Читать книгу Вольный Дон - Василий Иванович Сахаров - Страница 7

Астрабадский залив. 01-02.09.1709.

Гладкая и пока еще спокойная синева Хвалынского моря. Над головой летают жадные, крикливые и вечно голодные чайки, а на душе благостно и очень мирно. Сентябрь месяц в южной части Каспия, в Астрабадском заливе, который иногда еще называют Горганским или Гирканским, обычно проходит без штормов. И пользуясь этим, наша эскадра, два судна атамана Нечоса, пять судов присоединившегося к нам в Царицыне волжского гультяя и бунтаря Гаврюши Старченки, а так же моя расшива, идет в гости к персам.

– Хей! Никифор! Подходи ближе!

Сильный голос Харько Нечоса, который стоит на носу своего судна, разносится над водной ширью. И, повернувшись к Василию Борисову, который находится рядом, я отдаю команду:

– Сближаемся!

А Нечос в это время поворачивается в другую сторону и кричит уже туда:

– Хей! Гаврюша! Подходи ближе!

Мощное рулевое весло на корме моей расшивы поворачивается. Парус немного приспускается, и я вижу, что действия матросов, как всегда слажены, а команды Борисова выполняется без всякого промедления. Наша расшива с двумя мелкокалиберными пушками, на которую вся моя ватага погрузилась в Царицыне, плавсредство, может быть, и неказистое, но функциональное. Она способна выдержать плавание по Каспию и даже небольшой шторм перебедовать. Корпус по длине пятьдесят два метра и сделан из пиленой сосновой доски, ширина десять метров и высота борта три с половиной. Ну, а мачта, это надо видеть, двадцать семь метров и сделана из шести стволов. Сколько на нее смотрю, все время немного пугаюсь, что когда-нибудь под напором ветра она сломается. Но пока все хорошо, тридцатиметровый парус из высокопрочного брезента не рвется, а сама мачта, хоть и потрескивает, однако держится. Сразу видно, что эту расшиву настоящие мастера строили, у которых получилось отличное судно грузоподъемностью четыреста семьдесят тонн, при нормальном среднем ветре выдающее скорость двести десять километров в сутки.

Четырнадцатый день наша флотилия в море. Мы покинули Астрахань одновременно с основным астрахано-казачьим войском, которое пошло вдоль западного берега, имея своей конечной целью разграбить порт Астара, а потом совершить поход к личному султанскому домену богатому городу Ардебиль. А у вольных ватаг гулебщиков дорога своя, кто куда желает, туда и направляется. Например, атаманы Белый и Порох ушли на Терек, где вместе с терцами налетят на владения верного персидского данника Кубинского хана. Или атаманы Козлов, Ярцев и Петров, желающие высадиться в районе Анзали и ограбить этот город. Наша задумка иная, мы самые наглые и для нападения выбрали главный порт Астрабадской провинции, который называется Гяз. Думаем, там найдется, что взять. Ведь как ни посмотри, а пока персы живут богаче русских и хотя золотая эпоха кызылбашских правителей Сефевидов уже близка к закату драгоценных металлов, фаянса, шелка, ковров, риса и сахара в Гязе должно быть много. Эх, было бы бойцов больше, можно было и сам Астрабад осадить. Но нас всего пятьсот пятьдесят человек при восьми пушках и для ведения нормальных боевых действий это немного.

Итак, сегодня ночью мы должны подойти к берегу и Харько Нечос, которого мы со Старченкой признали за главного атамана, вызывает нас на свою расшиву. Послушаем опытного военачальника, узнаем, что он за две недели плавания надумал, и придем к общему знаменателю по десантной операции.

Моя расшива притерлась к борту запорожского судна. Прыжок. Я оказываюсь на палубе, ловко переступаю и крепко встаю на ноги. Со мной рядом, так же аккуратно, без падений, приземлились мои помощники Рубцов и Борисов. С противоположного борта в это время появился Старченка, широкоплечий здоровяк с длинными русыми волосами, которые ниспадали на простую белую рубаху. Было дело, в самом конце войны с Россией, попал Гаврюша в плен и, прежде чем его выручили, он лишился обеих ушей, вот и ходит теперь, словно расстрига.

