Читать книгу Василевс - Валерий Туринов - Страница 10

Глава 7. Юстин I

Оглавление

На море, за крепостными стенами, уже второй день штормило. Стенало, мучилось, на что-то жаловалось море.

Все корабли и торговые суда попрятались в бухте Золотой Рог.

Юстина же изводила головная боль всю ночь с седьмого на восьмое июля. Шёл 518 год.

Днём он вроде бы расходился, стало легче. К концу дня накатила тоска, что и этой ночью не станет легче, поскольку шторм на море не ослабевал. Холодный ветер, дующий с Босфора, с Понта Эвксинского, гонял на улицах столицы пыль, гнул, раскачивал пальмы. Низкие тёмные тучи бороздили небо, царапали крыши домов и высокие купола церквей, и всё ползли и ползли, и не было им конца… На безлюдном притихшем ипподроме скрипела на ветру какая-то мачта, и казалось, что ипподром, как уставший, нагулявшийся вволю бандит, спал дурным сном, изредка вскрикивая.

Громадный город, в миллион жителей, оказался абсолютно беззащитным перед стихиями природы.

Юстин обошёл все караулы дворца, как он делал это каждый вечер, проверил, всё ли в порядке и все ли экскувиты на местах. Затем он ушёл к себе на двор, здесь же, на громадной территории Большого дворца, обнесённой со всех сторон крепостными стенами.

Лупицина уже ждала его, чтобы отужинать вместе с ним.

Омыв лицо и руки водой из кувшина, с которым услужливо подбежал к нему слуга, Юстин прошёл в столовую комнату, сел на лавку у стола.

Слуги собрали на стол обычный лёгкий ужин, какой предпочитал он на ночь.

Поужинав, он встал из-за стола, прошёл в соседнюю спальную комнату. За ним прошла Лупицина. Она стала рассказывать ему новости этого дня, для неё важные. Ему же, после тревог и забот прошедшего дня, ни до чего не было дела: будоражили слухи о василевсе… Препозит священной спальни[55] евнух Амантий в последние два дня не показывался никому на глаза, скрывался от всех где-то в бесчисленных покоях василевса.

«Не к добру!» – подумал Юстин, тоже не заметив за весь день Амантия.

В иные же дни он встречался с ним по роду службы раз по десять на дню. Тот ведал личными покоями василевса, в его управлении находились ведомства, обслуживающие нужды императорского двора… Юстину же подчинялась дворцовая стража, отряд экскувитов в триста человек.

Этими своими мыслями, о василевсе и Амантии, он поделился с Лупициной. Та, выслушав его, сказала, что мало ли что там, у василевса, происходит во дворце.

– Ну, может быть, Анастасий приболел… Амантий же хороший лекарь…

Она беспечно отмахнулась от его тревог.

Юстина же удивляло в Лупицине вот это: её лёгкое отношение к жизни и смерти. В этом проглядывала беспечная наивность ребёнка, не ведающего, что он может умереть, и в то же время мудрость успокоенного старца, понимающего, что нет ничего вечного на земле, не вечен и он сам.

Лупицина вышла в соседнюю комнату. Вскоре она вернулась в женской тунике, длинной, из тонкого шёлка.

– Тебе нравится? – стала она поворачиваться перед ним, демонстрируя свой наряд.

Затем она крутанулась на месте так, что подол платья веером вздулся вверх, прошёлся ветерком по лицу Юстина, обнажив её красивые и стройные ноги, всё ещё вызывающие у него влечение.

Она впервые вот так показывала ему свои наряды. Почувствовав с некоторых пор его холодность к себе, она подумала было, что он завёл проститутку, каких в городских борделях было полно, либо уже сказывается его возраст. Ему уже было немало лет, и все страсти остались в прошлом. Дети же у них так и не появились. И оба сожалели об этом.

* * *

С вечера Анастасий остался один в огромных покоях Большого императорского дворца… Спальная палата, с мраморными колоннами, едва обогреваемая жаровней, казалась как никогда холодной.

Прошедшую ночь он, как и Юстин, тоже мучился из-за непогоды. Мучили его и воспоминания… Всплыла в памяти покойница Ариадна… «Не к добру!» – шевельнулось у него холодком в груди… По-своему он любил её… Страсти не было, но добрые отношения у них сохранились до последних её дней… Она умерла три года назад… Детей у них уже и не могло быть.

– Детей надо заводить – когда они заводятся! – сказала она как-то, когда у них зашёл об этом разговор в бытность его, Анастасия, уже императором…

И вот теперь ни её, Ариадны, ни детей… Передать царство, империю, некому… «Племянники!» – мелькнуло у него сейчас… И он тут же отбросил эту мысль, как старался не говорить тем, чтобы не обнадёживать, не создавать напряжённость возле трона… У него было три племянника: Проб, Ипатий и Помпей… Особые неприязнь и недоверие сложились у него к Ипатию, сыну своей сестры Кесарии и её мужа Секундина. Ипатий возглавил войско, которое Анастасий направил на подавление мятежа Виталиана… И Ипатий позорно проиграл сражение Виталиану, погибло много легионеров. Сам Ипатий попал в плен… Унизительный!.. Проб и Помпей – не лучше Ипатия!..

И эта неопределённость с наследником мучила его тоже.

В середине ночи буря за стенами дворца, в проливе Босфор, разошлась с особенной силой… Молнии, гром, вой ветра обрушились на императорский дворец, огромный город и его окрестности.

