Читать книгу Пучина моего отчаяния - Валерия Клеманс - Страница 3

Вероятно, зарегистрироваться в твиттере было лучшей идеей для Оливера за последнее время. Способ отвлечься от мира и потеряться среди работ, читая, читая и читая.

Оливер старается избегать родителей и разговоров с ними, чтобы не вспыхнула ссора.

Избегать.

Ли много от чего прячется. Не смотрит на себя в зеркало, чтобы не заплакать от выражения собственных глаз и ненависти к себе. Бегает от нормальных приемов пищи, впихивая в себя салат, а на пляже берет бутылку воды из холодильника и запивает таблетки, спасающие от низкого давления. Но реакция организма беспощадна, и к вечеру из носа течет струйками алая кровь.

«Я все еще толстый и отвратительный. Я вешу слишком… много».

Ни кровь, ни предобморочное состояние, ни больной живот не являются знаками для мальчика. Ему внушали все девятнадцать лет, что нужно быть худым, расстройство пищевого поведения в данном случае не генетическая предрасположенность, а навязчивая идея. Не его собственная – общества. Шаткая самооценка поддалась на провокации и рухнула, исчезла, ничего после себя не оставив.

Оливер посвящает все свое свободное время чтению работ в твиттере. Проходит по хештегам и читает, читает, читает. День вылета из Чеджу, вновь перед глазами Сеул, квартира в одном из районов, уборка комнаты и возвращение чистых вещей на полку шкафа, а телефон все время при себе. В аккаунте мальчика появляются первые записи:

@leeoliver: бог мой, работа о киллерах потрясла меня, я будто посмотрел боевик и чуть не помер от эмоций!

– Да… шутить о смерти в моем случае – совершенно неудачная идея, – бормочет Оливер себе под нос, продолжая отправлять твиты.

Автор интерактивного рассказа о киллерах записан в твиттере как @song_jihan. Ли изучает список его работ и удивляется количеству: свыше тридцати. Невероятно. Оливер недолго думая нажимает на «Подписаться».

* * *

Режущее чувство в груди. Разочарование в вере в Бога, а астрология и гороскопы с предсказаниями отталкивают. Оливер часто видит, как люди в социальных сетях сравнивают знаки зодиака. Решает посмотреть свою натальную карту, в итоге на определенной планете посылает все к черту на словах о сильном сексуальном влечении к противоположному полу в подростковом возрасте. Из-за голодовок Ли чувствовал себя полностью асексуальным, о каком сексе вообще могла идти речь?

Оливер теряет веру во что-либо. Понимает, что остается верить лишь в самого себя, но это невероятно тяжело из-за низкой самооценки.

Любит ли Оливер себя? Он точно может ответить, что испытывает к себе на каком-то уровне уважение за выдержку, терпение и способность учиться в месте, к которому испытывает лютую неприязнь. Мальчик устал давать себя в обиду родителям и другим людям, но пока не набрался достаточной смелости бросить вызов. Миру? Или самому себе?

Время бежит, сыпется сквозь пальцы, как морской песок. Если бы Оливер мог остановить его с помощью часов, то задержал бы стрелки пальцами, даже если они острые и ранят кожу при осторожном прикосновении к ним.

Учебные дни врываются вновь, четвертый семестр ударяет по голове, а Оливер не понимает, был ли вообще летом отдых? «Вероятно, единственный отдых, в котором я нуждаюсь, – это не от своих родителей, а от самого себя».

Ли надевает наушники, растворяется в музыке, выполняя практическую по физиологии, наизусть зная последовательность. Записывает каждый пункт, отбивает пальцами ритм по своей тетради, чтобы заглушить стук.

Месяц или больше, Оливер даже не смотрит на календарь, учеба кружится вокруг него, заставляет бессонными ночами запоминать огромное количество страниц, писать все, что потребуется на экзаменах. Пока мальчик добирается до университета или же едет обратно домой, он все продолжает сидеть в твиттере и читать работы.

Мимо аудитории проходит соседняя группа, Оливер замечает Сону, парня, с которым общался долгое время. Молодой человек, будучи в отношениях с девушкой, присылал Оливеру сообщения личного характера, они врезались в память и никак не собираются выходить из головы.