Харько Нечос находился под навесом на баке судна. Мы подошли к нему, забрались под полог и расположились вокруг запорожца. Тот оглядел нас и сразу перешел к делу:

– К полуночи будем у Гяза. Поэтому вопрос такой. Сразу атакуем или ждем утра?

– А чего ждать? – усмехнулся Старченка. – Примерный план города у нас есть, астраханцы там часто бывали. Поэтому, как высадились, так и атакуем.

– Ждать не стоит, а то без добычи останемся, – я был согласен с Гаврюшей. – Персы, само собой, знают, что Астрахань войска собирает, но здесь нас никто не ждет, слишком далеко этот берег от Поволжья, как никак другой конец Хвалынского моря.

Запорожец пригладил потный оселедец и, кивнув, продолжил:

– Тогда давайте разбираться, кто и что атакует, и как хабар делить станем.

Старченка задумался и в этот раз первым высказался я:

– В городке имеются наместник, казна, торговые склады и дома купцов. Кроме того, у причалов, наверняка, будет стоять несколько грузовых судов и там же рядом таможня с управлением порта. В общем, дуван ожидается такой, что всем хватит, и я предлагаю сделать следующее. Деньги делим по количеству бойцов, на каждого погибшего вдвойне, а товары, кто чего взял, то при нем и остается. А что насчет атаки, высаживаемся на берег залива, идем к порту, а от него к городу. Действуем заодно и Гяз берем все вместе. Стен в городке почти нет, и для обороны могут быть использованы только два здания, дворец наместника и казарма.

Гаврюша согласился:

– Прав, молодой.

– Значит, так и поступим, – запорожец тоже был удовлетворен.

В этот момент донесся крик впередсмотрящего:

– Слева вижу четыре паруса! Расстояние три с половиной версты! Идут на Гяз!

Мы вскочили и Харько скомандовал:

– Готовьтесь, браты! Если это бригантины, они от нас уйдут, и придется Гяз штурмом брать! А если торговые пузаны, сразу добычу получим! Старченка, на тебе два судна, а мы с Никифором по одному возьмем. Добыча без дележа, что есть на судне – все на вашу ватагу. Давай, атаманы!

Я и Старченка вернулись на свои расшивы. Паруса распахнулись во всю свою ширь и наполнились свежим ветром, кормчие направили нас к персам, а казаки принялись вооружаться. Близится первый бой. Глаза всматриваются в приближающиеся серые полотнища чужих парусов, и вскоре становится понятно, что это бусы, неповоротливые торговые суда персов. Наша расшива, само собой, тоже далеко не фрегат, но по сравнению с персами, мы как ястреб на фоне курицы. Правда, обычно на бусах имеются пушки, от трех до пяти средних орудий, но пока персы прочухаются и к бою приготовятся, мы уже будем рядом. Главное – первый заход не прозевать, хорошо к вражескому борту подойти и абордажной партией за палубу зацепиться, а дальше купцы никуда не денутся.

В томительном предбоевом ожидании проходит час. Наша цель замыкающий колонну бус. Расстояние между нами и торговцем уже метров семьсот, и тут персы, наконец-то, засуетились. Ударило бронзовое било на корме чужого судна, и забегала в суете команда, а перепуганный персидский капитан совершил роковую ошибку. Он решил отвернуть в сторону, но по какой-то причине, сделал это так неловко, что скорость буса резко упала, парус обвис, а мы тут как тут.

На мгновение расшива соприкоснулась с более высоким бортом персидского судна. Полетели на чужую палубу толстые выброски с железными кошками и металлической оплеткой, и раздается громкая команда Борисова:

– Спустить парус! Хлопцы, тяни канаты! Не дай басурманам уйти!

– И-и-и-и, ра-а-аз! И-и-и-и, два-а-а!

Парус опадает вниз. В то же самое время крепкие мускулистые руки хватают веревки и накидывают их на кабестан. Сильные тела матросов начинают его крутить и просмоленный борт персидского судна все ближе.