Но вот очередная молния осветила его царские покои… И внезапно перед ним, рядом с его постелью, появилась гигантская фигура… Перед его постелью стоял он… Зенон!.. Таким, каким его увидели, когда открыли крышку саркофага: с изъеденными руками, которые он грыз от голода… И она, Ариадна, спокойно взирала на эти ужасные останки своего бывшего мужа, закрытого в саркофаге ещё живым, когда посчитали, что он мёртв: настолько он был мертвецки пьян… И она, несмотря на то что из-под каменной крышки саркофага вскоре послышались крики о пощаде, проклятия и стоны, не разрешила открывать его… Отвратительные, огромные тёмные впадины глазниц… Безносый череп скалился, казалось, звал его, Анастасия, за собой… Затем свет так же мгновенно погас… И темноту расколол ужасный грохот грома…

Дыхание у Анастасия зашлось, сердце замерло… «Ещё чуть-чуть вдохнуть бы воздуха… Ещё разок…»

И сердце, поддаваясь его волевому приказу, стукнуло в последний раз, заглохло… Ему, Анастасию, было девяносто лет…

* * *

Этой ночью, несмотря на все предосторожности, Юстина снова донимала непогода, буря, завывающая за крепостными стенами в Босфоре, где бесновались волны.

Утром, когда только-только забрезжило, к нему домой прибежал из императорских палат евнух-посыльный с сообщением.

Когда Юстин оделся и вышел к нему, тот сообщил ему, что только что, этой ночью, скончался василевс Анастасий… И Амантий сообщил об этом уже магистру оффиций Келеру и вот теперь сообщает ему, Юстину, начальнику дворцовой стражи и особого отряда императорской гвардии.

– Сейчас буду! – сказал Юстин, отпуская посыльного.

Он сразу же направился в гарнизон экскувитов. Там он приказал дежурному поднимать весь гарнизон… Он догадывался, что тот же Келер обязательно явится во дворец со всеми своими схолариями. А их у него не так уж и мало: раза в два больше, чем у него, Юстина, экскувитов… Правда, те были вооружены послабее, чем его гвардейцы, да и духом уступают его экскувитам, набираемым обычно из исавров… Те же, ещё дикий народ, были храбрые воины… Смутил их Анастасий, заставил служить империи.

Когда он явился со своими экскувитами во дворец, там уже повсюду стояли на караулах схоларии… Кругом было много вооружённых, охрана, сенаторы, патриции…

Юстин тоже расставил своих людей в оцепление. Часть из них он направил на крепостные башни, по всему периметру крепостных стен Большого дворца. Всё было предусмотрено на случай всяких непредвиденных ситуаций.

Все сенаторы и патриции собрались в приёмной зале Лавзиак. И там Амантий сделал официальное сообщение о смерти василевса Анастасия, скончавшегося этой ночью.

После объявления Амантия в зале некоторое время стояла тишина: все тревожно взирали друг на друга и вокруг, ища опору в известном, в ближних и друзьях.

Собрание властных людей затянулось. После окончания его Юстин остался во дворце. День уже клонился к концу. Да и погода стала поворачивать в добрую сторону. Уже не так бесновался ветер. Как будто буря, сделав что-то нужное, затихала… И Юстину показалось, что и его судьба стала поворачиваться куда надо. Ему было уже шестьдесят восемь лет, а у него всё было ещё впереди. Неблагодарная судьба не баловала его с самой юности. Всё оставляла на потом, ленилась она, порой просто забывала о нём, а то нарочно издевалась, всем поведением своим твердила: мол, не спеши, дружок. Куда тебе-то, с такой родословной, туда же, в царский ряд…

Сейчас он вздохнул свободнее. Вот не стало Анастасия, авторитетного для него, которого он уважал, уважал за то, что тот сразу же заметил его, когда он только-только появился на службе во дворце. И его поддержку он чувствовал всегда… «А теперь?» – спросил он сам себя… Теперь остались у него в жизни одни соперники и враги… С ними же как вести себя, если встанут у него на пути?..

«Ещё Флавий Юстиниан!» – подумал он о племяннике.

Того он усыновил, дал ему своё имя. Постарался дать хорошее образование и воспитание. Он же сам так и не нашёл в жизни время, чтобы научиться хотя бы мало-мальски читать и писать.

Не нравилось ему в племяннике только одно: что тот связался с Феодорой, потаскушкой, падшей женщиной. И похоже, серьёзно вляпался с ней.

* * *

На следующий день с утра саркофаг с телом Анастасия выставили на всеобщее прощание на постаменте в Хрисотриклине.

Юстин, как ипостратег над экскувитами, занял место в почётном карауле у изголовья василевса. По другую сторону саркофага стоял магистр оффиций Келер.

Стоя со скорбным выражением на лице, Юстин мысленно пытался вспомнить всё, что связывало его с Анастасием, но не мог. Слишком много было всего пережито у него с этим человеком.

В фиолетовой мантии, в такого же цвета башмаках, василевс выглядел как обычно при жизни. Рядом с гробом на постаменте лежала корона… Седую голову старца прикрывала фиолетовая шапочка… Саркофаг из порфирового камня был украшен фиолетовыми лентами… Горели свечи, приятный запах ладана волнами омывал палату.

