Читать книгу Сладкая опасность - Венди Хиггинс - Страница 7

В следующие пять недель тем летом я не получала известий от отца. Шептуны, к моей радости, появились за всё это время раза два или три. Но меня тяготила неизвестность и грызло нетерпение. Лето проходило в бездействии, а я ведь надеялась многое успеть еще до начала своего последнего учебного года.

Я сидела на балконе после пробежки, мечтая, чтобы в душном воздухе позднего утра подул хотя бы легкий ветерок.

Вышла Патти с чашкой дымящегося кофе, подала ее мне и спросила:

– Идешь сегодня на работу?

Я покачала головой.

– Завтра.

Работала я по-прежнему в кафе-мороженом.

Она подняла чашку и некоторое время пила, не отрываясь, а потом улыбнулась.

– Скажу тебе странную вещь. Мне что-то захотелось запустить руки в демоническое богатство.

Я чуть не поперхнулась очередным глотком своего кофе: Патти всегда была очень бережливой, а деньги, которые оставил нам отец, старалась вовсе не трогать. Увидев выражение моего лица, она расхохоталась.

– Давай! Это нас развлечет. Побезумствуем хоть разок!

– Меня, – ответила я, – не надо просить дважды.

Мы отлично провели время и безумно устали. На обратном пути местное радио передавало хорошую песню. Патти сделала звук погромче, а в припеве мы обе принялись подпевать во все горло, и это просто чудо, что я расслышала звонок собственного мобильника. Выключив радио, я взглянула на экран, и у меня часто забилось сердце – отец.

– Где ты? – зарычал голос в трубке.

– В машине, еду домой вместе с Патти.

– Откуда?

– Из Атланты, – пробормотала я, кусая ноготь большого пальца.

– Какого дьявола тебя туда носило?

Я заняла оборонительную позицию.

– Мы прошлись по магазинам, а что?

– По магазинам?

– Патти потратила кучу денег. Это было чудесно. – Я захихикала, а Патти толкнула меня ногой.

Отец пробурчал что-то нечленораздельное, а потом сказал:

– Ладно, поспешите. Я у вас.

Ура! Новости! Я не без самодовольства улыбнулась – в кои-то веки ему придется подождать меня, а не наоборот.

– Передай ему, – подала голос Патти, – пусть не волнуется. Будем на месте через двадцать минут.

Когда мы поднялись в квартиру, я в изумлении застыла в дверях. Отец пришел не один.

– Коп!

У меня и в мыслях не было бросаться через всю (небольшую, впрочем) комнату, чтобы обвить руками его шею, но поступила я именно так. Неужели он всегда был такой высокий? Коп тихо – так, что я этого не услышала, а только ощутила, – засмеялся, высвободился из моих объятий и застенчиво улыбнулся, отчего у него на одной щеке появилась знакомая ямочка. На середине груди виднелся черный значок ненависти.

Когда я только познакомилась с Копом, он уже казался мне очень взрослым – столько мудрости заключалось в его светло-карих глазах. Но сейчас он выглядел еще старше из-за растительности, пробивающейся на подбородке. Его черные волосы были острижены совсем коротко, а кофейного цвета кожа оставалась такой же гладкой, как всегда. Он смотрел на меня, не скрывая радости, и я тоже не переставала улыбаться. Сама по себе встреча с одним из друзей-исполинов придала мне сил.

– Ты хорошо выглядишь, Анна, – сказал Коп. Он не глотал окончания, но как-то сглаживал звуки на границе слов, и речь получалась плавной, вроде устной скорописи.

– Спасибо, Коп, – отозвалась я. – Ты тоже.

И повернулась к отцу.

– Итак? Что мы делаем? Куда отправляемся?

Он сухо хмыкнул и почесал щеку.

– Ой, извини! – Я и правда совсем забыла о вежливости и обратилась к мужчинам. – Садитесь, пожалуйста, и тогда мы сможем поговорить.

Я проскочила в кухню, чтобы помочь Патти, уже разливающей по высоким стаканам чай со льдом, а отец и Коп сели рядом за обеденный стол.

Отец достал из внутреннего кармана куртки большой крафтовый конверт. Пока мы с Патти усаживались напротив, он выложил на стол несколько фотографий изображением вниз, после чего заговорил.

