Читать книгу Кому принадлежишь ты? - Ванда Леваниди - Страница 3

В то утро я встала как обычно – в семь. Утренняя пробежка, апельсиновый сок и вперед – на любимую работу. В приметы я никогда не верила, поэтому разбитый стакан отправился в мусорную корзину без зазрения совести.

Прохлада утреннего воздуха и приближающейся весны давала надежду на грядущие положительные перемены. И пусть перемены – не всегда влекут за собой то, чего от них ждешь, зато надежда продолжает теплиться в душе, заставляя верить, что в этот раз все точно будет по-другому – так, как хочется сердцу.

Размеренный бег помогал собраться с мыслями, и разложить по полочкам предстоящие дела и их очередность.

«В первую очередь, позвонить руководителю отдела и попросить снять запрет на дозвон постоянного клиента – он нуждается в этих звонках. Затем предоставить отчет о проделанной работе за месяц шефу…»

И пусть мысль о последнем уничтожала на корню даже признаки хорошего настроения – это было нужно. Лучше сразу расставить все точки над «i» перед этим напыщенным индюком, чем быть у него на крючке. Он ведь не упустит возможности продемонстрировать свою власть, если я не уложусь в сроки. Не хотелось бы доводить до препираний.

С первого дня работы в центре психологической помощи у нас с шефом возникло взаимное сильное чувство. И его нельзя было отнести к разряду положительных. Та ненависть, с которой он смотрел на меня, ничем не объяснялась. Она просто возникла и все тут. Беспричинно и бесконтрольно. Не взять меня на работу он не мог – спасибо Эдмону. Но выгнать мог, и копать пришлось бы не глубоко, была бы почва. Я старалась не оставлять следов и укладываться в сроки.

Эдмон (мой парень) с Роланом (моим шефом) познакомились задолго до появления самого центра. По рассказам первого, они ходили в одну и ту же школу, но вскоре Ролан с родителями переехал в Париж. Связь они старались не терять, и все время были в курсе событий друг друга. Ролан очень ответственно относился к просьбам приятеля и неизменно пытался не пасть в грязь лицом. Для него Эдмон всегда был авторитетным человеком, его слова имели не маленькую цену, а идеи доводились до самой финальной точки.

Спустя время Эдмон следом переехал в Париж, и счастью Ролана не было предела:

– «Ты же мой самый близкий друг… Да мы с тобой теперь сможем горы сворачивать!» – и все в таком духе.

Но тут Эдмон приводит на собеседование меня, и Ролан оказывается в ударе – без стажа, только из университета и сразу на полную ставку. Отказать он уже не в силах – заочно сказал «да».

С моим появлением в Центре Психологической Помощи «Линия жизни» изменилось многое. Все сложные ситуации, требующие незамедлительного разрешения, и звонки, поступающие в наш центр, стали перенаправляться на мою линию. Справиться с таким потоком было нелегко, поэтому приходилось порой оставаться сверхурочно и спасать чужие жизни, отдавая взамен личное время. А попрекнуть новенькую выскочку было практически не за что, вот и кипел босс в собственном соку.

P.S. Ненависть – порой самостоятельное чувство. Она может быть спонтанной и относиться к категории: «сам не знаю почему, знаю, что сильно».

Но все на самом деле не так важно, главное наработать стаж, а затем спокойно подыскивать другое место. О рекомендациях позаботится Эдмон.

Пока я бежала навстречу новому дню, мысли «бежали» не отставая.

«Эдмон – человек, которого я помню столько же, сколько себя. Он так много сделал для меня, что я в жизни расплатиться за это не сумею».

С ним всегда комфортно. Мне нравится проводить с ним вечера в его загородном доме – жарить на огне рыбу, есть ее перед камином, запивая вином и разговаривая об очередном клиенте и интересном случае (если, конечно, этот случай не затрагивал личное пространство клиента и не являлся врачебной тайной).

Эдмон – мое детство, отрочество и юность – он мой ангел и черт, брат и отец, советчик и наставник. Ему тридцать лет, он холост, работает в клинике для душевнобольных и обожает свою работу.

Окончив университет, я наотрез отказалась от его предложения работать с ним. Я собиралась уехать в большой город и найти себя там, пусть даже не по профессии, только бы вырваться из оков родного города. Но, как и ожидалось, загубить мой красный диплом психолога он не позволил. Спасибо ему в очередной раз. Он устроил меня у Ролана, так и не сумев уговорить идти с ним в клинику.

На месте его работы я никогда не была. Мне больно. Точка. Я просто не могу пересилить себя и смотреть на эти несчастные, беспомощные и наказанные Богом лица и тела. И пусть люди после этого станут утверждать, что я не истинный психолог, что я слабонервная, слабохарактерная, самозванка и так далее – у меня своя епархия – я делаю то, что умею и то, что нравится. И телефонное консультирование подходит под это описание. Если бы не Ролан, я бы раскрылась сильнее. Но, нет худа без добра, ну или добра без худа.

