Читать книгу Мой цифровой гений. Дьявол - Василий Львович Попов - Страница 3

Она поймала его на выходе. Схватив за тот же самый локоть. Больно не порвав едва напополам.

– Ты куда!?

– Дела прости…

– Возьми меня с собой, – Любовь одурманила его запахом гари с пожара едва «перебитым» ароматом дорогих духов, – мы не обо всем поговорили… можно по дороге.

– О чем?

– О нас, хотя бы! – Он не видел, но понял – она надула губы, искусственно изобразив обиду.

– «О нас» – закончилось в том очаге пожара…

– Но там в возгорании проводка виновата и кажется какая то «шлако… вата»…

– Очень старый дом? – Василий спешил, избегая столкновений с прохожими.

– Очень. Старее чем сама бумага…

Василий встал. Застыл. Словно пропустил удар и искал, не себя в нокдауне, а понимание того, что ей известно о нем. Об отношении его к бумаге. О тонких связях проданной души его и матричной основы самого бумажного продукта. Об этом знать не мог никто. Кроме Грюмо и… Веры.

– Откуда ты?… – Он не договорил, взглянув в глаза напротив и ощутил – что «окунул» ее, вместе с собой в запах азиатской кухни рядом расположенного ресторана.

– Не знаю ничего… – Любовь откровенно смотрела в его глаза. – Случайно… в аэропорту услышала диалог двух клерков. О меценатстве, о спасении ненужном, о бессмысленной борьбе за вымирающий продукт, практически о сумасшествии еще вполне молодого ретрограда…

Василий вздохнул, наморщив нос, противясь запахам.

– Продолжай!

– Нашла предмет их обсуждений в сети, это мне показалось любопытным…, на фото пятилетней давности тебя едва узнала…

– И?..

– Сделала снимок твой, – Она виновата закусила нижнюю губу, – там в галереи недели две назад, – посмотри…

Она в несколько движений листнула снимки на мониторе фотоаппарата приблизив к его лицу фотографию в зале со знакомой скамейкой напротив творения Леонарда.

Василий нервно улыбнулся, смяв морщинами лицо.

– Но здесь, ведь нет, никого…

– В том то и дело… – девушка убрала камеру от его лица. – Никого. Но в тот момент там находился ты, поверь мне… А это… – она достала из сумки почтальона, несколько бумажных фото, – секундой позже тот же ракурс, но старый пленочный фотоаппарат.

На черно белом фото, Василий заворожено смотрит куда-то вправо от сделавшего снимок.

– Ты за мной следила!?

– Если честно – да. – Любовь взяла его за обе руки, глядя по собачьи преданно в глаза, – и как мне показалось, преуспела в этом не одна.

– Кто еще?

– Странный… очень элегантно одетый человек, строгий деловой… – Любовь отвела глаза от Василия и посмотрела куда-то вдаль, – похож на призрака, но воплоти – живой…

– Как ты определила?

– Он меня коснулся, случайно… – Она смочила влагой глаза словно вернулась из скорбных воспоминаний, – хотя наверное так смерть касается, приходя за бренным телом…

В глазах Василия застыл немой вопрос.

– …когда я маленькой бежала за отцом и матерью в панической толпе… в момент трагедии в метро, – Любовь вытерла слезу, уводя Василия в сторону к уличному кафе, – такое же касание я ощутила от человека оттолкнувшего меня в сторону от эсколатора. Я помню его взгляд, запах, шероховатость горячей кожи руки… ее отпечаток красный, с моей шеи и лица долго не сходил…

– Он что-то говорил?

– Просто сказал: «Еще не время отойди!», – Любовь, бросая сумку на стол, разместилась за ним же, ища глазами официанта, – он всех тогда «забрал», когда лестничную ленту несчастный случай оборвал. Передо мной до сих пор матери лицо и ее ко мне протянутые руки, корящий взгляд отца… умоляющий остаться жить.

