Читать книгу Были и небылицы. Мои кольца. Мозаики - Василий Анатольевич Киреев - Страница 11

Пинежские зарисовки
ЗОЛОТЫЕ ОКНА
6. СУРА. МАТУШКА МИТРОФАНИЯ

Оглавление

Еще в Архангельске, в краеведческом музее, мне посоветовали поговорить с Матушкой Митрофрнией. У них часто проводятся чтения Иоанна Кронштадтского, Матушка там бывает, рассказывает, что да как. Еще есть фонд Иоанна Кронштадтского; вообще, этот святой сейчас удивительно любим и северным людом, и властями одновременно. Редкое для нашего времени сочетание. А наш Шотовский Храм Покрова ведь отец Иоанн закладывал, 500 рублей пожертвовал. Если и не в тему, то общаться все ж надо. Едем сначала на край села, к Никольскому храму. Он совершенно белоснежный, восстановленный и свежевыкрашенный.

Стоило нам выйти на площади, как нас окликнули. Женщина, представилась «хранительницей всего», пока нет кого-то из главных.

– Пойдемте, келейный корпус покажу.

– Нам бы в храм сначала…

Храм внутри такой же белоснежный. Впечатляет, ведь известно, что от него были лишь стены.

Но в углах следы подтеков.

– Тут раньше молдаване работали. Теперь питерская фирма.

– А кто финансирует?

– Да я не знаю. Есть фонд. Есть Отец Николай (священник Иоанновского монастыря – это потом мы вычислили). Они и строят.

– А Матушка? Монастырь в Суре ведь женский, есть настоятель…

– Матушка приходит… Я не знаю ничего… Где найти ее – знаю, но зачем она вам? Пойдемте, я вам келейный корпус покажу.

В углу храма стоит свежий деревянный гроб.

– А это что?

– Копали траншею для кабеля. Изнутри выкопали, а снаружи, прямо у стены, 16 скелетов. Монашки, прямо у стены храма.

– Расстреляны?

– Не знаю, сами смотрите. – С этими словами она приподнимает крышку…

Рядом с храмом свежеотреставрированный келейный корпус и старая пекарня.

Рядом с келейным корпусом – часовенка над могилой родных отца Иоанна.

Из уважения осматриваем гипсокартонный келейный корпус, с унитазами и душевыми кабинками.

– Так где же найти Матушку?

– Ох, настырные. Зачем она вам? Ну ладно. Вон фургончик…

– С надписью «Благотворительный фонд Прииди и Виждь»?

– Да. Он как раз у дома Матушки.

– А фонд? Он финансирует? Это фонд Иоанна Кронштадтского?

– Нет. Нет. Нет. Фонд – это Пригожин. Строит Пригожин. Иоанн это…

– Стоп, стоп.

Снова накрапывает дождь. У дома Матушки пусто. Стучим в дверь. Потом в окно. Откуда-то из глубины доносится мужское: «Слушаю Вас». Как нас можно слушать через череду дверей? «Есть кто живой?» И снова «Слушаю Вас. Что Вам угодно?».

– Мы хотели бы поговорить… О Суре, о монастыре, о его финансировании…

– О, это не к нам. До свидания.

– Вы не поняли. Нам не надо ничего. – После этого «до свидания» вдруг стало ясно, что человека просто достали дурацкими вопросами. – Нам просто обменяться, кроме совета, от Вас ничего не нужно. – Откуда-то из глубины сеней появляется мужчина. Сергей. Миша его знает, передавал в Шотовой в его фургончик нехитрую детскую одежду.

– У нас в Шотовой Храм. Он Покровский, но его закладывал и освящал отец Иоанн. Его сейчас восстанавливают всем миром. Вот и хотели понять, а как Суру восстанавливают. Может, можно как-то вместе? – Сергей явно оттаял.

– Вы проходите в дом. Я сейчас Матушке скажу, она вас примет.

– Может, она занята, устала… Давайте мы с Вами просто поговорим.

– Вы знаете… Вы не отказывайтесь. Матушка – она сегодня здесь. И вы здесь. Просто поговорите, попейте чаю. Может, потом вспоминать будете.

Забегая вперед. Буду. А настроение перевернулось. Вот только что была стена, и вдруг нас не отпускают, настаивают на встрече.

– Матушка ждет.

Матушка Митрофания – женщина в годах. Трудно оценить возраст, но я думаю, ближе к 70-ти. Только есть в ней что-то особенное. Представьте себе питерскую интеллигентную женщину, театралку, с дворянской, полной достоинства, осанкой. Очень приятными чертами лица, по недоразумению лишенного косметики. Одетую в простую монашескую одежду, белого цвета, и платочек, закрывающий волосы на голове полностью. И потрясающей глубины глаза.