Мессенджер, двадцать третье октября, две тысячи девятнадцатый год:

Сону: ты не представляешь, Ли, мать моя стояла под дверью ванной и разговаривала со мной, когда я пытался подрочить.

Оливер: ты не мог хотя бы повесить носок на дверную ручку?

Сону: да я как-то не сообразил… но есть факт, что я пытался возбудиться с помощью напора воды, направляя его на свои соски и игнорируя речь матери, и мне не дали кончить.

Оливер: ясно, но зачем ты написал это мне?

Сону: моя девушка придет ко мне скоро.

Оливер: удачи? Что я могу сказать?

После многочисленных разговоров и подобных выпадов Ли ограничил себя от общения с ним на все лето, пока сердце и разум не дали сбой.

«Он не может мне нравиться, ну ни за что на свете» – отрицание. «Да он же, черт возьми, не в себе! Ни один вменяемый человек не будет вести себя подобным образом» – гнев и торг. «Я слишком сильно устал от мыслей о нем», «Ладно, к черту, Оливер, он тебе нравится, нра-вит-ся, слышишь, веснушчатое отражение в зеркале?» – принятие ситуации спустя месяцы игнорирования.

Насколько бы другой человек ни был странным, чувства возникают спонтанно и, к сожалению, неконтролируемо. После очередной панической атаки, случившейся в морге во время оперативной хирургии, Оливер неосознанно схватился за руку Сону, потому что считал нахождение рядом с ним безопасным местом.

Пятнадцатое апреля, две тысячи двадцатый год:

Оливер: привет! Мы… можем поговорить?

Сону: как ты чувствуешь себя? Уже лучше?

Оливер: да, все в порядке, просто… У тебя есть время поговорить?

Сону: да, конечно. О чем ты хотел поговорить?

Оливер:…об игнорировании? Я не понимаю, что происходит между нами. Точнее, я знаю причину только со своей стороны… Я хочу сказать, что чувствую себя странно. Мы же не игнорируем друг друга?

Сону: нет, только ты меня.

Оливер: я, скорее, боюсь испытать боль. Я не хочу игнорировать тебя.

Сону: подумай о причинах.

Оливер: я всячески игнорировал самого себя…

Сону: то есть?

Оливер: если я скажу, ты же не отдалишься после этого?

Сону: не собираюсь.

Оливер: ты мне нравишься. Когда я понял это, то испугался… Потому что я не хочу, чтобы мне нравились мои друзья.

Оливер: друзья, которые влюблены в других и состоят в отношениях. Я не понимал тебя временами… очень часто твои действия и слова были странными, но не суть. [Не отправлено]

Сону: я так и думал.

Оливер: я с четырнадцати лет страдал по одному идиоту, испытывал симпатию к девушкам, не позволял себе кому-то открыться, пока не появился ты. Ты заботился в своей мере обо мне, и меня переклинило… я надеюсь, что не давлю на тебя признанием.

Сону: успокойся, Ливви, все хорошо.

Оливер: я чувствую себя дерьмом из-за всего, я тебе столько раз хотел написать…

Сону: все в порядке.

Второе мая, две тысячи двадцатый год:

Оливер: я могу кое-что сказать?

Сону: да, конечно.

Оливер: мне комфортно с тобой. В том плане, когда меня накрыло панической атакой, я в первую очередь посмотрел на тебя, не на своих ребят из группы… Я не знаю, боже, я не умею правильно выражать свои мысли.

Сону: мне с тобой тоже комфортно.

Оливер: я… устал держать в себе чувства, это слишком выносит мозг…

Сону: я не хочу, чтобы тебе было плохо.

Оливер:…Сону, я не хочу быть третьим колесом, ты правда мне нравишься, но я не собираюсь рушить твои отношения. Кто я вообще такой?

Сону: Оливер, погоди…

Оливер: я какой-то парень с проблемной психикой…

Сону: ОЛИВЕР! Ты что делаешь? Успокойся, я полиаморный бисексуал, ты не мог бы разрушить мои отношения, потому что я влюбляюсь во многих сразу и воспринимаю мужчин и женщин по-разному. И ты не какой-то, ты уникален, не надо оскорблять себя просто так. Легче, нет?

