Читать книгу Чтобы что-то вспомнить – надо это пройти - Василий Гурковский - Страница 13

Если в первое мое десятилетие жизни на Земле – главное, чему я научился, было – ходить, говорить, читать и писать, то второе десятилетие, которое совпало с пятидесятыми годами прошлого века, я бы с уверенностю назвал – первым курсом моей «Академии жизни». Этот период принес мне столько всего нового, необычного и разнопланового, что, если собрать воедино все «искры» памяти только об основных, значимых событиях, в которых мне довелось принимать непосредственное участие в этот период, то из них получился бы огромный пылающий жизненный костер.

Эти годы открыли мне двери в совершенно иной мир. Страна переживала последствия страшной Войны, переживали все это её люди, в том числе и мы, дети той войны. Все сразу не восстановишь, поэтому начинали с наиболее жизненноважных направлений. Отменили продовольственные карточки, появились элементарно необходимые товары в магазинах, парты, учебники и письменные принадлежности в школах. Постепенно оттаивали людские души, застывшие после ужасов военного времени. Много работали, начали чаще петь песни, больше и ближе общаться, лучше одеваться, питаться и более уверенно смотреть в будущее, надеясь только на хорошее.

Было мало информации. Новости получали в школах, в киножурналах, которые показывали перед демонстрацией кинофильмов и, частично – из газет, которых во-первых было мало, во-вторых- информации в них не всегда было достаточно, тем более-объективной.

И все равно – новое обступало меня со всех сторон. Если бы все то, что я увидел и услышал в те годы, можно было как-то зафиксировать для памяти, даже с краткой характеристикой событий или действий – это могла быть большая отдельная книга и не одна….

Первый год нового десятилетия (1951-й), принес в нашу семью две серьезных новости: – я окончил начальную школу, без троек, всего с двумя четверками и перешел в пятый класс. Мы расстались с нашей первой замечательной Учительницей, Александрой Филаретовной и пошли дальше, а она опять приняла новых первоклашек. Фото нашего расставания, осталось не только в нашей памяти, но и на групповой фотографии.

В этом же году, мой отец, всю войну и после неё, работавший шофером, после шестимесячных курсов, получил специальность комбайнера и, с началом убочной кампании, убирал хлеб в колхозе имени Сталина, в селе Карагаш. У меня в памяти осталась очень приятная фотография того уборочного сезона – в междурядьях сада на территории села, был посеян Пырей, трава такая, ею засевали раньше полевые аэродромы, так как она сильно иссушает почву, и, как бы уплотняет её.

Так вот – комбайн косит на семена ту траву, а я сижу в зерновом бункере или стою на мостике управления, а с обеих сторон, вплотную к движущемуся агрегату, примыкают деревья, а на них крупные спелые сливы. Бери любую на выбор….

Вдобавок к этой идиллии – одной стороной тот участок выходил к магистральному оросительному каналу, так я несколько раз в день и окунался в канале на несколько минут. Там глубина по пояс, течение сильное, всего в километре от насосной станции, подающей воду на половину района, но – ничего, можно удержаться на ногах и освежиться в такую жару.

Наверное, с того момента, я и полюбил эту серьезную машину – зерновой комбайн. Судьбе было угодно заставить меня убирать на нем хлеб в последующие годы, в течении десяти сезонов, причем – только четыре из них, как рабочему-комбайнеру, а еще шесть раз – находясь в разных ипостасях, в период своих рабочих отпусков, причем последний раз, – будучи заместителем председателя Слободзейского районного совета колхозов по экономике, уже в восемьдесят третьем году. Такая солидная искра (букет) памяти….

В начале пятидесятых, в нашем селе, появилось проводное радио. В каждый дом, бесплатно поставили радиоточку, в виде такого круглого вогнутого экрана из пергаментной бумаги и, за 50 копеек в месяц, люди могли слушать радио. Это была настоящая революция в культурно-просветительском направлении. С 6 часов утра, до 12 часов ночи, люди слушали новости, песни, рассказы, радиоспектакли, сверяли время. Село стало жить жизнью страны, в одном, едином порыве, опираясь на централизованную информацию (смотри материал Радио в разделе 4-Семидесятые). Можно с уверенность сказать, что появление в селе радио, круто и быстро способствовало улучшению сельской жизни по всем её направлениям. Естественно это событие тоже отложило след в моей памяти….

Эту тенденцию продолжила и электрификация наших сел. Замена в пятидесятые годы, керосиновых ламп, свечек и лучин, на электрические лампочки, была еще большим революционным изменением сельской, чем радиофикация, так как решала многие не только бытовые вопросы, но и производственно-хозяйственные проблемы обеспечения многих направлений сельской жизни.

Очень четко помню, как придя в школу, я тогда ходил в шестой класс – прочитал написанное мелом на классной доске сообщение: «5 марта 1953 года, в 9 часов 50 минут-умер товарищ Сталин». Многие девочки в классе плакали, мальчишки – притихли, чувствовали себя растерянными.

Знаковые и наиболее значимые для меня события произошедшие в 1954 году, году ставшим для меня переломным между школьным детством и-сразу «взрослым» отрочеством:

– окончил седьмой класс школы, с неплохими оценочными показателями, и с твердым намерением поступить в Одесское мореходное училище;

– пошел учеником токаря в Слободзейскую МТС (Машино-тракторную станцию). Параллельно отвез документы для поступления в мореходное училище на отделение – штурман дальнего плавания. Нелегально от родителей, ездил в Одессу сдавать вступительные экзамены, сдал оба экзамена на отлично и уже считал себя курсантом, но такого не случилось, по причине возраста. На штурманское отделение принимали с 15 лет, чтобы к концу учебы выпускнику можно было получить «Паспорт моряка», который выдавали в 18 лет.

Я был записан со школы рожденным в 1938 году, так об этом и заявил при поступлении в училище, но подтверждающих факт моего рождения документов, – не было, а все архивные данные предвоенных лет – унесла война. В отделе кадров училища были согласны получить от меня любую справку с места проживания, в т. ч. из сельсовета, о моем возрасте (нужном), но моя мама была категорически против, чтобы я стал моряком и не разрешила никому такие справки мне выдавать, хотя могла это сделать за несколько минут, так, как работала тогда в райисполкоме….

Так меня отделили от моря. Море еще не раз пыталось призвать меня к себе на службу – но так и не смогло (смотри материал «Зов моря», в этом же разделе). Осталось море только в памяти…

– значимым событием этого же года – было необычное и уникальное событие: к концу года собирались запустить Дубоссарскую ГЭС, на Днестре, и начали заполнять будущее водохранилище, для чего перекрыли построенную плотину будущей электростанции и мне довелось видеть родной Днестр в виде небольшого ручья, шириной менее десяти метров и глубиной по колена. Это было настолько необычно, что врезалось в память навсегда.

– не таким уж важным в общем плане, но для меня просто чудесным и счастливым, стало образование в нашем селе и НА НАШЕЙ УЛИЦЕ! – новой детской библиотеки! Как тут не вспомнить народную мудрость – «…ни в сказке сказать, ни пером описать..». Несколько лет перед этим, я, единственный из ребят русской части Слободзеи в те времена, по выходным дням, ходил на молдавскую часть села, за 4 километра, благодаря протекции мамы, брал в районной детской библиотеке по 2–3 книги (этого хватало мне на неделю), причем-в любое время года, невзирая на расстояние и недружественное отношение пацанов с молдавской части села, из-за встреч с которыми, я часто ходил в обход «низом», по дамбе вдоль Днестра, что отнимало не только много дополнительных усилий, но и времени.

И тут Судьба делает мне (именно мне!) такой царский Подарок… устраивает новую библиотеку на нашей улице и почти через дорогу от дома! Вот что такое неожиданное детское СЧАСТЬЕ!.Правда, я этим «счастьем» успел воспользоваться всего несколько месяцев, так как, очень скоро, как было уже сказано – из детской возрастной категории, был переведен – сразу во взрослую и на том детство мое закончилось….

– Это подтверждает главное (для меня) событие того (пятьдесят четвертого) года: не знаю – кто кого ждал – я его или оно меня, скорее это случилось на базе взаимного ожидания… Здесь уже одной вспышкой памяти не обойдешься, это событие достойно целого многосерийного фильма.

Наверное, такое может быть только в такой стране, как Россиия (в те годы СССР).

Весной пятьдесят четвертого года, было принято известное Постановление Правительства об освоение целинных и залежных земель. До этого, в стране уже начали строить большие гидроэлектростанции, мощные линии электропередач, делали рукотворные моря, сажали лесополосы.

С приходом к власти Н.С.Хрущева – решили осваивать целинные земли и включать их в полевые севообороты. Размах предстоящих работ намечался колоссальный – в Поволжье, Казахстане, Сибири и других регионах, планировалось освоить миллионы гектаров новых земель, а потом – обустроить эти края и вдохнуть в них жизнь.

