Читать книгу Пляжные романы - Василий Варга - Страница 5

Я сел за руль и направился в сторону города. На Симферопольском шоссе машин было мало и ехать, не превышая скорость в 90 километров в час было одно удовольствие. И машина «Жигуленок» считалась почти импортной. Нам итальянцы построили первый завод по производству автомобилей на Волге. Машина стоила не так уж и дорого, всего шесть тысяч рублей, но далеко не каждый мог себе позволить такую роскошь, как собственный автомобиль.

Мне, мужику под сорок лет, когда седина в голову, а бес в ребро, машина нужна была как воздух. Сколько милашек я отвозил в лес, далеко за город и там целовал, поскольку они именно этого и хотели. Они ловили меня на работе, в моем рабочем кабинете при помощи короткой юбки и стройных ножек. Я был внешне довольно привлекателен и в какой-то мере раскручен при помощи работников центрального телевидения.

На сентябрьском форуме в Доме союзов ко мне подошла Кира Григорьева с камерой и засняла голову до плеч. В тот же вечер, я, улыбающийся, с хитрыми плутовскими глазами, был показан на всю страну с сопровождающим небольшим комментарием.

Кира допустила ошибку. Она сама хотела затащить меня в постель, а получилось все наоборот: молодухи толпой осадили мой кабинет, вроде хотели устроиться на работу, а на самом деле искали пути знакомства со знаменитым директором, которому не грех отдаться.

Одной из претенденток это все-таки удалось. Она явилась в субботу, вся расфуфыренная, в миниатюрной юбке, она эта юбка только входила в моду и когда она вошла, поздоровалась и продолжала стоять у моего кресла, мои глаза прилипли к ее ножкам, как опилок к магниту.

– Наташа, – произнесла она и присела, не ожидая приглашения. – Я хочу устроиться к вам на работу, но вижу, что я уже устроилась.

– Да, да, – подтвердил я. – Только давайте обсудим этот вопрос на природе. Вы не будете возражать? Я сейчас спущусь, заведу мотор. А вы подождите меня у метро.

– Гм, чувак, – произнесла она, поднимаясь с кресла.

Мы уехали загород в сторону Битцевских прудов. Это было не лучшее место. Тем более, что вскоре к нам обратился офицер в гражданском и сказал, что это спец зона, и нас могут взять за хобот.

– Скажи, парень, а где можно уединиться. Вон красотка у машины, вся извела себя. Ей так хочется того, что и я хочу, сам понимаешь.

– Садись за руль и выезжай на Калужское шоссе, а там свернешь где-нибудь в лесочек.

– Слава КПСС, – произнес я, глядя на высотное здание КГБ СССР.

Мы с Наташей нашли уголок в лесочке. Только в небо видно да птичьи голоса слышно. Я раздвинул сиденья в машине – получилась двух спальная кровать. Наташа еще укоротила юбку, вернее она ее сняла, обнажив пирожок, но пирожок не оказался сладким. То ли он перестоял и немного подпортился, то ли его надкусывали многие мужики еще до меня и мы молча собрались, уехали домой, кто куда. Но Наташу все же пришлось взять на работу.

Она сблизилась с моей секретаршей и потащила ее в общество мужиков, где устраивались игры: после стакана вина – что-то снять с себя. И так доходило до трусиков. Сняв последнее с себя, трусики, дама ждала того мужчину, который тоже уже снимал последнее и оставался нагим. Дальше шло соединение… с криком, восторгом, стонами, не так как у животных. Я как самец, приревновал Наташу и не хотел ее больше видеть. Чтобы погасить никому ненужный костер, разгоревшийся во мне ни сего, ни с того, я засобирался в отпуск. Стоило мне намекнуть секретарям, что не мешало бы отдохнуть, как на следующий день весь завод уже знал: директор собирается в отпуск.

В понедельник, во второй половине дня, Сонечка появилась в моей приемной накрашенная, размалеванная, с дежурной улыбкой на лице. Длинные ноги, как палки торчали из-под короткой юбки, а улыбка доходила до ушей. Она появилась впервые в нашем заведении, поэтому не вела никаких разговоров с секретарями, ждала вызова.