Оливер: не уверен…

Сону: не надо страдать. И, Оливер, пожалуйста, не зацикливайся на мне, пусть у тебя будет много друзей.

Оливер: я не зациклен, честно, я не настолько интроверт…

Пятнадцатое мая, две тысячи двадцатый год:

Сону: ты меня игнорируешь.

Оливер: привет! Эм… нет? Я тебя не видел сегодня.

Сону: да. Не поздоровался. Рубашка с авокадо, я еще в метро шел впереди тебя.

Оливер: боже, так это был ты? Я слушал музыку и смотрел сквозь людей, поэтому не обратил особого внимания.

Сону: да, я был с Юной. Конечно же это был я, а кто еще?

Оливер: я не узнаю тебя в последнее время… У меня пару минут назад случилась паническая атака… Ты в университете? Можешь, пожалуйста, пойти со мной после пары к метро?

Сону: нет, я не на занятиях. Дома у Юны.

Оливер: меня всего трясет, боже…

Сону: успокойся! Зачем ты так на все реагируешь? Пей таблетки хотя бы.

Оливер: меня кроет уже несколько дней.

Сону: скорее, несколько лет.

Оливер: позволь мне высказаться насчет одной вещи… У тебя странные представления относительно бисексуальности. Я не знаю, откуда ты взял мысль, что женщины и мужчины воспринимаются по-разному для бисексуалов. Гетеросексуалы, геи и лесбиянки воспринимают по-разному в плане чувств, но для бисексуалов все одинаковы. И то, на что ты мне не раз намекал… Я говорил, что не хочу быть причиной чьей-либо измены. Измена в любом случае считается изменой, с девушкой или с парнем – не имеет значения. Другой разговор: моногамен ли человек или полиаморен. Но о какой полиамории может идти речь, если Юна не имеет ни малейшего понятия, что я существую? Поэтому я хочу… хочу, чтобы ты отказал мне.

Сону: в чем тебе отказать, Оливер?

Оливер: я не хочу чувствовать… все это. Не в моих силах бороться с чувствами, мне хватает проблем дома, с расстройством пищевого поведения и дурманящей разум апатии, которая ни черта не похожа на нее как таковую. Видимо, у меня депрессия, но это не важно сейчас. Скажи мне, что мы никогда не будем вместе. Просто скажи мне это, потому что мое больное сердце чего-то странного ждет, а я терпеть не могу, когда не в силах его контролировать. Я привык все держать под контролем, свои действия, свои приемы пищи, свои эмоции, а сейчас творится какое-то дерьмо. Может, когда ты мне напрямую откажешь, то меня отпустит.

Сону: Оливер, послушай меня, пожалуйста. Наличие светлых чувств – это прекрасно, таким наслаждаются, а не пытаются задушить в себе. Но чувства ни к чему не обязывают ни тебя, ни того человека, на которого они направлены. Эту истину тебе придется рано или поздно понять и принять. Касательно нас с тобой – боюсь, мы не сочетаемся и не совсем подходим друг другу. У нас разные темпераменты, цели, подходы к жизни и, главное, потребности – ты не будешь счастлив со мной. Мы не можем быть вместе друг с другом, но каждый из нас может быть вместе с другим, более подходящим. Постарайся, пожалуйста, перенаправить свою светлую энергию на кого-то или что-то более подходящее. Лучше всего – полюби самого себя и больше не страдай.

Оливер: спасибо. Правда спасибо, мне стало легче.

Сону: было бы за что, Ливви.

Оливер: за прямолинейность.

Сону: мы правда ведь разные, я бы тебя сжег. Я максимум тебя могу воспринять как своего любовника.

Оливер: что… любовника? [Не отправлено]

Оливер: мне нужно время, чтобы все переварить, но я не хочу терять с тобой общение…

Сону: я понимаю.

Оливер: я бы действительно хотел быть с тобой при других обстоятельствах.

Второе октября, две тысячи двадцатый год:

Сону: я расстался с Юной.

