейных парах окончательный выбор делает женщина. Поэтому в этих общежитиях такая возможность появлялась именно летом и, особенно, в начале полевого сезона и при его закрытии.

В каждой квартире женского общежития разрабатывались свои нехитрые стратегии «отбора достойных кандидатов». Где-то в основе лежал скользящий график с оттенком равенства и демократизма. Кто-то составлял план действий в соответствии с лунными циклами женских организмов. Были и другие варианты.

Самым эффективным оказалось наличие в квартире маленькой комнаты, в которой стояло всего три койки. Третья койка была не лишней, а дежурной, но являющейся, скорее, декорацией. А обитательницы этой комнатки могли меняться в соответствии с графиком и с их вкусами.

Короче, при таком раскладе, казалось бы, случайные соискатели свободной койки оказывались в более выгодной ситуации, чем многие другие. И даже слабому звену в социальной группе выпадал случай найти свою судьбу, хотя разговор шел лишь о свободной койке на одну ночь. В результате, часто возникала, если не любовь, то хорошая и прочная дружба, что тоже не пустяк.

Вообще-то поводы для сближения и дальнейшей дружбы людей бывают часто совершенно невероятные. Так одно из них случилось с двумя жителями острова Попова.

Я уже говорил, что остров этот не очень большой, да и жило там меньше тысячи островитян. Почти все они работали либо в рыболовецкой бригаде, либо на звероферме, где разводили норок. Расположены эти социалистические предприятия в разных концах острова. Существовали они давно и дела там шли, что называется, ни шатко, ни валко.

Рыбаки ловили рыбу, часть ее сдавали государству, а часть рыбы шла на питание этих самых норок. Кое-что перепадало и населению – родным, знакомым и сопричастным: соседям и прочим нужным людям.

Звероводы выращивали отличных норок и кормили их рыбой. Но была у них еще, как говорилось, на балансе, небольшая конюшня, где содержали выбракованных и старых лошадей.

Эти лошади оказывались крайне нужными на случай, если вдруг ударит тайфун, и рыбакам не выйти в море. Тогда норки могут оказаться без привычного рациона – рыбы. «Запасных» выбракованных по возрасту лошадей при этих стихийных бедствиях использовали для питания норок. При этом кое-что из конины, предназначенной для зверьков, перепадало и людям, ведь мяса в местные магазины не завозили никогда.

Поэтому лошадей, вроде бы, и жалели, но ждали и тайфуна. Только тогда мог появиться «дополнительный паек на мясо». Оно доставалось не только норкам, но кое-что перепадало и для своих, то есть для работников – звероводов и всех, к ним приближенных.

У звероводов сложилось полусвободное содержание норок. То есть иногда зверьки убегали с фермы, но побегав по острову, они «понимали», что свобода – хорошо, но есть-то где-нибудь надо.

И тогда звероводы выставляли кормушки на открытом месте, но так, что норка, прибежавшая поесть, сбежать назад уже не могла. Другими словами получилась почти модель одного знакомого всем государства, где всегда воспевалась свобода, и где вольно дышал человек, но в пределах дозволенного.

Звероферма и рыбацкое отделение совхоза имели свои автомашины – «газоны». Раз уж на всем острове было всего две машины, то им выпала судьба вечных рабочих лошадок. Их использовали для разнообразных нужд, что называется – и в хвост и гриву – то в магазин надо товары от причала подвезти, то возникали какие-то другие производственные потребности.

Короче, целый день они носились по острову, как настеганные. А чего не гонять, если дороги, а точнее, направления, знакомы и наезженны, а машин ни встречных, ни поперечных, можно сказать, нет.

И вот тут судьба-индейка сыграла злую шутку – посреди острова, где и дорог-то как таковых не было, машины все-таки столкнулись. У шоферов начались споры, кто прав, а кто виноват.

Решили вызывать ГАИ – так тогда называлась эта страшноватая организация. Когда назвали «адрес», где случилась ДТП, то в ГАИ ответили: «Если у вас на острове не только названий, но и самих дорог нет, то нам ехать на ДТП тоже смысла нет! Разбирайтесь сами, тем более обе машины разбиты в хлам, но никто не погиб».

Начальство зверофермы и рыбсовхоза погоревали из-за машин и порешили – пусть эти «лихачи» теперь перейдут из шоферов в подводники.

Так водители начали работать извозчиками на подводах. Со временем подводники помирились, подружились, но при каждом удобном случае вспоминали свое ДТП. При этом то один, то другой говорил: «Хоть ты и не прав тогда был, но хорошо, что все обошлось, и мы с тобой закорешились».

В переводе на нормальный русский – это обозначает, что они крепко подружились, то есть каждый нашел себе верного друга в этом суматошном мире.