Читать книгу Вольный Дон - Василий Иванович Сахаров - Страница 2

Войско Донское. Черкасск. 29.05.1709.

Домой я добрался без особых проблем и происшествий. С обозом приказчика Мефодия до Тулы, а там украл лошадь и, чигирями, по распутице, рванул в расположение казачьих войск. Почти сутки мчался по бездорожью, ехал настолько быстро, насколько лошадь могла выдержать и, наконец, столкнулся с передовыми дозорами армии атамана Беловода. Казаки меня узнали, я в этом войске половину прошлого года провел и личность моя достаточно известная, разведчик Донской Тайной Канцелярии и сын войскового атамана Кондратия Булавина. Поэтому проверок мне никаких не устраивали и сразу отправили в Козлов, где находился штаб Третьей армии, а уже оттуда, меняя коней, в сопровождении парней из моего отряда, до Черкасска за четверо суток домчал.

Итак, я дома. Вхожу весь такой собой довольный и счастливый в войсковую избу, и первым меня встречает учитель и наставник полковник Лоскут, начальник разведки и контрразведки Войска Донского. И сразу же вопрос в лоб. Какого, спрашивается лешего, меня понесло в Преображенский дворец и зачем при устранении Петра Первого я использовал яд? Видимо, агентура полковника все-таки присматривала за мной, и он уже получил информацию из Москвы о смерти императора и последовавших после этого событиях в столице России. Затем старый бунтарь и подпольщик сложил два плюс два, а потом, как и положено, получил четыре, и решил, что именно я исполнил «великого реформатора земли Русской». Пришлось изложить полковнику свою версию, и она была принята как истинная, что-что, а неправду Лоскут почуял бы сразу.

В общем, я подробно отчитался о своем путешествии в Москву и разговоре с царевичем Алексеем. Меня похвалили и отпустили на заслуженный отдых, который продлился целых три дня. И после этого до жаркой летней поры жизнь покатила по привычной колее.

Император Алексей известил Черкасск о своем намерении заключить мирное соглашение с Доном, Малороссией, Запорожской Сечью, Астраханью, Тереком и Яиком. Царские армии остановились на линии Орел – Тула – Пенза – Петровск – Саратов, а наши войска замерли напротив. Воевать никто не хотел, так что люди ждали долгожданного мира и если их не станут толкать в спину воинственными приказами, все должно сложиться хорошо. Главное в этом деле, чтобы политики договорились, а они были настроены решить все проблемы дипломатическим путем.

Россия приходит в себя после правления прежнего государя и ей сейчас не до войны, а Дон наращивает мускулы, разрабатывает природные ресурсы, строит новые поселения и распахивает целинные степные земли, по этой причине тоже желает покоя. Идеальный расклад для казаков и беглых, приток которых, кстати сказать, сократился до полусотни человек в месяц. И здесь основная причина не в том, что солдаты и драгуны надежно перекрыли все дороги и тропы. Просто Алексей объявил всеобщую амнистию для скрывающихся в лесах беглецов, на которых не было крови. Люди ему поверили, на Руси принято верить в «доброго царя», национальная особенность такая, и стали возвращаться в свои деревни или выходить в большие города. Не все, конечно, многие еще выжидали. Однако дело ладилось, и резоны крестьян были ясны. Дон и воля далеко, а облегчение и заступничество государя рядом.

Ну, это то, что касается всех. А меня и ватажников в это время заботили совершенно иные вопросы, ибо наш небольшой вольный отряд из шести человек вместе со мной оставили в составе боевых подразделений Тайной Канцелярии. А что это значит? Правильно. Ранний утренний подъем и вперед по полям вокруг Черкасска круги нарезать, тяжелыми учебными саблями махать и заниматься рукопашным боем. Лоскут, в доме которого мы проживали, решил сделать из нас настоящих спецназовцев и, надо сказать, у его боевиков это получалось. Наш профессиональный уровень рос на глазах, и в то время, когда большинство наших сверстников, пока еще валяли дурака и пугливо озираясь на завалинках девок за титьки щупали, мы уже стали бывалыми воинами. Хотя на интенсивности тренировок наш боевой опыт не сказывался. Для Василя Чермного и запорожских пластунов мы по-прежнему оставались сопляками, и гоняли нас словно новобранцев. И это хорошо, так и должно быть, спуску нам не давали и оттого воинскую науку мы постигали быстро.

Тренировки продолжалось весь апрель и почти весь май без выходных до сегодняшнего дня. Рано утром нас никто не будил и не гнал седлать лошадей. Мы проснулись сами, уже выработалась стойкая привычка, и узнали, что завтра, совместно с атаманским конвоем, нам предстоит сопроводить наших лидеров в Козлов. Грядут переговоры с русским императором, уже назначена дата, поэтому день у нас свободен, Чермный приказал привести в порядок нашу лучшую одежду и почистить оружие, а если останется свободное время, то и отдохнуть.