Оливер: боже… мне жаль, правда, жаль… как ты себя чувствуешь?

Сону: никак. На оперативной хирургии меня не будет.

Оливер: ты, главное, отдохни.

Вчерашний диалог изменил буквально все их отношения, Оливер нервно кусает свою губу и отводит взгляд, когда Сону поворачивается и смотрит на него.

Третье октября, две тысячи двадцатый год:

Сону: как занятие прошло?

Оливер: объясняли колено и голень, ходили в морг, на цокольный этаж. Как ты себя чувствуешь?

Сону: плохо, но я держусь, спасибо.

Оливер: ты спал ночью?

Сону: сон был прерван.

Оливер: не хочешь сейчас лечь? Уже половина одиннадцатого.

Сону: ты меня прогоняешь, да?

Оливер: вовсе нет… Я сейчас сам пытаюсь уснуть.

Сону: я целый день то засыпал, то просыпался, так что все в порядке.

Оливер: тогда хорошо.

Сону: на самом деле, мне плохо, но я себя гашу. Мне нужно прийти в себя после разрыва. Я хочу вернуть отношения, если честно. Я люблю Юну. А она любит меня.

Оливер: что вообще у вас случилось? Если некомфортно, лучше не отвечай.

Сону: я ей все мозги вынес. Загнал самого себя в абьюз, нырнул с головой в отношения, стал диким собственником.

Оливер: я как-то говорил с тобой на тему собственничества, ты знаешь мою позицию.

Сону: да, знаю…

Оливер: вы друг другу принадлежите лишь в плане чувств, ни она, ни ты не имеете права лишать друг друга чего-то и контролировать действия.

Сону: моя психика виновата, я же с пограничным расстройством личности, я всегда так делал.

Оливер: не сваливай все на психику, люди и с пограничным расстройством личности, и с другими расстройствами абсолютно разные. Тут дело в твоем характере, психика его не создавала. Между жить с болезнью и жить самой болезнью ты выбрал второй вариант, более легкий, и вместо того чтобы лечиться и разбирать все с психотерапевтом, ты выбрал сваливать всю свою токсичность на болезнь и тонуть в ней. Ты разве не ходишь к специалисту?

Сону: Ливви, я все это знаю, но моя психика – нет.

Оливер: опять ты начинаешь все сваливать на нее. Хорошо, собственничество. Как ты с людьми контактируешь, раз любимого человека присваиваешь себе, но себя полностью не относишь к нему, исходя из твоих некоторых действий? Ты полностью свободен, Юна полностью свободна. Да, вы любите друг друга, но то, что происходит в ее жизни, касается лишь ее самой, а что в твоей жизни – тебя. У всего в мире есть границы, которые ни ты, ни она не имеете права пересекать. Твое расстройство не создало тебя и не мешает разбирать все, что тебя волнует, с психотерапевтом. Не сваливай всех баранов на психику.

Сону: зачем ты столько времени и энергии тратишь на меня и на разговоры со мной?

Оливер: потому что ты мой друг? Сону, это странный вопрос…

Сону: не надо, это того не стоит.

Оливер: для меня не принципиален твой характер и твои вспышки, потому что за столько лет я привык жить среди абьюзеров. Это звучит, конечно, очень плохо, но я говорю как есть. Абьюзер ли ты для меня? Я не знаю, я уже не чувствую ничего, у меня нет сил. Тяжело ли мне общаться с тобой? Лучше перестроить вопрос: есть ли на свете человек, с которым общаться всегда легко и у которого нет проблем? Но я чувствую давление от тебя, скажу честно.

Сону: оно есть, я знаю…

Оливер: ты давил на меня тем, что считал себя правым в ситуациях, когда ошибался. Я не вступал с тобой в споры и перепалки, потому что они считаются для меня психическим насилием, а я против него.

Сону: и ты в итоге сбежал от меня.

Оливер: я стараюсь не нарушать дистанцию, знаешь?

Сону: я агрессор.

Оливер: ты обычный человек со своими проблемами.

Сону: я влюблен в тебя, Ливви.

Оливер:…что?