Следующую команду подаю уже я:

– Стрелки, не зевать! Кто из персов попробует в нас пальнуть, того сразу убивайте!

– Поняли! – ответили мне готовые к бою казаки и, как на заказ, над вражеским бортом появилось пять человек с фузеями и пищалями.

– Бах! Ду-хх!

Мои ватажники оказались быстрее врагов. Десять стволов выстрелили одновременно и три противника упали на свою палубу, а остальные спрятались.

Оглядываюсь на море. Две расшивы Нечоса уже взяли центральный персидский бус, а парни Старченки оплошали, одного противника загоняли, а второго не смогли, и тот открыл пальбу из пушек.

Тем временем мы уже вплотную сцепились с торговцем и, вынув из ножен свою легкую шашку, я взмахнул ее над головой и выкрикнул:

– Бей, басурман! Вперед, казаки!

– А-а-а! Сарынь на кичку!

Воины ответили дружно, матросы перекинули на чужой борт сходни и, вскочив на деревянный щит, я первым оказался на палубе буса. Быстрый взгляды налево и направо. Слева корма и небольшая надстройка, рядом с которой два десятка испуганных моряков с самым разным оружием, в основном, с топорами, сгрудились в кучу и готовятся к своему последнему бою. Это бараны, которых казаки, коль будет нужда, за одну минуту перережут. А вот справа препятствие серьезное, богато разодетый молодой юноша в синем халате и большой белой чалме. Он немногим старше меня и с ним около десятка горцев в длиннополых бурках, под которыми видны панцири. В руках у них пара ружей, пистолеты, кривые сабли и длинные кинжалы. Видать, кто-то из знати с охраной путешествует.

Казаков на палубе уже полтора десятка. Молодой вельможа что-то выкрикивает, и горцы вскидывают свои огнестрелы.

– Берегись!

Мой голос разносится над бусом и, перекатом вперед, по ровной палубе, я ухожу с линии огня. То же самое делают мои ватажники, которые разбегаются в разные стороны, и свинец персов рвет дерево, но почти не задевает людей.

Я вскакиваю и без команды, на одном порыве, вместе с казаками бросаюсь на противника. Шашка в ладони сидит как влитая и, с разбега, подпрыгнув, я обеими ногами бью в грудь первого врага. На то, чтобы свалить врага, мне не хватает массы тела. Но противник все равно пошатнулся и немного растерялся, а я сгруппировался и не откатился назад, а встал на палубу перед ним и, наотмашь, держа остро заточенное лезвие клинка на уровне груди, слева направо провел лезвием по его горлу. Стон! Всхлип! Хрипы вскрытой гортани! И зажимая рану, горец скатывается вниз.

Отталкиваю умирающего охранника в сторону, и при этом слышен крик одного из персов: «Яман!». Со всех сторон идет жестокая резня, передо мной очередной противник и, работая как на тренировке, я острием бью в бок горца. Но клинок отскакивает от панциря, и враг, выпучив глаза, кидается вперед. Наверное, он хотел придавить меня к палубе и задушить, так как оружия у него не было, позже выяснилось, горец потерял его при столкновении с Рубцовым. И все бы у него могло получиться, но моя правая ладонь разжимается, шашка выскальзывает, и локтем правой руки я встречаю подбородок горца. Одновременно с этим движением, левая рука тянет из ножен кинжал и бьет противника под панцирь в брюшину.

Очередной враг падает. Я готов продолжить бой, ноги полусогнуты, а тело напряжено. В левой руке кинжал, а правая тянет из кобуры заряженный пистоль. Однако все кончено. Мы действовали настолько быстро и агрессивно, что охрана молодого человека, который, кстати сказать, жив и здоров, не успела нанести нам серьезных потерь, хотя трое казаков ранено, а один убит. При этом все потери приходятся на бой с горцами, а матросы сопротивляться не стали, увидели, как мы деремся, попадали на колени и о милости просят.

– Не балуй!

Я слышу голос Рубцова, поворачиваюсь и вижу, как он пяткой сапога бьет в голову важного вельможи, который тянется за спрятанным под халатом тонким стилетом. Юноша теряет сознание, а я снова смотрю на море, убеждаюсь, что все торговые бусы взяты, и спрашиваю своего помощника:

– Сергей, ты вроде бы местные языки знаешь?