«Целинная» волна прошла по всей территории огромной страны. Этой теме посвящались выступления руководителей разных рангов, статьи в газетах, шли репортажи в кинохронике о проводах первых добровольцев на целину и, естественно, все сопровождалось призывами поддержать это важное начинание, которое обещало всем желающим принять в нем участие – существенные и разнообразные льготы….

По судьбе было угодно и мне включиться в этот процесс, и не просто включиться, а пройти его весь полностью, от начала-до конца. В лето пятьдесят четвертого, я об этом еще ничего не знал, это уже с высоты сегодняшнего дня, возраста и определенного опыта, могу сказать, что то начинание, полезное и своевременное для нашего государства, стало отвратительнейшим по исполнению и принесло гораздо больше вреда, чем пользы. Но-это отдельная тема, а мы пока вернемся в тот пятьдесят четвертый год, о котором начали вспоминать….

Так случилось, что в нашу МТС, где, как было сказано – мой отец работал комбайнером, а я был учеником токаря, поступил приказ об отправке в Башкирию!!! двенадцать зерновых комбайнов. И это в середине июля, как раз в разгар уборки зерновых по нашей зоне! Такой приказ и в такое время, мог дать кто-то или запредельно глупый или просто враг….Не иначе.

Районные власти получили такое указание из столичного нашего Кишинева, а те, в свою очередь, оправдывали себя тем, что получили такое указание из Москвы. В другое время, такой откровенно глупый по всем позициям приказ, можно было бы и не выполнить, но в тот год и в тот период, когда вся страна только и трубила о подъеме целины, когда всего год назад ушел Сталин, а система продолжала существовать, никто не осмелился перечить власти и объяснять полную никчемность и огромную ненужную затратность отправки зерновых комбайнов за 3000 километров, в не такую уж и «целинную» Башкирию.

А ведь это только из нашего региона, было погружено и отправлено около сорока железнодорожных платформ; на одну платформу помещался один зерновой комбайн, из трех раздельных частей:-отдельно – жатка, сам комбайн и копнитель для соломы. А разве только от нас посылали комбайны на Восток в том году?! Миллионы рублей выброшенных на ветер!. А попробуй пойди против этой глупой волны, сметающей все на своем пути! Во что обходились подобные решения «сверху», никто и никогда в Союзе не считал.

Но для меня лично, это действие принесло неописуемую радость. Такого подарка я больше в жизни не получал, да и вообще само действие было в своем роде уникальным, неповторимым для меня, именно в познавательном смысле. Такой у меня сложился жизненный менталитет – не важно какие условия, холодно-голодно, но лишь бы было что-то новое, а любое новое для меня – интересное. Не могу утверждать, хорошо это или плохо, но для меня это стало жизненным правилом и с ним мне удалось пройти весь свой активный период жизни и не пожалеть об этом….

Когда моему отцу приказали оставить косовицу хлебов и прибыть с комбайном во двор МТС, для отправки в Башкирию, он вынужден был подчиниться и начал готовить агрегат к далекому путешествию. Но его помощник, молодой парень после курсов кобайнеров, сам из не бедной семьи- отказался ехать в командировку и перешел на другую работу. Искать помощника в разгар уборки урожая, было проблемно, да и времени на это не было, поэтому отец взял в помощники меня. Так ему было проще и быстрее….

Так я был включен в команду, отправляемую на помощь по уборке урожая в Башкирию. Провожая нас, какой-то представитель власти, сказал, что нам предстоит ехать на платформах вместе с комбайнами, иначе они не доедут до места назначения в рабочем состоянии, что ехать придется всего пять дней, сейчас лето, так что особых проблем при передвижении, у нас не должно быть.

Выдали на дорогу деньги – по триста рублей комбайнерам и по сто пятьдесят – помощникам, вроде как на дорогу и пожелали счастливого пути…. От нашей МТС было направлено 12 комбайнов (8-самоходных и 4 —прицепных), с ними – 24 человека.

Огромный состав, почти в сорок платформ, подцепил на станции Тирасполь, специально прибывший из Раздельной, мощный по тем временам паровоз ФД (Феликс Дзержинский) и 1 августа, мы отправились в далекую Башкирию, надеясь (большинство из нас), на хорошую работу и, соответственно, на достойные заработки….

Для меня же, как уже было сказано-главное было- увидеть и узнать что-то новое, все остальное в тот момент, для меня было – несущественным.

Первая радость – я впервые еду по железной дороге, не в каком-то душном вагоне, а-на свежем воздухе с обзором в 360 градусов!. Сижу на рабочем сидении, за штурвалом комбайна, а мимо проносятся леса и поля, города и села, мосты над реками. Мелькают встречные поезда, а ты сидишь за штурвалом, ощущаешь, как с огромной скоростью, пересекаешь встречное пространство и чувствуешь свое причастие ко всему происходящему! А впереди – целых пять дней такого блаженства! Откуда же мне было знать, что это «блаженство» скоро сменится совсем другими ощущениями….

Как мы устроились- уже было сказано, что один комбайн, разделенный на три части (жатка, молотилка, копнитель) – занимал целую платформу. Причем-по требованию правил погрузки, копнители разбирались на блоки. За время нашего путешествия, я видел десятки составов с комбайнами, новыми и старыми, но ни один (подчеркиваю) – ни один не был погружен так, как комбайн отца. Он был действительно мастер – импровизатор. Не стал разбирать копнитель на составные части, а вынув из креплений обе полуоси, на которые одевались колеса копнителя, чтобы не мешали – и положил копнитель набок. А так как копнитель комбайнов С-4 первого выпуска, имел две раздельных половины, под солому и полову, то из копнителя получилась двухэтажная будка. Прикрыв задний клапан и зубчатый пол копнителя, брезентовыми полотнами-мы получили примитивный закрытый двухэтажный «домик», где на первом этаже, спал отец и еще трое комбайнеров-друзей отца от соседних комбайнов, а наверху – спал я и трое ребят, помощников тех комбайнеров, которые «квартировали» у нас на нижней полке.

Этот наш перевернутый неразобранный копнитель, именно своим необычным видом, спас меня и еще одного парня из нашей компании, но об этом чуть позже….

Остальные 16 человек из нашего МТС, спали возле своих комбайнов. Оставлять комбайны без присмотра было нельзя. На больших станциях, при долгих остановках, шло постоянное воровство дефицитных составляющих – аккумуляторов, стартеров, трамплеров и многого другого, что в те времена представляло определенный дефицит. Организованное и неорганизованное жулье, грабило в основном новую технику, но не брезговало и старой, оставленной без присмотра….

Возбужденность и радостная эйфория у наших земляков быстро прошла. За пять суток, мы добрались только до Харькова…. Запасы продуктов, взятых из дома- закончились, полученные командировочные деньги – закончились еще раньше, в Тирасполе, так как грузились почти две недели, а погруженные комбайны, оставлять уже было нельзя, по указанным выше причинам.

Привязанные ответственностью к комбайнам, ребята не имели свободы как передвижений, так и действий. Когда нет пищи и нет денег, а вдобавок – не можешь далеко отойти от поезда, так как не знаешь, сколько он будет стоять и когда он двинется в путь, то это тоже – проблемы.

Такие спецсоставы, шли вне всяких графиков и расписаний. За Харьковым, наш состав часа по два-три держали при входе на станцию или вообще не принимали на малых станциях, из-за большой длины.

Длительные остановки перед большими станциями, нам были очень кстати. Повсеместно возле железной дороги, тянулись как правило огороды, как железнодорожников, обслуживающих пути, так и местных жителей. Как только поезд останавливался, несколько человек, из молодых ребят- выскакивали на насыпь и «запасались» продуктами, попросту воровали с придорожных огородов овощи, копали картофель и т. п… Все это делалось в ускоренном темпе, пока хозяева не видели.

На следующей остановке – в ведрах варили картошку, овощи, вобщем-что успели унести с огородов. Кипяток и холодную воду, набирали на ст анциях, хлеб, соль, перец – «одалживали в станционных буфетах и ресторанах. В то время – хлеб и специи, лежали там на столах, вроде как бесплатно ….Короче говоря, голод заставлял нас искать любую возможность чем-то и хоть как-то, утолить его.

В отличии от других наших попутчиков по эшелону, мы (8 человек, которые «жили» в нашем домике-копнителе, имели довольно надежную пищевую поддержку в том, что зерновой бункер комбайна отца, был полность заполнен …яблоками. Отец у меня был не только большим мастером-по технической части, но и человек с избытком природного юмора и оставшейся еще с фронтовыл лет- хозяственной смекалки.

Когда мы, в Тирасполе, погрузили свой комбайн и ждали пока загрузят остальные, отец, с еще одним своим другом, поймали грузовую машину из слободзейских, водитель был молодой парень. Заставили проехать в карагашский колхоз, где отец три года подряд убирал хлеб и, где все его знали, там заехали в садоводческую бригаду и из собранных в ящики яблок, выбрали получше, загрузили около половины кузова и привезли к нашему уже стоявшему на платформе, комбайну.