Было много чиновников и советников покойного, все в чёрном… Играла тихая музыка, монахи-монофизиты пели погребальные псалмы…

Во второй половине дня саркофаг подняли экскувиты-гвардейцы на плечи и вынесли из Большого дворца через ворота Халки. Рядом, тут же, уже стояла повозка, с запряжёнными лошадьми… Саркофаг поставили на повозку, и траурная процессия тронулась, под мерный шаг гвардейцев, к церкви Святых Апостолов, месту упокоения императоров, воздвигнутому ещё императором Константином.

И сразу же, как только повозка тронулась, толпа простого народа окружила её: мужчины, дети. Вслед за ними шли женщины и рвали на себе волосы. Отдельной группой шли и громко стенали наёмные плакальщицы… И всё это волнами плача и горьких жалоб покатилось вслед за повозкой.

* * *

Толпа венетов, экскувитов и многих примкнувших к ним схолариев, подхватив под руки Юстина, потащила его на ипподром, затащила на Кафизму… На мраморный пол бросили щит… Юстин встал на него. Его окружили со всех сторон легионеры, его экскувиты, загородив щитами… Шум, грохот щитов, лязг мечей, крики воинов: «Юстин – твоя победа!»

В круг, где он стоял окружённый своими экскувитами, подали длинную фиолетовую мантию, бархатную, тяжёлую… Затем один из его экскувитов возложил на него свою золотую шейную цепь… Патриарх же Иоанн торжественно возложил ему на голову корону… Когда он полностью переоделся в платье императора, экскувиты подняли его на щите, затем опустили, их круг разомкнулся… И он сошёл со щита и встал на кафельный пол Кафизмы, глядя смело в лица людей, окружающих его, и чувствуя, как нарастает в груди тревога…

Тяжесть золотой короны чувствовалась, и в то же время она оказалась как раз по нему. От этого он приободрился, осмелел… Кругом же всё то же: крики легионеров, лязг мечей и грохот щитов…

Два патриция, взяв его под руки, подвели к императорскому трону, вот здесь, на Кафизме, с которой много лет взирали на скачки и бои Зенон, затем Анастасий с Ариадной… И он сел в императорское кресло, поняв, что теперь это его место.

В памяти у него всплыло недавнее прошлое: когда он, Юстин, случайно наступил на императорскую мантию Анастасия на приёме персидского посла… Он вспомнил ту фразу Анастасия: «Ну куда ты спешишь-то!..»… И вот только теперь он понял, что так, не назначив преемником никого из своих племянников, считая, что они погубят империю, его дело, Анастасий оставил для него, Юстина, приоткрытой дверь к власти императора. И сейчас он, Юстин, шагнул в эту дверь и закрыл её для других, выстроившихся в очередь… К тому же его племянник, Юстиниан, его помощник, уговаривал его ввязаться в драку за трон… Сам же он, уже изрядно уставший, измотан был жизнью. Но всё равно какой-то червячок самолюбия всё ещё искал молодости, задора. И вот только сейчас, под этот грохот, суматоху, он понял, что его молодость уже ушла…

Когда он встал с трона, чтобы отправиться в собор Святой Софии и короноваться там, ипподром взревел, приветствуя его, нового императора. И он поневоле под этот рёв толпы распрямился, почувствовал былую ещё оставшуюся силу, вскинул руку в торжествующем порыве, и в сопровождении телохранителей, патрициев, комитов и священников он покинул Кафизму. По знакомым ему до мелочей мраморным ступенькам дворца Кафизмы, затем тайной лестницей спустились все сопровождающие его из дворца Кафизмы к Фермам Зевкситы и через вестибюль Халки вышли на площадь Августеона. За ней, за площадью, возвышался величественный храм Святой Софии.

Торжество в храме Святой Софии прошло обычным делом, как и прежде в таких случаях, на которых он сам присутствовал не раз.

* * *

Через неделю после провозглашения императором Юстина евнух Амантий со своими единомышленниками обвинили в храме Святой Софии Юстина в подлоге с деньгами. Амантий дал их ему для раздачи экскувитам, подкупить их выступить за кандидата, которого он метил на место императора. Но Юстин раздал деньги своим экскувитам, и те выступили за него…

В соборе, когда Амантий заикнулся об этом, поднялись крики в толпе, среди солдат и болельщиков ипподрома: «Не бойтесь манихеев Амантия!.. Юстин правит!..»

– Надо положить этому конец! – возмутился Юстиниан, не понимая, почему дядя медлит расправиться с Амантием и его единомышленниками.

Юстин колебался… Прошла ещё неделя. Напряжение в столице нарастало. Евнухи осмелели, заметив, что он не предпринимает против них никаких мер.

– Они уже проявили себя! – горячился племянник, что было необычно для него.

На это его подталкивала Феодора, униженная в детстве и юности, считая, что её красота является залогом быть ей самой первой, императрицей…

Юстиниан же видел, что дядя не пойдёт на обострение с Амантием и его сторонниками. Сам он не стал колебаться.

– Ты дождёшься того, что они поднимут мятеж прасинов на ипподроме, явятся сюда и расправятся с тобой, а заодно и со мной!.. Но вот этого я не допущу! – выкрикнул он и выскочил из его палаты.

К вечеру у него уже всё было готово: он раздал большие суммы денег своим сторонникам, приказал им арестовать Амантия, евнухов, которые выступают за него, а также из числа патрициев и дворцовых чиновников, и посадить их в заключение.