Наконец, я нажал на кнопку, она вошла величественной походкой и, не ожидая приглашения, уселась в кресло для посетителей.

– Ну, я пришла.

– Я вижу.

– Поцелуй здесь, – сказала она, показывая пальчиком подбородок.

– Здесь не место для поцелуев.

– Ну, как знаешь, – отрезала она. – Вообще-то я пришла проситься на работу. Возьми меня, приткни куда-нибудь, чтоб не пришлось меня содержать. Я капризная подстилка.

Я испугался. Стало как-то совестно. Но, похоже, это было действительно так. Еще не совсем старый хрыч за рулем собственной машины, директор небольшого завода, но все-таки завода, а не бани и молодая, еще не успевшая израсходовать свою энергию с разными мужиками, которая отныне ляжет под Александра Павловича по первому зову, – чем не содержанка, у которой отныне начнется другая жизнь. Она будет отдавать свое тело, и получать все блага жизни.

Я тут же нашелся.

– Знаешь, подстилка, мне тут предложили организовать отдел повышения квалификации, и я тебя предложу в замы директора отдела повышения квалификации. Потянешь? На меня ссылаться нельзя, лишнего болтать нельзя и намекать на какие-то связи Боже упаси.

– Предложение неплохое, но я бы хотела как-то так: показаться, прошвырнуться, а потом уйти наводить марафет, прибраться и ждать тебя в очень короткой юбочке без трусиков. Так нельзя?

– Нельзя.

– Тогда я пошла. Чао!

– Не выкобенивайся, сядь! Конечно, если подождать, если подумать, то месяца через три, возможно, через четыре что-то появится, и тогда я тебя приглашу, козочка.

– Ах, ты мой перезрелый козлик, могла ли я предвидеть, что ты окажешься таким несговорчивым, а жадный ты или нет, я узнаю и очень скоро. Бывай… Хотя, я жду тебя сегодня после трех часов, так и знай. Но дома у меня – шаром покати. Мама говорит: ты теперь самостоятельная, а в случае чего и нас с Надюхой кормить будешь. Этот козел смахивает на щедрого кобеля, вон три бутыли шампанского и еще коньяк притащил, все наклюкались до потери пульса…

– Это я сбежала, дав им возможность безобразничать, – заявила сестрица. – Так, что как видишь, свидетелей хоть отбавляй. Хи-хи.

Я встал, поцеловал ее в щеку, но она вывернулась и впилась мне в губы. Входная дверь скрипнула. Это председатель месткома прорывался. Я оттолкнул ее от себя, быстро сел в кресло и излишне поспешно сказал:

– Заходите, Федор Моисеевич.

Визит председателя месткома был пустяковый, так, поболтать о том, о сем, но хитрый Федя под маской дружеского расположения к своему директору, любил что-то подметить, что-то выведать, чтобы потом было над чем размышлять. Но в этот раз он несколько переборщил.

– Должен вам заметить, Александр Павлович, что эти финти клюшки нас, мужиков, до добра не доводят. Вы, конечно, молодой и симпатичный, любая из наших дам рада была бы покорить ваше сердце, а потом, тут же затащить в постель, но вы, молодчина, держитесь. Это хорошо. Но такую же тактику вы должны выработать и по отношению к любой посетительнице, которая, собственно не имеет никакого отношения к нашему коллефтиву. Вот представьте, что не я оказался на мете входящего, а кто-то другой. Вхожу, а директор целуется, да еще взасос с дамой, каково это, а? Как на это посмотрит коллефтив, ка оценит ваш поступок, ась?