За каких-нибудь полчаса, наша компания, перегрузила яблоки из автомашины в зерновой бункер комбайна, а то, что не вместилось – «подарили» парню-водителю, который вначале возмущался, а, получив в подарок килограммов двести яблок, радостно поблагодарил «похитителей» и быстро ретировался….

Эти яблоки здорово нас выручили, бывали дни, когда мы только на них и жили….

Конечно, их беспрерывно трясло по дороге, тем более на высоте комбайна, они по мере движения, портились, но более 20 дней все-таки были в наличии; и последние плоды, мы высыпали на платформу, стоя в очереди перед станцией Пенза. Набрали из остатков полтора ящика и Продали железнодорожникам, работающим на путях, а за вырученные 120 рублей, закупили хлеба и курева….

Главное, что память мне выдает о той поездке, которая продолжалась 31 день! – я, за рулем комбайна, реально! проехал около трех тысяч километров, от Днестра-до Урала и впитал в себя столько впечатлений, что хватило бы на несколько полнометражных фильмов. Кроме того, на ходу, не слезая с поезда, каждый день! кушал свежие яблоки, которые тоже были рядом – протяни руку и бери!..Прямо передвижной дом отдыха!….

Уже много позже, я как экономист, пытался прикинуть – во сколько бы мне обошлась похожая поездка в нынешнее время, если бы пришлось нанимать паровоз с платформой и комбайном с яблоками, где я бы проехал весь тот путь и за 31 день! Получалось так, что в миллион долларов, я бы не вложился!….Это тоже память.

Я выше сказал, что тот наш копнитель, меня здорово выручил, возможно даже спас жизнь. Как уже было сказано, мы часто питались с придорожных огородов, но это было до пересечения Волги. Дальше-пошли голые степи и опустевшие огороды, заканчивался август месяц, по ночам уже вода замерзала в канистре, короче говоря, подножного корма не стало. Под Куйбышевым, мы последний раз запаслись картошкой, но приготовить её не было времени.

Перед въездом в узловую станцию Кинель, когда нас долго не впускали – начали варить картофель в ведре, рядом с насыпью, а поезд вдруг—тронулся и начал втягиваться в станцию. У ведра оставался я и еще один парень из нашей компании. Когда поезд пошел, отец крикнул мне- как доварите – найдете нас на станции. Никто не думал, что мы, обычно стоявшие на узловых станциях по нескольку часов, пойдем напроход, не останавливаясь.

А случилось именно так. Когда мы сварили картошку и пришли на станцию, то там узнали, что наш эшелон, без остановки, ушел в сторону Абдулино, то есть на Уфу…! А у нас-ни денег, ни документов, ни теплой одежды при ночной минусовой уже температуре. Что делать? Бежать за эшелоном?!.

У дежурного по станции, узнали, какой состав пойдет в нужном нам направлении. Сели в товарный поезд – поехали. Открытые вагоны, везут металлолом куда-то на Урал, наверное. Когда поезд набрал скорость, мы поняли, что долго продержаться не сможем. На большой скорости, ледяной ветер, с угольной пылью, пронизывал все пространство открытого вагона, заваленного ржавым железом. Я влез в какую-то триерную трубу от зерноочистительной машины, там с боков не дуло, зато продувало вихрем вдоль. Где бы не пытался найти уголок без ветра – не получалось. Когда остановились вполночь на станции Абдулино, в двухстах километрах от Кинеля, мы с трудом сошли с негостеприимного поезда, трясясь от холода.

Нас не впустили в вокзал даже погреться, испугались нашего вида, да еще с закопченным ведром вареной картошки, и в час ночи….

Потом – повезло. Рядом с вокзалом стоял поезд, как сейчас помню- Харьков – Новосибирск, у входа одного из вагонов, стоял пожилой проводник. Подошли к нему, поздоровались. По выговору, я понял, что он украинец и заговорил с ним по-украински, за минуту объяснил нашу ситуацию. Он все понял посадил нас в свой вагон, напоил чаем, нашел свободное купе – предложил поспать, сказал-не беспокойтесь, я вас перед Уфой разбужу …., да неё 250 километров…

С тех пор я помню ту станцию Абдулино и с плохой, и с хорошей стороны, где абсолютно чужой человек проявил к нам такое внимание!

Добро, иногда, тоже бывает не по капле, а целым ковшом, это я тогда тоже запомнил на всю жизнь; на рассвете, проводник нас разбудил на подъезде к узловой станции Дема, это рядом с Уфой. Мы вышли в тамбур, поблагодарили доброго дядю-проводника. Поезд остановился, сошли на перрон, и вот здесь дорогой Читатель произошло не иначе, как Чудо, можешь верить или не верить, мне это, через почти семьдесят прошедших лет все равно (но это – таки было!), – через две рельсовых колеи от нас, в обратную той стороне, откуда мы прибыли, трогается поезд с комбайнами и, мимо нас проезжает наш домик-копнитель! подобного которому, мы не видели за все время путешествия.

«Наши уезжают!»-ударило в голову и мы бросились через пути за тем поездом. На ходу забрались на одну из платформ, вначале я, потом, напарник подал ведро с картошкой и залез сам.

Минут через пять, мы залезали под брезент ставшего родным нам, жилища!.Наши все спали. Прошла целая страшная для нас ночь, но никто об этом ничего не знал, зато утром мы получили замечание от голодных попутчиков, за то, что съели за ночь полведра картошки, а где мы были и что пережили-никто не спрашивал, да и объяснять это на словах, было бесполезно.

О том, как мы с отцом убирали хлеб в Башкирии можно узнать из материала «Рай для изгоев», в этом же разделе.

Для полноты общей картины о той, нашей командировке в Башкирию, – добавлю, что, когда мы ехали обратно, раздосадованные комбайнеры, потерявшие рабочий сезон, пользуясь тем, что мы ехали через Москву, решили коллективно пожаловаться «верхам» на то, что с нами случилось и не по нашей вине.

Среди нас был, как это всегда бывает в таких случаях, один особенно «активный» помощник комбайнера, председатель одного из бывших колхозов. В моей Слободзее, в начале пятидесятых, было 11 колхозов, а к концу этого периода, осталось всего два. Так он всех по дороге от Уфы, подбивал – в Москве, мол, надо пойти искать правду….

Хотели заявиться в ЦК КПСС, но нас они переправили с Министерство сельского хозяйства СССР, как бы – по нашей принадлежности…В здание министерства на Садовой, запустили только комбайнеров, мы, помощники – ждали на улице. Потом постепенно и мы просочились через швейцара-дежурного и предвигались по этажам, просто как заинтересованные наблюдатели.

А наших «представителей» гоняли полдня от одного чиновника – к другому, потом им(чиновникам) это надоело, поднимать шум им было тогда не с руки, и, чтобы от нас отделаться – все-таки дали в виде разового пособия (милостыню) по 300 рублей комбайнерам, по 150 рублей помощникам и на каждого вдобавок по билету в Большой театр. Так расщедрились!..

Я не знаю на какое представление были те билеты, так как наш бывший председатель – помощник комбайнера-тут же их кому-то оптом продал.

А в Министерстве сельского хозяйства, меня тогда поразил необычный лифт, который был без дверей и постоянно двигался. Меня интересовало, как он проходит верхнюю точку – переворачивается или нет. Я катался тогда на этом лифте, но до самого верха пониматься боялся. Поднимался уже позже, лет через тридцать, будучи в том же Министерстве по командировке.

Память о той поездке, осталась во мне яркой, но грустной страницей. А Пятидесятые годы продолжались и впереди меня ожидало еще много чего запоминающегося….

В том же пятьдесят четвертом году, в Слободзее, при МТС, открылись ускоренные вечерние курсы механизаторов (трактористов), я прошел весь цикл занятий по материальной части, сдал экзамены, но удостоверение не получил, сказали – после прохождения практики, то есть – весной.

Отец мой, человек по характеру справедливый, но-вспыльчивый (давали себя знать, конечно, – три войны, ранения, и контузии), после возвращения из Башкирии, часто конфликтовал с руководством МТС, считая, что его, передовика производства, умышленно отправили в командировку и лишили главного для любого комбайнера, заработка, на уборке урожая.

Руководство МТС, в свою очередь, принимало «ответные» меры, усложняя отцу жизнь на разных работах в межсезонье, что в итоге привело к тому, что, когда началась агитация, а потом и вербовка, в первую очередь механизаторов, для выезда на целинные земли, отец дал свое согласие и взял с собой меня, что было лучше для нас обоих, в то время….

В итоге-в министерстве сельского хозяйства Молдавсой ССР, я получил комсомольский билет и Комсомолькую путевку в Актюбинскую область Казахстана, где был указан год моего рождения, переписанный из школьного свидетельства -1938-й, и мы с отцом, в начале февраля 1955 года, специальным поездом, отправились по маршруту Кишинев – Актюбинск, в далекую неизвестность…, вместе с другими земляками-целинниками.

