Читать книгу Украина скаче. Книга вторая - Василий Варга - Страница 3

Ополченцы Донецка и Луганска не выстояли бы без помощи России. Это ясно каждому, как божий день. Но каждый здравомыслящий человек, в ком прочно чувство справедливости, кто обладает трезвым умом, должен признать, что поддержка справедлива, своевременна, хотя в, тоже время довольно скромная. А то, что хохлы твердят на каждом перекрестке, а за ними и те, кто финансировал государственный переворот в Киеве, подобно бешеным псам, воют день и ночь в сторону России, – это все грубая, беспардонная ложь, рассчитанная на дурачков, какими они считают русских и свой народ, который они же и оболванивают.

Семимиллионный народ юга Украины сказал нет киевской хунте, он провел выборы, и выборы подтвердили волю народа. По какому праву бандеровцы не признают эти выборы, на каком основании руководство Америки и стран западной Европы, твердят одно и то же: дончане и жители Луганщины лишены права голоса, а если они провели выборы и проголосовали, то эти голоса ничего не значат. Тогда почему во всем мире признаны голоса англичан, заявивших о выходе из Евросоюза? Да потому, что англичане белые, а славяне чернокожая темнота, мрак, почти что животные. А разве животные голосуют?

Западные страны снабжают карателей оружием и живой силой, так называемыми добровольцами. А России, видите ли, нельзя. А почему? Американскому президенту с белыми зубами и темной кожей, и африканской душой просто не хочется этого. Вот и все.

Украинские каратели сунули свое рыло, и получили сдачи, и эта сдача была оскорбительной для них. Свою животную месть они начали вымещать на стариках и детях, и особенно на пленных. Лучше было принять смерть на поле боя, чем попасть в плен карателям.

Трудно представить, трудно поверить, что творили каратели с пленными украинцами и русскими, коренными жителями Донбасса и Луганска, и особенно с теми пленными, кто пришел по зову сердца защищать своих братьев из России. Это невозможно описать, это нельзя передать словами. Мелкие отрывки, заснятые на камеру, обычно мобильного телефона, далеко не полная картина того, что творилось на самом деле.

В сороковых годах прошлого века бандеровцы изобрели и даже оставили для истории 135 видов казни на основе предварительных пыток, которые нормальные люди никогда не применяют на животных, даже убитых.

Вот вам вбивают ржавый гвоздь в черепную коробку, или бензопилой разрезают живого человека пополам, или привязывают одну руку к дереву, а другую к танку и заводят мотор…

С тех пор прошло неполных сто лет и пытки изменились. Тут пальму первенства прочно держат американцы. Они—то, американцы, и подсунули бандеровцам эти виды пыток по отношению к пленным.

Вот съемка показывает, как пленных валят вниз лицом в наручниках, руки за спиной. В кованых американских берцах расхаживают по спинам несчастных и стараются наступить на наручники, чтоб сломать руки, или, в крайнем случае, оставить шрамы. Пленные вскрикивают от боли, поворачивают голову в разные стороны… Каратель только и ждет этого момента. Каратель со всего размаха бьет по зубам кованым сапогом и подобно лошади ржет, когда пленный выплевывает зубы.

На этом первый этап закончен. Каратели начинают меняться. Приходят другие, с ножом в руках и паяльной лампой. Каратель упирается коленями в спину, разрезает брючный ремень ножом, оголяет ягодицу и начинает кончиком ножа вырезать свастику. Потом берет паяльную лампу и пламенем выжигает то место, откуда хлещет кровь, чтобы свастика хорошо смотрелась. Если жертва еще жива и в сознании издает нечеловеческий крик, она может получить прикладом по ребрам. Ребра хрустят, ломаются.

Методы пыток разрабатывались командой Пару—Убия, который взял за основу 135 методов пыток, применяемых бандеровцами еще в 43 году прошлого века, которые применялись к польскому населению.

