Читать книгу Гамбит смерти - Василий Павлович Щепетнев - Страница 4

– У нас нет никаких доказательств того, что смерть Крутова – результат злого умысла, – Александр Борисович говорил четко и уверенно.

Мы сидели у камина – Нимисов совсем близко, остальные поодаль. Дым давно вытянуло в дымоход, стало тепло, дождь за окном оттенял уют комнаты. Керосиновый свет висевшей над столом лампы схлестывался на стенах с нетерпеливыми огненными отблесками каминного пламени.

Как славно было всего три дня назад: сидели, разговаривали, подкидывая изредка в пламя полешки да сосновые шишки, шевеля угли кочергой и ведя речь о возвышенном, добром и вечном.

– Все произошло на наших глазах, и я не могу утверждать, что этот, с позволения сказать, мост не разрушился от естественных причин.

– Я ходил смотреть, – Олег сидел, настороженно подобравшись, готовый в любой миг вскочить на ноги. – Течение измочалило канаты, не разобрать, подрезаны они или сами лопнули от ветра.

– Три смерти подряд. Таких случайностей не бывает. – Нимисов развернулся лицом к нам. – Саблецова убили, и никуда от этого не уйти.

Тут он точно подметил. И хотели уйти, а – не вышло.

– Но остальные случаи, не исключено, совпадения. Редкие, крайне маловероятные, но совпадения. Несчастные происшествия, никак не связанные с убийством. Это принципиально. Если все три смерти – убийства, то угроза для нас сохраняется, мало того – возрастает. Если же убийство одно, то, каковы бы не были его мотивы, не обязательно, что за ним последует другое. – Страчанский уверенно вел свою партию. – Давайте разберем единственно бесспорное преступление – убийство Саблецова. Кто мог его совершить? Любой из нас, – он спокойно обвел всех взглядом. – Есть ли у кого-либо алиби? Спим мы каждый в своей комнате, и ни для кого не составило бы сложности покинуть шале, подойти к безмятежно созерцающему небо Анатолию Яковлевичу и…– он остановился.

Олег невнятно заворчал.

– Вы хотите возразить?

– А другие, не мы – разве не могли совершить убийство?

– Могли. Более того, после гибели Крутова версия убийства извне выглядит предпочтительнее. Если мостик был действительно поврежден заранее, в ночь смерти Саблецова, то убийца не мог знать, кто на него ступит первый. Следовательно, цель – не отдельная личность, а вся наша команда.

– А находки Петра Ивановича? Шахматные фигурки? – подал голос Аркадий.

Страчанский сплел пальцы кистей. Волнуется.

– Вы думаете, это подпись, вроде «черной кошки»? Знак преступника?

– Да. И тогда он среди нас. Юре никто другой не мог подкинуть коня, – Аркаша пододвинулся поближе к камину. Рефлексы первобытных веков – в опасности быть у огня.

– Аркадий Иосифович, допустим, допустим, вы прогуливаетесь, и на скамейке перед домом видите фигурку. Скорее всего, вы положите ее в карман, а потом забудете за иными делами. Это, конечно, только пример, но я не стал бы придавать шахматным фигурам слишком большое значение. Играли в «чапаевцы» и машинально рассовали по карманам лишние фигуры.

Пора и мне сказать что-нибудь умное.

– Мы будем метаться от одной догадки к другой, пока не выясним мотива: кому выгодна смерть Комова, Саблецова, Крутова? В чем смысл происходящего?

– Вы сами, Петр Иванович, утром заметили, что в наше время глубоких мотивов не требуется, – в голосе Страчанского мне послышалась ирония.

– Мотив может быть неявственен для окружающих – из-за неочевидности, нелепости, дикости. Но для самого убийцы он ясен и логичен, – попробовал оправдаться я.

– Я с вами согласен, – опять поддержал меня Нимисов. Начинаю к этому привыкать. – Мы проходим мимо мотива в силу ограниченности, обыденности мышления. Приземленности – в переносном и прямом смысле этого слова. Мы выбираем: убийца либо один из нас, либо человек извне. А если допустить, что он извне, но – не человек?

– Как это? – Александр Борисович и не пытался скрыть удивления.