Наутро Юстину стало известно, что одного из сторонников Амантия раздавили в тюремной камере огромными валунами. То же сделали с рядом других недовольных избранием нового императора, а многих отправили в ссылку в провинции… Оппозиция новой власти была подавлена… В столице стало спокойно.

У Юстина же, после этой операции племянника по устранению Амантия и его единомышленников, зародилось где-то глубоко внутри потаённое недоверие к нему… Что тот сделает такое же и с ним, своим дядей, когда встанет вопрос о выборе: власть или он, его дядя… И тот выберет… Он отмахнулся от этой нехорошей мысли, но с тех пор она уже не оставляла его. На время забывалась, затем как будто снова оживала, уснувшая было, впадала в спячку.

* * *

Тем временем для укрепления своей власти Юстин стал возвращать из изгнания тех, кто пострадал безвинно при Анастасии.

Патриций Апион вернулся одним из первых милостью нового василевса. Он уже был в преклонных годах. Кроме того, он не находил за собой никакого проступка, из-за чего Келер невзлюбил его и, отстранив от управления в войне с персами, послал указ Анастасию. А тот формально подошёл к делу… Вернувшись в Константинополь при Юстине, он был восстановлен в официальной должности. Вскоре Юстин назначил его преторианским префектом[56] Востока. Возвращены были и несколько епископов, халкидонян, которых сверг Анастасий и сослал в Сирию.

Юстин с племянником долго ломали голову, думали: разрешить ли возвратиться в столицу Виталиану. Это был самый опасный из всех противников, кого сверг Анастасий. И самый влиятельный лидер в народе, среди партий ипподрома. Он дважды восставал, и восставал с одной лишь целью: сместить Анастасия и стать императором… И это больше всего беспокоило Юстина и его племянника. И тот и другой понимали, что у Виталиана не было серьёзных религиозных убеждений. Просто он использовал их для своих целей.

Особенно боялся его Юстиниан, когда думал, приглашать ли его в Константинополь. Он боялся его опыта в военных делах, его известности, его популярности в среде фракций ипподрома, стремления к императорской власти.

Но всё-таки он решился, решился противопоставить своё влияние и силу, влиянию и силе Виталиана, одновременно притворяясь его другом.

Это хорошо понял и Виталиан и был всегда начеку при общении с ним.

– Если он взмахнёт платком, то партия синих пойдёт на штурм дворца! – серьёзно воспринимал племянник влияние на синих Виталиана. – Его надо убрать, а для этого сначала надо заманить сюда, в столицу!..

– Как? – спросил Юстин.

– Дать ему звание консула!..

– Хм!.. Недурно придумано!.. У тебя есть молодцы, которые расправились с Амантием и его компанией… Вот и дай им ещё заработать! – сказал Юстин племяннику…

Когда Виталиану пришло приглашение прибыть в Константинополь, он долго думал, так как одновременно с приглашением прибыть в Константинополь его насторожило появление кометы, которая предвещала измену, разрушение и другие бедствия… И он вспомнил политику покойного Анастасия, который не держал своего обещания… После долгих раздумий он принял предложение, но выставил условия гарантий со стороны императора и Юстиниана честных намерений, которые должны быть даны сначала, с торжественными религиозными формальностями.

Их встреча произошла в Халкидоне, в церкви Святого Евфимия.

В присутствии епископов, многочисленных священников Юстин и Юстиниан дали клятвы безопасности Виталиану. В свою очередь Виталиан поклялся не нарушать верности императору.

Затем они разделили Святые Дары, причащение, после чего все отправились в Константинополь.

Виталиан немедленно был возведён в звание воина придворной гвардии.

Вскоре, в понедельник на Страстной неделе, в столицу прибыло посольство от папы римского Хормисдаса. Столица приветствовала легатов с большим великолепием. На десятой миле от города, у так называемого Круглого замка, легаты были встречены Виталианом, Помпеем, племянником покойного Анастасия, и Юстинианом, сенаторами, патрициями, священниками.

И почти целый год между представителями Восточной церкви и Западной шли дискуссии об основах ортодоксального учения, еретиках, которых следовало изгнать из Церкви Христовой. В письме папе римскому Юстин хвалил действия легатов в Константинополе и соглашался с папой римским о епископах, имена которых легаты предлагали вычеркнуть из диптихов… Но некоторые из этих епископов, писал он, являются возлюбленными таким большим количеством населения их городов, что они должны будут получить более умеренную и более осторожную оценку. Уведомлял он папу римского и о том, что он планирует послать в Рим в ближайшее время специального посланника для более детального обсуждения по этому вопросу.

Легаты покинули Константинополь через год, оставив многие вопросы нерешёнными.

В этом же году Виталиан, с его коллегой Рустикусом на Западе, был удостоен на год почётного звания консула.

И он, став консулом, теперь официально открывал игры на ипподроме.

Обычно с Кафизмы сначала звучала переливами военная труба, призывая всех на ипподроме к вниманию.

И на край балкона Кафизмы выходил консул Виталиан. Взоры всех на ипподроме обращались к нему… В правой руке консул держал высоко над головой белую салфетку, показывая всем зрителям, затем он бросал её вниз, как сигнал начала гонок.

И по ипподрому, сорвавшись с места, неслись колесницы всех четырёх фракций: синих, зелёных, белых и красных… Вот на одном из поворотов столкнулись две колесницы, сцепились колесами, опрокинулись… Возницы уже дерутся… Вмешались буйные зрители, болельщики… Вспыхнула драка синих и зелёных, быстро распространяясь и за пределы ипподрома по городу.

