Читать книгу «DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IV. Казанская духовная академия начала XX века - Василий Алексеевич Игнатьев - Страница 12

Павел Александрович Юнгеров

112

Он первым из прославленных профессоров Казанской духовной академии предстал перед нами на первой же лекции, которую мы слушали в начале нового учебного года. Первая лекция и первый раз в жизни! Легко можно представить то душевное напряжение и волнение, которые владели нами в этот момент. И вот вошёл в аудиторию старичок, в возрасте между шестьюдесятью и семьюдесятью годами, старичок на пороге уже перехода к дряхлости, но не поддающийся ещё ей, из тех старичков, о которых говорят: он «засахарился», т. е. навсегда остался в неизменной виде, как засахаренный фрукт. Он был невысокого роста, немного ссутулившийся. На голове у него была чуть-чуть прикрытая редкими волосами лысина, на лбу, над самым носом – родинка, похожая на кнопку; кстати сказать, такая же родинка, но больше, скорее уже похожая на шишку, была и у нашего семинарского преподавателя Библии Алексея Ивановича Дергачёва113, и мы считали её, шишку, признаком богословской направленности ума своего учителя. Седая бородка Павла Александровича была аккуратно подстрижена в кружок, что давало повод думать, что он следил за своей внешностью. Одет он был в пиджак казённого образца, в каких мы привыкли видеть своих семинарских учителей, но нашивки на пиджаке указывали, что профессор имел чин действительного статского советника. Во всей фигуре Павла Александровича проглядывала аккуратность чиновника: в одежде, в походке – медлительной, но ровной, но взгляд его был уже тусклым, проглядывала усталость, и казалось, что на своих плечах он нёс тяжёлый груз науки, которой он отдал всю свою жизнь.

Не пускаясь ни в какие лирические вступления по поводу начала своих лекций и по поводу первой встречи со студентами, что делали некоторые другие профессора, больше из молодых, он поднялся на кафедру, положил перед собой тетрадку и начал читать лекцию. Читал он монотонно, тусклым голосом, не отрываясь от тетради. Пробил звонок, он встал, сложил свою тетрадку в боковой карман тужурка, сделал некое подобие поклона и ровным спокойным шагом вышел из аудитории. И это было то, что в течение года в определённые дни нам преподносил Павел Александрович. Уже после первой лекции П. А. нам стало ясно, что нас в течение года ждёт что-то безнадёжно скучное, а наш инстинкт самосохранения направлял нашу мысль на поиски выхода из создавшегося положения. Выходом из положения было то, что в академии было принято абсолютно свободное посещение лекций: считалось, что двое присутствующих на лекции студентов составляют кворум, при наличии которого лекция может состояться. Это был спасительный выход для нас, и мы не замедлили им воспользоваться. Кстати сказать, что этим выходом из положения студенты пользовались по целому ряду дисциплин, и было это, так сказать, в порядке вещей: к этому «приобыкли» и некоторые профессора, в том числе и Павел Александрович. Этим, очевидно, и нужно объяснить некоторую «сухость» его первой лекции – отсутствие всяких лирических выступлений, потому что он знал, что его лекции в дальнейшем будут посещаться только двумя «присяжными» студентами, а для этого нет необходимости «расходоваться» ещё на какие-то вступления или объяснения.

