Читать книгу Священная супруга - Василий Фомин - Страница 4

– Ну, так и что со всем вот этим делать? Молча утираться?

– Я все же думаю, что он так сделать не посмеет.

– Как это не посмеет, что за еще за лепет. Уже посмел. Уже пошли писцы по сепам считать где, что, у кого и сколько. Смотрителей двух житниц и Красной и Белой палат поставил новых. А какое он имел право, ведь эти должности давно уж передавались по наследству.

– Так он и нас поставил казначеями царя и бога, хоть среди наших родов таких пока что не бывало.

– Ну, мало ли. Мы ж все-таки друзья с детства.

Не вовремя сказанная фраза принесла на своем хвосте тишину и заставила всех переглянуться, а затем долго смотреть в сторону.

– Подачка. – нашелся наконец ответ и стало вроде легче. – Титул, пустой звук за который мы должны делиться имуществом семьи, нажитым за столетия труда.

– Да, да, у нас и у самих на это нету права – мы все это сохранить должны для детей и внуков и следующих поколений.

– Конечно, в этом и есть смысл нашей жизни. Мы все должны защищать любой ценой.

Стало совсем почти легко.

– Так. И что же делать?

– По-моему и без вопросов ясно.

– Нет, это невозможно! Вы, что совсем уж очумели? Это же бог Черной Земли.

– А у нас есть еще какой-то выбор?

– Попробовать еще раз договориться. Все объяснить как есть. Предупредить.

– Договориться? Ой, как смешно! И как это будет выглядеть на самом деле? Отстань от нас, о, Повелитель Двух Земель, а то… Ты сколько после этого рассчитываешь прожить? Не знаешь? так я тебе скажу – ровно столько, сколько живет на кол посаженный бедняга, то есть не очень недолго, но зато в больших мученьях.

– Как это все… тьфу, что ж за жизнь такая! Эх, где ты наш владыка Осирис-Нефрикара, Пеопи! Зачем так рано нас покинул! Еще б пожил немного. Вот бы случилось все наоборот – папа оттуда, а сынок туда.

– Вот-вот. Это ближе к теме.

– А что, великий джати с нами?

– Как обычно, – полу с нами, полу нет. Но горевать не будет – это точно.

– Ему-то что, «владеющему тем, что есть и тем, чего нет» и «созерцающему тайны неба»?

– Да он так сильно овладел тайнами за эти годы, что, «то, что есть», к нему намертво прилипло, а в казне осталась только вторая половина и, если владыка его хорошо тряхнет, то тайны неба он будет созерцать из какой-нибудь шахты, оперевшись для удобства на кайло или на лопату.

– А как же Нутерхопер? Он опасен.

– Да, с этим не договоришься. Но, против, тоже действовать не будет.

– Не выдаст?

– Он, собственно-то, ничего не знает, так, может, догадывается смутно. Кроме того, его владыка не сильно-то и любит, а посему и не поверит. И Нутерхопер об этом знает. Он же не дурак.

– Ну, а как все это… э-э-э… случиться?

– Да, вот намечается война с техенну. Весьма удобный случай. Мало ли, что там, на войне произойдет, ведь всякое бывает. Не так ли?

– А что там может случиться? Он надает этим техенну и в хвост и в гриву, так что надолго запомнят. Да и будет постоянно в окруженье воинов.

– Так воины в основном-то наши. А с техенну надо бы тайком снестись.

– Ну, так тому и быть.

Носилки с достойными вельможами двинулись в обратный путь. Сановники молчали по дороге, переваривая мозгами все, что было сказано и что осталось за текстом. Стражники пылили сзади.

Уже в виду Инебу-Хедж, на дороге Процессий, им повстречался паланкин с сидящей в нем на кресле девочкой в белых одеждах и с золотисто-голубой короной Нехебт на голове. По краям паланкина сидели, свесив ноги, юные девушки с музыкальными инструментами, тихо наигрывающие веселенький мотив. Сопровождал паланкин небольшой отряд булавоносцев.

– Священная Супруга, Сет ее возьми! А ну-ка быстро все упали в пыль с носилок!

– Обойдется, поприветствуем и все.

– Вы охренели, идиоты! Быстро с носилок и выразили полное смиренье и прочие все верноподданнические чувства.