Никто из нас против этого не возражал, но так сложилось, что я со своими делами управился быстрее всех и отправился бродить по Черкасску. Думал с отцом или Лоскутом переговорить, но оба, по понятным причинам, были очень заняты. Навестил дом, а там мачеха Ульяна, как всегда ворчит и чем-то недовольна, а Галина пропадает у подруг. Андрей Мечетин позвал сестру замуж, и она согласилась, так что готовится к будущей свадьбе, которая должна состояться сразу после подписания мирного договора, то есть скоро. Попытался вернуться к своим записям с воспоминаниями о будущем, но все время чувствовал какое-то беспокойство, и никак не мог сосредоточиться. В итоге оседлал своего Будина и отправился в степь. Долгое время гонял вдали от людей, и часам к пяти вечера сделал остановку у небольшой речушки, на берегу которой росло несколько раскидистых одиночных деревьев.

Поводьями, я привязал Будина к дереву и, чувствуя непонятную слабость, присел на землю и прислонился к стволу, после чего очень быстро заснул, и мне приснился очередной необычный сон, который был навеян памятью крови. Снова я видел далекое прошлое своих предков. Однако раньше я наблюдал за всем происходящим со стороны и принимал информацию рваными кусочками, которые, порой, никак не были связаны между собой, а в этот раз увидел полноценный сюжет с пониманием действий нескольких людей. Это вроде как кинофильм смотришь. Но все происходило живей, точнее и реалистичней, и я знал, что это событие не бред, а то, что на самом деле происходило в степях Кыпшактар, более тысячи лет назад, в 603-м году от Рождества Христова…

* * *

Вечерняя летняя степь, сотни костров, кибиток и юрт. Женщины и ребятня готовят еду, занимаются хозяйственными делами и ухаживают за скотиной. Обычный вечер в кочевой ставке хана Кара-Чурина Тюрка, прозванного византийцами Тарду, персами Биягу, проклятыми исконными врагами китайцами Ашина Дяньцзюе, а своими подданными Боке-хан, что значит Могучий. Неполных четыре года Кара-Чурин пробыл великим степным каганом, и так сложилось, что он не смог удержать великое государство от развала. Построенная его предками, и оставшаяся ему в наследство от отца, славного Истеми-хана, держава, рушилась и разваливалась на части. Все было плохо, и времена славных побед ушли в прошлое. Война на просторах степи бушевала каждый год, и остановки в ней не предвиделось. Слишком много вокруг врагов, и слишком они сильны. На западе Византия, на юге Персия, на востоке Китай, и ладно бы так, враги внешние, но и внутри самого каганата было неспокойно.

«Плохой год, ай, плохой», – такие мысли вертелись в голове кагана, престарелого и седого, но все еще крепкого кряжистого мужчины.

В раздумьях, поджав под себя ноги, он сидел на белой войлочной кошме в центре своей юрты, пил кумыс, и пытался найти выход из сложившейся ситуации, но не находил его. Еще можно было на какое-то время оттянуть агонию огромного степного государства, но победить, нет.

Он вспомнил юность, когда совсем еще мальчишкой, пошел в свой первый поход на эфталитов. Сколько же времени с той поры прошло? Пятьдесят лет без малого. Потом была война против абаров в Джунгарии, которых он разбил, и с разрешения отца, великого Истеми, правил ими. Затем большой поход к реке Итиль, которую многие называют Волга. Эх, славные годы были, и великие подвиги совершались воинами-бури под знаменем золотой волчьей головы. Тогда он был молод, силен, крепок и яростен в битвах, где уподоблялся предку-волку, но неразумен. Все минуло, ушло, и теперь его слава тает как дым над степными кострами.

Прошли годы, умер каган Истеми, и он, став ханом, возглавил всю западную часть каганата тюрок. Годы мира после смерти отца длились недолго и, почувствовав свою мощь, враги перешли в наступление. Первыми ударили византийцы, и он схватился с ними, но тут же нанесли свой удар китайцы и, пришлось, бросив все, отправляться на восток. Враги внешние никогда не страшили его, как и любого истинного воина из рода Волка. Но нашлись предатели среди своих, которые растаскивали каганат на куски, рвали его подобно шелудивым шакалам на части, ослабляли государство, и вот с ними-то пришлось повозиться. Десять лет он потратил на то, чтобы задавить всех других ханов, пошел на поклон к Суйскому императору, унижался, лгал, убивал тех, кто близок ему по крови, и все же победил.

