Читать книгу ЯММА №2 (8) - Василина Орлова - Страница 4

«…»

«..!»

«…»

«..?»

Они шумно ввалились в дом, оба выпившие не по одному лишнему коктейлю, уже раздражённые и вновь отвратительные и чужие друг другу, и даже дьяволу.

Она расстегнула застёжки на туфлях и скинула их с ног как попало в разные стороны, ловко выскользнула из вечернего платья, сверкающего голубовато-серебристыми переливами, которое, потеряв форму и лоск, осталось валяться тряпичной кучей на полу. Он снял пиджак смокинга и, яростно скомкав, бросил в угол, словно поверженного заклятого врага, грубо разодрал воротник рубашки, оставив чёрную «бабочку» болтаться сбоку на шее. Оба напряжённо замолчали.

Она взяла косметичку и подчёркнуто независимо отправилась в ванную. Он подчёркнуто целеустремлённо – к бару. Когда она вернулась в гостиную в коротком распахнутом халатике из лёгкой полупрозрачной ткани, он всё ещё в рубашке и брюках хмуро сидел в кресле, забросив небрежно ноги на стеклянный столик. На отполированных носках его туфель играли холодные блики полной луны, которая давала едва ли не больше света, чем несколько тусклых светильников на стенах.

Она прошла мимо него, села на широкий кожаный диван, закинув ногу за ногу, и нарушила молчание.

«…», – сказала она, и её остекленевшие глаза отражали всё безумие нынешней, а впрочем, каждой ночи этого проклятого города, ставшего единым организмом, подобно полчищам крыс, что сплелись хвостами в одного Крысиного короля; города – живущего лишь ради наживы, кайфа, секса и насилия.

«…», – произнёс он, сжав массивный широкий стакан, до краёв наполненный виски, так, что тот с хрустом лопнул в его мощной, загрубевшей от бесчисленных уличных драк и боёв на ринге, ладони.

«…», – бросила она и дразняще развела колени, вульгарно копируя Шэрон Стоун из старого фильма.

«…», – выругался он, увидев свежие следы уколов на внутренней стороне её бёдер, и сокрушённо опустил голову, пытаясь побороть гнев.

«..!» – потребовал он, встал, вышел из гостиной, тут же вернулся и, не поднимая взгляда, швырнул ей принесённую с собой шёлковую шаль.

«…», – не чувствуя тонкости льда, по которому ступает, ответила она, проигнорировав шаль, затем откинулась на диван, напоказ задрав исхудавшие, бледные, но всё ещё сексуальные ноги, и расхохоталась.

Набежавшие тучи скрыли луну. Блеснула молния и ярко озарила полумрак гостиной, жёстко очертив и оставив после себя сгустившиеся угловатые, словно высеченные из чёрного мрамора, тени. Ударил оглушительно гром. О широкое окно разбился ворон; скользнув вниз, его тело оставило жирный, словно мазок Ван Гога, тёмный кровавый след на стекле. В пустой детской, всё ещё пахнущей давним ремонтом сквозь слои застарелой пыли, в гробовой тишине упало со стены распятие. С улицы раздался звериный вой. Что-то мерзко скрипнуло и влажно всхлипнуло на чердаке. Неизвестно откуда ударили мрачную фугу Баха колокола. Заморгало, замерцало нервно скудное освещение. Сам по себе зашипел и зажёгся газовый камин. Пламя, включившееся на полную мощность, зловеще вылизывало воздух вокруг каминной пасти слишком длинными и чересчур алыми языками, – оно, словно, огненным спрутом стремилось выбраться за отведённые ему границы через ячейки декоративной кованой решётки.

«..!» – не обращая внимания на кровоточащую ладонь с глубоко застрявшими в ней осколками стекла, прокричал он.

«…», – ответила она равнодушно и посмотрела на него со смесью жалости и презрения.

«…», – добавила она саркастично, и стройную шею, опоясанную крупным жемчугом в несколько рядов, вытянула, как кошка, словно позировала на съёмках очередной рекламы для модного журнала или телевидения.

«…», – хрипло проговорил он и окровавленной рукой схватил бронзовую статуэтку Огюста Конта…

«..?..!..!»

«…», – позже объяснял он полицейским.

«…», – сказал сержант и сочувственно похлопал его по плечу.

«..?» – выразил он надежду.

«…», – уверил его сержант, посоветовал выпить чего покрепче и лечь спать.

Газеты писали, пестрели громкими заголовками. Звонили и выражали поддержку родственники, соболезновали друзья. Звонили репортёры. Старые знакомые по тёмным делишкам предлагали пробить по своим каналам. Однажды в последний раз позвонил его спортивный агент перед тем, как навсегда оставить его в покое. Потом звонили кредиторы. Потом он сломал телефон…

Газовый камин горел, не переставая, уже год, и ему казалось, что огонь всё ещё источает сладковато-пряные душные ароматы, но любые попытки его погасить провалились, не помогло даже отключение газа. Пламя в камине было ровным, спокойным и совсем не обжигало, он мог часами держать в нём зарубцевавшуюся уже руку. Он так и делал, в очарованном трансе наблюдая, как пламя не причиняет ему вреда, не переставая удивляться этому необычному обстоятельству.

«…», – сказал он на годовщину, будто самому себе, стоя перед зеркалом в ванной с ополовиненной бутылкой виски в одной руке и опасной бритвой – в другой.

В зеркале он внезапно увидел её, окружённую слабым ореолом голубовато-серебристого лунного сияния, – необычайно красивую, – такой она не была даже на их первом свидании, – и непривычно трезвую, – такой она не была никогда. Вид её был полон смирения, какой-то архаичной женственности. Она ласково и робко улыбнулась ему, словно, ободряя. Он кивнул ей в ответ и сделал глоток из бутылки. Почувствовал, как его член через брюки упёрся в массивную тумбу под раковиной. Почти позабытое желание всецело овладело им. Сидя на краю наполненной ванны у него за спиной, она ждала его – нежная, обнажённая, – только бедра и колени чуть прикрывала шёлковая шаль.

«Она сделала, как я сказал! – подумал он. – Она прощена!» Он поднял руку с бритвой…

Что-то мерзко скрипнуло на чердаке. Что-то истошно заверещало в пустой детской.