Закончив с пробежкой, я простояла минут десять под душем, пять минут на прическу, пять – на одежду, две – на сок и в итоге, в десять минут девятого в дверном замке повернулся ключ, и я сбежала по лестнице. Выйдя на воздух во второй раз за утро, я не ощутила того блаженства, что в первый. Все прекрасно своей первичностью.

Открывая дверцу машины, я бросила короткий взгляд вокруг и осталась довольна. Почки на деревьях набухли до предела. Еще пару дней и они взорвутся новой свежей зеленью нового свежего лета.

До работы я добралась без пробок и в половину девятого уже переходила улицу, направляясь к большому серому зданию Центра. Улица, перекресток, пешеход и я у цели. Ближе припарковаться не удалось – понедельник.

– Алана! – я резко обернулась на голос.

– Привет, Эдмон! Ты разве не сегодня вступаешь в смену?

– Верно, но с вечера, – он замялся, – Хотел пообедать вместе. Как смотришь на это?

– Ты же знаешь, что я понятия не имею, когда выползу из этой серой коробки, а тем более смогу ли пообедать. Хочешь приходи, мы пообедаем в моем кабинете?

– Договорились. В два буду у тебя. Раньше не могу. Увидимся!

Он поцеловал меня в щеку и растворился в людском потоке так же, как и появился – незаметно.

В Центре царила повседневная суета. Люди носились по коридорам, обсуждали предстоящие отчеты и готовились предстать перед Роланом, чтоб подвергнуться его критике.

«Господь Бог тоже мне!» – гневно подумала я.

Мой кабинет напоминал стеклянную банку, с разницей лишь в форме – скорей стеклянная коробка. Я могла работать и одновременно следить за тем, что происходит в соседних кабинетах и чем занимаются коллеги.

Разумеется, имелись жалюзи, и при желании скрыться от людских глаз, я могла щелкнуть кнопкой пульта и в спокойной обстановке пообедать или же растянуться на диванчике, в случае, если моя смена превзошла всякие границы дозволенного. Домом это место назвать было сложно, но максимальный уют создать удалось.

– Вечный завал! – сидя за рабочим столом, причитала я.

Сортируя карты вызовов в соответствующие папки, я заинтересовалась, не виденными мною ранее, многочисленными опросниками, созданными на одно и то же имя.

– Кто такой Эмиль Маркони? – тщетно напрягала я память, силясь вспомнить что-то такое, что впопыхах могла забыть. Но на ум не приходило вообще ничего – я действительно не знала человека с таким именем.

«Как все это оказалось на моем столе?»

– Катрин, зайди, – задумчиво пробормотала я в трубку служебного телефона.

Я всегда была в курсе того, что творится в моем кабинете, ведь без меня никто в него не входил, но этих документов я ни разу не видела, и этот факт наводил на раздумья.

В дверях возникла длинноногая и фигуристая секретарша шефа.

– Что это за документы? – помахав кипой бумаг, спросила я, глядя ей прямо в глаза. Она подошла ближе, и шустро просмотрев парочку листов, произнесла:

– Не знаю, мадмуазель.

– Кто их принес? Кто был в моем кабинете? – настаивала я.

– Я не заметила, мадмуазель, – опустив голову, ответила та.

– Как не заметила? Мой кабинет был на замке!

– Я не видела, чтобы к вам кто-либо заходил, – испуганно пробормотала она.

– Так, хорошо, – я понемногу выходила из себя, – Среди наших сотрудников есть некто, по имени Эмиль?

Она нахмурила аккуратные брови и сделала губки трубочкой. Так и хотелось ее растормошить и прикрикнуть, что она не у босса в кабинете. В конце концов она проговорила:

– Нет. Даже среди новеньких такого имени я не встречала.

Понимая, что продолжать бессмысленно, я отпустила ее, и снова принялась рассматривать документы, в поисках контактных номеров.

Не успела я и строчки прочитать, зазвонил телефон. Я взглянула на часы – 10:02.

***

В 13:30 я положила трубку и перевела дух. Такого количества звонивших не было уже давно. Двадцать три вызова – из них восемь – суицидального характера. Я была вымотана и не могла отдышаться.

Откинувшись в кресле, мне представилось как, должно быть, сейчас хорошо на улице: свежий воздух, теплое солнце и голубое небо.

Но мои мысли снова были прерваны.

– Линия жизни, Алана. Слушаю. Что у вас произошло? – ответила я на очередной звонок.

– Алана, это я.

– Простите? – нахмурилась я, потирая переносицу от усталости.

Мне на рабочий телефон близкие люди никогда не звонили, да и была у меня только мама. Поэтому я даже не задумалась, что это мог быть кто-то свой.

– Мы с Вами разговаривали неделю назад в последний раз, – я молчала, выжидая продолжения, – Ну, о смерти…

– Ах, да! – почесав бровь мизинцем, еле слышно ответила я, приготовившись к тяжелому разговору.

«Должно быть, все-таки ему открыли доступ…»

– Что вас беспокоит на этот раз, мисье?

– Эмиль, – представился он.

– Эмиль? – всполошилась я, и рука скользнула к папке с документами на краю стола. Взяв бумаги, обомлела.

Имя «Эмиль» вообще нигде не фигурировало! Они все были на мое имя! А самое удивительное, я могла точно сказать, кто и когда мне их принес – это были мои документы!