– По кызылбашски говорю.

– Надо капитана этого судна найти, допросить его и узнать, что у них за груз.

– Сделаем.

Мы с Сергеем идем к матросам. Он их о чем-то спрашивает, находит капитана и вскоре я узнаю, что бус идет из Ленкорани и везет рулоны кутни – кызылбашскую полушелковую полосатую ткань. Это добыча серьезная, стоит немало и, быстро прикинув оптовую цену на семьсот рулонов кутни в Астрахани, я пришел к выводу, что это тысяча рублей как минимум, разумеется, если дотянуть груз до перекупщиков. На других судах каравана в Гяз плыли изделия ардебильских оружейников, кипы овечьей шерсти, кызылбашские седла и мешхедские луки. Тоже неплохо.

Теперь, что касательно молодого вельможи. Звали его Абдалла Мехди-Казим, и был он третьим сыном самого эшык-агасы-башы, что с азербайджанского (кызылбашского) переводится как «голова начальников порога». В общем, чтобы было понятней, папаша нашего пленника являлся главным церемониймейстером шахского двора. Должность солидная и хлебная, человек при власти, так что, глядишь, за молодого Абдаллу еще выкуп получим, а может быть, что и нет, сын всего лишь третий, а у эшык-агасы-башы их, скорее всего, больше десятка.

Тем временем, за пару часов согнали трофейные суда в кучу, оставили на них прежнюю команду, под крепкой охраной наших казаков, снова собрались на совет и стали думу думать, продолжать нам поход, или ну его к черту, этот самый порт. В итоге победила жадность, и постановили двигаться дальше. Но кое-что изменили, и порт решили атаковать не ночью, а при свете солнца, прямо с персидских бусов.

Сказано, сделано, и следующим утром в гавань Гяза одно за другим вошли четыре торговых судна. Охрана, два десятка расслабившихся доходяг, особого внимания на нас не обратила, и на причале бусы встречали только таможенники. Первым пристало судно Нечоса, вторым мое. Минутное ожидание, таможенники и охрана не понимают, чего ждут матросы и капитаны кораблей, которые должны заплатить пошлину, доложиться о товарах и посетить начальника порта. А все просто, мы ждем подхода Старченки. И как только его суда, подобно нашим, швартуются к причалу, наступает момент атаки:

– Братцы! – Все мы слышим зычный голос Харько Нечоса. – Гуляем!

Пора. Мои казаки перепрыгивают на берег. Как водится, я впереди, назвался атаманом отважников, значит, соответствуй. Стрельбы не открываем, не следует поднимать преждевременный излишний шум, и охранников с таможенниками вырезают настолько быстро, что они не успевают ничего понять.

Проходит пять минут и порт оказывается под нашим контролем. Казаки делятся на десятки и полусотни, выстраиваются в колонны и, оставив на причалах три десятка бойцов, которые должны встретить расшивы, по дороге поднимаются на невысокую гору, где и раскинулся городок Гяз.

Под ногами каменистая щебенка и серая пыль. После морской качки шагать по твердой поверхности непривычно и, почему-то, хочется веселиться. Кто-то даже попытался песню затянуть, но слышен звучный шлепок, десятник наводит порядок, и пятьсот метров до городка, перехватывая всех встречных, крестьян, ремесленников и пару купчиков, казаки проходят в тишине.

Вот и сам Гяз. Как водится, окраины застроены грязными глинобитными лачугами, а в воздухе витает сильный болотный запах.

«Правильно сделали, что ночью сюда не приперлись, – мелькает у меня мысль, – а то бы бродили тут как придурки, искали, где и что находится».

В левую руку беру пистоль, в правую шашку и, все так же, молча и без суеты, указываю направление на центр городка. Там стоит дворец наместника и казарма, и там проживают самые знатные местные людишки. Правда, большинство из них в столице или в Астрабаде, тут климат не очень здоровый, топей много и влажность большая, но кого-то на месте все равно застанем, и на денежку потрусим.