Сону: удивлен? Ты очень милый… Вроде рост метр семьдесят, но рядом со мной ты крошечный, я влюблен в твои покрашенные платиновые волосы, влюблен в россыпь веснушек на твоем лице, влюблен в твои острые скулы и подбородок, влюблен в твои выпирающие ключицы и стройное подтянутое тело. Мне всегда хочется тебя потрогать.

Оливер: я ничего не понимаю… Погоди, в каком смысле потрогать?

Сону: ну, не в пошлом смысле…

Оливер:…а когда ты трогал мои бедра, что это было?

Сону: бедра – не интимное место.

Оливер: чем тебе внутренняя сторона бедер не интимное место? Для меня это буквально оно, и я бы не хотел повторения твоих действий.

Сону: я и не собирался…

Оливер: наши отношения слишком сложные, Сону, они изначально не были простыми. Я бы хотел, чтобы ты ко мне относился как к другу, ни больше, потому что мне это не нужно. Я отношусь к тебе как к другу, даже если у меня есть чувства к тебе, это мне не мешает. Я не хочу, чтобы мы оба переходили черту. Я бы хотел обычных и, боже, простых дружеских отношений с тобой, где присутствуют комфорт и взаимная поддержка.

Сону: [голосовое сообщение]

Оливер: пожалуйста, пиши сообщения, я не могу слушать голосовые в двенадцать ночи.

Сону: я сказал, что не верю в дружбу с мужчинами и с женщинами.

Оливер: это печально.

Сону: я не верю в дружбу и влюбляюсь во всех. Я такой человек, вечно влюбленный.

Оливер: я не такой человек, я влюблялся лишь два раза в жизни: в того парня, о котором тебе рассказывал, и в тебя. Для меня нормально – дружить, я люблю людей такими, какие они есть, но не хочу влюбляться во всех и затаскивать в постель.

Сону: я от тебя ничего не требую, мне абсолютно ничего не нужно…

Оливер: мы абсолютно разные.

Сону: боже, Ливви, не включай психотравмы. Ты девственник, а меня в этом плане интересуют опытные, темпераментные…

Оливер: не включаю я никакие психотравмы, Сону, ради бога. Ты не знаешь, девственник я или нет, это лишь мое дело, я никому о своей половой жизни не говорю и не собираюсь говорить.

Сону: морально ты точно девственник, и не думай, что у меня есть какие-то желания испортить тебя!

Оливер: чтобы меня испортить, нужно сначала об этом спросить меня.

Сону: я очень аккуратен со всеми, я бы мог сто раз уже воспользоваться тобой.

Оливер: тогда будь аккуратен со мной. Для начала нужно спросить меня, хочу ли я быть использованным. Ты состоял и собираешься состоять в отношениях с другим человеком, если бы ты хотел что-то сделать со мной, я бы не позволил тебе. О таких вещах прежде всего спрашивают, а не следуют за своими порывами. Я уважаю тебя, Юну, твои и ее чувства. Раз ты ее любишь, то она прекрасный человек, и я бы не хотел, чтобы ты изменял ей со мной.

Сону: Ливви, пожалуйста…

Оливер: ты с какого-то перепуга решил, что спать с парнем не означает изменить девушке, это глупая и совершенно не связанная с бисексуальностью позиция.

Сону: у меня был шанс поцеловать тебя, но я этого не сделал, не думай, что я изменяю.

Оливер: я не знаю, что тебе на это сказать. Спасибо, что не распускаешь руки?

Сону: Ливви…

Оливер: или спасибо, что не порываешься меня использовать?

Сону: почему тебя это обижает? Я же говорю, что считаю тебя неиспорченным парнем, даже если ты физически не девственник…

Оливер: секс не делает человека испорченным. Я… эмоционально истощаюсь после разговоров с тобой.

Сону: да что не так? Я, в отличие от тебя, разделяю легкие приятные чувства и тревожность.