Ополченец Дмитрий Клименко свидетельствует: «Я был захвачен 8 июля 2014 года батальоном „Донбасс“ у себя дома. При аресте я потерял сознание от полученных ударов прикладом по голове и сапогом в промежность. Очнулся в машине с мешком на голове, и тут меня начали пытать. Били ногами по корпусу в районе ребер, сломали три ребра. Били ногами в голову, после чего я снова терял сознание. Очнулся от того, что меня поливали водой. Достав нож, один бандит из батальона „Донбасс“ начал резать мякоть на ноге, продолжая допрос. Подошел второй с электрошокером. Вся эта инквизиция продолжалась 10 часов. Утром они снова пришли продолжать допрос, нанося удары по корпусу ногами, по ребрам. После чего я понял, что ребра сломаны. Не выдержав боли, я сказал им, чтобы прекратили избиения. Если нет, чтобы пристрелили. Один из них мне сказал: „Я исполню твое желание“, – и ударил в голову. Я упал лицом в землю, услышал передергивание затвора и очередь в землю. Поняв, что я ничего не скажу, надели мне мешок на голову и повели в машину, где положили в багажник. Отвезли меня куда-то и ввели в кабинет. Я сразу понял, что это СБУ. В СБУ я провел двое суток. После этого меня провели в здание суда, где подвели к адвокату. Поговорил с ним, пришел следователь. Завели меня в суд. На процессе судья не обращал внимания на мои увечья, которые были явно видны». Ополченец Юрий Симаков рассказывает: «Я был арестован у себя дома сотрудниками СБУ и милиции. Был доставлен в гор. отдел милиции Дзержинска. Там меня избивали, порезали ножом правую ногу. После этого перевели в Харьков, где поместили в тюрьму. Там подговаривали зэков, чтобы они над нами издевались».

Пострадавший Александр Ткаченко рассказывает, как бойцы батальона «Днепр» резали его ножом и пытали электротоком: «13 ноября я был задержан бойцами батальона „Днепр-1“, после чего перевезен в большое строение в частном секторе, предположительно в поселке Мирный. Во время пыток они использовали электрошокеры, металлопластиковые трубы. Били прикладами автоматов и ногами. Резали ножом. Угрожали физической расправой над членами моей семьи и родственниками».

«Я был ранен в грудь осколками, – рассказывает ополченец Радионов, – попытался вылезти из машины, начал терять сознание. Очнулся в больнице Артемовска, где узнал, что город под Нацгвардией. Из больницы меня забрали трое в масках. Когда я отказался говорить, начали бить палкой по телу, а также кулаками и ногами. На протяжении трех часов продолжались избиения, поле чего два раза пытались расстрелять. Под вечер еще раз избили кулаками и ногами и выстрелили в ногу из травмата. Закинули в яму, приковали наручниками, оставили надвое суток. В течение недели с перерывом на обед вызывали на допрос и снова били. Били везде. Надевали полотенце на рот и нос, закидывали голову, заливали водой. Сидел на стуле с привязанными ногами, пристегнутый наручниками. Пытались перфоратором просверлить ногу. Штык-ножом тыкали в руку».

«Меня избивали с кульком на голове, – рассказывает старшина Кащенко, – избивали металлопластиковыми трубами, по двое, по трое, били по голове, по спине, по ногам, по почкам. Душили кульком, то есть перекрывали мне кислород, дальше били меня электрошокером. Били прикладами автоматов и ногами, обутыми в армейские сапоги. При этом они сломали мне ребра. На голове после избиения у меня было шесть рассечений от металлопластиковой трубы. Били молотком. Повреждены пальцы, руки, кость на кисти. Два раза терял сознание. Избиения продолжались не один день. Они начали резать меня ножом, задавая вопросы, которые их интересовали. Они вставляли мне нож в ногу, потом выворачивали, потом еще глубже, глубже вставляли, еще проворачивали и еще глубже. Потом пытались отрезать пальцы»

Иванцов Женя, Петров Иван и Лебедев Василий попрощались со своими подругами и даже обещали вернуться часа через два, а затем вышли на улицу. Два карателя, что остались дежурить у калитки, вежливо поздоровались и сказали, что их ждет микроавтобус недалко, второй квартал. И это было действительно так. Микрик такого же синего цвета ждал с выключенными огнями. Когда все погрузились, Иванцову, Петрову и Лебедеву надели мешки на головы и, тыча пистолетом в подбородок, приказали молчать, если хотят жить.

