Читать книгу Умри, Джерри! - Валя Шопорова - Страница 12

За один сеанс гипноза было решено вытягивать из подсознания Тома воспоминания об одном дне, чтобы не перегружать его психику. Каждый раз верилось в то, что вот-вот тайна вскроется, станет известна травма, породившая Джерри, и можно будет начать работать с ней, перейти к полноценному лечению, но этого никак не происходило.

Доктор Деньё откровенно скучал, выслушивая о пресно-однотипной жизни Тома, разукрашенной лишь предвкушением и подготовкой к вечеринке и слишком детскими для его возраста надеждами. Удивляло и даже вызывало жалость то, что Том считал такую жизнь нормальной, безмерно любил не слишком адекватного в своей излишней любви и опеке отца, с надеждой и открытым сердцем смотрел вперёд и радовался каждой мелочи.

«Неудивительно, что у него поехала крыша, – невольно и не очень корректно подумал месье Деньё, в очередной раз выслушивая Тома. – С таким-то отцом… Ему бы провериться у психиатра. Не удивлюсь, если он со своей родительской любовью заходил далеко за грань допустимого».

И эту версию взяли бы на вооружение, так, увы, ведь нередко бывает, но Том ни разу не упоминал ни о каких сексуальных действиях со стороны Феликса, разве что тот обнимал его очень часто и целовал в лоб, но это, хоть и не слишком нормально в отношениях отца и сына, не является порицательным и патологическим поведением. И в таком случае едва ли бы Том говорил об отце с такой теплотой, разве что у него была настолько переломанная психика, что он не понимал, что это ненормально. Человека можно приучить ко всему, если делать это планомерно и постоянно, тем более с малых лет.

Чтобы проверить данную гипотезу, пока иных не было, Тому параллельно с гипнозом прописали психотерапию. Психотерапевт ему и понравился, и нет: у него были крупные руки и лицо, первые он практически постоянно держал сцепленными в свободный замок; на щеках его колола взгляд неизменная двухдневная щетина с доброй половиной седины. Его хотелось называть дедушкой, но Том этого не делал, он вообще терялся в его присутствии.

– Том, расскажи, пожалуйста, насколько у вас с отцом близкие отношения, – попросил доктор после вступительной, устанавливающей контакт беседы.

Том отвёл взгляд, задумавшись на пару секунд.

– Очень близкие, наверное, – ответил он. – У меня никого нет, кроме него, к сожалению. И у него тоже, он сам так говорит.

– Вы всегда жили только вдвоём?

– Нет, когда-то мы жили втроем, с мамой, но я этого не помню.

– Сколько тебе было лет, когда мамы не стало?

– Три месяца.

В детстве Том постоянно расспрашивал отца о маме, но чем старше он становился, тем больнее становилось от этой темы. И сейчас тоже было и больно, и горько, это было заметно по взгляду и по опустившимся плечам.

– Три месяца от рождения? – уточнил психотерапевт.

– Да.

– Расскажешь, что с ней произошло?

– Дорожное происшествие. Папа говорит – глупость какая-то… но её не спасли.

– Соболезную, Том. Но я рад, что ты можешь об этом говорить.

Том промолчал о том, что ему неприятна эта тема, что за рёбрами скулит.

Выждав паузу на тот случай, если он захочет что-то ответить, доктор задал новый вопрос:

– Твой отец был женат после того, как не стало твоей мамы?

– Нет.

– Он когда-нибудь знакомил тебя со своими женщинами?

Глаза Тома наполнились непониманием.

– Том, ты когда-нибудь видел, чтобы отец приводил домой женщин? – по-другому сформулировал вопрос психотерапевт.

Том нахмурился с ещё большим недоумением и, не задумываясь, спросил:

– Зачем?

Доктор потёр указательным пальцем висок. То, что семнадцатилетний парень задавал такие вопросы, казалось странным даже в этих стенах.

Нет, Том знал – зачем, но отец любил только маму, стало быть, и встречи с другими женщинами ему были не нужны.

– Том, ты знаешь о взаимоотношениях полов, в том числе их интимной составляющей?

Том смутился, потупил взгляд и чуть кивнул:

– Да.