Виталиан со своими офицерами смело ринулся по улицам города, останавливая драку, которая уже перешла в бойню.

Популярность нового консула была так высока, что вскоре обе фракции стали дружески обниматься, крича: «Слава консулу Виталиану!»… В состоянии возбуждения они промчались с ним на колеснице напоказ вокруг города.

Все колесницы вернулись на ипподром.

Виталиан был весь в пыли, грязный и потный, возбуждённый, весёлый и беззаботный… В этот момент к нему подошёл посыльный из Большого дворца и пригласил от имени императора на банкет в дворцовой палате Дельфы.

– Хорошо! Мы вскоре придём! Окунёмся в бассейн и придём! Передайте так Юстиниану! – отпустил он посыльного.

Виталиан и его два лейтенанта, Сигул и Пол, искупались в бассейне после такого жаркого и насыщенного событиями дня. Одевшись, они пошли в банкетную палату Большого дворца, и там, на пороге палаты, Виталиан и его два лейтенанта, его нотариус и слуги, были остановлены и убиты.

Один из лейтенантов успел всё же выхватить нож, висевший у него на поясе, стал отбиваться от убийц… Но тех было много… И он тоже проиграл драку за жизнь, как и его спутники… Тела убитых оттащили волоком за ноги из палаты дворца в маленький чуланчик, уже заранее намеченный для этого, и оставили там до ночи, когда можно будет спокойно вывезти их из дворца и закопать тайно на одном из городских кладбищ.

* * *

Как только ушли первые острейшие заботы с установлением своей власти и укреплением её, Юстин собрал своих советников и чиновников для решения ещё одного важного дела.

– Какие отношения теперь должны складываться с западной частью империи?.. Анастасий заключил договор с королём остготов Теодорихом на таких условиях: Италия остаётся частью империи, сам же Теодорих принимает на себя функции и сан короля, но как представителя императора Византийской империи…

Но квестор Прокл уточнил:

– С тех пор, когда было заключено это соглашение, прошло уже двадцать три года! И ситуация сильно изменилась… Её изменил сам Теодорих! С виду, внешне, всё вроде бы по-прежнему: он признавал себя зависимым королём, не требовал прав на чеканку денег. Его постановления, которые он издавал, сидя в Равенне, не имеют формы легитимности, а только указов.

– Ну, указал и указал!.. Кто-то исполнил, а кто-то игнорировал! – сказал Юстин, не придавая этому большого значения.

Юстиниан напомнил, что самое главное в правовом положении было то, что Зенон и Анастасий передали Теодориху право назначать в Италии одного из консулов. Другой же назначался здесь, в Константинополе. Соглашение исключало остготов из должности консулов. Теодорих назначал консула, но не мог назначить никого из остготов. Все консулы были только римляне…

В Константинополе с тревогой наблюдали, как Теодорих заполняет новые варварские троны своими родственниками. Соседние германские королевства занимали сыновья, внуки королей. И они, эти германские королевства, связанные родственными узами с Теодорихом, постепенно из года в год охватывали Византию цепью: на севере – Паннония, на западе – Италия, Сицилия, Равенна и там же франки, бургунды, в Африке – вандалы, в Испании – вестготы. С востока же Византии постоянно грозила Персидская держава и арабские государства.

Вот для обсуждения всех этих острых проблем и угроз Юстин и собрал своих ближних советников и чиновников.

– Послать к Теодориху предложение: назначить его зятя Евтариха консулом на следующий год, – стал развивать свою уловку Юстиниан. – Кто из смертных остготов откажется от такой чести!.. Это будет первый консул из их среды!..

Когда же присутствующие согласились с таким ходом политики по отношению к набирающему силу Остготскому королевству, Юстин обратился к Проклу.

– Что скажешь ты на это, Прокл? – спросил он квестора.

Тот покачал неопределённо головой, почмокал губами, словно пробовал на вкус новое предложение племянника василевса.

– После сумятицы и столкновений среди священников! – начал квестор. – К тому же сместили монофизита Севера с патриаршества. А что творилось здесь в июле в прошлом году!.. И надо быть осторожными, поскольку на том же востоке империи началось преследование еретиков: монофизитов, манихеев, ариан, евреев, самаритян, язычников и несториан!.. А ведь Теодорих исповедует, как и все готы, арианскую ересь! И он сейчас настороже!.. Поэтому назначение Евтариха – дружественный жест королю Теодориху!..

После ещё долгого и нудного выступления он согласился с предложением Юстиниана:

– Я одобряю! Хорошо придумано! Успокоит ариан, хотя бы на время!

– Да, да, выиграем время! – поддакнул Юстин.

– А вообще-то, как я слышал, зятёк Теодориха, тот Евтарих, ещё тот тип!.. Сволочь ещё та, – тихо произнёс Прокл последнюю фразу, чтобы никто не услышал.

– Есть ещё такой ход! – заявил Юстиниан. – Перетянуть на свою сторону сенат в Риме! Он сейчас полностью под властью Теодориха! Нужно связаться с сенаторами, благосклонно относящимися к нам. Послать им письма! Склонить их следовать за их собственной, римской политикой и интересами…

– У ариан скопились огромные богатства! – напомнил ещё об одном опасном явлении Прокл. – И церковь, ортодоксальное христианство, патриархи будут его добиваться и делить!..

* * *

На следующий, 519 год Юстин издал указ о назначении Евтариха консулом, а сенат подтвердил его законность.