Василий взглянул на зажигалку с сигаретой в ее дрожащей от волнения руке.

– Я знаю, что ты борец с этой пагубной привычкой, но… – Ее упругая грудь приподнялась в жадной затяжке сигаретой, – прости, для меня это единственная отдушина…

Василий промолчал, ему было ненавистны не само курение и курильщики. Он огня боялся приближения, помня как болезненно восстановление после сожжения тела своего… Он не раз испытал и то и другое. Сказать больше он не был ярым противником курения потому, что бумажная часть сигареты сгорала, как и впоследствии выкинутая и отсортированная в переработке упаковка – пачка из-под сигарет. Он радел только за ту бумагу, которая помогала людям или сохранялась, хотя бы на относительно долгий срок времени, являясь незаменимой полезностью.

– Мне все равно… – Произнес задумчиво Василий, – это твое здоровье, в конце концов.

– Пассивно и твое. – Любовь выдохнула дым в сторону спешащих мимо кафе прохожих.

– Мне разрушение этим не грозит. – Он взял один из бумажных снимков в руку, – Что еще?..

Любовь, пристально взглянув в его глаза поверх очков затем сквозь их стекла, ногтем указательного пальца выцарапала из пачки фотографий еще одну и подтолкнула ее к Василию.

– И что?..

Тем же ногтем цвета штормовой морской волны, она, трижды стукнув, указала на темное пятно за Василием.

– Ну… – пятно для человека с больным воображением могло показаться силуэтом с парой светлых глаз, призрачным, Василий по привычке отстранился от дымящейся сигареты спутницы, – и снова только «ну»?…

– Ну! – Передразнив его и затушив сигарету, Любовь несколькими манипуляциями на экране фотоаппарата увеличила темное пятно, выделив его, обведя белым, на снимке где по ее словам отсутствовал, присутствующий во время съемки Василий, – Ну!?

Василий похолодел. Затвердел. Как твердеет на крепком морозе влажная бумага дошедшая до «раскола». Здесь, образ едва заметный на бумажном фото, виден более чётко – контуры тела и светящиеся белым глаза. Более того он визуально Василию знаком. Почему последний и «одеревенел»… нервно сглотнул слюну и потянулся почти со скрипом к дымящемуся на столе латте спутницы.

– О-о-о… – Любовь разглядывая спутника откинулась назад, в порыве ветра поправляя и убирая прядь волос под оправу очков водруженных сверху на рыжей голове, – да он знаком, тебе!

Василий с трудом проглотил не согревающий его напиток. Говорить он не мог, он смотрел на образ врага своего, на причину всех своих несчастий и бед. Поднявшийся внезапно холодный ветер еще больше сковал Василия, «отправляя» в памятное прошлое.

Грюмо. Вера. Пылкая страсть. Тени райского сада. Эти же тени в музыкальном произведении сделавшем современного музыканта известным несмотря на частичный, но всё же плагиат. Его Василия трагическая и не поправимая ошибка…

Любовь дергает его за руку.

– Идем, сейчас, польет! – Она собрала свои личные вещи в сумку, расплачиваясь с официантом.

Василий в ступоре разглядывал изменившуюся уличную атмосферу. Люди спешили. Транспортные средства, казалось тоже. Небо потемнело, словно наливаясь свинцом; и от этого «налития» увеличиваясь, «приближалось» к земле. Давило собою. Где-то далеко ударил гром. На тротуар словно сбитая этим ударом с неба упала черно-синяя галка. Затряслась в предсмертной агонии, притягивая взгляды прохожих и еще больше ускоряя их ход.

Непогода поглощала еще минутами ранее сияющий на солнце майский проспект. Взвыла подлаивая собака, пугающая не только укрывающихся от шквальных порывов ветра прохожих, но и своего хозяина. Крупные градины размером с перепелиное яйцо посыпались с неба. Не равномерно. А так словно они с силой били именно землю и выборочно ее жителей, отскакивая «попрыгунчиком» от людей, тротуара, дороги и предметов соприкосновения.