– Федор Моисеевич, вы все же мужик, а не баба, которая занимается сплетнями, и вы можете зайти в любое время, не спрашивая разрешения у секретаря по своему статусу. Если хотите, я изменю этот статус. Далее, есть светская манера поведения. Дама вошла, я обязан протянуть ей руку, а когда она прощается, мне надо поцеловать ее в щеку. Я все выполнил, но тут она, шалава, в знак особого расположения, впилась мне в губы. Я не исключаю, что в определенном месте, при определенных обстоятельствах, она могла бы решиться на что-то больше. Ну и что из этого. Где тут моральное разложение, противоречащее коммунистической морали.

– Так-то оно так, но вы человек семейный и у вас молодая жена…, красивая, приветливая…

– Федор Моисеевич, вы хотите забраться в мою семейную кровать по принципу трех спальная кровать: Федя с нами?

– Что вы, что вы, Александр Павлович, голубчик, я только о вас забочусь, о вашем афторитете. Он у вас очень высокий этот афторитет, а я при вас, видит Бог.

– В таком случае, не лезьте туда, куда вас не просят. Все, желаю вам добиться более высоких показателей в социалистическом соревновании, – произнес я убийственную фразу, протягивая руку Федору Моисеевичу.

В половине четвертого, нагруженный сумками, я уже был у Сонечки, в ее огромной трехкомнатной квартире старой постройки с маленькой кухней, оборудованной газовым отоплением. В трех комнатах не было диванов, хороших стульев, во многих местах не горели лампочки, а линолеум на полу во многих местах поцарапанный. Один шкаф пустовал, а второй торчал, с дверцей, опирающийся о пол. Я хотел сказать, что это никуда не годится, но вспомнил, что здесь обитают одни женщины, умолк, заскрипев зубами.

Сонечка сразу набросила халат, прикрыв все свои сексуальны причиндалы, схватила нож и принялась чистить картошку. По части картошки, она была настоящая мастерица, а что касается других, более изысканных продуктов и их приготовления, она плавала, как моряк со завязанными руками и ногами.

Мне и самому пришлось подключиться, и вскоре пролетарский обед был готов, а Сонечка могла снять с себя халат.

Помня прошлый совместный обед, когда мы наклюкались как поросята, я заполнял спиртным только донышко и Соня не возражала. Это был плюс для нее. В семь вечера я засобирался домой.

– Подожки, я тебе покажу, какая я богатая.

Она тут же побежала в самую маленькую комнату, а там еще был потайной чуланчик, извлекла старых два холщовых мешка весом по три-четыре килограмма каждый и бросила на маленький пошатывающийся столик в комнате нашей любви.

– Вот, можешь высыпать, полюбоваться.

Я действительно высыпал содержимое двух мешочков на стол и ахнул от удара невиданной ранее красоты не только поблекших десяти рублевых монет царской чеканки, но и изделий – предметов украшений обитателей антинародного режима по мнению идеологов ленинско-жидовского коммунизма.

Эти предметы украшали чьи-то пальцы, руки, прически и их блеск раздражал русскую голь до появления Ильича-палача.

– Как же вы все это храните в доме? ведь вас могут поймать, арестовать и отправить по ленинским местам на десять лет для перевоспитания. Тут на несколько миллионов российских рублей. Вот это да! А квартира у вас… голая. Тут требуется капитальный ремонт и полная замена мебели, что же вы, клуши, так плохо ведете свое хозяйство, а?

– Ну, а что нам делать?

– Продать часть золота и начать приводить квартиру в порядок.

– Купи, дадим дешевле. Я поговорю с мамой и сестрой. Мы отдадим по 80 а ты продашь по 90 рублей за одну монету. Тут 600 монет. И тебе хорошо и нам хорошо, ведь ты теперь – мой! – произнесла она с гордостью и достоинством. – Теперь я могу сказать своей язвительной сестричке Наде, что я востребована, что у меня есть любимый, а у нее никого нет, потому что она бука.

– Сонечка, ты просто клад. Я так счастлив, что мы встретились. Ты просто родилась для меня. Вот только поздновато. Двадцать лет это слишком большая разница, и лет через двадцать я…

– Не таскайся по другим бабам, брось курить, не злоупотребляй спиртным и в шестьдесят лет будешь оставаться мужчиной. Потом, секс это не все. Только на сексе семью не построишь. Ты вот только что был моим, но если бы этого и не случилось, я все равно любила бы тебя. Так, что не думай об этом совсем.