– Попейте чайку сначала. Попейте, попейте, не отказывайтесь – голос настолько ласков и доброжелателен, что и вправду нет сил отказаться. И как-то само собой, мы начинаем рассказывать свою историю, про то, что есть такая Шотова, а в ней храм, что заложил отец Иоанн, и что теперешние жители его в меру сил и умения пытаются восстановить, но не знают, что, как, в каком порядке делать, что денег на все не хватает, но мы не жалуемся, просто опыт ваш… у вас же есть средства на Суру? Матушка вздыхает.

– Нет у нас ничего. Но это не страшно. Давайте про вас. Батюшка вам нужен, в Шотову.

– Да мы… мы просили Владыку. Тихона, царствие ему…

– К Даниилу идите, он после Тихона уже девять месяцев. Сходите, сходите. И не через кого-нибудь, – она внимательно посмотрела именно на меня. – Позвоните напрямую. И просто объясните. Он поймет. Поверьте, он доступный, он сразу вас поймет.

– А вот мы с Тихоном договорились… Веркола возьмет нас…

– У Веркольского монастыря знаете сколько забот? Им не до вас. Вам надо, чтобы службы начались.

– У нас бывают молебны…

– Молебен – это треба, не служба. Вам нужен настоятель.

– А мы же его не прокормим, у нас 20 человек приходят на молебен-то…

– Двадцать человек. Двадцать человек. Вы не понимаете, как это много. Поймете. А о том, как прокормить батюшку – вы не думайте. Меня благословили сюда приехать из Питера, я села и поехала. А тут все само образовалось. Где жить, что есть. Если есть благословение, Господь не оставит.

– А службы у нас отец Алексей из Карпогор ведет, может, нам попросить Владыку, чтоб его дал?

– Что выпрошено – то выброшено. Запомните это. Никогда не просите. Что выпрошено – выброшено.

– А еще у нас много чего не готово. Не сделан ремонт во всем храме, есть только… – и мы честно перечисляем что есть. – Можно ли подавать прошение сейчас?

– Когда человек умирает, его куда везут? В больницу, в реанимацию. Надо, чтобы сердце забилось. А одежду всегда купите. Вот телефон Даниила. Позвоните ему. А потом мне. Обязательно позвоните мне и расскажите. Обязательно.

– Матушка, а еще скажите. Люди к вам идут? Ну сами, на субботники, там, или просто помочь?

– Еще Отец Иоанн говорил, что везде его принимают и жертвуют, и только на Родине, в Суре, ждут жертв от него. Приходят. Но больше за деньги и по приказу. И это везде так и всегда. Да и люди не в Храм идут, а к батюшке. Каков поп… Не печальтесь.

Мы вышли на улицу и в нерешительности остановились у калитки. Что-то еще осталось несказанным. Постояли. Вышел Сергей.

– У нас и вправду ведь неважно. Знаете, начиналось все здорово. Отец Николай из Питера собрал у себя настоятелей храмов Иоанна Кронштадтского, их больше полутора сотен приехали, решили возродить его Родину, создали фонд. Начались работы. А потом пришел Благодетель. И сказал, чтоб мы не беспокоились, что он все сделает сам. И вправду начал делать. А потом что-то у него произошло. И он все прекратил. А мы у разбитого корыта. Столько всего начато – и ничего, остановка. И Батюшки обиделись. Нет, не обиделись, просто отошли в сторону. Без них же все сделают. Вот Матушка и старается объяснить им, что без них никак. А знаете, спасибо вам. Мне Матушка сказала, что вы ей очень помогли.

– Мы?

– Ну да. У нас ведь много чего было, а теперь не стало. Вот мы и приуныли, не знаем что делать. А у вас ничего и не было. Вы сами все трудитесь, не унываете. Да еще и советов просите. Спасибо вам. От Матушки.

Мы уже сели в машину, когда Матушка вышла на крыльцо и помахала рукой. Мы еще остановились в центре, у огромного Успенского собора.

Какая же красота.

Полпути мы ехали молча. Конечно, мои диалоги не отражают и части того, что мы чувствовали в разговоре с Матушкой Митрофанией. До меня вдруг дошло. Надо сделать так, как она сказала. Просто потому, что никогда еще в жизни не встречал людей такой простоты и глубины одновременно. Еще я подумал, что ничего нового она не сказала. Просто выделила главное, то, что и так было ясно, но почему-то не было на первом месте. А тут… вот это главное – чтоб сердце билось. А еще я вдруг понял, что не спросил ее ни о чем личном – в голову не пришло. Надо вернуться, расспросить о жизни вообще, поговорить о смысле. Так хорошо, когда во всем сумбуре вдруг появляется четкость. Вот это – главное. А если сердце бьется – можно и об остальном. Раздумья прервал Миша.

– Дак, ты мне с чертежами колокольни-то поможешь, а?

Были и небылицы. Мои кольца. Мозаики

Подняться наверх