Одна улочка сменяется другой. Три казачьи колонны приближаются к центру с разных сторон, и пока все идет просто отлично. Но местные жители быстро понимают, что мы чужаки и враги. Они поднимают истошный крик и бегут впереди нас. Это не есть хорошо, и мы устремляемся за ними вслед. Бегом, как можно скорей, казаки спешат вперед, и вскоре мы оказываемся на площади перед трехэтажным зданием, дворцом местного управителя. Рядом притулилась огороженная глинобитным забором одноэтажная казарма, а за этими зданиями видны зеленые фруктовые сады и белокаменные особняки знати.

Моя ватага первой оказывается на месте, остальные пока запаздывают, и я решаю не медлить, а сразу атаковать казарму, в которой полторы сотни пехотинцев туфенгчи, могущих встретить нас ружейным огнем.

– Василий, – я оглядываюсь на Борисова, – возьми десяток и захвати дом городского главы! Остальные за мной! У кого бомбы, приготовиться! Побьем басурман без всякой жалости, казаки!

Через небольшую площадь мы перетекаем потоком, забегаем во двор казармы, и я вижу первого вражеского солдата. Мой пистоль изрыгает пламя. Кусок свинца с четырех метров разносит голову, что-то орущего туфенгчи, пистоль возвращается в кобуру, и вместе с ватажниками я вламываюсь в длинное приземистое здание.

В казарме суета и беготня. Сотня полуодетых мужчин в душном помещении мечется в поисках своего оружия. Но что с этого толку? Порох и патроны хранятся отдельно от ружей, а с сабельками против нас особо не повоюешь.

– Убрать бомбы!

Понимая, что взламывать оборону укрепившегося противника нам не придется, я отдаю новый приказ, и кидаюсь в гущу схватки. Кровь летит во все стороны, и массой своего организованного плотного строя, стреляя из пистолей и рубя тела врагов клинками, мы ломим сопротивление расслабившихся на отдаленном форпосте империи персидских регуляров.

Швир-хх! Свистит шашка и рубленая рана вскрывает череп перса.

Швир-хх! И отрубленная кисть руки, сжимающая саблю, падает на скользкий глинобитный пол.

Швир-хх! И еще один, пытающийся сбежать, противник, мертв.

Схватка поглощает меня полностью. Хочется рубить и резать, лить кровь и уничтожать любую попытку сопротивления, но враги быстро заканчиваются, а меня останавливает голос Рубцова:

– Никифор! Нечосу помощь нужна!

Резким движением я стряхиваю с шашки кровь и спрашиваю Сергея:

– Что случилось?

– Он в особняках застрял. Вроде бы хорошо пошел. Однако на гулямов напоролся. Они его конным строем атаковали и весь отряд разбросали. Пока наши казаки от них отбивались, в особняках знати вельможи очнулись, и силы в кулак собрали.

Гулямы это серьезно, гвардейцы, вроде турецких янычар и египетских мамелюков, тяжелая латная кавалерия, которую персы набирали в основном среди грузин.

– А Старченка где? – спросил я Рубцова.

– Своих бродяг собирает. Они склады грабить кинулись.

– Скоты!

Помянув недобрым словом разбойников Гаврюши Старченки, я повел три десятка своих ватажников на помощь Нечосу. И вот здесь-то, нам и пригодились скопированные с русских гренадерских образцов бомбы, набитые порохом и свинцом чугунные шары с фитилем. Через сады мы вышли к широкому ровному полю между четырех особняков, напоминавшее турнирное и, чуть было, не влетели в кровавое месиво, в котором два десятка тяжеловооруженных конных панцирников и человек сорок спешенных персов бились с полусотней казаков. Где остальные люди Харько Нечоса, непонятно. Идти в лобовую атаку, смысла не было, потери будут большие, так как гулямы нас порубят, а огненный бой использовать неудобно, большая толкучка.