«Только бы не дождь…» – спасительно глядя на град, подумал Василий.

– В метро!.. – Любовь схватила его, и снова больно, за руку.

Он их все таки застал на бегу. Дождь. Быстро сменивший град. Холодный жесткий бескомпромиссный. И разумеется – мокрый.

Любовь тянула его в бегущей толпе к спасительному входу станции метро. По мокрой каше из «ледяной крупы». А Василий думал: «лишь бы эта девушка не порвала меня намокшего… откуда в ней столько силы? Хотя ведь она же Любовь. Что само по себе довольно таки сильная штука…»

Затем они тряслись в вагоне метро. Она прижавшись к нему, заглядывала в его глаза своими синими и близорукими. Поправляла свои потемневшие до цвета каштана волосы. И затвердевшими сосками груди прижавшись вплотную сквозь намокшую одежду, раскрепощала его одеревеневшее до этого тело.

– Я впервые в метро, с момента гибели родителей… – она горячо прошептала в ухо Василия, касаясь кожи губами, – это для тебя чего то стоит… бездушная «стоеросовая дубина»!

* * *

Они вместе в детско-подростковом клубе интересов.

Аппликации на разную тематику пестрили на стенах и стендах аудитории. Как поразительно изображен мир детскими глазами – беззаботно, но уже по взрослому – с любовью, с выявлением плохого и хорошего, не задумываясь отсекаемо для них самих ненужного.

Любовь фотографировала творческие работы и их авторов. Дети радовались их небольшой, но уже славы в рамках клуба и своих семей.

Василий спонсировал работу этого и нескольких подобных клубов не давая «загнуться» уйти в историю аппликации, рисованием акварелью карандашами, коллажам, искусству оригами… понимая, что это не только развитие творческих способностей детей их моторики, креативности, но это еще и память на долгие годы. Память в этих рисунках и поделках сделанных собственными руками из бумаги. А возможно и привитие этих увлечений и способностей на несколько поколений вперед…

Радостные лица детей. И счастливые их родителей от восторга рукоделием собственных чад.

Руководитель – милая невысокая азиатка попыталась сделать на память несколько групповых снимков Василия с детьми, но он уходил от этого, ссылаясь на собственную не фотогеничность из-за недомогания, взглядом встречаясь с понимающей его спутницей. Любовь отсняла детскую радость и их родителей обещая разослать снимки по адресам электронной почты.

Василий же пообещал заказать у фотографа огромные снимки на бумаге для оформления интерьера клуба и уличной рекламы клуба.

– Хочешь… я в следующий раз возьму с собой мою старую камеру, – она со страстью прижалась к нему на остановке такси, так словно она это делала не первый раз и уже не первый день, – для того, что бы и ты остался в истории этого клуба?

Непогоды как не бывало. Остатки ненастья высушило начинающее припекать солнце.

– Это не обязательно, – Василий сдул локон ее рыжих волос щекотящий ему нос, – я не публичная личность и сам «глянец» для меня понятие второстепенное, первостепенно лишь само присутствие его в мире. На бумаге… в изначальном варианте.

– Я уже это поняла… – Любовь бесцеремонно залезла с ним в такси, однозначно определяя концовку вечера, своего и Василия.

– Ты ждешь каких-то объяснений? – Василий первым нарушил тишину в салоне такси.

– И я их получу.

– Ты излишне самоуверенна.

– Иначе я не нашла бы тебя. – Она положила руку на его колено. – А ты бы никогда не узнал присутствия в твоей жизни кое-кого еще. И как ты понимаешь я не о себе сейчас?…

– И что награда, должна найти своего героя?

– Причем уже сегодня! – Она сняла очки, убирая в чехол, словно готовясь к получению награды прямо в такси.