Получив сообщение о назначении Евтариха консулом, Теодорих сразу же вызвал его из Испании в Равенну.

Он встретил корабль своего зятя в порту. Когда Евтарих и его супруга сошли на берег, он сердечно поздравил зятя с присвоением ему высокой почётной должности. Затем он обнял свою дочь Амалазунту, прижал её к груди, истосковавшись по ней. Но особенный восторг вызвал у него вид малыша, всего годик, его внука, Аталариха. Родители специально взяли его с собой, чтобы показать свою гордость, чадо, красивого и уже сейчас похожего на мать.

Он даже засюсюкал от вида малыша в люльке, которую поднесли к нему две няньки, ухаживающие за малышом.

Налюбовавшись внуком, что было необычно для него, он пригласил всех во дворец. Там молодой супружеской паре уже были выделены роскошные апартаменты, спальня, приёмная для гостей… Кругом полно было слуг, все спешили услужить гостям… И сам король тоже суетился…

За обедом он напомнил зятю о его поездке в Рим.

– Езжай, там тебя ждут!.. Сенат, патриции, народ – все желают посмотреть на их будущего короля! – открыто говорил он о том, что уже было решено им самим.

Он отдыхал душой и сердцем, довольный, что всё идёт к совершенному концу его трудной, но и насыщенной взлётами и падениями жизни. Теперь есть кому подхватить его дело, он отдаёт королевство в надёжные руки. У него упала с плеч эта забота, что тяготила его, с наследником, его законным преемником. Теперь уже не было сомнений, кто им будет.

– При тебе постоянно будет там, в Риме, мой оруженосец Тэвдис!

Заметив на лице зятя гримасу, он ещё сильнее стал настаивать:

– Не артачься! Это надёжный телохранитель!.. Испытанный мной за двадцать лет во всех сражениях… Позови Тэвдиса! – велел он слуге.

Слуга вышел из палаты, вскоре вернулся. За ним, неторопливо вышагивая, вошёл громадина Тэвдис.

– Ты звал, государь? – спросил он короля.

– Вот этот господин – мой зять Евтарих! – показал Теодорих на зятя. – И ты с сегодняшнего дня отвечаешь за его жизнь своей головой! Будешь его тенью, сопровождать в поездке в Рим! И там охранять его, как великую драгоценность!.. Тебе всё понятно?!

– Да, государь, – ответил громадина Тэвдис.

– Ты свободен! Пока здесь, во дворце, находится Евтарих!

Тэвдис поклонился королю и вышел из палаты.

* * *

На следующий день Евтарих ушёл, со своей тенью Тэвдисом, на корабле в Рим, оставив жену и сына в Равенне. Одновременно с прибытием его в Рим туда привезли на кораблях клетки с дикими животными из Африки, от короля вандалов Трасамунда и его всегда восторженно-возбуждённой супруги Амалафриды, в подарок новому консулу, первому из остготов.

Римляне толпами хлынули в амфитеатр, чтобы посмотреть на блестящие игры, организованные там, на консула из Испании и диких невиданных ещё здесь животных из Африки…

В разгар торжеств Евтариху представили специального посланника из Византии от императора Юстина, прибывшего на это торжество.

– Я восхищён от такого зрелища, которое не видел ещё ни разу! – не удержался от восклицания посланник, пожимая руку новому консулу. – Желаю, чтобы ваше консульство прошло так же, как и началось!.. Чтобы изумило всех!..

К нему, Евтариху, подходили сенаторы, патриции и даже простые римляне, поздравляли, говорили несколько лестных слов, желали успехов.

Один из сенаторов представился:

– Аниций Боэций!.. А это мой хороший приятель, патриций Пробин! Он и его сын Цетег весьма интересные люди! И хорошо знают Рим, его достопримечательности, историю, места развлечения порядочной публики! И злачные места тоже! Хм! – ухмыльнулся Аниций, переглянувшись с патрицием и его сыном.

Позади же них, казалось, нависая, маячила фигура оруженосца Тэвдиса, с настороженностью оглядывая публику, собравшуюся вокруг Евтариха… Боэция, служащего короля Теодориха, Тэвдис знал хорошо… Слабак!.. И как все сильные люди, не уважая таких, считал их не стоящих его внимания, да и вообще ни на что не годных.

Но всё равно он не отставал от молодых людей ни на шаг, когда они направились в сторону древнего Рима.

Евтарих ни разу ещё не был в Риме и хотел посмотреть сначала на Форум, а уже затем на знаменитые гонки на колесницах в Колизее.

Он сразу же понял, что в Риме, в сегодняшнем Риме, ценится не родословная и происхождение, а что ты представляешь сам по себе, чего достиг ты, именно ты, а не твои предки. И этим он был восхищён, так как сам был из таких же слоёв вестготов.

Форум находился в низине, куда можно было попасть, спускаясь по крутому склону.

– Там, около Капитолия, настоящая пропасть! – показал Боэций в сторону Капитолия. – Спуск более пологий на противоположном конце! Около арки Тита! Вот мы туда и пойдём!..

Евтарих видел, как со всех сторон спускались люди к Форуму, на зрелища.

Они пошли к арке Тита. Обходя площадь Форума, лежащую в низине, они миновали несколько базилик, дворец для сената, прошли проход на ярусы для деловых людей, банкиров, лавки которых теснились вокруг сводчатых проходов, и вышли в нужное место, к арке Тита. Через неё они вошли на Форум и пошли по главной улице Форума, Виа Сакра – Священная дорога… Миновали базилику Константина и храм Ромула, прошли мимо храма Антонина и вышли прямо к базилике Юлия Цезаря.