Более подробно об этом – (смотри в материале – Новоселы)-, в этом же разделе.

Неприветливо встретившему нас, переселенцев, в то, памятное утро, холодной февральской погодой, поселку Григорьевка (Ащелисай), так случилось – суждено было стать для меня лично, очень близким, можно сказать, даже – родным местом, на целых двадцать два года….

Но, так как мы анонсируем памятные события из моей жизни, именно в Пятидесятые годы, то на них пока и остановимся (смотри материалы этого раздела, они все характеризуют этот период), я же выберу из них наиболее знаковые и значимые, по моему мнению…., чисто для привлечения внимания читателей….

По большому счету – это было НАЧАЛОМ. С пятьдесят пятого года – началась моя самостоятельная трудовая жизнь. Все, что было до этого года, назовем его школьным периодом, просто отсеклось, с моим получением официального статуса рабочего человека. Самостоятельного. Если в предыдущий год, я начинал работать в помощниках, то в этом году- стал официальным работником – механизатором.

Зимой, уже в Ащелисае, при МТС, прошел ускоренные курсы комбайнеров, даже получил удостоверение, так как прошлогоднюю работу помощником комбайнера, мне засчитали, как практику. Здесь же при МТС, на основании справки о сдаче экзаменов в Слободзее по тракторам, я бысто сдал норматив по вождению и получил удостоверние тракториста.

К началу весеннее-полевых работ, я уже имел право работать и на тракторах, и на комбайнах, хотя мне только в августе должно было исполнится …15 лет, но об этом никто не знал, да и не хотел знать. Очень тогда в МТС были нужны кадры механизаторов….И меня, и руководство МТС – это вполне устраивало….Так я стал рабочим человеком, в неполных пятнадцать лет.

Услужливая память до сих пор выдает мне памятные эпизоды из того моего «начального» периода: – вот я получил первый свой трактор – «ХТЗ», колесный с металлическими треугольными шипами. Стою я перед этой грудой металла, грубо сформированной в подобие машины, у которой нет ни фар освещения, ни динамо-машины, сигнала и т. п. «мелочей», даже сиденье было металлическое на такой толстой пружинной стальной полосе, и думаю- с какой стороны к нему подойти….Заводился этот «тягач» такой длинной кривой рукояткой. Естественно, никаких стартеров и других приспособлений для заводки двигателя, предусмотрено не было. Просто надо было вращать его за ручку, до тех пор, пока не заведется. А трактор- не легковая машина. …

Познакомиться с началом моей работы на том тракторе, можно в материале «Начало», в этом же разделе.

Не менее яркий памятный эпизод – мой первый выезд в поле на зерновом комбайне, потом и день рождения, в том же пятьдесят пятом, за штурвалом комбайна. Комбайн- не велосипед и даже не мотоцикл, а очень большая и серьезная, да еще и ответственная по многим направлениям, машина.

День рождения у меня 17 августа, как раз в разгар уборки хлебов, в казахстанских степях. В тот первый мой комбайновый сезон, мы начали уборку 6 августа, так что к дню рождения, я, как говорят – «набил руку» и чувствовал себя уже настоящим комбайнером. Бригадная повариха приехала ко мне на поле с бригадиром на мотоцикле, привезла обед, с домашними пирожками! и они поздравили меня с 17-летием….Откуда им было знать, что мне только -15…и когда еще будут те -17?!.

Так я стал механизатором, причем все мои 4 из 5-ти рабочих лет, я работал и трактористом, и комбайнером, и водителем. Поставил трактор-пересел на комбайн, поставил комбайн – пересел на трактор….

Чего только не было за эти годы! И работал, и тонул, и замерзал, и неоднократно встречался с волками и лихими людьми, которых и все времена хватало в тех местах. (смотри все 25 иллюстрационных материалов в этом же разделе).

Это было началом, но, постепенно, я начал ощущать преследование какой-то необходимости, может это и называют «кармой», и в пятидесятые, и в последующие периоды (я не стремился, правда, так получалось- в работе, учебе и других направлениях) – В РАВНЫХ УСЛОВИЯХ – ВСЕГДА БЫТЬ ЛУЧШИМ. Мы на этом еще не раз остановимся при характеристике других периодов, но первое тому подтверждение – в 1957 году, на четвертом году моей рабочей «карьеры» и, в мои «настоящие» 17 лет, я был признан лучшим молодым механизатором области. На областном слете – получил первую почетную грамоту обкома комсомола, почетный знак ЦКВЛКСМ «За освоение новых земель», первую медаль «За освоение целинных земель» и путевку на выставку в Москву (как Участник выставки).

Кстати, в том же 1957 году, при МТС, были организованы курсы шоферов под эгидой областной автошколы. Помню-принимать экзамены, к нам в село, прибыл за 150 километров, сам начальник областного ГАИ, майор Семутников, строгий был экзаменатор. Наша группа состояла из 30 человек, 29 молодых ребят и одна девушка. С первого захода права водителя-профессионала из всей группы – получили – только я и та девушка (Люба Максименко (позже – Клевако), ей майор сделал снисхождение.

Остальные ребята были вынуждены долгое время ездить в Актюбинск на неоднократные пересдачи и не с пустыми руками….

В 1958 году, МТС ликвидировали и я перешел работать в автобазу, в нашем же селе. По итогам уборки урожая того года, был признан лучшим водителем автотреста, куда входила наша автобаза, но удостоверение не получил, потому, что процесс награждений был продолжительным, а мне пришлось временно поменять место жительства по семейным обстоятельствам.

К особо ярким искрам памяти для меня в этом десятилетии, конечно же относится факт нашего бракосочетания с замечательной девушкой, Калашниковой (ныне Гурковской) Ниной Ивановной, а также – рождение нашей старшей дочери, замечательной, доброй и талантливой – Екатерины, и, вдобавок, – нежданный призыв меня на военную службу…. (смотри материалы- Семья – в разделе 7-ом и – Море зовет- в этом разделе – Пятидесятые).

Главным «общежитейским» что ли, итогом первых моих пяти (рабочих) лет пребывания на целине, я так думаю, стало то, что меня никогда, подчеркиваю-никогда, не считали «приезжим». Так называемых «временных», сразу было видно и не только по работе, а по совокупности их жизненных действий. Основная масса приезжавших на целину людей, независимо от возраста, специальности и национальности, как правило – через год, два, максимум 3–4, рассеивалась, испарялась, исчезала…. Как пример-из нашей «молдавской» десятки, к концу пятидесятых, остался я один.

Этому, наверное, способствовало много факторов. Это не только добросовестное отношение к работе, но и мой добродушный, общительный и уважительный характер в отношениях с людьми, независимо от возраста и положения. Кроме того – я играл в сельком клубе на танцах, вначале на гармошке, потом на баяне, пел со сцены в художественной самодеятельности, выступал за волейбольную и футбольную команды села, то есть – жил жизнью села и все 22 года (исключая время в армии) считал себя его (села) частью, а село отвечало мне тем же вниманием. Наверное, это было правильным.

Меня в селе знали все- и старики и молодежь, знал многих (если не всех) и я.

Дело в том, что я появился в этом селе в тот период, когда еще находились в строю, как говорится, в добром здравии и живой памятью люди, которые или были первыми поселенцами по этой балке, или были первым поколением потомков, тех первых переселенцев. То есть, в плане получения достоверной информации из первых рук – у меня, как неравнодушного и интересующегося человека, никаких проблем не было. Я бы мог очень долго перечислять тех ащелисайцев старшего поколения, с которыми не раз общался по разным поводам, но всегда получал от них что-то новое, интересное. Причем, не специально «вытягивал» из них информацию, а незаметно, в процессе общения. Я никогда ничего не записывал, но все накопленное, постепенно накапливалось во мне и ждало своего часа.

У отдела кадров МТС, как и у любого управленческого звена, был свой определенный резерв механизаторов, трактористов и комбайнеров. Как правило, этот резерв формировался из людей приезжих, молодых, не обремененных семьей и другими похожими заботами, живущих в Ащелисае, но которых можно было направить на работу в любое хозяйство обслуживаемой зоны, закрывая там какие-то текущие кадровые проблемы в сезон полевых работ. Так сложилось, что все годы работы механизатором в МТС, я постоянно находился в этом резерве, скорее всего потому, что всегда был бес проблемным и всегда понимал, что – раз так надо – значит так надо. Зимой мы жили в общежитии, а весь полевой сезон – с апреля по октябрь, – я находился на полевом стане тракторной бригады, и без всяких выходных, и каждый день.

На гусеничных тракторах работали по сменам, каждая смена -12 часов. Один тракторист пашет (боронит или сеет) в ночь, другой – в день, через неделю – график меняется, тот кто работал днем, переходит в ночь. И так по всему сезону. Утром и вечером, трактористы (экипажи) менялись, производили дозаправку, текущее обслуживание техники. Все приезжие – жили на полевых станах, местные – ездили домой. Конечно, жить в полевом вагончике все лето, с «удобствами» в ближайшей балке, было не очень приятно, но и ездить в пустое общежитие, искать себе каких-то ненужных проблем и терять по два – три часа на сборы и дорогу, вместо отдыха в бригаде, после смены, в ночь, тем более – в день, – было бы неразумным.