Оливер: легкие приятные чувства? Ты поступаешь со мной сейчас, как с Юной. Если я говорю тебе о выгорании, значит, так и есть, не надо все выворачивать наизнанку. Я испытываю тяжесть, триггером выступил твой газлайтинг. Я состоял в токсичных отношениях, мне хватает опыта, чтобы почувствовать психологическое насилие. Ты уже много раз так делал: обвинял меня в чем-то, из-за чего я начинал себя ненавидеть, чувствовал себя дефектным. Хватит, я не буду брать на себя груз, который ломает своей тяжестью мои плечевые кости, мне не надо кружить голову, я это могу сделать самому себе самостоятельно без чужой помощи. Мне хватает расстройства пищевого поведения, проблем в семье и чего-то необследованного, что творится с моей психикой.

Сону: пожалуйста, прости меня, скажи, что я сделал не так, я не смог отследить это…

Оливер: ты вновь навязываешь свое мнение, под которое я не собираюсь подстраиваться?… Много вещей, которые я не хочу выискивать в нашей переписке, потому что не осталось ни единого ментального ресурса.

Сону: я точно не хотел ничего из этого делать… А что еще?

Оливер: сейчас я чувствую давление.

Сону: пожалуйста, прости.

Оливер: давай… прекратим это все? Наше общение? Мне больно, я влюблен в тебя, а ты веселишься и играешь с моими чувствами. Остается только нажать на курок и станцевать на моих костях.

Сону: я сознательно не играюсь ни во что.

Оливер: я больше не хочу общаться с тобой, Ким Сону.

Сону: выскажись, я не буду отвечать. Не принимай меня близко к сердцу, никого не принимай. Будь счастлив.

Оливер: высказаться?… Я уже говорил, что влюблен в тебя. Пожалуйста, научись ценить чувства других, потому что ты этого не делаешь, даже если думаешь, что ценишь. Все, на этом все. Не причиняй никому боль, тем более себе, я этого не вынесу. С меня достаточно, я не хочу больше общаться с тобой.

Оливер садится за парту, нервно дописывает вывод практической работы и наблюдает, как группа студентов вместе с Сону проходит мимо.

Хочется сбежать. Плакать, кричать, запустить пальцы в свои волосы, свернуться калачиком и скрыться от всего мира. Руки трясутся. Тревожность, паническая атака или низкий сахар в крови? В любом случае Оливер не ел уже несколько дней, так что может быть все и сразу.

Ли достает из рюкзака диетический батончик, открывает и нервно впивается в него зубами. Откусывает, чувствует что-то приторное на языке, жует пару секунд и проглатывает, до конца не распробовав, – от голода хочется съесть все целиком. «Лишь бы булимия не вернулась».

– Ким Сону слишком много мелет языком о своих бывших, – говорит одногруппница, из-за чьих слов Оливер подпрыгивает на стуле, – с ним нужно быть начеку, он не держит язык за зубами. Вы дружили?

Ли нервно кивает, дергается и отводит взгляд, запихивая в рот остатки батончика.

– Вы же ни о чем таком личном не говорили друг с другом?

Оливер издает смешок и отрицательно ведет головой:

– Нет, Чонхи, не беспокойся.

* * *

Если бы Оливер мог сформулировать все свои мысли и чувства тремя словами, он бы точно сказал «полная беспросветная задница». Приступы булимии заменили голодание, вызовы рвоты участились, горло болит, указательный и средний пальцы правой руки прокусаны до крови, а под глазами цветут синие круги.

Каждый раз, как Оливер испытывает тревожность, он открывает твиттер, свою страницу, которую закрыл месяц назад из-за того, что отец случайно наткнулся на его аккаунт из-за номера телефона. Ли пишет о своих чувствах, переживаниях, и, если бы полгода назад сказали, что Оливер будет заниматься подобным, он бы определенно рассмеялся.

Узлом скручивает желудок от голода, Ли срывается, подбегает к холодильнику и запихивает в себя первое, что попадется под руку, запивает большим количеством воды, разворачивается на пятках в сторону туалета, падает на колени перед унитазом и вызывает рвоту. Несмотря на дикий голод, он не может позволить себе поправиться.

На один из твитов Оливера отозвалась девочка, и теперь она отправляет ему голосовые сообщения в мессенджере, когда молодой человек пишет в твиттер о плохом самочувствии. Ли как-то обмолвился, что его успокаивают чужие голоса во время тревожности, будь то разговор по телефону или ASMR.