– Однако… – Василий, краснея и чувствуя позывы возбуждения, глотая слюну, отвернулся к окну.

– Трус… – едва слышно прошептала, его спутница.

– Не единственный, кстати, на всей планете… – Василий рассматривал контуры зданий в оранжевом свете «торопящегося» за горизонт солнца.

Любовь, едва слышно рассмеявшись, убрала руку с его колена.

Она была первой после Веры. И после долгого воздержания его многое не устраивало. Мешали пото выделения обоих тел, как результат – его размокание и утяжеление, скованность в движениях. Ее проклятый повсеместный пирсинг металлом ранящий его кожу, легко, как намокшую бумагу.

– Расскажешь мне о нем? – Любовь курила на балконе, ни капли не стесняясь, как сосед из окна напротив, рассматривает ее не прикрытую грудь.

– Нет. – Василий вдыхал прохладный вечерний воздух, играя с одним из металлических колец имплантированных в ее тело.

– Почему? – Она все-таки показала красноречивый жест соседу отправляя того к невинной поливке цветов на своем окне. – Это же из-за женщины, верно?

– Почему ты так решила?

– Не знаю… – Она выдохнув дым поцеловала Василия в губы ужасая табачным «выхлопом». – Судя по напряжению в сексе, у тебя давно никого не было. Почему? Старая любовь… вероятно мешающая этому. Образ на фото мужской. Ты смотрел на него так как смотрят на врага. Вот я и решила…

– Не очень последовательная и не полностью собранная логическая цепочка… не находишь?

– Но она работает тем не менее. – Любовь кошкой приластилась к его отдохнувшему, но не окрепшему телу. – И я это вижу… так что, расскажешь?

– Да пошла ты…

– Да,… но и ты… – она схватила его за руку, сминая ее, как полу использованный рулон обоев и потянула в комнату, – со мной!

Василий проснулся от запахов приготовляемой пищи. Кофе. Омлет. И напевы каких-то африканских племен. Подпевала «туземцам» и Любовь. Василий отдохнул и восстановился. Тело сухое (последний душ он принял под утро) и упругое.

– С меня завтрак, с тебя рассказ…

– Хорошо… может, после этого ты быстрее исчезнешь из моей жизни. – Он оглядел себя в зеркало, придирчиво рассматривая кожу лица.

Любой даже незаметный для других изъян кажется вам «бельмом в глазу».

– Не пытайся меня запугать. – Она указала на минимально сервированный стол.

И тем не менее она выглядела испуганной куря на балконе. Так словно это была ее работа – курить, работа ставшая временной отдушиной от чего то трагичного. Возвращаться в комнату Любовь явно не хотела.

«Останется во вторую смену…» – Улыбнулся внутренне Василий, – «если только не кончаться сигареты…»

– Я вчера ошиблась…

– В чем же?

– Ты не трус… – она лишь в четверть оборота повернула голову в его сторону словно обращаясь кому-то на соседнем балконе. – Ты способен на поступок, даже на самый страшный из-за… любви.

– Нет, я трус. – Василий поднялся одеваясь. – Я, совершив его тут же испугавшись, пожалел о содеянном, но было уже поздно. Значит – я еще больший трус. Вдвойне…

– Меньше пафоса Василий. – Только теперь Любовь повернулась к нему. В глазах синяя морская печаль и укор. – Придешь сегодня?

– Нет.

– Будешь искать ее?

– Ее мне уже не найти… утратил безвозвратно. Буду искать его.

– Удачи. – Взглянув на него напоследок, она с грустью опустила глаза. – Я буду тебя ждать…

Василий вышел в ночь. В природы пробуждения запах. Оглядевшись по сторонам, так смотрит кот, выходя из подъезда – нет ли там его врагов. Он знал – его оппонент где-то рядом. Бродит призраком неприкаянным. Их диалог не за горами. Осознание этого укрепляло Василия. Только духовно. Невозможно укрепить бумажное тело.