Читать книгу Священная супруга - Василий Фомин - Страница 5

По берегу канопского рукава Нила двигался отряд, направляясь к югу. Слева качались верхушки папируса, и сверкала вода священной реки. Направо местность повышалась, заканчиваясь обрывом. Отряд вытянулся длинной колонной. Блестели черные щиты, висящие на левых руках или заброшенные за спину, сверкали острия копий, лежащих на плечах или волочащихся по земле. Булавоносцы тащили булавы за ременные петли. Многие хромали, у некоторых безжизненно висели перебитые руки. Кое-кто прижимал к колотым или рубленым ранам растертую в кашицу траву. Нескольких человек несли на сплетенных из тростника носилках. Меренра нес на плече свернутое знамя, на поясе его висела секира.

– Господин, мы очень медленно двигаемся из-за раненых. Надо оставить их на месте, под охраной, и как можно быстрей добраться до какого-нибудь селенья и послать за ними помощь.

– Иненни, я уже отдал приказ не оставлять ни раненых, ни мертвых, и мы никого не оставим, ни шакалам в пищу, ни техенну, для надругательства над телами. Ты же знаешь – жизнь земная коротка и она лишь подготовка к вечной жизни. Разве можем мы ее лишить наших товарищей, что бок о бок сражались с нами. Не волнуйся, уже недалеко до Удара Молнии. Вон, за тем поворотом, он уже будет виден.

– Господин, мне как-то неспокойно. И еще мне непонятно – как все это получилось.

– Скоро мы об этом спросим кого надо. И не волнуйся, думай, о чем-нибудь приятном. Как там твоя дорогая Хеприрура?

Мрачное лицо воина слегка просветлело.

– Я думаю, меня уже ждет наследник. Сегодня я его увижу, если ты господин позволишь и…и если увижу.

– Увидишь, увидишь. Дам тебе самую быструю лодку. И отпуск на три… пять дней.

Сверху, с обрыва бежал воин.

– Войско, господин, войско!

– Ну, войско. Чего так орать. Вряд ли здесь шастают техенну. Это наши.

Помолчав и оглядев немногочисленный отряд, спросил.

– Сколько стрел у лучников?

– Ни единой, господин.

– Ну-ка быстро всем набрать камней для пращников сколько найдете. Эй, там сзади! Всем подтянуться.

Воины рассыпались, собирая камни и складывая их в кучи. За это время подтянулись отставшие.

Над обрывом показался чужой отряд, словно высунула голову гигантская змея. Передние ряды войска остановились на обрыве, задние напирали и растекались по бокам. Змея укладывала свои кольца на краю обрыва.

Меренра вышел вперед и развернул знамя. Черный шакал сверкнул с треском расправив полотнище и красными глазами и оскалил зубастую пасть глянул на поле боя.

– Здесь Повелитель Двух Земель!

Войско на обрыве продолжало молча разворачиваться в боевой порядок, будто раскидывая в стороны длинные черные руки. Воины за спиной владыки со стуком сомкнули щиты, выставили копья. Булавоносцы обоими руками покрепче ухватили булавы. Пращники наложили на ремни камни.

– Бум-м-м! Бум-м!

Наверху гулко ударил барабан. Черные воины, выставив копья, двинулись черной стеной вниз.

Меренра обернулся на свой небольшой отряд, без команды приготовившийся к сражению.

Воины мрачно смотрели поверх щитов, наполненные жестокой решимостью.

На мгновение у него защипало глаза. Нет! Не все так уж плохо в Черной Земле. Вот эти сто или сто пятьдесят человек. Не разбежались же по кустам. Решили до конца исполнить долг. Иненни! Так ты и не увидишь своего сына. Так же как и он сам не увидит свою Священную Супругу. А почему, собственно, не увидит? Глупости! Еще как увидит!

Повелитель Двух Земель воткнул в землю знамя, поднял вверх тяжелую сверкнувшую бронзой секиру и, вращая ей над головой, весело закричал:

– Эй, Аханахт, Хнемредиу, Уаджар, друзья мои и верные мои слуги! Я знаю, что вы здесь. Где-то там за спинами у воинов. Давайте все наши проблемы решим между собой. Остановите воинов и сами вниз спускайтесь, хоть по очереди трое, хоть вместе и все втроем.

Черная цепь продолжала приближаться, сверкая медными и кремневыми наконечниками копий. На благородный призыв ответило лишь молчанье и шорох песка под ногами приближающегося войска.

