Читать книгу Гамбит смерти - Василий Павлович Щепетнев - Страница 2

– Дома у меня есть порошок. Судомой называется. Незаменимая штука для холостяка. Или вот «Фэйри».

– На любителя, – я подал Юре полотенце. – Химия. Горчица проверена веками.

– Горчица кусается, – он вытер руки и подсел к столику.

Я выложил яичницу по-американски.

– Простому человеку без калорий невмочь, – Юра, отставив благоприобретенные манеры, обходился одной вилкой. Дикий пионер на Диком Западе.

По настоянию Нимисова первая четвёрка с сегодняшнего дня перешла на вегетарианское питание. Андив, скродола, рагу из кольраби, взбитый горох. Успокаивает астральное тело. Но ребятам хотелось что-нибудь поосновательнее. Только что Олег умял банку тушенки – не хватило терпения ждать, пока я готовлю. Вот Юре двойная порция и досталась. Он парень выносливый, справится.

– Тебе надо что-нибудь в городе?

Ему везти тело Комова.

– Нет, ничего. Ты когда вернешься?

– Послезавтра. Самое позднее – в пятницу.

Он остановился перевести дух. Или продлить удовольствие.

– У меня есть в прокуратуре хорошие парни. Дело-то ясное. С семьей Комова, думаю, утрясется. Выделена единовременная помощь. Плюс – после турнира. Они сообразят, что не нужно волновать Александра Борисовича. Хорошо ещё, что Комов – здешний. Я, когда место определяли, сразу о нём вспомнил. Мы одно время были близко знакомы, вместе начинали. В разных весовых категориях, разумеется. Потом Иван на карате переключился и как-то ушёл из круга. А я в судейство подался. И в нашем деле не последнее вовремя смыться, – пустая тарелка легла в раковину мойки. Он постоял, глядя на льющуюся тоненькой струйкой воду, потом закрыл кран.

– Очень вкусная была яишенка, просто отличная. Пойду вершить дела большого дня.

Вот такие дела. А чудилось мне, не в простых отношениях они были – Юра и Иван. И Анатолий любил небеса обозревать вместе с Комовым. Напраслина? Теперь неважно.

Я смёл крошки со стола, протер его начисто. Кухня свою работу заканчивает.

Окунул палец в ведро на плите. Теплая водичка. Колпак и халат легли в таз. Я взял пакет, отмерил стаканчик стирального порошка и полюбовался потрясающей надписью: «NO EAT!».

По-русски написано глаже: «Внутрь не употреблять!».

Таз я вытащил на кухонную веранду. Отмокнет и здесь.

Кухня – для священнодействия, коим является кулинарное искусство.

Ветерок-то свежий. Я прохаживался перед домом в лучах выглядывающего из-за пика Риз луны. Гало знатное. И дымка подтуманила небо. Немногочисленные звездочки едва сумели пробиться сквозь неё.

Прохладно и неуютно. Раньше было не так.

Я вернулся на кухню. Веник и швабра звали достойно окончить день. Не рановато?

Анатолий в чёрном кожаном плаще, с биноклем на шее, шел по галерее. Напрашивался глагол «перемещался». Прямо хоть в кино снимай. Эпизод – «генерал фон Браухич на рекогносцировке».

Я открыл бутылочку сока, поставил стакан.

– Благодарю, – он снял бинокль и положил рядом со стаканом, расстегнул плащ, из-под которого выглянул толстый свитер-самовяз. Экипировался на совесть. Только сейчас я понял, как похолодало.

– Не хочешь посмотреть на небо? В час восемнадцать астрономический феномен: покрытие Марса Луной.

– Как-нибудь в другой раз. Спать охота.

– А меня небо успокаивает. Отдыхаю.

Бинокль – мощный, дорогой прибор. Фирма. Германия, не Китай. Двадцатичетырехкратное увеличение берег кожаный футляр. Beati possidentes.

– Да и погодка неважнец.

– Знаю, – вздохнул он. – Авось, развиднеется. Кстати, как тебе задачка?