Микроавтобус все больше и больше набирал скорость. Чувствовалось, что они выехали из города и попали на трассу, и это встревожило пленных.

– Куда нас везете? – спросил Лебедев.

– В Россию, – ответил каратель Гвоздь. – В Ростове формируются батальоны сопротивления. Али вы не рады?

– Я не собираюсь воевать от имени российской армии, – продолжил диалог Лебедев. – И вообще, я еще не решил.

– Почему?

– У меня девушка, мы собираемся пожениться. Пройдет месяц, два, и тогда уж, как получится. Но… скорее к мятежникам не примкну.

– Значит, предаешь интересы повстанцев, так выходит? Говори определеннее, это для тебя очень важно, да и для нас тоже.

– Я уже все сказал. Развяжите мне руки.

Каратель Гвоздь ничего не ответил. Он просто взял фломастер и нарисовал на колпаке Лебедева свастику.

– А что скажет Иванцов?

Иванцов, недолго думая, ответил.

– Я тоже еще ничего не решил. Знаю только одно: я с бандеровцами ничего общего не имею. А если так – мой путь прямо в ополчение. Вот вам чистосердечное признание.

– С тобой все ясно, – сказал Гвозь и нарисовал на его мешке «сеп», что значило сепаратист.

К вечеру пленные были доставлены в Киев. Их завели в подвалы в разные камеры. Лебедева вскоре выпустили на свободу. Ему разрешили вернуться к своей невесте с условием, что по истечении двухмесячного срока, он явится в штаб АТО и там его определят на службу.

Судьба же Иванцова и Петрова была тяжелой, они оба умерли мучительной смертью. Им ломали пальцы на руках, потом отрезали ножом и запихивали в рот, потом попеременно отрезали уши, язык, нос, ноги до колен, надрезали шею серпом, давали соленый чай, потом не давали пить всю неделю. Пленным приходилось пить собственную мочу. Подопытные на все соглашались, но каратели всякий раз выдумывали новые обвинения, которые и во сне не могли присниться.

Потом их, искалеченных и обезображенных, поместили в одну камеру, выбили Иванцову правый глаз, а Петрову левый и поставили перед ними перечень бандеровской казни, состоящий из 135 пунктов. Они через эти все пункты должны пройти и только тогда могут рассчитывать на милость народной бандеровской власти.

– Последний пункт: отрезание головы топором. Если после этого останетесь живы, народная власть простит вас и отпустит к своим невестам, – сказал каратель—пыточник Кривой Глаз.

Иногда глубокой ночью пыточный подвал замирал и оба заключенные, уже как бы привыкли к нечеловеческой боли, у них кровь быстро сворачивалась и, несмотря на отсутствие медицинской помощи, раны быстро заживали. Петров пытался решить вопрос сведения счетов с жизнью, сказал товарищу:

– Надежды на спасения у нас нет, а ждать, когда тебе отрежут голову топором, слишком тяжело и долго. Давай так. Ты наступаешь коленом мне на горло и давишь до тех пор, пока не перестану дышать.

– А я как же? – спросил Иванцов.

– Я попытаюсь тебя удушить руками, хотя, видишь: у меня на каждой руке отрезано по два пальца. Хватит ли мне сил, не гарантирую, но попытаюсь, а куда деваться?

Киевские каратели просто упражнялись. Никаких других целей у них не было и не могло быть. Они предполагали, что это им пригодится в будущем. Кто—то из пыточного подвала будет обменян на бандеровца, попавшего в плен к москалям и расскажет всем остальным, как ласково, как гуманно обращаются младшие братья с русскими, попавшими в плен.

Эта задумка была осуществлена. Правда она привела к противоположным результатам: ополченцы, а среди них были и российские добровольцы, дрались насмерть с врагом, дабы не попасть к ним в плен.

В древние времена с пленными обращались иначе, а убитых врагов, хоронили, как положено, чуть ли не с воинскими почестями.