Вельможи свалились с носилок и уткнулись носами в пыль перед проплывающим паланкином. Однако процессия остановилась. Нейтикерт соскользнула с кресла, слегка зацепившись платьем и сверкнув на мгновение худыми и длинными ногами, и подошла к лежащим вельможам.

– Откуда держат путь достойные мои вельможи? – певуче спросила маленькая царица.

– Мы были на охоте, о, Священная Супруга Бога.

– О, тогда я вас поздравляю с такой удачною охотой, вы так много наловили пыли и настреляли уйму пустоты, еще в носилках ваших наблюдаю туши ничего и даже такую редкую добычу, как ничто.

Вельможи молча, дышали в пыль.

– Достойные, вы можете уже подняться.

– Царица, мы не смеем.

– А объясниться про поводу охоты?

– Не смеем, Священная Супруга.

– Так какого же хрена… вы делали в пустыне всем своим скопом!? А собаки? Где ваши слюгги и тезем? Все шастают в пустыне? Вы отвратительные охотники, вельможи, вы бросили преданных вам существ.

Нейтикерт еще некоторое время постояла, потопывая ножкой в золотой сандалии, затем молча села в паланкин и направилась в город Мертвых к священной высоте своего деда, сияющей вдалеке, на юго-западной оконечности поля Сокара.

– Вот, Сет ее заешь. – произнес Хнемредиу поднимая голову и глядя вслед удаляющейся процессии. – Друзья мои, мне как-то всегда становится не по себе, в присутствии вот этой…

– Она ж там учится у святых отцов всякой магической хренотени.

– Да ерунда все это.

– Нет, не скажи, когда она посмотрит немигая своими… то… нет, – ну ее на фиг!

– Вот я и посмотрю, как она при этом самом, на меня посмотрит, как вытаращит свои глазюки.

– Ты что, Аханахт, она еще ребенок, девчонка.

– Уже нет.

– А я говорю – она девчонка. Ты что, думаешь, я по взгляду не отличаю девственницу от женщины познавшую мужчину? Женщины смотрят совсем иначе.

В этот момент Нейтикерт обернулась, назад взглянув на вельмож, и те вновь уткнулись в пыль. Не важно было девственница на них взглянула или женщина познавшая мужчину – на них смотрела земная богиня. И весьма подозрительная богиня.

– Аханахт! Эй, Аханахт!

Хнемредиу выскочил из носилок и бежал, размахивая руками, словно удирая от наводнения.

– Что? Чего орешь, как бегемот во время случки?

– Все! Все на хрен пропало! Он вырвался из окруженья. Что теперь? Твоя дурацкая идея. Теперь мы потеряем все. Лучше бы отдали часть, как он просил. О, боги! Теперь и весь мой род подлежит смертной казни за государственную измену!

– А ну не верещи, как обдриставшийся шакал на могиле парасхита. Где он теперь?

– Идет с небольшим отрядом с севера, вдоль дельты, к Удару Молнии (город Кхем).

– Что ж, значит, все-таки, придется делать все самим, раз боги нам помочь не захотели.

– Самим!? Ты тронулся наверно! Самим убить живого бога! Кто же пойдет на такое.

– Живого бога! Человек как человек и так же, как и все мы, смертный. Ты предпочитаешь сам на колу издохнуть? Я лично нет. Теперь у нас только такой выбор. Я уже выбрал, а ты как хочешь. Раз уж подставил задницу, то подмахивать придется, а не соскочить пытаться.

– Так делать что?

– Где Уаджар?

– На подходе.

– Так отбирайте воинов из стран Куш и Ирчет и чтоб из тех, кто по-нашему ни в зуб ногой. Надо перехватить его пока он к Удару Молнии не пробился. Где-нибудь там, – в болотах.

– Священная Супруга, к вам принцесса Имтес, с весьма важным сообщеньем.

Нейтикерт в задумчивости сидела на ложе, глядя в черное обсидиановое зеркало и что-то шептала.

– Пусть войдет… принцесса. – не отрывая взгляда от зеркала, произнесла царица.

Светловолосая девушка, в голубом калазирисе, переступив порог, грациозно опустилась на колени и коснулась лбом пола.