Кара-Чурин стал каганом и, окинув оком свое государство, понял, что, победив, он проиграл. Воины, на которых он мог положиться в битвах, погибли. Молодняк еще не подрос, а без верной и грозной силы воинов-бури ему не выстоять. Так оно и случилось. В этом году вспыхнуло восстание давно покоренного племени телесцев, и они наголову разгромили верного ему Нили-хана. К ним присоединяются другие народы, и среди них сильные татабы. Границы открыты, иноземцы посылают восставшим помощь золотом, оружием и бойцами, и всех кто принадлежит к славному царскому роду Ашина, убивают. А даже если великий каганат выстоит, то никогда уже не станет прежним, а значит, он, Кара-Чурин Тюрк, потерпел поражение, и ничего не изменить, ибо смерть близка и ее осторожные шаги уже слышны ему.

– Кхм!

За кошмой, которая закрывала вход, прерывая размышления хана, раздался предупредительный звук, и Кара-Чурин, перестав пить кумыс, спросил:

– Кто там?

– Это я, повелитель. – В юрту просунулась голова командира гвардейцев джабгу Шету Ирбиса. – Прибыл гонец от горы Актаг.

Священная гора Актаг, ставка кагана всех тюрок, место, где решались наиболее важные вопросы в жизни степной империи, и до недавнего времени постоянное местопребывание Кара-Чурина. Каган взмахнул рукой, и устало произнес:

– Зови гонца.

В юрту вошел запыленный дальней дорогой гонец, средних лет скуластый бритоголовый мужчина в обычной степной одежде, стеганом халате с кожаным ремнем-опояской. Позади него встали два гвардейца, как на подбор, стройные и высокорослые, братья Иннай и Шибир, дальние родичи хана по клану. Гонец рухнул на войлок и начал:

– Великий хан Кара-Чурин Тюрк, я всего лишь голос курултая, и говорю не свои слова. Не вели меня казнить.

– Говори, – хан милостиво опустил голову. – Мы блюдем старые обычаи, которые наши предки некогда принесли в эти дикие степи.

– На горе Актаг прошел курултай, на котором было решено, что ты не настоящий каган. Тебе отказано во власти всеми присутствующими на курултае князьями, тарханами, вождями, ханами, шадами и этельберами. Новым каганом выбран вернувшийся из изгнания с сильным китайским войском Жангар. Для того чтобы покинуть владения каганата сроку тебе неделя, а иначе, смерть. Однако ты можешь остаться на месте, если отдашь на общее хранение представителей племен свои родовые реликвии и признаешь власть твоего родича Жангара, который будет править степью под покровительством великого китайского императора.

Гонец приник к войлоку и, не поднимая взгляда, ожидал своей участи и ответа. Как говорится, обычай обычаем, но за дурные вести, несмотря на обещание, Кара-Чурин мог запросто приказать своим гвардейцам переломить гонцу позвоночник. Однако хан только громко рассмеялся.

– Ты можешь идти, гонец, – успокоившись, произнес хан. – И передай предателю своего народа Жангару, что он не получит ничего. И еще скажи, что он недолго будет править, и смерть его будет страшна. Я знаю это, ибо вижу его судьбу.

Гонца увели и гвардейцы вышли, а хан снова задумался, принял непростое для себя решение, поморщился и выкрикнул:

– Шету!

– Да, мой хан.

В юрту вновь проникла голова командира бури.

– Позови шамана Кубрата, моего сына Колюг-Сибира и сам приходи. Я оглашу мою волю.

– Повелитель, – Шету прижал ладонь правой руки к сердцу и поклонился. – Твой сын Колюг-Сибир покинул ставку.

– Давно?

– В полдень.

– Куда он направился?

– На Алтай, к племенам дулу, родственникам его матери. Он желает собрать армию и разгромить Жангара.

– Дурак. Предателя разбить можно, а на троне усидеть, пожалуй, что и нет. Зови шамана.

Через некоторое время мудрый шаман Кубрат, совершенно седой сгорбленный человек, про которого говорили, что ему более трех сотен лет, появился на зов своего хана и, ни слова не говоря, расположился напротив него. Рядом примостился Шету Ирбис. Больше никого не ждали и старый хан изрек:

– Я принял решение, что мне пора умереть.

– Кхе-кхе, – закашлялся шаман.

– Как же так!? – вскочил гвардеец. – Неужели хан говорит о самоубийстве?

– Молчать! – прикрикнул Кара-Чурин. – Самоубийства не будет. Я хочу, чтобы Кубрат провел обряд, после которого моя душа вселится в созданный им амулет. И так я обрету великую ведовскую силу, смогу жить вечно и помогать своим детям и внукам даже после смерти. Ведь ты сможешь провести такой обряд, Кубрат?

Хан посмотрел на шамана, а тот, прикрыв веки, подумал и сказал:

– Да, повелитель. Это возможно, но займет какое-то времени, а враги уже через неделю будут здесь. И даже когда амулет будет готов, ты сможешь вернуться в мир живых только через несколько десятков лет и единственное, что тебя сможет разбудить от сна, кровь твоего потомка.