Ну, а раз все равно, на летний сезон придется куда-то ехать, то какая разница – куда. Мне даже нравилось каждый раз ехать куда-то в новую бригаду очередного колхоза. За годы работы в МТС на тракторе и комбайне, я работал практически во всех колхозах зоны. Начинал в бригаде Ивана Рубцова в колхозе им. Буденного, в том же году, косил на комбайне в бригаде Романа Гутера, колхоза «Красное поле» и даже успел постричь овец в самом северном колхозе зоны – Кызыл-сай, что рядом с городом Орск. В следующем году, работал на тракторе и комбайне в селе Айтпайка, в бригаде Даниила Георге, колхоза им. Чапаева. Еще через год – в бригаде Константина Пономаренко, опять в колхозе – Красном поле.

В колхозе «Новый путь», в бригаде Алексея Сиротина, возил зерно от комбайнов. Когда началась организация с нуля нового совхоза «Степной» в нашем районе, помогал пахать для них целину и возил стройматериалы для строительства поселка и животноводческих ферм. Также помогал поднимать целину и в колхозе им. Розы Люксембург, самом дальнем (восточном) хозяйстве зоны нашей МТС. То есть, за время моей механизаторской деятельности (так сложилось), я действительно, работал во всех хозяйствах обслуживаемых Ащелисайской МТС, кроме колхоза «Передовик», который располагался на месте, в Ащелисае. (В этом колхозе я двенадцать лет работал уже после армии). Не надо думать, что я был плохим работником и меня потому гоняли по всем бригадам.

Нет, я работал всегда добросовестно, куда бы меня ни посылали. Просто мне всегда были интересны новые места и новые люди. Я согласен был двигаться куда угодно, лишь бы увидеть и узнать что-то новое. Никакие бытовые проблемы и не комфортности, меня не смущали, интерес к новому во мне перебарывал все. Руководство МТС в лице отдела кадров, это сразу почувствовало и у нас с ним, до конца существования МТС, были негласные, симбиозные, как сейчас говорят, отношения. Руководство знало, что я не то что буду возражать против направления куда-нибудь в дальнюю бригаду, а сделаю это с удовольствием. И им – хорошо, и мне тоже неплохо (симбиоз).

Каждое новое место работы, было для меня, как новая книга, которую я добросовестно рассматривал и по несколько раз перечитывал., откладывая в памяти, что-то еще до сих пор мне неведомое и интересное….

Читателю скажу больше: – есть такое в нашей жизни негласное понятие, называется – ВНИМАНИЕ. Внимание – это как зарядное устройство для Памяти. Если ты живешь и внимательно смотришь на окружающую тебя Природу, Жизнь и Людей, и сам принимаешь участие в этой самой жизни, то обязательно впитываешь в себя (откладываешь в Память) что-то, неважно хорошее или плохое. Ведь мы живем не Космосом, мы живем, в первую очередь, обычными текущими мелочами, многие из которых неплохо было бы и запомнить. Люди, по – разному к этому относятся, часто не вникают в «мелочи» жизни и, конечно же, мало что запоминают, считая, что это им не нужно. Может быть, они и правы.

У меня, видимо, более внимательный, более чувствительный, что ли, характер, по отношению ко всему происходящему вокруг, поэтому и накопилось в памяти немало, так немало, что решил поделиться с другими людьми.

Работая в разных колхозах зоны, общаясь со многими и разными людьми, я постоянно что-то от них принимал и запоминал. Знал практически всех механизаторов, номера тракторов и комбайнов, работающих в МТС, знал руководителей бригад и колхозов, знал условия жизни людей во всех селах нашей зоны, знал характеры и возможности тех, с кем рядом работал.

А главное, работая вне центральной усадьбы МТС, в окружающих Ащелисай колхозах, я получал постоянную информацию о том, как относились люди других сел, к жителям самого Ащелисая, к руководителям МТС, мастерам – ремонтникам, работающим в центральных мастерских и вообще к существующей системе обслуживания сельскохозяйственного производства в то время. Повторяю – никогда ни о чем я не спрашивал у тех людей, информацию они выдавали сами в процессе общения, больше между собой, чем со мною лично.

Из ярких вспышек памяти, – просто обязан подчеркнуть события, прошедшие через мою жизнь, Из приятных: По приезду в Ащелисай, наша «молдавская» команда, которой было грустно вдали от родины, купила мне вскладчину замечательную Шуйскую гармонь, поставив твердое условие, чтобы через месяц я на ней играл, что я добросовестно и выполнил, а через пару лет, после первого удачного целинного 1956 года, я приобрел один, потом второй, баяны и с тех пор они стали для меня постоянными спутниками.

В 1955 году я познакомился с замечательным парнем, Штиль Иосифом. Так случилось, что участник нашей «молдавской» группы, Любицкий Эдуард Данилович, женился на одной немке из депортированных из Украины, а у нее было двое сыновей. Со старшим Иосифом, мы были очень дружны, как настоящие братья, и, когда он ушел в армию, мама Фрида, называла меня своим младшим сыном. С Иосифом, мы и сегодня поддерживаем дружеские отношения, более 60 лет, хотя и живем в разных странах. И это тоже – память….

Из неприятных ярких воспоминаний: в 1957 году, мы помогали организовывать новый совхоз в нашем районе, распахивали для него целину. Когда я приехал на тракторе с плугом на указанное место, у кромки будущего поля стояли – наш бригадир тракторной бригады и агроном нового совхоза. А рядом, ЭТО НАДО БЫЛО ВИДЕТЬ! Жаль нечем было заснять на память, – простиралось огромное пространство, сплошь усыпанное небольшими цветущими тюльпанами! Каких там только цветов и оттенков не было!. Такое огромное цветущее пятно с полкилометра шириной и во всю запланированную длину в 2 километра!. Бригадир мне говорит: «Дывысь, Васыль, мы поставылы тоби глубыну пашни -20-22 сантимэтра, нэ трогай регулятор глыбыны, а то хозяйва нэ прымуть вид нас полэ!». А я сморю на усыпанное тюльпанами поле и никак не могу решиться заехать на него трактором с плугом….

До сих пор вижу, как мой трактор, на первой скорости, тяжело тянет трехкорпусный плуг, царапая ту веками не тронутую целину, безжалостно, по мне-прямо по-зверски, вдавливая гусеницами в землю, нежные беззащитные цветки….Через всю жизнь я пронес эти редкие шлепанья гусеничных траков, как будто они шлепали по мне и давили что-то живое…..Но так было надо и время поджимало, надо было успеть вспахать и засеять те площади, в мае месяце, пока в земле оставалась влага.

Трагическим событием для меня и нашей семьи, стал в 1959 году этого периода, уход из жизни моей мамы, в 36 лет…..

Завершение этого Десятилетия, я встретил в рядах Советской Армии, в одном из специальных военных учебных заведений. Умение играть на баяне и голос, пригодились и в армейской службе. С самого начала меня определили ротным запевалой, взяли в художественную самодеятельность. Одно время даже был запевалой в украинском хоре, помню, как тепло наш хор принимали с концертом в МВТУ (Московском Высшем Техническом Училище) им. Баумана (Этот ВУЗ – был наш шеф) и даже играл на балалайке в сводном оркестре. Жизнь продолжалась….

Очень насыщенным на памятные события, был для меня и последний год этого Десятилетия, 1960-й.

Считаю, что мне повезло на армейскую службу, по всем направлениям. Наша специальная школа командиров взводов для инженерных войск, находилась в Бирюлево-товарная, это с 1960 года – один из районов Москвы. Раньше она структурно подчинялась Балтийскому флоту, готовила взводных командиров для строительства и оборудования береговых укреплений. К моему приходу в школу- от Флота остался только небольшой флотский (голубой) флаг, прикрепленный к красному знамени части, начальником школы-был капитан первого ранга, то есть флотский офицер, а курсантские письма украшал штамп – «Матросское письмо – бесплатно». Школа была переведена в ведение строительного управления Московского военного округа.

Никто, естественно, не знал, что это был последний учебный год этой школы и наш выпуск будет последним в её истории.

Мне довелось немало лет не только самому учиться, но и преподавать, много раз возглавлять государственные аттестационные комиссии в госуниверситете и ряде техникумов, поэтому могу высказать свое мнение об уровне обучения в той военной спецшколе, где довелось учиться и, вообще, о том, как раньше было поставлено армейское образование, по крайней мере там, где я учился.

Уровень подготовки в нашей школе, имеется в виду все её составляющие направления (военно-строевая, специальная, физическая, полтитическая и культурно-образовательная) были на довольно высоком уровне. Годичная по сроку обучения школа, по моему мнению, обеспечивала курсантов знаниями не меньше, по крайней мере, чем любой отраслевой техникум того времени (о нынешних я не говорю), плюс специальная военно-политическая и обжежитейская подготовка.