Воины Меренра сдвинулись вперед, отгородив своего повелителя щитами. Вместо надвигающейся стены щитов он вдруг увидел большие черные глаза, с удивительно мягким, бархатным взглядом, который чувствуется всей кожей, словно прикосновение ласковых пальцев, он даже проникает внутрь и по телу от него растекается чудесная изморось. Какое странное и чудесное существо его дочь, жена и царица. Когда она, лежа рядом, клала подбородок ему на грудь и, улыбаясь молча, смотрела – он чувствовал просто божественное наслаждение какого не испытывал более никогда. Как же она останется одна наедине с такими-то…

Пращники с бешенной скоростью закрутили ремни. Жжжииу! – рой камней полетел к черной стене. Тр-р-р – каменный град застучал по щитам, но кое-где, отдельные градины, со смаком впечатались в кости черепа и голеней. Несколько человек рухнули навзничь и несколько присели, уронив щиты и схватившись за ноги. Навстречу им уже летел следующий каменный рой. Ну, сейчас начнется. Воины задышали звучней, ноздри расширились, брови сошлись на переносице, мышцы заиграли.

Правитель почувствовал подступающую веселую ярость. Как жаль, что не в его силах убить собственноручно все это войско. Но поляжет сейчас очень много. Он почувствовал в себе такую силу, что вдруг подумал – он бессмертный бог, он раскидает всех, все это войско. Он прекрасно знал, что один на один никто не может с ним сражаться. Он сильней любого существа созданного богами. Он убивал леопарда, он убивал льва, он убивал слона и крокодила, он собственноручно убивал даже зверя Сета – бегемота. Что такое человек по сравненью с диким зверем? Сила человека только в его числе. И он рассмеялся. Да, зачем же убивать всех! Ему достаточно убить всего троих. Всего-то на всего – троих, а это в его силах! Троих! – вот еще ерунда!

С треском столкнулись щиты, замелькали жала копий, загудели вращающиеся булавы, засвистели секиры. Началось! Началось настоящее мужское дело – кричащие рты, расширенные от ужаса и ярости глаза, треск сталкивающегося оружия, хруст костей, брызги крови, оскаленные зубы, хрипы, стоны. Черная шеренга охватила воинов Меренра, стоявших сбитым строем, в кольцо, что бы ни ушел, ни один.

Но они и не собирались никуда, ни уходить, и ни убегать. Они собирались драться! Они плевать хотели на численное превосходство. Это их, древних воинов, совсем не волновало. Они тяжело протаранили строй кушитов и двинулись вперед, наверх откоса, отбиваясь от наседавшего с трех сторон противника и оставляя за собой исколотые и перебитые тела, словно побывавшие в мясорубке. Мясорубка эта довольно быстро перемещалась вверх и ей навстречу пошли следующие черные шеренги.

Удар. Треск. Хруст. Воины Меренра качнулись назад от удара бегущей сверху массы. Остановились, сжавшись еще плотней, и все же двинулись вперед, медленно раздвигая плотную массу, кроша и перемалывая тела. Шакал Упуат зловеще щерил пасть, глядя на приятную богу войны картину. Впереди шел высокий широкоплечий воин со сверкающей молнией в руке. Молния разбивала щиты, отсекала конечности, разрубала головы и перерубала копья и булавы. С боков, воина с молнией в руке, плотно закрывали щитами и жалами копий и секирами и булавами. Воин смотрел вверх и улыбался.

– Аханахт! – посеревший Хнемредиу схватил своего друга за руку. – Что это?! Как такое может быть! Это бог! Бессмертный бог! Как мы могли подумать…

– Лучники. – проговорил тихо Аханахт и заорал во весь голос. – Лучники! Всех лучников сюда!

– Какие лучники, там наши воины.

– Стрелять! Всех! Всех уложить! Всех в Нижний Мир, в преисподнюю! Всех!

Когда полетели первые стрелы, будто первые капли дождя, воины заслонили Меренра щитами, подняв один ряд над другим, а третий над головой, сделав строй известный впоследствии как «черепаха».

– Господин, – тяжело дыша, сказал Иненни, – нам придется отступить к реке.

– Да, к сожалению придется. А жаль, я уже видел их глаза. Ах, как жаль! Иненни!

– Да, мой господин?

– Благодарю тебя за службу и за верность.

– О, господин мой, а надо ли благодарить за то, что составляет долг?