«Разве могло такое показаться?! Обман зрения? Но как же так?! Ведь даже секретарша их видела!»

Я взяла себя в руки, выдохнула и вернулась к ожидающему на проводе клиенту.

– Как вы, мисье?

– Алана, Вы верите, что есть другие миры? – без переходов и, не утруждаясь ответить на мой вопрос, начал он.

– Какие, например?

– А какие знаете Вы? Но только не сказочные, а действительно существующие?

Его голос был напряжен. Мне показалось глупым так серьезно интересоваться тем, чего на самом деле нет в реальности.

– Зачем Вам мое мнение? – устало ответила я.

У меня совершенно не было настроя на интеллектуально – пустые беседы.

– Ответь, пожалуйста.

С этим клиентом общение переходило все грани, я чувствовала себя куклой в его руках, но при этом знала, что он нуждается во мне. Я была почти уверена в том, что у него обостренная шизофрения – все разговоры сводились к невозможности и неустроенности этого мира, а тело, по его словам, стремилось в иной мир. Он утверждал, что точно знает дату своей смерти, но это знание не зависит от болезни.

Он был на обследовании, прошел всех врачей, в его диагнозах не обнаружилось ничего серьезного, но он продолжал утверждать, что скоро умрет. И самое интересное, психологическая экспертиза поставила неоспоримый диагноз – здоров.

Обо всем этом поведал мне он сам, в течение предыдущего месяца. Для меня уже стали привычными постоянные разговоры с ним и признаюсь, что логики в его словах практически не было, но поглощающий и непреодолимый профессиональный интерес я так и не научилась скрывать. Он знал это. И пользовался.

– Так, ладно, – выдохнула я, – Играем по Вашим правилам и пусть это не профессионально с моей стороны. В моих представлениях, помимо реального мира, в котором я живу, существует еще два: один из них – Мир Морфея – иначе Мир Грез или просто Сны. Второй – Фантазия – моя личная фантазия, представления и воображение.

– Не плохо! – пропел он и чуть тише добавил, – Для обычного человека.

– Что, простите? – уже почти не воспринимая всерьез его слова, переспросила я, давая ему возможность исправиться.

– Я говорю, что у Вас радикальные взгляды и суждения.

– А какие суждения и взгляды у Вас? – передала ему пас.

– Я просто верю.

– Во что же?

– Во все, что вижу. Я знаю: кто я, кто Вы, кто есть каждый. Я знаю, кому принадлежу и кем ведом. Я знаю, когда умру, и кто за мной придет. Я знаю кто я. А вы?

– А мне просто нравится жить в неведении, – откинувшись в кресле, выдохнула я и прикрыла глаза.

– Возможно, Вы правы, Алана. Но как изменилась бы ваша жизнь, знай Вы, когда умрете?

– Не знаю и просто счастлива. Мысль о смерти всегда пугает сильнее, чем сама смерть, – даже не задумываясь, отчеканила я.

Он выдержал паузу.

– Скажите, существует ли хоть минимальная возможность услышать ваш голос не в трубке телефона, а в настоящей жизни?

– Прошу простить, но это предложение переходит рамки дозволенного. Наши разговоры записываются, и я не хотела бы, чтоб у меня были проблемы.

– На протяжении месяца Вы – единственный человек в ЭТОМ – он сделал ударение на слове, – мире, кто разделял со мной мои мысли! – не унимался он, – Не отказывайтесь! Я не причиню Вам вреда. Обещаю.

Я думала, что ослышалась – он предлагал мне встречу с глазу на глаз. Мое тело напряглось, и я, выпрямившись в кресле, нервно сглотнула. После всех моих насмешливых мыслей о его нормальности и нелепости высказываний, я неуверенно прошептала:

– Я не… Не думаю… – как будто кроме отрицательного ответа могло быть другое решение этого вопроса. Не могу понять, почему мой голос дрогнул, а сказать твердое «нет» не повернулся язык.

Вошел Эдмон. Я сразу пришла в себя, будто пробудившись от дурманящего сна, и проговорила в трубку:

– Простите, это невозможно.

– Я позвоню Вам завтра, – уловив мое настроение и невозможность продолжать разговор, закончил он, – Надеюсь, Вы измените свое решение. Всего хорошего.

Я положила трубку и наигранно повседневно выдохнула, вымученно улыбнувшись собеседнику. Эдмон присел на край стола и пригладил мой выбившийся непослушный локон, заправив его за ухо.

– Устала? – спросил он, но взгляд его странно блуждал по кабинету, пока и вовсе не остановился на стуле напротив меня.

– Можно вопросом на вопрос? – глядя на его лицо, произнесла я.

Он улыбнулся в ответ.

– Ролан не рассказывал тебе, открывали ли заблокированному парню доступ на мою линию?

– Какому парню?! – задумался он, наконец оторвав взгляд от стула и направив его на меня, – Ах, это… Нет, ничего не говорил. Все звонки проходят через Рауля, у него и спроси.

Я вскочила и направилась к Раулю, бросив только:

– Сейчас вернусь, ставь чайник.