– Шаман, что значит тридцать или сорок лет, по сравнению с вечностью? Это мгновение, а потомков у меня много, сорок душ от семнадцати жен и половина из них сыновья. Надеюсь, всегда найдется кто-то из внуков и правнуков, кто не пожалеет для деда немного своей крови.

– Что же, если твое решение, хан, окончательное, я готов. Только…

– Говори, что тебе нужно. Может быть золото, драгоценности, женщины или что-то иное?

– Родовые реликвии вашего рода, мой хан. Это сильные артефакты, с которых я возьму по крупинке металла. Затем кузнецы отольют из этого амулет, а уже я перенесу в него вашу душу и разум.

– Это возможно. Начинай, Кубрат.

Старый шаман покинул юрту, и в ней остались только хан и джабгу Шету Ирбис. Они молчали и первым тишину нарушил гвардеец:

– Зачем ты это делаешь, повелитель?

Хан отхлебнул кумыса и ответил:

– Мне осталось жить всего несколько месяцев. Ты знаешь, Шету, что я ведун. Сила предков живет во мне, в тебе и в других наших сородичах, и я знаю час своей смерти. Однако многое в жизни осталось не сделанным, а среди всех моих многочисленных детей я не вижу достойного преемника, которому могу передать свои знания и немалую силу.

Гвардеец мотнул головой, принял слова хана как данность, и спросил:

– Что нам делать после твоей смерти?

– Это будет не смерть, а переселение души и разума.

– Для меня это не важно. Все равно я не застану твоего возвращения, мой хан. Поэтому я и спрашиваю, что нам делать дальше?

– Возьмешь амулет, родовые реликвии, моих самых молодых потомков, и уходи на запад. На Итиль, Дон, Кавказ или еще дальше, в страну антов. Туда, где живут наши дальние сородичи: геты, чиги, казягъ, азы и многие другие племена. Придет срок и мои праправнуки вернутся обратно в родные края, а пока мы не можем удержать все пространство Великой Степи, и не в состоянии воздать сторицей нашим врагам и предателям своего племени.

– Я все сделаю, как ты приказал, повелитель.

Шету встал, поклонился хану, и покинул кибитку, а через три дня хан Кара-Чурин Тюрк скончался. При его смерти присутствовали только самые близкие ему люди, гвардейцы и шаманы. И как только тело великого хана было схоронено под высоким курганом, его кочевье рассыпалось на несколько частей. Одни направились к предателю Жангару, который стал новым каганом. Другие на Алтай, к собиравшему новое войско Колюг-Сибиру. А гвардия, три сотни тяжеловооруженных всадников, сверкая начищенными кольчугами, ламеллярными кирасами, остроконечными шлемами с бармицей, и красуясь палашами, мечами и саблями из черного железа, окружив кибитки с ханскими детьми и своими близкими, направилась на запад.

Замыкал строй воинов их командир, у которого на груди висел украшенный лиственным узором черный металлический диск с фигуркой волка по центру с одной стороны и руной Одал с другой. Он медлил, долгое время смотрел на одинокий курган, где покоился его друг и повелитель, но, наконец, прикоснувшись к амулету, что-то прошептал и направил своего большого вороного жеребца вслед за гвардейцами. К месту последней стоянки Кара-Чурина подходили враги, их было много, и сталкиваться с ними в открытом бою было нельзя, и если так, значит, следовало поторопиться…

* * *

Сколько длилось видение через сон, я не знал, но не более получаса, так как бока Будина еще не полностью просохли после дневной скачки. Для меня прошел небольшой отрезок времени, а как будто целую жизнь прожил, пропустил через себя реакции и мысли двух человек, и узнал о том, как появился на свет тот самый странный амулет, который перебросил меня в прошлое.

И что теперь? Что значит этот сон? Пока объяснить не могу, но, скорее всего, это знак, что следует найти амулет с душой великого древнего хана, который, как выяснилось, является одним из моих многочисленных предков. Вот не было печали, а подкинула судьба очередной фортель. Мало того, что и без того забот полным-полно и планов на будущее громада, так нет же, еще и древний артефакт придется искать. Впрочем, все это не срочно. Вся жизнь впереди, так что особо заморачиваться не стоит, а надо возвращаться в Черкасск. Завтра в сторону Козлова отправляется наше посольство и мне придется обдумать разговор с Алексеем Вторым, который, наверняка, захочет пообщаться, а иначе зачем ему лично на мирные переговоры ехать, мог бы и Шафирова послать.

Запрыгнув на Будина, я встряхнул головой, на время прогнал все мысли о видениях, снах и амулетах, и помчался в столицу Войска Донского.