– Увы, мой друг, в такие времена как наши, надо. Возьми в награду вот этого золотого скарабея, это символ Хепри – только взошедшего солнца, символ первозданной чистоты. На суде бога мертвых он сделает твое сердце легче пера Маат. И вас всех, воины, я благодарю за службу. Мне больше нечего вам дать, все мое царство – вот этот круг за вашими щитами, но я верю, что ваши сердца легки и чисты и вас ждет жизнь счастливая на полях Иалу. Иначе просто быть не может.

– Господин наш! Вы можете спастись. Смотрите – эти черные гиены разбежались от своих же стрел и путь к реке свободен. Берите двух-трех человек и к реке бегите, щитами закрываясь.

– Иненни, нас тут же и подстрелят словно куропаток.

– Нет, им не до этого будет. Мы сейчас пойдем в атаку. Я возьму знамя и вашу секиру. Если, конечно, вы удостоите меня подобной чести. Пока там они разберутся, что к чему – вы уже спасетесь. Вы скроетесь, в густых тростниках нашей дельты! И вы отомстите.

– Нет, мой верный воин, – улыбнулся Меренра, вытирая со лба, рассеченного кремневым осколком, кровь, – нет, друг мой, такой чести я тебя не удостою. Кроме того, повелители Черной Земли не бегают по зарослям и не прячутся по тростникам. Они сражаются лицом к лицу и побеждают. Или умирают. Вот мысль об атаке мне пришлась по сердцу. Ну, так что? В атаку?

– Мы готовы, господин наш, жизнь, здравие и сила! – зарычали воины. – Мы всех разорвем, как львы стаю гиен!

– Вперед!

Воины сбившись плотней и, прижавшись, друг к другу плечами, двинулись, ускоряя шаг, вперед, навстречу смерти… или бессмертию… кто ж это знает, назад они не вернулись… кроме одного.

Иногда гиены побеждают львов. Не только иногда, а даже очень часто.

– М-да, любезный Аханахт, – медленно проговорил Уаджар, глядя на плотную кучу тел, лежащих друг на друге, и торчащее в середине знамя, с ухмыляющимся в звериной усмешке, Упуатом, – все это выглядело довольно-таки омерзительно. Даже не знаю, стоило ли…

– Вы так считаете? А, по-моему, так даже и красиво. – ответил Аханахт, тоже глядя на знамя в куче тел, – Как еще можно желать умереть? Я, честно говоря, даже им завидую, ведь совсем неизвестно какую смерть нам наша судьба-Иб, готовит. Не лучше ли бы сейчас, в бою, было сдохнуть? Ну, в смысле умереть. Но, вы, любезный Уаджар, видимо и трахнуться хотели и невинность сохранить, а так не было, так не бывает и так никогда не будет. Вы уж мне поверьте, мой высокоморальный друг.

– Если бы я только знал. – пробормотал вытирая холодный пот со лба, Хнемредиу, – Если бы я знал, что это так… я бы никогда… да, ни за что на свете!

– Ну, пойдем, посмотрим.

– Я н-не пойду! Нечего мне там смотреть.

Негры растаскивали кучу, хватая мертвых за руки и за ноги. Аханахт и Уаджар подошли, вглядываясь в тела.

Один из негров с довольным возгласом сорвал с тела воина, с пятью стрелами в груди, золотого скарабея с лазуритовыми крыльями, примерил к своей шее, но неожиданно снизу сверкнула молния, воин согнулся и, прижимая руки к животу, пошел куда-то прочь. Все остальные отскочили в стороны.

Куча зашевелилась. Над мертвецами встал Меренра. Волосы его слиплись от крови, весь лоб был громадной ссадиной, в груди торчала стрела с белым, как лилия, оперением.

Аханахт и Уаджар остановились. Хнемредиу на верху обрыва упал на колени, воздел руки к небу и закричал:

– О, боги! Я не хотел! Я не знал. Простите боги! Я не-е зна-а-а-ал!

Меренра тяжело перебросил из руки в руку окровавленную секиру.

– Привет вам, други детства. От отца Осириса и всех демонов его. Пришел обратно всем сказать, что вас там с нетерпеньем ожидают.

Медленно передвигая ноги и шатаясь, он направился к друзьям детства.

– Отец! Отец, супруг мой!

Маленькая фигурка в белом бежала от реки, спотыкаясь на подгибающихся ногах с вытянутыми руками. За ней бежал львенок.