– Это место, куда принесли тело Цезаря в день его похорон, – начал рассказывать Боэций. – Здесь Антоний, раскрыв его и показывая на его кровавые раны, поднял толпу на мятеж… Здесь же тело Цезаря было сожжено толпой, пьяной от гнева и боли… Через несколько дней после этого на этом же месте в его честь был воздвигнут жертвенник, где приносили ему жертвы!.. Затем жертвенник стал храмом. Из него, Юлия, официально сделали бога…

Поднимаясь к Капитолию всё по той же улице, они нашли свободное, незанятое место на ступенях храма Сатурна, с которого была хорошо видна внизу трибуна Форума, толпящиеся вокруг неё политиканы. Яростно жестикулируя, они о чём-то спорили…

– Демократия! – пробурчал Боэций, показав на тех политиканов. – Она везде требовательна и подозрительна!..

Времени до гонок в Колизее было достаточно, и, чтобы занять своих спутников, Пробин стал объяснять им, как можно попасть кратчайшим путем сюда, на древний Римский форум.

– Если вы не знаете Рим, то лучше входить в него по Фламиниевой дороге и пройти через форум Траяна, форумы Нервы, Веспасиана, Августа и Цезаря! Так можно прийти, наконец, на древний Римский форум!.. Когда Август стал императором, у него был на Палатинском холме маленький дом. Понимая, что владыка мира не может жить как частное лицо, ему нужен дворец, он скупил там же, на Палатинском холме, несколько домов и на их месте построил дворец… Вон он – виден отсюда! – показал Пробин на дворец, выделяющийся на холме своими размерами по сравнению с другими дворцами…

Всё той же компанией, беседуя, они направились затем к Колизею, куда стекались толпы желающих посмотреть на гонки… И по мере приближения к Колизею нарастал гул толпы, как шум прибоя бушующего моря, низкий и тяжёлый… Когда же они попали внутрь арены, их буквально оглушило то, что там творилось.

Гонки были уже в разгаре. Они опоздали, с трудом нашли свободные места, сели.

Евтарих, оказалось, был равнодушен к таким народным зрелищам.

И Боэций, чтобы как-то занять его, стал рассказывать историю этих зрелищ из прошлого. Как одно зрелище, бои с животными, приходилось на утро, а другое, бои гладиаторов, на дневные часы… Как однажды Сулла выпустил на арену сотню львов.

– Это было впервые, когда животные свободно бродили, а не были привязаны к столбам…

И как на представлении, на котором присутствовал Цицерон, было убито шестьсот львов…

– Там же, на арене, были слоны, и они в страхе ломали барьеры, пытаясь спастись!..

– А зачем сначала были зрелища с животными, затем уже бои гладиаторов? – спросил Евтарих.

– Так разогревали, заводили толпу убийством животных перед убийством людей…

Недосмотрев до конца гонки колесниц, они покинули Колизей и уселись за столы, уже стоявшие на улицах, для желающих выпить вина…

На следующий день они пришли во дворец Сената. Там их уже ждали. Первым выступил Кассиодор. В торжественной речи он восхвалял Евтариха. Ответную речь перед сенаторами держал Евтарих. Он благодарил за оказанную честь императора Юстина и короля Теодориха. Когда он закончил речь, его обступили со всех сторон сенаторы. Приветствуя его, каждый из них старался набиться к нему в приятели.

К Евтариху подошёл и Кассиодор. Они разговорились. Кассиодор вскользь упомянул, что начал писать историю Остготского королевства.

– А вы напишите историческую хронику, – предложил Евтарих ему. – И подарите мне!

– Ну, краткую, возможно!.. Подробная же и тщательно продуманная требует сбора большого материала. И она займёт не один год труда! – стал говорить Кассиодор о трудностях такого дела, чтобы избавиться от просьбы консула.

– Ну ладно! Хотя бы краткую! – согласился Евтарих.

Они выпили вина за эту сделку. Расстались они лучшими друзьями.

* * *

Евтарих пробыл в Риме несколько дней. Они сильно утомили его, и он с облегчением покинул Вечный город.

В Равенне, когда он возвратился туда, его тесть, король Теодорих, уже подготовил ему официальную встречу и зрелище более великолепное, чем в Риме. И в Равенне остготы веселились как дети несколько дней, бурно празднуя это первое возведение в консулы их соплеменника.

Торжества закончились, начались будни, а с ними и заботы.

Теодорих после этих дней, наполненных увеселениями, несколько расслабился. Эти торжества в Риме, затем в Равенне, назначение императором первого остгота в консулы, специальный посол из Константинополя уверили его, что мир между Италией, его Остготской монархией, и востоком, той же Византией, установился надолго, на длительный период процветания и при его преемнике.

Эту тему он подробно осмысливал, вызывая на откровенные беседы то епископа Эннодия, то Кассиодора или референдария Киприана, других проницательных придворных дипломатов.

От Эннодия он многого и не ожидал, кроме хвалебных песен. Кассиодор, тот ещё был слишком молод, чтобы говорить правду как она есть и в лицо самому королю… А вот референдарий уже старик, ему нечего уже опасаться… Потом, он не слишком умён, чтобы быть изворотливым и сочинять что-то, близко похожее на правду.