Павел Александрович Юнгеров читал нам лекции по «Введению в круг богословских наук» – «по Священному Писанию Ветхого Завета. Его научная дисциплина стояла первой в дипломе оканчивающих академию и значилась в разделе «наук общеобязательных». Это было финалом нашего продолжительного шествия по изучению Ветхого Завета, заключительным аккордом изучения. В сельской школе ещё мы учили десять заповедей Моисея. В первом классе духовного училища учили Историю Ветхого Завета: странствования евреев, «избранного Иеговой народа» по пути в Палестину, их пребывание в пленах – египетском, вавилонском и пр., египетские казни, еврейских правителей – судей, царей, их пророков. В семинарии четыре года изучали Библию, начиная с «Пятикнижия» Моисея и кончая пророками. Заучивали наизусть целые главы из этих книг и, так называемые, «мессианские места». И вот нам предлагалось снова погрузиться в изучение Ветхого Завета, но в форме «Введения в круг богословских наук». Что разумеется под этим несколько «угловатым» названием этой богословской науки? Основной целью этой дисциплины являлось доказать историческую подлинность библейских «творений», подлинность авторов, которым приписывались эти книги, обрисовать обстановку, при которой созданы были эти «творения» и доказать подлинность и сохранность текстов.114 Этому посвятил Павел Александрович свою жизнь, и этот труд его был заключён в два объёмистых тома его научных изысканий с названием науки, которую он нам читал.115 Эти книги отразили его научный путь: от кандидата к доктору богословия. В своей области он был учёнейшим мужем. Знаток семи или восьми иностранных языков, которыми он пользовался для своих научных трудов, в том числе древнееврейского языка, он изучил громадную литературу, относящуюся к его предмету, в том числе труды знаменитых талмудистов. Стоит только просмотреть в его книгах многочисленные ссылки на труды последних, чтобы понять какой колоссальный груз самых разнообразных научных сочинений прошёл через его руки и был переварен его мозгом. Нет! Не только казалось, как выше уже отмечено, что Павел Александрович «нёс на своих плечах тяжёлый груз науки»; он нёс этот груз и на самом деле, и это было видно и по его фигуре, как-бы сжавшейся прижатой как-бы к земле, и по всем его манерам держаться в обществе и студентов, и профессоров.

Молодёжь всегда остаётся верной своей пылкой фантазии и стремлению мыслить образно. Видя Павла Александровича «человеком не от мира сего», грубо выражаясь, высохшей мумией, мы старались представить его молодым и не оторванным ещё от всего «житейского», в частности в качестве семьянина. Среди студентов на этот счёт бытовала молва, что он был в своё время женат, но пережил трагедию в семейной жизни, подобную трагедии Каренина в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина»: его покинула жена. Разлад с женой у него нарастал постепенно, по мере того, как он больше и больше погружался в свою науку и отходил от элементарных событий жизни и требований к нему как живому существу. Жена в сущности оказалась обречённой на одиночество и поставила перед ним дилемму: или-или. Постановку этой дилеммы молва облекла в такую форму, что будто бы благоверная, когда Павел Александрович делал обзор книг пророков, заявила ему: «или Амос, или – я», и когда последовал ответ – «Амос», – покинула его. Может быть, это и не так произошло, но факт остаётся фактом: жена действительно «во время оно» покинула Павла Александровича.

Может быть, по аналогии с этим происшествием наша фантазия давала нам повод представлять и несчастного Каренина похожим на Павла Александровича, правда, при допущении у него больших и оттопыренных ушей. Был и ещё один вариант метаморфозы его: стоило надеть на него одежду странника, и возникал образ Луки из драмы А. М. Горького «На дне».

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 402. Л. 52-63.

112

Юнгеров Павел Александрович (1856-1921) – сын священника Самарской губернии. Окончил Самарскую духовную семинарию в 1875 г. Кандидат богословия Казанской духовной академии 1879 г., магистр богословия 1880 г., доктор богословия 1897 г. Преподаватель Священного Писания Ветхого Завета Казанской духовной академии. Русский православный библеист и богослов, переводчик ветхозаветных книг.

113

См. в Части III. Пермская духовная семинария начала XX века.

114

В очерке «Павел Александрович Юнгеров» в составе «Очерков по истории Казанской духовной академии» в «пермской коллекции» воспоминаний автора: «В задачу его науки входило доказать подлинность, историческую достоверность входящих в Библию книг, историческую достоверность авторов этих книг, время их жизни и обстоятельства написания книг. В его задачу также входило доказать сохранность текстов этих книг в их первоначальной редакции и на языке оригинала их. Он должен был разъяснить некоторые туманные места в текстах на [церковно-]славянском языке, например, таких, как «крик веселящихся нееласса, егда победит асида и несса» и пр. В случае расхождения в понимании того или иного текста, ему надлежало проанализировать различные точки зрения и установить единую, приемлемую для принятой концепции библейских толкований в духе христианства. По существу каждая отдельная книга Библии являлась для него материалом для отдельного научного трактата» // ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 721. Л. 33 об.-34.

Правильно: «Крилó веселя́щихся неелáсса, áще зачнéтъ Аси́да и нéсса?» В переводе: «Ты ли дал красивые крылья павлину и перья и пух страусу?» (Книга Иова, 39:13)

115

«Частное историко-критическое введение в Священные Ветхозаветные книги» в 2-х частях (Казань, 1907).