– Давно идет спор о существовании снежного гоминоида. Имеются достоверные свидетельства, фотодокументы. Но есть и серьезные возражения: малые популяции нежизнеспособны, а будь они большими, кого-нибудь давно бы поймали. Ведь прочесывали подозрительные районы, но – никого. Противоречие исчезает, если допустить, что снежный человек – не постоянный обитатель Земли, а визитер. Инопланетянин. И на Земле находится в кратковременной экспедиции. Привязанность его к высокогорью, где разреженный воздух и низкая температура, наталкивает на мысль о марсианах, хотя пришельцы могут быть и из иных, неведомых нам миров. По определенным причинам снежные люди не используют технические средства – скафандры, оружие. Возможно, это особенности их мышления, религии или этики. Земля для них вроде особых угодий, где недопустимо использование оружия. Неспортивно. Поэтому наши товарищи и погибли по земному.

– Но зачем им убивать людей?

– Зачем убивают лис и куропаток? Предположим, это эквивалент охоты. Но я думаю, они хотят завладеть не физическим, а астральным телом человека. Существование такового признала даже официальная наука. Астральное тело покидает физическое и первые дни после смерти – до сорокового – остается поблизости, уже свободное от плоти. Этим я и хочу воспользоваться.

– Как? – Аркаша с ужасом и восторгом смотрел на Нимисова. Нашел-таки вождя.

– Завтра утром я постараюсь установить контакт с астральными телами погибших и выяснить, кто убийца. Если это пришелец, я заблокирую астральные тела, привяжу их к Земле и тем самым сделаю бессмысленными попытки дальнейших покушений. Если же это обычный человек, мы примем меры предосторожности.

– Вдруг убийца – кто-то из нас? – Аркаша нервно оглянулся вокруг.

Нимисов подошел к камину, протянул, греясь, ладони к огню.

– Тогда нам предстоит тяжелое решение.

Я почувствовал себя неуютно. Легкий скепсис Александра Борисовича, тревога Аркадия, настороженность Олега не перевешивали главного – они верили! Или хотели верить, что в данном случае одно и то же.

Неудивительно. Синдром Распутина-Лаутензака. Колдуны стали повседневным явлением – изгоняют по телевизору бесов, заряжают воду, оживляют мертвецов, ищут разбившиеся самолеты. Готовят к чемпионату мира гроссмейстеров.

– Предлагаю установить дежурство на ночь. Мало ли, – предложение мое было не ахти, но все же…

– Верно, Петр Иванович. На нас могут напасть и в нынешнюю ночь, – в раздумье проговорил Нимисов.

– Дежурить будем по два часа – с полуночи до шести утра. Нужно три человека.

– Я хочу начать первым, – с готовностью ответил Аркаша.

– Олег, ты как?

– Безразлично…Тогда с двух до четырех. А я последний.

– Отлично, Петр Иванович, – утвердил график Страчанский.– А следующую ночь начнем мы – я и Валерий Васильевич.

Я подумал, что никто, кроме него, не называет Нимисова по имени– отчеству. Нимисов, и Нимисов. А чаще – он. Или вообще старались промолчать.

– Во время дежурства дом не покидаем ни в коем случае. Главное – слушать и смотреть. При малейшем намеке на опасность поднимать всех на ноги.

Никто не возражал. Я посмотрел на часы. Двадцать два восемнадцать. Стоит приготовить какао и бутерброды. Ночью иногда очень хочется кушать.

На кухне я зажег конфорку. Запасной баллон газа ох как пригодится.

– Петр Иванович, вы позволите воспользоваться спиртовкой? – Нимисов стоял на пороге с колбой и пакетом в руках.

– Пожалуйста, Валерий Васильевич, – я достал спиртовку.

Он налил в колбу воды.