Такие беседы Теодорих обычно любил проводить в Вероне, в своём королевском дворце, что стоял на вершине холма, откуда он любовался заснеженными Альпами.

Туда он приглашал того же Эннодия или Киприана.

Вот и в тот раз, после возвращения из Рима Евтариха, он собрал там интересных для себя людей, умные речи которых любил послушать.

И когда Эннодий однажды стал развивать доказательства в пользу обращения в веру силой, он возмутился этому высказыванию епископа.

– Мы не можем предписать веры, ибо нельзя силой заставить человека верить!.. Я постоянно говорю остготам, исповедующим арианство, что римляне, католики, соседи вам по владениям, так пусть их с вами объединяет любовь, а не религиозное различие!.. Ты же – и такие, как ты, – хочешь внести в их среду религиозную вражду!..

Эннодий что-то пробормотал в своё оправдание, но больше не заикался о различиях веры.

И как раз в это время пришло с гонцом сообщение из Равенны, что там произошло волнение народа.

– Иудеи высмеяли обряды католиков, а те в отместку сожгли их синагоги! – стал докладывать гонец. – Волнения перекинулись и в другие города Италии!..

– Пустые стремления народа приводят только к разрушениям, – процедил сквозь зубы Теодорих. – А что же делает там, в Равенне, Евтарих, наш наследник власти?

– Ждёт вашего указа!.. В канцелярию, к Кассиодору, пришла жалоба иудеев на поджог, – сообщал дальше гонец.

Теодорих тут же велел референдарию Киприану послать к Евтариху приказ: собрать с римских граждан деньги на восстановление равеннских синагог. У кого же не найдется на это денег, водить их с позором по городу при криках глашатаев.

– Возложить выполнение всего этого на Евтариха, нашего наследника!

* * *

Варварские вторжения в империю через Истр, через цепочку стоявших по самому Истру крепостей продолжались. Вторжения были и при всех предыдущих императорах.

Вся степь севернее Истра кишела племенами, не подчиняющимися никому. Аттила объединил их на короткое время своей властью, под жёсткой рукой. Со смертью же Аттилы его огромная держава распалась на десятки самостоятельных, никому не подчиняющихся племён. И появились племена под собственными именами: болгары, скифы, остготы, гунны, славяне, анты[57]… Их связывала на время только нажива, набеги на земли богатой Византийской империи.

Эти набеги, и каждый год, привели к тому, что поля пустели, зарастали травой, край дичал. Крестьяне, спасаясь от кочевников, бежали дальше на юг империи.

В таких заботах о несчастных городах и людях Юстин как-то отвлёкся от более грозной опасности империи. Он старался не думать о ней, надеясь, что там, на границе по Истру, всё уладится само собой. Но нет, не успокаивалось, не утихало.

После одного из заседаний совета у василевса Прокл специально задержался в его кабинете. На совете же речь шла о торговле Византийской империи, о доходах с неё, которые падали из года в год.

Когда все чиновники вышли, Юстин, увидев, что квестор не собирается покидать кабинет, спросил его:

– Ты что-то хочешь сказать?

– Ваше величество, я хотел бы поговорить о наших торговцах и моряках… Уж слишком они робки, когда дело касается ходить в далёкие края за прибыльным товаром!..

– Ты хочешь заставить их ходить с товарами за далёкие моря и высокие горы! – засмеялся Юстин. – Они, наши торговцы, ужасно ленивы!

Закончив обсуждать эту тему, они помолчали.

– То, что ты рассказал – хорошо! – с чего-то тяжело вздохнул Юстин. – Но меня больше беспокоит положение на севере, на полуострове Таврика. Степные области полуострова заняли гунны. На западе полуострова город Херсонес наш, византийский! В горах же там живут остатки племён готов. И наши дипломаты всё делают для того, чтобы они стали нашими союзниками против гуннов… Я собираюсь восстановить с Боспором прежние отношения, бывшие ещё при греках!

Прокл только покачал головой от этих планов василевса, понимая сложность их исполнения на далёком севере, за морем.

* * *

Но Юстин не отступился от своих планов, как полагал Прокл.

На одном из заседаний императорского совета в тронном зале он задал вопрос сенаторам и патрициям:

– Нам грозит новая война с персами! Поэтому нужно связаться с союзниками… Какие наиболее подходят для войны с персами?

Советники молчали.

– Нужно послать на полуостров Таврика, в Херсонес и Боспор, для такого дела патриция, – предложил квестор. – Подойдёт Проб, как уже выполнявший такие поручения там же…

Проб, племянник покойного императора Анастасия, был незаурядный человек, неглупый, начитанный, скромный, но вялый при исполнении деловых поручений. Зачем Прокл предложил его, Юстин догадывался. Прокл не переносил брата Проба, Ипатия, человека заносчивого, и так хотел насолить их семейству… Персы же были напрочь отрезаны от Понта Эвксинского. Поэтому те, кто выступят с Таврики в помощь империи, будут уверены, что после войны с персами они окажутся в безопасности, вернувшись домой.

55

Препозит священной спальни – евнух, ведавший личными покоями императора. В его управлении находились ведомства, обслуживавшие личные нужды императора.

56

Префект – начальник преторианской гвардии.

57

Анты – название объединения славянских племён у византийских и готских писателей VI – нач. VII в. Жили преимущественно между Днестром и Днепром.

Василевс

Подняться наверх