– О, дочь моя. – улыбнулся повелитель. – Все же я тебя увидел.

– О, демоны ночные! Ну, только этого нам и не хватало.

Нейтикерт обхватила стоящего Меренра и прижалась головой к груди.

– Прости, сокровище мое, но, кажется, я ухожу… туда… к закату. Прости, что оставляю тебя с такими… тебе помогут… великий мастер… ему можно …он не допу…

Тело повелителя содрогнулось, он захрипел, и изо рта выплеснулась кровь прямо на царицу. Меренра умер с ощущением неземного блаженства под взглядом царицы Нейтикерт. Он умер стоя и упал уже мертвым.

Царица, опустилась на колени, что-то шепча. Львенок беспокойно крутил головой и принюхивался. Он чуял какой-то новый запах, он хоть и был нов, но был так, же и чем-то очень знаком. В глубине души маленького льва он будил какие-то смутные воспоминанья. А, меж тем, запах этот наполнил все окрестности подобно половодью.

– Ну, ладно одно уж к одному. – пробормотал Аханахт, неспешно развязывая схенти. – Тащите-ка сюда эту. Хоть что-нибудь приятное за целый день.

– Я думаю, что это ни к чему и будет уже лишним. – сказал Уаджар.

– А у меня иное мненье. Страшненькая, конечно, ну да ладно. – ответил Аханахт. – Зато ноги длинные, можно на песок не ложиться.

Чернокожие воины направились к царице. Львенок выскочил вперед и сев на задние лапы замахал передними по воздуху и зашипел.

– Брысь, твоя, поганая шакала!

Наглое животное пнули под ребра, львенок с хриплым вяканьем отлетел, но быстрые лапки успели-таки мазнуть по ноге, оставив прекрасные царапины, общим числом десять и он понял, что это за новый запах – кровь. Он с рычанием встал.

Царицу схватили за руки и рывком подняли с колен. Тело ее было безвольно, легко и почти невесомо.

Тем неожиданней оказался бешеный рывок царицы, освободивший ей одну руку. Воин, державший левую руку гигикнул, развеселившись от неожиданного трепыханья жертвы. Так было даже интересней. Однако тут же он издал визгливый вопль – царица склонилась к руке и впилась в державшую ее ладонь зубами. Кушит тут же отпустил царицу, но теперь уже она ухватила его руку обеими руками. Воин с воем мотал царицу, но оторвать не мог. Наконец он занес кулак над головой Нейтикерт, но та резко мотнула головой и бросила ненужную ей теперь ладонь, пальцев на которой стало на один меньше. Кушит с воем затряс рукой, разбрызгивая кровь.

– Нет, ну вы только гляньте! – восхитился Аханахт. – А с ней будет интересно.

– Фтфу! – выплюнула что-то царица и вытерла ладонью окровавленные губы, впрочем, не столько вытерла, сколько размазала кровь.

Малолетняя царица, оскалив зубы, издала звериное рычание. Львенок, припав к земле и прижав уши, повторил рычание. Эти двое собирались сражаться против войска.

– Тащите, тащите. За волосы ее, за волосы. – подсказал вельможа.

Совет оказался, кстати, Нейтикерт ухватили за волосы сзади, она же не оказывая никакого сопротивления, повернулась и прыгнула на высоченного воина, обхватив его ногами за талию, и впилась зубами в лицо.

– Ы-ы… – замычал кушит.

Он совершил несколько бестолковых движений и, поскольку львенок впился в его ногу, спотыкнувшись, упал навзничь. Царица сидела на нем, сжимая тело бедрами, а в волосы, вцепившись пальцами, и водила головой, словно целуя в любовном экстазе, а воин дергал руками, брыкал ногами и мычал. Затем вдруг затих.

– О боги. – пробормотал Хнемредиу. – Да что же это? Это что такое? Что она творит?!

Он в растерянности смотрел на своих друзей. Царица поднялась с воина, оставшегося лежать неподвижно, и осмотрелась вокруг таким взглядом, что близь стоявшие черные воины попятились.

– Хырктьфу! – вновь выплюнула часть лица воина Нейтикерт.

Лицо ее было все в крови, и красные капли капали с подбородка на белое платье. Львенок уже терзал за горло поверженного кушита и негромко, но свирепо рычал.

– Ух, ты! – Аханахт, уважительно покачал головой. – Ну, что ж, придется видно, самому.

– Оставьте вы это дело, Аханахт. – сказал Уаджар. – Дай сюда.