Я принес с подоконника карманные шахматы. Третий день место занимают. Не до них было. Я вообще-то не охотник до задач, даже шахматных. Но автора отказом обижать не хотелось.

– Не гроссмейстерское это дело задачки придумывать. Тем более неправильные.

– Сказочные, – поправил он. В голову лезут идеи, лезут и лезут. Не пропадать же. А решается так, – он задвигал фигурки, с трудом умещавшиеся на крохотных полях. – Правда, неплохо? А последний ход? – он потер руки. – И умер бледный раб у ног непобедимого владыки!

– Впечатляет, – поддакнул я. От меня не убудет. – Хорошая, на мой непросвещенный вкус.

– Я их тут дюжину сочинил. Воздух стимулирующий. Издам брошюрку, пожалуй.

Я долили остатки сока. – Издавай. Одну куплю, если подпишешь.

– Твой бестселлер жена каждодневно читает. Я ей письмо написал, заверяю, что на практике у тебя получается ещё вкуснее. Завтра с Юрой отправлю.

Это он о моей книжице «Кухня современной России, или искусство выжить, не отказываясь от невинных радостей».

– Будто раньше не знал.

– Ну, милый, одно дело разовым обедом поразить, а другое – месяц ублажать довольно привередливый народ. Нет, ты мастер большой. Кстати, железно сказать не могу, но, похоже, Александр Борисович не прочь взять тебя в Мехико. Ты попроси Нимисова замолвить словечко, и тогда – сто процентов.

С прицелом на Мехико я и согласился ехать сюда. Но сейчас прилива счастья не ощущал. И не потому, что дело до конца не решено. И даже не потому, что предстоит кланяться Нимисову, мало ли я за жизнь накланялся, дело привычное. И в Мехико не расхотелось. А копошится червячок на дне души, не сомнения червячок, а… Нет, и слов не нахожу.

– Твой прогноз на Мехико?

– Извини, дурацкий вопрос. Прессу читай. Одно скажу – Страчанский за год прибавил очень сильно. Вторая волна роста – в тридцать девять лет. Удержится на этой волне – не будет ему равных.

Он отодвинул стакан, взглянул на часы.

– Пойду, пожалуй. Глазам нужно дать адаптироваться.

Я драил пол. Толя, Толя, все ищешь свою звезду. Мир повидал, семья, трое детей, работа уважаемая, в турнирах за бугром на настоящие деньги играет, а мало. Не то. И смотришь в бинокль на небо, ищешь комету, в глубине души зная, что это попытка с заранее негодными средствами. Смешно. Недалеко отсюда – Большой Телескоп Азимутальный телескоп, БТА, шестиметровое зеркало которого стережет небо, – и ты со своим Цейсом.

Чья б корова мычала…

Устыдясь, я достирал халат, натянул на веранде верёвку и повесил сушиться. Утром поглажу. Повар обязан держать себя в белоснежной неприступности. Не отечественный докторишка в замызганной спецовке без половины пуговиц.

Закрыв кухонные двери, я галереей прошел в шале.

Юра с Олегом сидели за столом и щелчками гоняли по шахматной доске шашки.

– В чапаевцы играете, господа?

– Лично я – в колчаковцы! – шашка упала под стол, и Олег полез за ней.

– По настоянию трудящихся старинной русской игре возвращено ее первоначальное имя, – усмехнулся Юра.

Я отправился в свою комнатушку, разделся и лёг. Стук шашек вскоре стих. Нарубились, станичники…

Приглушив лампу до минимума, я лежал, вслушиваясь в скрип дома.

Сверчка не хватает.

Барабанная дробь первых, крупных капель дождя. Оловянные солдатики маршируют по крыше.

Дробь слилась в сплошной шум.

БТА не работает в связи с неблагоприятными погодными условиями. Теперь Анатолий с ним на равных. Зеро – зеро.

Но судья не зафиксирует ничьей.

Засыпая, я думал о принцессе Ки-Еве.