В университете постоянно мелькает Сону, говорит о чем-то с одногруппниками Оливера, поглядывая на молодого человека. Чонхи присылает сообщения о том, что Ким рассказал всем информацию не только о Юне – под «расстрел» попал один из его любовников.

Черт.

Оливеру жаль ребят, но помимо всего остального он понимает, что в его переписке с Сону он был очень откровенен, говоря о своих чувствах. Ли боится, каждый день проверяет диалоги потока и курса, вслушивается в разговоры ребят и понимает, что превратился в параноика.

Дома обстановка накаляется. Отец все чаще пропадает на работе, прячет свой телефон от матери Оливера, уходит от ответа и орет в случае обычных вопросов. Следом появился аромат женских духов на одежде и запах алкоголя.

Оливер и его мама понимают, что происходит, но никто в семье не осмеливается поднять эту тему, а в случае скандала родители срываются на мальчике. Каждый раз.

Беготня от Сону в университете, нагрузка от учебы, скандалы дома, голодание, срывы, вызовы рвоты до боли в горле, и так по кругу. Оливеру кажется, что он сходит с ума.

Вечером, около семи или восьми, Ли листает учебник по биохимии, стараясь выучить все необходимое. Из комнаты родителей доносятся крики, молодой человек чешет свои руки, надавливая сильно на кожу ногтями. Наносить себе вред он стал несколько месяцев назад, когда впервые поднес руку к сковородке, в которой готовились котлеты. Раскаленное масло брызгало в разные стороны, мальчик оголил предплечье, вытянул его вперед, и тут же стали появляться красные ожоги. Кожа медленно разъедалась, а Оливер даже не чувствовал боли. Плевать. На все плевать, лишь бы заглушить чувства от хаоса вокруг.

Ногти вновь впиваются в руку, Ли чешет себя и в один момент срывается. Больше не может слышать все, что говорит отец матери. Встает, направляется в комнату родителей, открывает к ним дверь и пытается вмешаться.

Он устал. Слишком устал от всего, что происходит в его жизни.

Диалог с родными не идет, всех чертей вновь спускают на Оливера, добивая ядовитыми словами:

– Все проблемы из-за тебя. Ты не должен был рождаться. Если бы не ты, мы бы не страдали. Лучше бы ты умер.

Завязывается перепалка, в ходе которой отец заставляет Оливера встать на колени и просить прощения. Ли отказывается, забегает в комнату, хватает свою сумку и уходит из квартиры.

Холодный ветер дует в лицо, Оливер вдыхает полной грудью, глаза прожигает слезами, и Ли понимает, что дыхание в считаные секунды нарушается.

Больно. «Все проблемы из-за тебя».

Мальчик достает рецепт на успокоительные.

«Ты не должен был рождаться».

Забегает в аптеку и покупает лекарства, протягивая трясущимися руками купюры фармацевту.

«Если бы не ты, мы бы не страдали».

Ли подносит к глазам упаковку лекарств, осознавая, что не надел линзы, выбегая из дома. Открывает твиттер, чувствует, как все картинки расплываются из-за плохого зрения и слез.

@leeoliver: я не должен был рождаться, я так больше не могу, я не могу бороться.

Отправить.

Оливер вываливает все таблетки себе на ладонь. Приглядывается, поднимает руку и продолжает гипнотизировать их, словно может найти какой-либо ответ.

«Лучше бы ты умер».

– Хорошо, папа, – усмехается Оливер, – ты абсолютно прав, как и всегда.

Открывает рот и одним движением закидывает в себя лекарства. Делает глотательное движение, и несколько таблеток проскальзывают в горло.

Что-то вибрирует. Ли хватается за карман и видит, как интернет-подруга пытается ему дозвониться. Гудки пропадают, на экране высвечиваются сообщения:

Оливер?

Оливер, ты здесь?

Ты же ничего с собой не собираешься сделать, да?

Ты ничего с собой не сделал?

Боже, скажи, что все хорошо, пожалуйста!

Я волнуюсь, пожалуйста, не делай ничего, что тебе навредит, прошу!