Он взял лук у воина и наложил стрелу.

– Поверьте – так лучше будет для всех. И для нее тоже.

– Ну, уж нет! Чего зря пропадать добру. Все надо использовать по назначенью. Тем более, что это последняя из рода Гора.

– Опомнитесь, друг мой, – ей двенадцать лет! Какое назначенье? Либо подождать три-четыре года, либо просто пристрелить и кончить с этим.

– Вы сумасшедшие! – возмутился Хнемредиу – с чем кончить?! С носительницею последней священной крови Гора? Вы не в своем уме. Этого не будет!

Тем не менее Аханахт направился к царице.

Озиравшаяся по сторонам, как затравленная лисица, Нейтикерт, заметив его, медленно убрала обе руки за спину и подалась вперед оскалив зубы. Львенок опять стоял перед ней, он часто облизывал окровавленную мордочку, вникая в неизведанный ранее вкус, и из груди его рвалось уже не шипение, а рычанье. Пока еще негромкое. Ему, маленькому котёнку, было очень страшно, но страх этот уже тонул в какой-то огромной волне рвавшейся из его груди наружу. Не смотря на страх, он был готов и убивать и умирать. Маленький котенок просто не знал, что это называется мужеством. Он просто уже превратился во льва.

– Эй! – окликнул кто-то сзади. – Эй, вы, полудурошные уроды. – слова сопровождались дурашливым смешком. – Хе-хе-хе-хе.

Все обернулись. От поворота на Кхем шел высокий, несколько грузный, человек в широчайшем схенти, с лицом напоминающим морду бегемота, на которую еще и натянули лохматый парик. Шел он, вальяжно дрыгая в стороны толстыми и кривыми ногами, и насвистывая какой-то веселенький мотивчик на тему солдатских сексуальных отношений. В руке он крутил булаву и иногда постукивал ей по ладони.

– А чем это вы тут, вот это тут вот, заняты, того вот, – несколько смутно изложил он свои мысли, – весьма достойные мои и все на хрен остальные. Ась? Ну-ка, обскажите-ка мне, все дело, в двух словах.

– Тебе какое дело Нутерхопер? Ты был в стороне? Вот там и стой!

Нутерхопер неожиданно раззявил огромную пасть и чихнул, потом еще, и еще и, наконец, высморкался в парик, посмотрел на него, снял, вытер им фундаментально нос, и зашвырнул в реку, явив миру блестящую лысину. Теперь, без парика, он напоминал бегемота без парика.

– Кто ж вам эдакую-то хрень сказал?

Аханахт махнул рукой и вновь повернулся к неподвижно стоящей царице, ждущей его с закинутыми за спину руками.

– Эй!

– Ну, чего тебе!?

– Это Священная Супруга. – Нутерхопер ткнул в сторону фигуры в белом булавой и чуть не потерял равновесие. – И твоя царица. И… ик! Пчх-и-и!

– Послушай, военачальник, пойди-ка ты проспись, быть, может быть, проснувшись, обратишь внимание, на то, что ты-то здесь один, как перст.

– Ну, это-то нетрудно и исправить. И вообще, дай мне закончить. Че за поганая привычка – не дослушав перебивать.

Достойный полководец засунул в рот два пальца и так энергично свистнул, что опять чуть не потерял равновесие.

Из-за поворота выдвинулась цепь лучников. Установилось недолгое молчание, во время которого стороны прикидывали свои шансы. Нейтикерт, по-прежнему, стояла молча, Нутерхопер принялся вполголоса напевать какую-то лирическую солдатскую песенку:

– Шел я к своей милке,

– Споткнулся о бутылку,

– Споткнулся о бутылку,

– И сильно полюбил

– Тара-тура тум-ту-ра,

– Вот такая вот херня…

(текст авторский)

Наконец Аханахт махнул рукой, и они направились к Хнемредиу, уткнувшемуся в землю. Умный вельможа, понял, что при взаимном паритете сил, лучший вариант – разойтись красиво, а не переть, буром неизвестно в какую жопу.

– Эй! Вельможные! – Нутерхопер еще не угомонился.

– Ну? Чего еще тебе не так?

– Не забывайте, ну чтоб мне не пришлось напоминать, – вот это, наша царица, последняя в Черной Земле, носительница божественной крови потомков Гора. Вы меня поняли, вельможные ублюдки? Или я вот эту булаву… – полководец выразительно подвигал булаву между левой ладонью собранной горсть – ….таким вот образом использую. – Угы-гы-гы.