Ежедневные, кроме выходного, десятичасовые занятия, специальные предметы от лучших преподавателей московских Вузов и техникумов, регулярные зачеты и экзамены, держали нас в постоянном рабочем тонусе. Мало того, по выходным – обязательные культпоходы на различные выставки, в музеи, цирк, зоопарк, стадионы.

Тот, кто служил в Москве, тем более – служил и учился, мог, при желании многому не только научится, но и увидеть, познать, почувствовать. Я не говорю о других, а говорю о себе – я действительно много получил от того периода обучения в той школе. За пять лет армии, довелось видеть многих коллег по службе и вне её. Не все они принимали службу, как именно «службу», по присяге.

Хочу просто отметить, что сам старался получить от периода нахождения в столице-максимально возможный для меня максимум полезного, общеобразовательного. В период увольнений, посещал ВДНХ, где всего пару лет назад был её (выставки) участником, ходил на футбол, хоккей и, конечно же, смотрел новые кинофильмы, которые к нам в школу попадут не скоро.

У нас в школе, как и в большинстве военных учебных заведений столицы, «обучалось» немало ребят- москвичей, которые часто просто отбывали время. В первую очередь это были спортсмены, уже с высокими разрядами (от 1-го и выше). Формально – они считались курсантами, наравне с нами, но регулярно ездили на тренировки в свои общества (как правило – военизированные – ЦСКА, ДИНАМО), жили по особой программе и в курсантской повседневной круговерти, почти не принимали участия. Мне лично, это не мешало, сам имел неплохие физические данные, но в нашем далеком степном поселке, не было возможностей зарабатывать какие-то разрядные отличия. Позже я имел хорошие отношения с многими ребятами- спортсменами-курсантами, об этом- поговорим позже.

В нашей учебной смене было 35 человек. Разные были ребята по характеру, интеллекту, образованию (у многих было по 10 классов (у меня тогда – только 7) и физическому развитию. Разные были и по отношению к учебе, и по коммуникабельности. Естественно, служба постепенно «причесывала» нас одной уставной гребенкой, но люди есть люди….

Учеба, как и везде и всегда, давалась мне легко. Ниже отличных оценок, ничего не получал, по всем занятиям, включая специальную, физическую, строевую и стрелковую подготовку. Втянулся в ритм курсантской жизни, с радостью, причем ежедневно, получал из дома письма, отвечал, скучать не было времени.

До армии я курил. Придя на службу- продолжал курить. Получал свои, положенные 16 пачек махорки в месяц и пару пачек курительной бумаги. Все было нормально. Когда пришел в секцию бокса (все-таки имел удостоверение инструктора-общественника по боксу и штанге!..), спорторг школы, старший лейтенант, спросил: «Если куришь – или брось или не приходи больше!». Признаюсь сегодня-я сказал тогда, что не курю, а сам продолжал крутить втихоря те махорочные «цыгарки». Но после довольно интенсивных физических тренировок, когда почувствовал, что иногда не хватает воздуха, – бросил и уже с тех пор не курил, никогда.

А тут вдруг подвернулся случай, неприятный, но для меня очень показательный. Проводилось первенство по боксу нашего Управления Московского военного округа. Наш тренер, кстати кандидат в мастера в то время, прошел в финальную стадию первенства и вдруг, за три дня до выступления, вращаясь на турнике-упал и сломал руку, будучи явным фаворитом в своем весе.

Чтобы не терять место школы на последней стадии соревнований, он уговорил меня выступить в финальной пульке, так как мы с ним были в одной весовой категории, подав меня в заявке, как перворазрядника. Да, я имел первый разряд, но Юношеский…, получил его, когда стал инструктором-общественником. Мне не очень улыбалось выходить на ринг в первенстве округа и где! – в Москве!. Но старший лейтенант собирался в Академию и ему нужна была известность, или боксера, или тренера, поэтому, он чуть ли не умолял меня выступить.

Читатель может смеяться, но я тогда, не знаю с какого перепуга, выиграл три боя подряд и стал чемпионом округа среди инженерных войск в полусреднем весе! но с тех пор, перчатки больше не одевал. Не мой это вид спорта.

Прошла зима в текущей учебе. Зима в спецшколе – время особое и не простое. Ежедневно мы буквально «вылизывали» весь снег с территории школы и вывозили его за город. Бросали лопатами, рубили лед специальными скребами, а снег как хотел над нами издевался и сыпал каждый день. А школа-то в Москве, здесь и штаб округа, и министерство Обороны и наше Управление…Через день разные комиссии, проверяющие и т. п. И все стараются что-то найти, чтобы указать, ткнуть носом и наказать. Зачем им ехать далеко, им и здесь есть над кем поизмываться….

В этом плохом была и значительная доля хорошего в том, что нам не давали расслабиться ни внутренне, ни внешне. Всегда чего-то ждешь, всегда – настороже.

Посещали школу не только проверяющие, но и другие хорошие люди. Пару раз выступал у нас Ансамбль песни и пляски Московского военного округа, известные в стране люди, Герои, в том числе легендарный летчик Девятаем, бежавший из плена на немецком самолете «с начинкой».

В начале апреля, после 4-х с лишним месяцев учебы, меня вызвал наш командир учебной роты, бывший морской летчик, майор Булах и прямо спросил: «Ты сможешь в течении недели подготовиться и сдать экстерном экзамены по специальности и текущей политике нашего государства, за весь курс?. Программу мы тебе дадим?!».

Ошарашенный, я не смог сразу не то, что ответить, а сориентироваться-что от меня хотят. Майор повторил: «Так что? Твой командир смены заверил, что ты сможешь это сделать!». Ну – раз так – я ответил:»Так точно, товарищ майор, смогу!». «Тогда иди и готовься, твой командир взвода, капитан Лобанов, даст тебе программные вопросы по этим направлениям!» – закончил разговор командир роты.

Я сумел сдать оба экзамена и через неделю, приказом начальника школы, был назначен командиром 13-й учебной смены (там, где я и учился), а прежний командир, отправился на другое место службы. Так мне, единственному курсанту из всего состава школы, присвоили звание и пришлось еще 8-месяцев «доучивать» своих бывших коллег- курсантов.

Забегая вперед, скажу читателю, что не подвел моих рекомендателей – именно 13-я смена, которую я привел к выпуску, оказалась лучшей по всем показателям из всех учебных смен школы, в последнем, как оказалось позже, её выпуске. И после выпуска, мне, единственному из всех 560 курсантов, пришедших в школу вместе со мной, было присвоено звание «сержант», все остальные вышли из стен школы – младшими сержантами.

Все это тоже Память, но это-таки так и было….

Я очень многое взял тогда для себя из школьного времени. Было очень тяжело брать на себя ответственность за 35 человек, таких же своих вчерашних коллег. А командир учебной смены – это не только быть все время рядом с курсантами, вести обучение по многим предметам, но и вставать на час раньше, и ложиться на час-два позже, чтобы успеть подготовиться к завтрашним занятиям.

Потому, когда нашу школу расформировали, я и отказался переходить в другую школу тоже командиром смены, пользуясь тем, что мне, как командиру лучшей смены, было предложено самому выбрать себе место продолжения службы из того, что было школе определено по распределению.

В памяти осталось еще несколько моментов из периода учебы в той спецшколе, которые я выбрал, как показатнельные для себя:

Для футбольных болельщиков было заранее известно, что в конце мая месяца 1960 года, сборная СССР по футболу в рамках чемпионата Европы, будет играть со сборной Испании, в Москве, на стадионе в Лужниках.

Наш командир взвода, москвич, спортсмен, капитан Лобанов, имел на стадионе в Лужниках знакомых людей и договорился, что наш учебный взвод, по выходным дням, будет помогать вести подготовку стадиона к предстоящему сезону. Больше двух месяцев, мы убирали снег, потом мусор с трибун, счищали краску с сидений, потом красили их снова, писали номера мест и т. п..

За работу – получили 50 бесплатных мест на матч – СССР-Испания. Он проводился в последнее воскресение мая.

Конечно, мы ждали этого события. Правда на взвод в 70 человек, дали 50 билетов, но не все были страстными болельщиками, так что нам и этого хватило.

Но, буквально за день до начала матча, было объявлено, что сборная Испании – не приедет, не пустил её к нам правящий тогда там диктатор – Франко. Вместо этого был назначен матч из первенства Союза – «Динамо» Москва- «Динамо» Киев. Погоревали советские болельщики и мы вместе с ними, но ничего на сделаешь- пришлось смотреть то, что пришлось. Сборной Испании тогда засчитали поражение (0:3), и, возможно, благодаря и этому случаю тоже, наша команда тогда стала чемпионом Европы….