– Хорошо, Том, – доктор вновь сцепил руки в привычный замок, – значит, ты утверждаешь, что к вам домой никогда не приходили женщины?

– Одна приходила – хозяйка, у которой мы снимаем дом. Но я её видел лично только один раз, давно-давно, года в четыре, а потом просто слышал, что она приходит.

– Она проводила много времени у вас дома?

– Нет, она всегда быстро уходила.

Психотерапевт покивал, сделал очередную быструю пометку и спросил:

– А какие-нибудь мужчины к вам приходили?

– Папины друзья? Нет.

Доктор имел в виду совсем не дружеские отношения, но уточнять уже не было смысла, ответ он и так услышал.

– Том, скажи, отец часто оставлял тебя одного и как надолго?

– Он никогда не оставлял меня одного.

– Совсем?

– Да. Он работает на дому, а если нам нужно было сходить в магазин или ещё куда-то, мы делали это вместе.

– То есть он всегда был рядом с тобой?

Том не совсем понял вопрос, ответил как смог:

– Мы не всегда дома проводили время вместе. И я ходил гулять в одиночестве.

– И где ты гулял?

– По нашей улице. В этом году папа разрешил мне это, я выпросил. Ой… – Том досадно, с какой-то непонятной горечью во взгляде нахмурился. – Не в этом году, а тогда, – он махнул рукой; в глазах читалась всё та же горечь, не проходящее неприятие действительности с долей обиды, – в том году…

– В каком?

– В две тысячи двенадцатом, – совсем посмурнев, выдавил из себя парень и, помолчав мгновение, добавил с отчаянной надеждой: – Вы уверены, что сейчас не он?

– Уверен. Сейчас две тысячи шестнадцатый год. Июль месяц.

Том вновь понурил голову, и плечи тоже опустились. Надежда умирает последней, но если это уже случилось, не нужно пинать её труп. Вот только он никак не мог этого понять.

– Том, ты готов продолжать наш разговор? – поинтересовался психотерапевт после недолгого молчания. Том невесело кивнул, никак не мог отделаться от грызущего мозг числа «2016». – Скажи, у тебя была своя комната?

– Да.

– И ты спал в ней?

– Да.

– Один?

– Да.

– Так было всегда?

– В детстве бывало, что я спал с папой.

– Ты хотел спать вместе с ним?

– Да.

– По какой причине?

Том вновь смутился, спрятал глаза и начал теребить край рубашки.

– Когда мне было страшно ночью, я приходил к нему. И просто так тоже… С папой всегда хорошо спалось и можно было поболтать.

Доктор кивнул и сделал очередную пометку. За всю сессию Том даже полумыслью не догадался, к чему тот так много спрашивал его об отце и что пытался выяснить.

Когда Тома увели, к психотерапевту зашла доктор Айзик.

– Как успехи? – спросила она.

– Пока у нас не было полноценной работы, я больше собирал информацию. Но могу сказать, что не похоже на то, что Том подвергался насилию со стороны отца.

– Он не обмолвился ни о чём подобном?

– Нет. И то, как Том рассказывал об отце, тоже указывает на то, что он с большой теплотой и доверием относится к нему, а в случае с насилием второго быть точно не может. На данном этапе я заметил только одну странность касательно их взаимоотношений – патологическую гиперопеку со стороны отца Тома, но это тема для отдельного разговора и этот момент нужно разобрать подробнее, чтобы делать какие-то выводы.

– Я уже ничего не понимаю… – покачала головой женщина. – Сначала мы так долго не могли победить Джерри, а теперь не можем выяснить, откуда он взялся.

– Пока и у меня нет ответов, только вопросы, – проговорил в ответ психотерапевт и подпёр челюсть кулаком. – Но, кажется, отгадка кроется не в детстве Тома, по крайней мере, не в той его части, которая связана с отцом. Либо же амнезия у него куда глубже и избирательнее, чем вы думали.

– Эту версию нужно будет проверить. Но ты уверен в том, что Том не лгал, в смысле, не покрывал отца?

– Только в том случае, если он на самом деле верит в то, что ничего неправильного отец не делал, и ему это не было неприятно, а не молчит из страха.