Уаджар, не менее выразительно, показал ему левую руку со сжатым кулаком и похлопал правой ладонью по предплечью. Такие сакральные жесты появились именно в то время. А вообще-то еще раньше. Сразу после матриархата.

Нутерхопер оглядел Нейтикерт. Густые черные волосы царицы слиплись и в лучах солнца отливали багровым. На белых одеждах ярко алели пятна.

– Идем к реке царица, там ты отмоешься от крови.

– Зачем же, Нутерхопер? Ты же полководец и вид крови должен быть тебе приятен. Напрасны были твои потуги, ибо сейчас, все бы и кончилось.

– Ну, я не думаю, что такой исход тебя устроил бы?

– Теперь посмотрим. – сказала царица. – Что кого устроит.

Царица, наконец, вынула руки из-за спины. В руке у нее был странный нож черного цвета, со зловещим красным камнем в рукояти. Она упала на колени, воткнула нож в землю, набрала полные горсти песка, посыпала им голову, еще раз набрала и посыпала и, подняв вверх лицо, завыла. Хнемредиу, которого только что уговорили встать с колен, услышав этот вой, тут же лишился чувств. Львенок, закрыв голову лапами, заорал дурным звериным воем.

Нутерхопер взглянул, щурясь на солнце, и пробормотал:

– Вот ведь дерьмо. Мать вашу Исиду!

С некоторых пор жители Кхема – города Удара Молнии, иногда слышали вой неизвестного животного. Не шакала, напротив, все шакалы, начинающие перекликаться по ночам, заслышав эти звуки, замолкали. И не дворовые собаки, – эти постоянно выли но, – они, его услышав, прятались по конурам. И не охотничьи тезем, те, припозднившись с хозяином на охоте, начинали сбиваться в кучу и жаться к ногам, а иногда в ужасе бежали к дому.

Что это было за животное такое, никто не знал и выяснить никто так и не решился. И правильно, потому что может это и не животное совсем, а существо какого-то другого мира, возможно демона, так как в голосе земного существа подобного страдания быть не может, а только существа познавшего весь ужас запредельного мира. Иногда этот жуткий крик-песня боли был слышан и в Меннофер.

Там жили четыре человека, которые, возможно, могли бы пояснить это странное явление. Но все они одинаково молчали. Хотя вели себя по-разному при этом.

Один бледнел, падал на колени и до утра богам молился, прося у них прощения за что-то, а с утра шел в храмы и богам приносил великие жертвы.

Другой становился задумчив, садился в кресло у окна, брал кубок вина и, потихоньку прихлебывая, сидел так до утра, думая о чем-то и только с первыми признаками рассвета спать ложился.

Третий, заслышав вой, не пил и не молился, но взор его становился страшен и все разбегались от него, стараясь не попасться на глаза. Некоторое время он расхаживал по залам своей усадьбы, приговаривая – Я не боюсь! Я не боюсь тебя!

Затем брал лук со стрелами, копье и кликнув своих подскуливающих и откровенно воющих, тезем уходил в западные степи на охоту. Верные его тезем, хоть и боялись до ужаса, но покорно следовали за хозяином. Они его очень любили. Они его боготворили и знали самую главную его тайну – из всего мира, их хозяин, искренне любит, только их. Разве могли они его оставить одного? Да никогда и ни за что на свете! Звери на любовь отвечают только любовью. И никогда не предают, потому что мораль им неизвестна, и они не оценивают поступки любимого существа. Они его просто любят.

Пожалуй, что разумней всех поступал четвертый. Едва заслышав звуки песни неизвестного существа, он приказывал принести вина по больше, звал танцовщиц, музыкантов и певиц, велел играть, как можно громче, танцевать весело и быстро, петь очень звонко и кутил всю ночь. Пил, закусывал, плясал и пел, точнее песни орал. Наш, короче был, парень! Друзей, правда, на эту веселую попойку, никогда не звал. И, надо все-таки заметить, что даже ему не удавалось заглушить надрывный крик потустороннего чудовища. Нет, ну ушами он его, конечно же, не слышал. Он чувствовал его всем телом, крик этот вибрировал у него внутри.

Как видите, все они реагировали по-разному, на один и тот же фактор.

Объединяло же, всех четверых, лишь одно – никто из них, в ночь воя-плача, никогда не спал.

Но все это случилось несколько позднее.