– Вечной жизни Священной Супруге.

Нейтикерт подняла глаза.

– Что за сообщенье?

Имтес, покончив с формальностями ритуала, быстро подошла вплотную и, тревожно блестя глазами, наклонилась к уху царицы.

– Не хочу пугать мою царицу, но я сама до смерти испугалась.

Сердце Нейтикерт тревожно забилось.

– Что? Говори.

– Я совершенно случайно узнала, что Нутерхопер на сутки задержал войска. По-крайней мере он еще не покинул Прекрасную Твердыню.

Нейтикерт вскочила.

– Нутерхопер предатель! Надо его немедленно схватить. Казнить! Нет! Сначала пытать! Вытащить из него, вместе с кишками, с сердцем правду!

– Прости, царица, что возражу тебе, но Нутерхопер не предатель – он получил такой приказ от джати, который воспользовался государственной печатью. И мы не сможем арестовать ни того и ни другого. Для этого у нас нет воинов.

– О боги!

Нейтикерт кинулась прочь к выходу. Принцесса некоторое время бежала рядом, пытаясь ухватить ее за рукав, и быстро говорила:

– Остановись, царица! Ты куда бежать собралась? Я привела небольшой отряд своих воинов. Мы успеем организовать оборону Белых Стен и послать гонцов к моему дяде в Дом Царского Ребенка. Завтра он будет здесь со своим войском. Стой же царица!

Но Нейтикерт вырвала рукав и понеслась вниз по лестнице. Имтес некоторое время смотрела ей вслед, затем повернулась к черным стражникам, стоявшим у дверей царских покоев, и спросила:

– Ну, что, храбрые мои? Охраняем?

– Да, принцесса Имтес, охраняем.

– А дай-ка посмотреть твое копье. – попросила она с улыбкой.

Повертела копье так и эдак и, со всего размаха, треснула стражника по голове, оглушительно завизжав:

– А что ты, сука, охраняешь?! Царица-то сбежала! А ну за нею все! Бегом! С носилками!

Продолжая, как попало колотить стражников, она погнала их вниз по лестнице, вереща не своим голосом:

– Козлы, уроды, твари! Белые ворота на запор! И Красные туда же! Все на стены! Все, все, все! Повара, садовники, вся обслуга! И всех бритоголовых из храма гнать на стены и с камнями! Не пойдут – дубьем и плетками гоните! Невзирая на их святошные чины. Будут радотаь и сражаться как и все! Разжечь огонь! Наполнить нафтой горшки и чаны! Масло кипятите! Шибко святых, сразу в масло киньте. Все! Кончились на хрен все молитвы! Они нам на помогли совсем. Будем драться!

Выскочив во двор, Имтес остановилась, тяжело дыша, подняла лицо к небу и закричала:

– О боги Черной Земли! Когда же, наконец, вы станете людьми, вонючие гиены! Когда же перестанете быть людоедами?

Эх, Имтес, моя ты дорогая… самому бы знать хотелось.

Когда же, в самом деле? Сколько тысяч лет пройдет? Две-три-четыре? Как выяснилось маловато. Тогда, быть может, пять иль шесть? Как думаете, хватит? Нет, ну все-таки? Когда? А? Ну, может быть, кто знает? Сейчас так много знающих везде и во всем.

Нейтикерт бежала по дороге мощеной каменными плитами, мимо лежащих на постаментах черных шакалов, смотревших вдаль безразличными глазами в неведомую даль, к набережной Перу Нефер. Ветер трепал белые одежды, обнажая мелькающие худые ноги, и развевал иссиня-черные волосы. Бежала сквозь толпу, занятую повседневными делами. За ней с мяуканьем спешил львенок.

Люди, узнавая свою царицу по белому с золотыми нитями платью, падали перед ней, узнавали, почти столкнувшись и, отпрянув в ужасе, падали, брошенные на землю силой тысячелетнего поклонения своим живым бога.

Худенькая фигурка в белом резала толпу и расшвыривала людей, будто взбесившийся носорог или слон. Толпа перед царицей еще стояла, а сзади лежала на земле, словно гигантская коса подсекала им ноги. Лежавшие поднимали головы и с удивлением смотрели вслед, впервые видя царицу в одиночестве без свиты, без охраны, без оркестра и бегущую в растрепанных одеждах.