Нам, конечно, достались не самые лучшие места, на «торцевой» трибуне, но может быть, это было и хорошо. Я сидел сзади ворот «Динамо» Москва. Считай рядом, – в воротах, уже тогда известный Лев Яшин….И вот момент-Встреча на всю жизнь (для меня). В ворота москвичей назначается одиннадцати метровый удар. К точке подошел нападающий киевлян – Валерий Лобановский.

Он тогда был высокий, худой, рыжий, с таким огромным, модным тогда «коком» на голове. Яшин оглянулся назад, в сторону ворот (в сторону нас, вставших с трибун), таким напряженным взглядом и приготовился к прыжку. Естественно, в своем традиционном темном свитере и фуражке.

Лобановский, то ли с опаской, то ли небрежно, покатил мяч внутренней стороной левой ноги в сторону ворот. Мяч прошел сантиметров семьдесят левее штанги.

Этот момент я видел позже и в киножурнале, но уже с другой позиции, и это видели многие люди, но, для меня на всю жизнь запомнилась эта встреча, теперь можно сказать – великих наших футболистов и рядом, на моих глазах.

Позже я не раз видел их игру и вместе, и раздельно, но такой Встречи – больше не было. И я благодарен судьбе за это.

Второй памятный момент из того времени – был не очень приятный, потому и запомнился.

В августе месяца, все курсанты моей 13-й смены, разъехались по войсковым частям на практику. Из смены остался я один. Думал удастся выпросить отпуск и съездить домой, – не получилось. Одно из отделений моей смены, шло по шоссе в баню. На подходе к «Варшавским» баням, в Москве, пьяный водитель сбил половину строя. Двое ребят погибли, часть получила ранения. ЧП! На весь округ! Какой там мне отпуск!

Имея массу свободного времени, я решил проверить желудок, что-то начало неприятно там урчать. В военной поликлинике, недалеко от Генерального штаба, назначили массу анализов, я их все прошел, но ничего не было обнаружено. Кто-то из очень умных докторов-полковников, заявил, что я симулянт и хочу уйти от службы. Был даже большой консилиум врачей и один из разумных предложил меня детально обследовать в госпитале. Направили в Рязань, там окружной госпиталь. Ночью я прибыл туда, рассказал зачем приехал, а дежурный направил меня в инфекционное отделение, откуда 40 дней не выпускают.

Но и там, вначале ничего не обнаружили, тоже подумали, что я симулянт, слава Богу, завотделением попался нормальный человек, при повторном анализе желчи, там были обнаружены «лямблии», паразиты такие, из-за которых и урчало у меня внутри.

Ко мне в госпиталь, приезжали и командир учебной роты, и мои курсанты, беспокоились и все, слава Богу обошлось нормально. Сняли с меня подозрения в симулянстве. С командира лучшей смены в школе!. Нарочно не придумаешь.

Но судьба приготовила мне напоследок самый неприятный сюрприз, связанный с той спецшколой.

В начале – все было отлично. Моя 13-я учебная смена, по итогам учебного года, а так, как школа была годичная, то значит – по итогам общего курса, была признана лучшей. Курсанты смены, потом получили звания младших сержантов и были распределены командирами взводов в престижные строительные части.

Меня вызвал к себе начальник школы, капитан первого ранга, поблагодарил за службу, вручил погоны сержанта и спросил, не хочу ли я перейти, тоже командиром учебной смены, в другую спецшколу, в городе Бабушкин, это на северо-восток от Москвы. Дело в том, что нашу школу, сказал начальник, – расформировывают. До сих пор таких школ было две – одна наша, в Бирюлево, где готовились командиры взводов инженерных войск системы Военно-Морского флота, другая, в Бабушкине – тоже похожая по статусу школа, готовила взводных командиров для сухопутных войск. Теперь она останется одна.

Я вежливо поблагодарил начальника школы и сказал, что хотел бы поехать по распределению поближе к семье, так как дома у меня были жена и маленькая дочка, если, конечно, туда будут заявки. Начальник согласился, и сказал, что передаст начальнику штаба, чтобы тот имел в виду, – что я смогу поехать служить туда, куда захочу из того, что будет предложено, то есть – на мой выбор. Семья моя находилась тогда в Казахстане, но я имел намерение перевезти её к себе на родину, в Молдавию, поэтому надеялся на заявку от Черноморского Флота. По той же причине отказался и от места командира смены в Бабушкине, и еще от многих предложений из инженерных частей в Москве и Подмосковье. Когда заявочная кампания прошла, выяснилось, что основная масса выпускников школы была направлена на Тихоокеанский и Северный Флоты. Некоторая часть была распределена по Московскому Военному округу.

Я просто ждал до конца. Уже приехали «покупатели» из Флотов и Округов, увезли всех выпускников. Оставшимся штатным работникам, был объявлен приказ о ликвидации школы. В течение буквально недели, разошлись по другим местам службы, практически все командиры разных уровней, оставшиеся не у дел и наемные работники. Ушло все руководство школы, увезли школьное Знамя, красное, с нашитым сверху флотским флагом. В штабе работала ликвидационная комиссия. Из офицеров остались – начальник штаба и заместитель начальника школы по материально-техническому обеспечению. Из всего комсостава, кроме них, на территории находился только сержант Гурковский и еще шестеро солдат. Пятеро из них – бывшие курсанты, не сдавшие государственные экзамены, и, естественно, не получившие сержантских званий и один еще писарь из секретной части при штабе, его оставили для работы в составе ликвидационной комиссии. Как-то раз, начальник штаба, направляясь в сторону складов, увидел меня возле казармы, очень удивился, он думал, что я где-то уже пристроен, а потом спросил – а кто-то еще есть в наличии из военнослужащих, кроме нменя. Я ответил, что есть, всего семь человек, включая писаря из штаба. Начальник спросил, а чем они занимаются, я сказал, что работают у майора Басилашвили, зама по снабжению. Он их просит помочь и они ему помогают. Начальник штаба собрал всех бывших курсантов в ленинской комнате, позвал майора Басилашвили и в устной форме объявил приказ – группа бывших курсантов под командованием сержанта Гурковского – оказывает помощь отделу снабжения по вывозу с территории школы всего того, что укажет майор Басилашвили. И так – до последней вещи, подлежащей отгрузке. До последней, – подчеркнул подполковник, начальник штаба. А потом, мол, он и с ними всеми разберется.

С этого момента и начался кошмар, продолжавшийся почти месяц. Начальник штаба через два дня тоже исчез и больше не появился, никогда. Закончила работу ликвидационная комиссия, пришли приказы-распределения – кому, что и сколько передать…. Чаще всего приезжали ночью и большие машины. Койки, постели, тумбочки, и еще десятки наименований вещей, инвентаря, обмундирования, обуви, продовольствия, грузить было тяжело, но проще. Но, оказалось, на складах школы было припасено масса оружия, на всякий случай. У курсантов основное личное оружие было в виде кавалерийских карабинов, образца 1943 года, а на складах были законсервированы автоматы Калашникова, различные пулеметы, пистолеты, гранаты, патроны, и в больших количествах. Все это надо было отправлять в военные арсеналы, в Ярославль и другие города, а это – строго все учетное и т. д.

Школы уже не было, а на станцию Бирюлево – товарная, для неё же, постоянно приходили грузы – то уголь, то дрова, то какие-то доски, даже песок и щебень….

Семь человек людей. Двое – дежурят посменно на КПП (контрольно-пропускном пункте), двое – на охране территории, тоже посменно, один – готовит еду, носит воду из водонапорной башни и топит печку-буржуйку. Спят все в углу казармы, на полу, на старых матрацах, не раздеваясь. Казарма пустая, на противоположной «нежилой» стороне – склад продовольствия – «запаслись» пока грузили машины – пара мешков сахара, пару ящиков сливочного масла, консервы разные, мятая алюминиевая посуда с кухни. Хлеб покупали в магазине. На дворе – декабрь 1960 года. Холодно. Когда майор Басилашвили слезно умолял выстрелять несколько тысяч винтовочных патронов, потому, что они проходили как списанные и нужны были пустые гильзы, а на самом деле были в коробках и в масле, я посылал ребят, в порядке наказания, стрелять из двух карабинов, просто, чтобы патроны выстрелять. Это была настоящая пытка. Потом уговорили майора расконсервировать один станковый пулемет – за один день решили эту проблему, а за это он наградил всех семерых, диагоналевым офицерским полевым обмундированием и хромовыми сапогами. А несколько тысяч малокалиберных патронов – просто взорвали в мусорной яме, их тоже нельзя было показывать – тоже были давно списаны.

Потом и это закончилось. Когда все, что было распределено – было отгружено, что было излишнее и уворованное – тоже исчезло, тогда исчез и майор Басилашвили. Осталась пустая школа и – семь просто добросовестных ребят. Наших ребят. Двое – не выдержали круглосуточных издевательств и заболели. Я их определил в бирюлевскую больницу, как гражданских. Вылечатся – потом разберемся. Телефон – тоже забрали. И – никого. Пока была школа, каждую неделю – были какие-то проверки, то с управления, то с Округа. А что – Москва рядом, почему не проверять, особенно, если делать нечего. А как все увезли, – никого, ни новых хозяев, ни проверяющих, ни тем более кого-то из бывших.