Если ты еще не сделал…

Я себе не прощу, что не написала раньше…

Оливера накрывает истерикой. Он хватается за голову, выплевывает оставшиеся таблетки на траву, засовывает в рот два пальца и давит на корень языка, вызывая рвоту. Лекарства выходят вместе с принятой недавно пищей, давление прыгает, и из носа начинает течь кровь. Ли не понимает, почему у нее такой сильный напор, переносица болит, и мальчик кричит от ярости. Жгучая ненависть к себе охватывает его, Оливер садится на землю, облокачивается о забор и держит голову, чтобы кровь остановилась.

Его интернет-подруге всего тринадцать лет. Тринадцать! Оливер не простил бы себе ни в этом мире, ни в каком-либо еще, если загробная жизнь существует, разбитое сердце маленького ребенка из-за собственной смерти. Это тяжело ранит психику.

– Вероятно, я выжил сейчас только благодаря тебе, бусинка, – дублирует слова в сообщении, отключает телефон, кладет его в сумку и зарывается пальцами в свои волосы.

Кровь до сих пор идет, капает с подбородка на джинсы, Оливер плачет, не понимая, почему она не останавливается.

Кто-то перелезает через забор. Можно сказать, перепрыгивает, и рядом оказывается какой-то человек, но Ли ничего не видит из-за отсутствия линз.

– Ты как?

Оливер дергается, поднимает голову и щурится, ничего не понимая. Парень, стоящий напротив, обращается к нему.

– Эй, ты в порядке? – беспокоится он. – У тебя кровь идет. Я слышал крик и увидел тебя. Ты живешь в общежитии?

Ли отрицательно ведет головой и чувствует, как его поднимают за локоть с земли.

– С-спасибо, – шмыгает носом мальчик, вытирая остатки красных дорожек рукавом.

Он не видит, кто стоит перед ним. Человек явно его возраста, может, немного старше. Светлые волосы, высокий рост, и больше ничего. Ни лица, ни каких-либо других примет.

– Я сейчас вызову скорую…

– Нет! – тут же выдает Оливер. – Пожалуйста, никакой скорой, прошу тебя. Я лучше доберусь до дома и отдохну.

Ли не видит, но явно чувствует, как парень недоверчиво кривит лицо.

– Ты уверен?

Оливер кивает, закидывает на спину свою сумку, пытается сделать шаг вперед и тут же теряет равновесие. Слышит цоканье языка и вновь цепкие пальцы на своем плече.

– Я провожу тебя, ты в таком состоянии не дойдешь. Ты недалеко ведь живешь?

Оливер вновь кивает. На разговоры у него совершенно нет никаких сил. Он показывает дорогу, незнакомец придерживает его, помогая обходить все ямы и спускаться с бордюров. Дом находится достаточно близко к общежитию, из-за чего родители когда-то запретили Оливеру съезжать от них. «Нет смысла в отдельном проживании, лишь присосешься к нам еще сильнее, требуя денег на проживание».

– Ты… – после долгого молчания вдруг говорит парень, из-за чего Ли подскакивает на месте, выискивая в сумке ключи, – ты точно в порядке? Я дам тебе свой номер, напиши мне, пожалуйста, как доберешься до квартиры.

– Но я…

О нем кто-то беспокоится?

Беспокоится?! Серьезно?

Оливер не верит своим ушам. Глазам так подавно, они почти ничего не видят без очков или линз. Мозг отказывается функционировать – в желудке пусто, сахар в крови уже давно на очень низком уровне, от успокоительного немеет во рту, кончик языка не чувствуется около двадцати минут.

Ли достает свой телефон, долго жмет на кнопку включения и протягивает его незнакомцу. Запишет он свой номер или убежит с телефоном в руках – плевать, Оливеру все равно. Он слишком сильно устал.

Мальчик чувствует тяжесть в своей ладони – парень возвращает ему мобильник, помогает открыть дверь в подъезд и доводит прямо до лифта.

– Пожалуйста, не забудь написать мне, как зайдешь в квартиру, – слышит Оливер вслед.

– Спасибо тебе большое, – двери закрываются, Ли не успевает договорить, – за то, что помог мне…