Читать книгу Вудсток, или Кавалер - Вальтер Скотт - Страница 10

Полковник Эверард решил наконец без промедления отослать письмо главнокомандующему; он подошел к двери комнаты, откуда доносился мощный храп; судя по этому храпу, изрядно выпивший и усталый Уайлдрейк наслаждался глубоким сном. Скрип ключа, который с трудом повернулся в заржавленном замке, потревожил спящего, но не разбудил его. Подойдя к постели, Эверард услышал бормотание:

– Разве уже утро, тюремщик? Эх ты, собака, если бы в тебе была хоть капля доброты, ты бы смочил свою проклятую новость стаканом вина… Быть повешенным – печальное дело, господа, а печаль сушит горло.

– Вставай, Уайлдрейк, поднимайся ты, соня, – сказал Эверард, встряхивая его за воротник.

– Руки прочь! – завопил спящий. – Говорю тебе, я могу взобраться по лестнице и без твоей помощи!

Тут он сел на постели, открыл глаза, осмотрелся и вскричал:

– Черт возьми! Марк! Да это, оказывается, ты! А я-то уж думал, конец мне пришел – кандалы сбиты с ног, веревка накручена на шею, наручники сняты, пеньковый галстук надет, все подготовлено для танца в воздухе под перекладиной.

– Брось глупости, Уайлдрейк! Демон пьянства, рому ты, наверно, продал душу…

– За бочку вина, – прервал Уайлдрейк, – сделку мы заключили в погребе в Вэнтри.

– Только такой же сумасшедший, как ты, может доверить тебе какое-нибудь поручение, – сказал Маркем, – ты уж вовсе ничего не смыслишь!

– А что мне беспокоиться? – ответил Уайлдрейк. – Во сне я и не притронулся к вину, только мне приснилось, что пил со старым Нолом пиво его собственной варки{103}. Ну, не смотри так мрачно, приятель, я тот же Роджер Уайлдрейк, что и всегда, дикий как селезень, храбрый как петух. Я твой верный друг, приятель, привязан к тебе за твою доброту ко мне – devinctus beneficio[15] – так это будет по-латыни; поэтому поручи мне что хочешь! Могу ли я, смею ли я не выполнить твоей просьбы, даже если нужно будет поковырять рапирой в зубах у дьявола после того, как он позавтракает круглоголовыми!

– Ты меня с ума сведешь! – вскричал Эверард. – Я пришел доверить тебе устройство самого важного дела в моей жизни, а ты ведешь себя, как сумасшедший из Бедлама. Вчера вечером я стерпел твое пьяное буйство, а сегодня ты опять с самого утра беснуешься. Кто это станет терпеть? Это опасно для тебя и для меня, Уайлдрейк. Это бессердечие, я бы даже сказал – неблагодарность.

– Нет, не говори так, друг мой, – сказал роялист, тронутый его словами, – не суди обо мне так строго. Мы потеряли все в этой злосчастной переделке, нам приходится изворачиваться и бороться за жизнь даже не ежедневно, но ежечасно; единственное убежище для нас – тюрьма, а отдых ждет нас только на виселице; что же нам еще остается, кроме готовности нести свой крест с легким сердцем? Иначе нам бы совсем конец пришел!

Слова эти были произнесены с глубоким чувством и нашли отклик в душе Эверарда. Он взял своего друга за руку и сердечно пожал ее.

– Слушай, Уайлдрейк, признаюсь, я говорил с тобой резко, но делал это для твоей же пользы, а не для моей. Знаю, человек ты легкомысленный, но сердце у тебя, как ни у кого, честное и правдивое. И все же ты безрассуден и опрометчив; уверяю тебя, если ты провалишься с делом, которое я тебе доверяю, мне плохо придется, но эти опасения мучат меня меньше, чем мысль о том, что я подвергаю тебя такой опасности.

– Ну, об этом тебе не стоит печалиться, Марк, – ответил роялист, стараясь рассмеяться, явно для того, чтобы скрыть совсем другие чувства, – ты говоришь так, точно мы маленькие ребятишки, сосунки какие-то! Клянусь эфесом моей шпаги! Положись на меня, я умею быть осторожным, когда надо. Никто еще не видел, чтобы я пил, если нужно быть начеку; я не притронусь к стакану с вином, пока не устрою для тебя это дельце. В конце концов я твой секретарь… клерк… я и забыл… я везу твое послание Кромвелю; всячески стараюсь, чтобы меня не перехитрили и не лишили возможности доказать свою преданность (он стукнул пальцем по письму), я должен передать его в собственные руки той высокой особы, которой оно покорнейше адресовано… Черт возьми, Марк, поразмысли еще раз. Ведь не так же ты безрассуден, чтобы якшаться с этим кровожадным мятежником! Поручи мне всадить в него три вершка моей шпаги, и я сделаю это с гораздо большей охотой, чем передам твое письмо.