По зарослям мы быстро обошли персов, и в тыл к ним начали кидать бомбы, которые так рванули, что кони гулямов перепугались, вынесли их из толчеи и вот здесь-то мы всадников и встретили. При этом я снова отличился, лично одного панцирника прыжком с дерева из седла выбил и глотку ему перехватил. На этом моменте бой, как таковой, закончился. Без гулямов, которые полегли все до единого, остальных персов перебили быстро, а затем подошли потерявшиеся казаки Нечоса и Старченка сотню своих оглоедов собрал.

После этого моя ватага снова стянулась в центр города, и начался сбор особо ценной добычи. На все про все у нас время только до утра, а потом придется бежать, ибо многие горожане скрылись, и из Астрабада, в любом случае, на помощь Гезу выйдет мощный отряд. Само собой, биться за город нам не интересно. Значит, надо грамотно провести мародерку и вовремя свалить из этих мест.

Чувствуя сильнейшую усталость, я остановился возле колодца, который находился на заднем дворе дворца наместника. Скинул с себя пропитанную грязью и кровью одежду. Без жалости отбросил кафтан и штаны в мусорную кучу под стеной, оставил на себе только короткие подштанники и обмылся.

Вскоре появились Митяй Корчага и Федор Кобылин. Они принесли ворох чистой одежды, и я переоделся в легкий серый халат, какой носят кочевники туркмены.

По всем негласным правилам сейчас я должен был носиться по дворцу и хватать все, что под руку попадется. Однако я решил не торопиться. Помощники, Василий Борисов и Сергей Рубцов, пока справлялись без меня, и этим полностью отрабатывали свою четверную долю. Поэтому я решил сделать себе небольшой отдых, присел на табуретку в тени раскидистой чинары и занялся чисткой шашки. А пока снимал с клинка запекшуюся кровь и прочищал долы, делал выводы из того, что сегодня произошло.

Что мы имеем? Порт и город взяты, и потери у всех разные. У меня шесть человек безвозвратных, хотя отряд самый маленький и он все время находился на острие удара. У Нечоса погибло двадцать три человека и девять тяжелых, много потерял, но это можно списать на случайность, на гулямов, которые проводили для своих хозяев турнир, заметили нас, приняли бой и прикрыли бегство вельмож. У Старченки тридцать шесть мертвецов и двадцать пять тяжелых, а все из-за глупости, жадности и неорганизованности, которые могли повлечь за собой общее поражение.

Какие выводы придется сделать после сегодняшнего дня? Их много, но основные просты.

Первое, с разбойниками дел иметь нельзя. Это я и раньше знал, но в этот раз меня Харько убедил вместе с Гаврюшей пойти. И хотя сам Старченка хороший боец и нормальный командир, контингент бойцов в его отряде дрянь. В большинстве бунтари, привыкшие ночами поджигать боярские усадьбы и, на мой взгляд, они просто обуза.

Второе, персы вояки неплохие, но неорганизованные.

Третье, сегодня мы соберем добычу, и при дележке может выйти некрасивая ситуация, так что придется подготовиться самому и казакам своим инструкцию дать.

Четвертое, мои ватажники-отважники показали себя достойно, ни один не струсил и за спинами товарищей не отсиживался.

Вот такие дела и такие мысли после боя.

– Дзан-гг! – со звоном, на втором этаже дворца было выбито стекло, и в проеме появилась растрепанная голова Ивана Черкаса.

– Чего все ломаешь!? – окликнул я односума.

– А зачем что-то беречь, Никифор? Все равно, когда будем уходить, добро басурманское подожжем.

– И то верно.

Согласившись с Иваном, я хотел еще минут десять посидеть, но он сказал:

– Мы тут казну городскую нашли, и Борисов тебя зовет.

– Ничего не трогали?

– Нет, все как ты велел. Тут мешки опечатанные, а в них монеты.

– Сейчас подойду.

Я встал с табуретки и еще раз обтер шашку чистой ветошью, которая оказалась дорогой шелковой шалью. Затем подкинул ее и подставил клинок, а когда шаль распалась на две части, я удовлетворенно ухмыльнулся, и отправился во дворец. Казна такое дело, что глаз да глаз нужен, и пока шел, вызвал на дележку Нечоса и Старченку, это значит, дабы атаманы видели нетронутые печати и невскрытые мешки, и не говорили потом, что их кто-то обманул.