Нейтикерт выбежала на пристань, окинула ее взглядом, прыгнула в маленькую лодку, связанную из пучков тростника, схватила весло и оттолкнулась от причала.

Владелец лодки, находившийся тут же, со стоном ужаса распростерся в лодке приготовившись умереть.

От ворот Инебу-Хедж бежала охрана с носилками, но не успела, потому что люди, увидев воинов преследующих царицу с копьями наперевес, их разоружила и долго била ногами, пока не разобрались что к чему. Успел только львенок, прыгнувший с причала в отошедшую уже лодку. Тяжело дыша, он свалился на дно и пополз к царице. Он был еще маленький и очень боялся остаться без царицы, но именно сейчас, вдруг понял, что еще больше боится оставить царицу без себя. Он вдруг понял, что он лев. Будет львом.

Нутерхопер пил ароматное вино пурпурного цвета, закусывал копченостями и жаренным, на углях, мясом, слушал музыку и смотрел на извивающиеся тела танцовщиц.

Пил он, уже очень-таки давно, но не пьянел. Пил, и, впервые в жизни, не чувствовал божественного вкуса напитка. Вращающиеся полные бедра, призывно колыхающиеся груди и, соблазнительно, играющие животы не возбуждали никаких желаний и даже были чем-то неприятны.

Военачальник раздраженно махнул рукой, отсылая всех вон и хлобыстнул какой-то по счету кубок залпом, не смакуя. Отрезал кремневым ножем кусок копченого окорока газели, откусил и пожевал как безвкусную траву. Впервые в жизни не было аппетита. Жевать и то не хотелось.

Тьфу! – сплюнул он. И еще раз – тьфу! Что ж так на душе погано. На всех душах. И Ку-дерьмо, и Бу-скотина, и в Иб будто насрали, сразу во все три, и Аху не звездный вид души, а зловонная помойка.

И чего тебе собственно не так? Ты по общему сюжету, в общем-то, даже ничего не знаешь. Очень удобно устроился посередине. Вот и сиди спокойно там, в центре. В случае чего никуда не упадешь. Очень комфортно, знаете ли.

Что же тогда так погано?

– Тебе, мой друг единственный, мой Нутерхопер, потому так погано, что это середина – середина большой кучи говна. И ты в ней как раз посередине.

Нутерхопер завертел головой. Это кто тут вякнул в воздух и его испортил?

Ах, да! – это сам он. Вот еще не хватало! Послушай, Нутерхопер, а ты с чего решил, что что-то тут не так? У тебя приказ джати, да еще с государственной печатью.

Вот-вот! Самое оно и есть!

Вот эта-то печать все и объяснила, то, что до сего момента, можно было считать скрытым за горизонтом в дымке. То, что ты раньше подозревал и даже втихаря надеялся, что так оно и есть. Надеялся, старый хрен, надеялся, не отпирайся. Ты ж знаешь, что тебя властитель не очень любит и сам ты от него не в большом восторге. Просто не ожидал, что когда все так случится, вдруг очень сильно вокруг завоняет. Ты все-таки военачальник, и точно знаешь, что выступать надо немедля. И вот на тебе, прямо в рыло, – приказ от джати, скрепленный печатью владыки, чтоб ты его выполнил с гарантией.

Тут ты и все понял. Меренра вернувшись, за такой приказ со своей печатью, нарежет шкуру джати узкими полосками. И резать будет потихоньку и не торопясь, со смаком. Следовательно, джати уверен, что этого не будет. И вот тут ты, мой любезный, и почувствовал запах гнили. Особенно та часть всего воняла, где джати, не особенный-то смельчак, был уверен, что он, Нутерхопер, не двинется с места, даже все поняв. Почему ж они так вдруг уверенны в этом?

И ведь не ошиблись. Вот от этого было всего поганей.

Нутерхопер налил из хрустального графина пурпурную жидкость. Поднес к губам и остановился. В кубке колыхалась кровь. Он взял графин, вырезанный и куска хрусталя, и посмотрел сквозь него на свет. Весь мир был кровавым. Кровавым был весь мир. Так, а с чего же, они, суки, так решили?