– Полно тебе, – остановил его Эверард. – Это не входит в наше соглашение. Поможешь мне – хорошо, не поможешь – к чему нам тратить время на споры? Для меня каждая минута будет длиться вечность, пока письмо не попадет в руки генерала. Это единственная возможность добиться хоть какого-то покровительства и пристанища для дяди и его дочери.

– Раз так, – сказал роялист, – я не пожалею шпор. Лошадка моя в городе, и я мигом снаряжу ее в путь; можешь быть уверен, я предстану перед старым Нолом, то есть перед твоим командующим, так скоро, как только можно доскакать от Вудстока до Виндзора{104}. Я думаю, сейчас твой приятель прибирает к рукам имущество покойного на том самом месте, где совершил смертоубийство.

– Молчи, ни слова об этом! Вчера, когда мы расстались, я обдумал, как тебе следует себя вести: ты не должен притворяться человеком с приличными манерами и языком – тебе ведь это не под силу! Вот я и пишу командующему, что ты под влиянием дурных примеров и дурного воспитания…

– Надеюсь, это надо понимать наоборот, – прервал его Уайлдрейк, – я ведь из такой хорошей семьи и так хорошо воспитан, что мне может позавидовать любой молодец в Лестершире.

– Помолчи, прошу тебя… Так я говорю, что под влиянием дурных примеров ты некоторое время был презренным роялистом и спутался со сторонниками последнего короля. Но, видя, какие большие дела свершил генерал для отчизны, ты прозрел и понял, что он призван был великим орудием наведения порядка в этой разоренной стране. При такой рекомендации он не только посмотрит сквозь пальцы на твои чудачества, если ты все-таки от них не удержишься, но и заинтересуется тобой, как человеком, уверовавшим в его личные качества.

– Конечно, – заметил Уайлдрейк, – всякому рыбаку милее та форель, которую он сам поймал.

– Весьма возможно, что он пошлет тебя обратно с письмами ко мне, – продолжал полковник, – в которых уполномочит меня приостановить действия этих конфискаторов и разрешит бедному старику, сэру Генри Ли, дожить свои дни среди дубов, которыми он привык любоваться. Об этом я прошу генерала Кромвеля и надеюсь, что дружба его с моим отцом, да и со мной, настолько укрепилась, что я могу позволить себе такую просьбу и не бояться отказа, особенно при нынешних обстоятельствах. Понимаешь?

– Прекрасно понимаю, – сказал роялист, – укрепилась, нечего сказать! Я бы лучше укрепил веревку для этого убийцы короля, чем дружбу с ним. Но я уже сказал, что буду повиноваться тебе, Маркем, и, черт меня дери, так и будет!

– Так действуй же осторожно, – заметил Эверард, – запоминай все, что он говорит, а главное, что делает; Оливера ведь легче понять по его делам, чем по словам. Да, постой… Ручаюсь, ты бы отправился без пенса в кармане.

– Что правда, то правда, Марк, – признался Уайлдрейк, – я спустил последний нобль вчера вечером с вашими мерзкими кавалеристами.

– Ладно, Роджер, – ответил полковник, – беда невелика. – Он сунул приятелю кошелек. – Видишь, какой ты беспутный ветрогон. Так бы и отправился с пустым карманом! Что бы ты стал делать?

– Право, об этом я и не подумал. Наверно, крикнул бы «стой» первому же богатому горожанину или жирному скотоводу, которого встретил бы на дороге. В наши трудные времена так поступают все хорошие парни.

– Ну, отправляйся, – сказал Эверард, – да будь осторожен… Не водись ни с кем из своих беспутных знакомых… Держи язык за зубами… Остерегайся винной бочки… Если будешь трезв, не страшна никакая опасность… Будь умерен в разговоре, а главное – не сквернословь и не клянись.

– Словом, – сказал Уайлдрейк, – превратись в такого же педанта, как ты, Марк. Ну что ж, при нужде я, думаю, смогу не хуже тебя разыграть пуританского Бомби[16]{105}. Ох, Марк, хорошие были деньки, когда мы ходили смотреть, как Миллз{106} играет Бомби в театре «Фортуны»{107}. У меня тогда еще был мой расшитый плащ и серьга, а ты еще не хмурился и не крутил ус по-пуритански.

– Это были просто-напросто мирские развлечения, Уайлдрейк, – ответил Эверард, – сладко устам, да горько желудку… Ну, отправляйся. Когда вернешься с ответом, найдешь меня или здесь, или в гостинице Святого Георгия в городке… Счастливого пути. Смотри будь осторожен!

Полковник остался один и глубоко задумался.

«Кажется, – рассуждал он, – я не слишком связал себя с генералом. Разрыв с парламентом для него, должно быть, неизбежен; тогда в Англии опять начнется междоусобная война, а как она уже всем надоела! Может, мой посланец ему и не понравится, но я этого не очень опасаюсь. Он знает, что если уж я выбрал этого человека, то, значит, могу на него положиться; он сам достаточно имел дела с подобными людьми, ему-то известно, что среди них всегда найдутся такие, кто скрывает два лица под одним капюшоном».