И тогда я пошел обивать пороги «вышестоящих». Начал со строительного управления округа, управления кадров, а потом – по всем отделам подряд, куда смог попасть. Рассказывал, показывал солдатские книжки своих ребят, просил, ругался, доказывал. Поначалу, все мне объясняли, что школа в Бирюлево ликвидирована, там никого нет, потом смеялись, начали издеваться и, в конце концов, запретили пускать меня в управление и пригрозили арестом.

Тогда я сумел в составе группы военных пройти в здание штаба Московского военного Округа. Не стал заходить ни к кому, а выждал, как на лестнице появился какой-то генерал-лейтенант и просто обратился к нему, попросил выслушать. Генерал был из старых фронтовиков, завел в кабинет, внимательно выслушал мой рассказ о том, как наша группа вначале была всем нужна, причем круглосуточно, а потом за неё просто забыли и откровенно издевались, в ответ на мои попытки доказать, что в школе еще остались люди. Не вдавался в детали, но обрисовал картину нынешнего положения группы и отношения к ним везде, куда бы ни обращался, по инстанции, довольно понятно.

Генерал спросил, откуда я родом и откуда был призван в армию. Когда узнал, что я пять лет пахал целину в Казахстане – поинтересовался, как там, на целине, а то мол, только по радио, да из газет, слышал про это, а что там на самом деле – не знает.

Я, до этого, никогда еще не разговаривал с генералом, да и генерал, скорее всего, давно не имел такой доверительной беседы с сержантом, но мы, почему-то друг другу поверили, видимо, находились на одной стороне нашей жизни.

Генерал куда-то позвонил, зашел пожилой полковник. Генерал строго сказал: «Пошли кого-то из своих ребят посерьезнее, в наше строительное управление. В Бирюлево недавно ликвидировали подведомственную им спецшколу, все документы по ней, в том числе кадровые, находятся сейчас в управлении. Думаю, они их еще и не распаковали. Школы нет – куда спешить. Пусть найдут личные дела вот этих семерых военнослужащих»– генерал передал полковнику семь солдатских книжек, в том числе и мою. – «Те личные дела заберешь в свое управление, проверишь. Если все сходится – подготовьте приказ за своей подписью о присвоении шести рядовым солдатам этой группы, бывшим курсантам, звания «младший сержант» и отправьте их в войска. Со всеми виновными – мы потом разберемся, но до этого – этих ребят надо из Москвы вывезти, срочно. Служить им в нашем округе уже не дадут те паразиты, поэтому надо их отправить куда-то подальше». Он спросил – откуда призывались его ребята, я ответил, что пятеро из Западной Украины, это те, кто не сдал экзамены и не получил звания, а один – из Алма-Ата, воспитывался в детском доме, так что ему все равно – куда ехать служить.

«Позвони в Киев – сказал генерал полковнику – в родственное управление, может у них были какие-то заявки на командиров взводов для инженерных войск по округу. Если – да, то отправьте этих забытых ребят, напрямую в какую-то конкретную войсковую часть, минуя всю бюрократическую цепочку. И так, чтобы наши строители даже и не знали об этом! Ну, я им покажу «мертвые души»! Лучше бы они не нашли те личные дела! Очень скоро некоторые из местных кадровиков, узнают, где находятся Владивосток и Чукотка!»-зло закончил генерал.

А вслед уходящему полковнику, добавил: «И чтобы завтра к вечеру этих сержантов в Москве не было! Сделайте все по полной программе! Послезавтра утром мне доложишь! И заберите из бирюлевской больницы двоих бывших курсантов, перевезите их в госпиталь, а как выздоровеют – тоже отправьте их в войска!»».

И добавил, повернувшись ко мне:: «А тебе спасибо, сынок! Даже не за добросовестную службу, а за ребят спасибо, за командирскую отеческую заботу, хотя они твои же ровесники. Но раз тебя не подвели в такое сложное время, да и просто не разбежались по домам (а ведь и такое могло быть, вас бы никто и не искал, вас же просто списали), значит, верили в тебя и уважали. Еще раз спасибо тебе! Генерал пожал мне руку и выпроводил к выходу из кабинета, добавив в след: «Возьми у секретаря телефон полковника, которого ты видел, завтра, после обеда придешь в штаб, позвонишь ему с КПП, дальше он скажет, что делать. Не надо больше нарушать пропускной режим! И удачи тебе, сержант!»– улыбнулся он напоследок.

Переполненный радостными эмоциями, через пару часов, я был уже в бывшей школе. Для меня она не была «бывшей», а даже очень – настоящей. Рассказал ребятам о встрече с генералом в штабе Округа. Они, конечно, обрадовались, но я, получивший за последние дни столько негатива из разных источников, особой радости не испытывал, по той простой причине, что перестал верить всем, кто «сверху», особенно в Москве. Не стал разочаровывать ребят своими предположениями, а предпочел оставить их до завтра.

На другой день, после обеда, – поехал в штаб Округа. Созвонился с полковником, меня пропустили, провели в управление кадров. По довольному лицу полковника, – почувствовал, что все идет нормально. Так оно и было. Полковник при мне вложил в большой пакет пять личных дел, мое, и еще четырех вновь испеченных сержантов, закрыл его и скрепил сургучной печатью. Попутно сказал, что в моем личном деле – вложено письмо к командованию части с просьбой о предоставлении мне краткосрочного отпуска, по возможности. Вручил конверт, сопроводительное письмо командиру войсковой части, где было сказано, что сержанту Гурковскому поручено сопровождение группы сержантов (пофамильно) к новому месту службы, а также пять солдатских книжек с печатями штаба Округа в том месте, где было указано присвоение званий для четырех младших сержантов. Кроме того, всем пятерым было выдано положенное денежное довольствие за два месяца, деньги на командировочные расходы при переезде к новому месту службы, и пять железнодорожных билетов до города …Полтава, то есть города, где и располагалась войсковая часть, в которой им предстояло продолжить службу.

Я – искренне поблагодарил полковника за все, что они успели сделать за такое короткое время, попросил передать от всех ребят большое спасибо тому благодетелю – генералу и спросил – а как с теми ребятами, что остались в бирюлевской больнице. А их там уже нет, ответил полковник, их перевезли в один из крупных госпиталей, по выздоровлению, они тоже отправятся на службу, тоже младшими сержантами, но уже отдельно от вас.

Вечером, группа из пяти человек сержантов, покинула территорию бывшей школы и двинулась на станцию Бирюлево- товарная. Я уходил последним, закрыл дверь на ключ, чтобы ветром не раскрывало, и оставил ключ в дверях…. Постоял, погладил входную дверь на КПП. Больше года тому назад – вошел сюда в гражданской одежде, только понаслышке зная что-то о воинской службе, а сейчас ухожу уже вполне зрелым младшим командиром, командиром лучшей учебной смены ПОСЛЕДНЕГО выпуска этой школы, бывшего флотского подчинения. А как не хотела школа отпускать меня! Почти два месяца абсолютно незаслуженных мытарств по ликвидации школы, вместо того, чтобы покинуть её стены одним из первых и с определенным почетом. Вместо этого (и после всего пережитого!), меня, с ребятами, чуть ли не тайком выпроваживают из Москвы подальше!…В ночь – группа выехала в Полтаву.

Тот год моего пребывания в Москве, оставил столько положительеного, что я полюбил этот город, в первую очередь за то, что там всегда и быстрее, и объективнее, из первых рук, можно узнать что-то новое, а для меня это было тогда – главное.

В порядке памятных событий из московской жизни, было и мое участие в первомайской демонстрации на Красной площади Москвы в 1960 году. Правда «нелегальное». Я на 1 мая, получив двухдневное увольнение, вместе с семьей троюродного брата, переодевшись в гражданскую одежду, прошел мимо трибуны Мавзолея (Ленина-Сталина), где стояли руководители государства, во главе с Н.С.Хрущевым и этот момент, тоже навсегда остался в моей памяти, как и мои поездки через Красную площадь на машине (смотри материал Причащение, в этом разделе). Кстати, через год, Сталина в Мавзолее уже не было….

Завершился для меня весь этот военный «образовательный» период тем, что я, во главе группы вновь испеченных командиров взводов, оказался в одной из войсковых частей в городе Полтава. Где нас не ждали, но приняли благосклонно, ибо нуждались в таких кадрах.

За несколько дней до нового, 1961 года, я успел принять 1-й взвод четвертой роты, войсковой части, в которой мне предстояло служить ближайшие 4 года, и даже успел стать комсоргом роты (избрали на собрании за два дня до нового года). (Смотри в порядке иллюстрации – роман «Корысть не выходит замуж, корысть – женит на себе»)

На этом мои вспышки памяти о прошедшем десятилетия (Пятидесятые) – обрываются… жизнь продолжалась, уже в новом Десятилетии (Шестидесятые).