Соня на удивление оказалась, сговорчивой, щедрой и необыкновенно доброй.

Я всегда казался голодным и ненасытным и она через какое-то время стала приходить в восторг от вознаграждения за свои дары.

Целый год мы были вместе и целый год уединялись. Мы даже не думали, что сексуальные игры даны нам не только ради игр, но и для продолжения рода и пожалуй это главное задание, которые с честью должны выполнять здоровые люди. А если в этом плане происходит сбой, значит со здоровьем человека произошел, когда-то какой-то сбой, да такой, что может привести к распаду семьи. Сонечка совершенно не думала об этом, но однажды поняла, что внутри ее организма что-то произошло. Не говоря мне ни слова, она обратилась к врачу и ее тут же положили в больницу

Ничего страшного не произошло, просто случился выкидыш. Мать Сони прикинула, что лучше умолчать об этом, но коварная Надя однажды шепнула мне на ухо, что у старшей сестры не может быть детей, ее организм выкидывает плод. И как бы я ни старался, наследников не будет. Я не придал особого значения этой новости, однако она у меня засела в памяти и через некоторое время возникла как шиш перед глазами. А что дальше? Придет же время, я стану никому не нужен в этом мире и мою старость сможет скрашивать маленькая собачка и палка, при которой я смогу передвигаться. Это страшно, когда человек будет искать спасения в своей смерти и окажется, что ты и смерти не нужен. И никому ты не нужен. Никому, совершенно никому и надеяться не на кого. Разве на Иисуса Христа, портрет которого висит в моей комнате, несмотря на запрет Ленина, который сам замыслил стать богом. Но Иисус молчит и будет молчать даже тогда, когда ты не сможешь самостоятельно встать с кровати.

Сонечка, что с тобой случилось, может тебя уронил, когда ты была совсем маленькой? И Любовница ты слабенькая. Идешь на случку, как к тарелке с супом, а дохлебав, вытираешь губки и отворачиваешься.

Всякие сомнения, перемешанные с недовольством, то грызли меня, то отпускали, но я все делал так, чтоб Соня не догадывалась ни о чем. Все равно твердого решения у меня не было, поскольку я, негодник, все еще разрывался между своей семьей и Соней. В семье каждый из нас гулял, сколько хотел, и это считалось западным образцом современной семьи, чрезвычайно модным и страшно удобным.

Приближался бархатный сезон на море, и я, рядившийся в интеллигенты, предпочитал именно этот сезон: не слишком жарко, но еще слишком тепло на море, а само море – душевая теплынь. Я об этом сказал Соне, а она на следующий день пристала: возьми, да возьми сестричку Надю. Она еще на море ни разу не была.

– А она, что сама не может поехать. Нет ничего проще: взял билет на самолет и полтора часа поплыл в воздухе, как лебедь, а там море кавалеров. Гуляй с кем душе угодно. Нет, я не хочу брать ее с собой. Нужен мне такой хвост.

На следующий день Сонечка снова прилипла с этим вопросом: возьми, да возьми. Зря поделился этой новостью с Соней. Она не возражала, что я еду без нее и там буду вести себя неизвестно как, но младшую сестру девай куда хочешь. Она еще ребенок, ни разу не была на море, она никогда раньше не была на море, не видела, не слышала говор волн, а только смотрела по телевизору.

– Пусть едет одна.

– Да она же еще ребенок, как ты не понимаешь. Ей нужен проводник, защитник. Будешь брать ее с собой на пляж, на танцульки, на другие мероприятия. Найди ей квартиру недалеко от своего пансионата, возьми ее, прошу тебя, и мама просит. Разве я не заслужила от тебя такой благодарности?

– Сонечка, ласточка, ну если вы обе с мамой просите, куда деваться. Пусть собирается. Послезавтра самолет. Вылет в восемь утра из Внуково.