– Когда мне сказали, что ваша основная профессия – медицина, признаюсь, я ждал вашей неприязни и противодействия. Медики скептически относятся к непонятному. Отрицать легче, чем признать некомпетентность. Правда, среди сторонников неортодоксального врачевания действительно хватает бездарей и шарлатанов, – в ожидании, пока вода закипит, Нимисов решил поговорить. – Вот настой. В его приготовлении первостепенное значение играют вода и огонь. Если вместо горной, ледниковой воды взять речную, или, того хуже, убитую водопроводную, а вместо открытого огня пламени использовать электрическое тепло, то препарат потеряет часть свойств, – вода закипела, Нимисов снял колбу с огня, бросил в нее несколько сухих листьев. – Или другой пример. Вы, наверное, задавались вопросом – что я и Александр Борисович принимаем перед едой. Ответ прост настой из рогов оленя, пантов. Но не фабричный минмедбиопромовский, или, того хуже, китайский на экспорт. Я готовил его по древним рецептам: долго искал оленя – обязательно нервного, чуткого; сам спиливал панты – по живому, вместе с частью черепа, захватывая мозг. Животное в муках гибнет, но как раз выброс гормонов перед смертью делает препарат действительно целебным, пробуждающим все резервы организма. Хранить надо обязательно во флаконе горного хрусталя, иначе препарат быстро потеряет силу, и принимать – из золотой посуды. Официальная медицина таких тонкостей не знает и не желает знать.

Я резал хлеб.

– Здесь я не врач, а повар.

– Вы прекрасный повар, Петр Иванович. Но я вам предлагаю ехать в Мехико в качестве врача. Мы можем сотрудничать. Александр Борисович даёт согласие, более того, он заинтересован в вас. Не спешите принимать решение, определитесь по приезде в Москву. Но знайте – вы в команде, – он покачал колбу. – В Китае эту траву называют «уши ушедшего мира». Собирать ее следует только во время майского полнолуния на могиле повешенного. Иначе получится просто желчегонное средство, – он испытующе посмотрел на меня. – Нас ждет интереснейшая работа. Не только во время турнира, турнир – эксперимент, неплохой гроссмейстер становится чемпионом. Но главное – потом. Подумайте, – он притворил за собой дверь.

И откуда только берутся корифеи парамедицины? Самозарождаются, мутируют под влиянием климатических и пищевых факторов или выпекают их в подпольных пекарнях?

Термос и блюдо с бутербродами я разместил на подносе.

Я шел, оставляя за собой запертые двери. Борьба за живучесть продолжается в каждом отсеке.

Поспел к моменту расставания. Марш, марш по палатам. Отбой.

– Постараемся выспаться. Завтра потребуются неутомленный мозг и ясность сознания, – напутствовал нас Нимисов.

Сладких снов всей честной компании.

Аркаша налил какао в чашку.

– Дождь на убыль пошёл.

Я прислушался. Похоже, так и есть.

– Идите спать, Петр Иванович.

– Недалече, успею.

С чего это Нимисов такой ласковый? Бдительность притупляет, а сам штык точит? Или гораздо банальнее – расплюемся мы, пойдет следственная канитель, и прости – прощай, Мехико? Времени осталось всего ничего, не месяцы – недели. Вот он и сплачивает команду посулами. Что он другим обещал? Он или Страчанский?

– Чего от будущего ждешь, душа моя, на что надеешься?

– Александр Борисович решил заканчивать подготовку в Москве. А дальше – Мехико.

– Нет, лично твои планы.

Он улыбнулся.

– Александр Борисович обещал устроить приглашение в хороший турнир, в Гастингс. За счет организаторов. Знаете, как сколько стоит туда попасть?

– Трудно? Я думал, наоборот – легко теперь.

– Приехать в Гастингс легко, а в главный турнир попасть – ой-ой. Труднее, чем раньше. Таких, как я, в Европу пропасть хлынула – мастеров с невысоким рейтингом. Отхватят призы, отгрызут коэффициент и ходу дальше. С деньгами западники расстаются неохотно, а с коэффициентами и того тяжелее. Препоны ставят, отборочные «опены», просейся через них. Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко. Опять же взносы, проживание… А секунданта Александра Борисовича пригласят персонально, а уж там я им покажу!

Угадал. Аркаша тоже на крючке обещания.

– Я рад, что оставляю тебя в столь светлом расположении духа. Покойной ночи!

Дверь из комнаты в общий зал тоже могучая. Через решетку окна пробиться без ацетиленового резака невозможно. Да и вообще, в доме пока никто не погибал.

Я настроил будильник и улёгся.

Допустим, дождь прекратится – когда за нами приедут? Или придется ждать, пока спадет вода в Желчуге и переправляться самим?

Гуси– гуси! Га-га-га! Есть хотите? Так летите!

У меня в запасе есть очень недурной гусик. Надо подумать. Он у меня – ultima racio.