– Приступ интереса к тебе, Анна, прошел, и хотя осторожность по-прежнему важна, я считаю обстановку достаточно безопасной, чтобы действовать. Не буду сообщать вам подробностей о своей агентурной сети, но она у меня есть. Несколько надежных людей и духов уже начали собирать для меня по всей земле информацию об испах. Вот первая девушка, о которой я с уверенностью могу сказать, что ее сердце не лежит к работе на отца. Возможно, она согласится нам помогать.

Я заулыбалась и тут же прикусила губу, чувствуя и радость, и тревогу. Отец перевернул одну из фотографий. На ней оказалась девушка-арабка, закутанная с ног до головы. Из-под покрывала виднелось лишь лицо – смуглое, с оливковым отливом. На следующем снимке та же девушка сидела на корточках перед упавшим ребенком с ободранной коленкой и, судя по всему, собиралась ему помочь. Но сначала – в кадр попал именно этот момент – она украдкой осматривалась по сторонам, проверяя, чтобы никто не увидел ее доброго поступка.

– Это Зания, – объяснил отец. – Она живет в Сирии, в Дамаске, вместе с отцом, Сонеллионом, повелителем ненависти. – У меня по спине пробежал холодок. – Они переехали туда из Саудовской Аравии два года назад. В Сирии сейчас кое-где неспокойно, но там, где живет Зания, пока по большей части безопасно.

– А давно повелитель Сонеллион живет на Ближнем Востоке? – спросила я.

Отец ответил не сразу.

– Уже тридцать лет. Успел там состариться – срок его пребывания в нынешнем теле подходит к концу. На родине сразу трех важнейших религий межрелигиозная рознь сама по себе очень сильна. Так что повелителям есть где развернуться.

– А ты сам, – спросила Патти, – работал там?

– Не подолгу, от случая к случаю – как и везде. Меня ведь прозвали странствующим повелителем.

– Звучит, как в плохой псевдонародной балладе – заметила я.

Отец нахмурился, Патти хихикнула, а у Копа приподнялся уголок губ.

– Дразнюсь. – Я снова прикусила губу.

Глаза отца сердито сверкнули, но в этом взгляде было больше любви, чем гнева.

– Ладно, – сказал он, разворачивая на столе небольшую карту Ближнего Востока. – Хватит болтать. К делу.

Мы склонились над картой, и отец показал нам Сирию к востоку от Средиземного моря.

– Зании недавно исполнилось двадцать пять. Предположительно они уехали из Саудовской Аравии после того, как стало известно, что она участвовала в качестве модели в некой нелегальной фотосессии. Эти снимки – у меня есть два из числа не самых откровенных, – разумеется, вызвали бурю возмущения.

Отец перевернул еще одну фотографию. На первый взгляд она показалась мне вполне невинной, но рассмотрев ее, я подумала, что в контексте традиционной культуры это должно восприниматься иначе. Зания была одета в черную паранджу, закрывающую лицо так, что оставалась лишь узкая прорезь для глаз, но одной рукой приподнимала до колен подол, показывая стройные смуглые ножки в чёрных туфлях на высоком каблуке. Глаза Зании горели мятежным огнем.

Я взглянула на Копа – он старательно изучал стены нашей квартиры, и похоже, ему стоило больших усилий не смотреть на фото.

Я перевернула снимок и взамен него взяла следующий, который оказался нескромным уже и по моим меркам. Зания стояла спиной к объективу в тех же туфлях на каблуке, придерживая обеими руками паранджу, задранную уже до бедер. Голову, теперь свободную от покрывала, она запрокинула далеко назад, длинные черные как смоль волосы струились по соблазнительно изогнутой спине. Глаза были закрыты, поэтому фотография не позволяла однозначно идентифицировать Занию по верхней половине лица.

Зания демонстрировала не так уж много оголенной кожи – в школе я видела ее куда больше. Но в том, как она это делала, как позировала, было что-то невероятно эротическое, особенно для культуры, придающей такое значение скромности и целомудрию. Я подвинула фотографию ближе к Копу, он бросил на снимок быстрый взгляд и кивнул. Мне хотелось понять, испытывает ли он возмущение по поводу этих фотографий, но он ничем себя не выдавал. Пока не перехватил мой взгляд – тут в его светлых глазах заплясал такой жар, что я начала краснеть. Коп быстро опустил веки и перевел глаза на карту. Да, он явно кое-что чувствовал: мужчина остается мужчиной, как бы хорошо он себя ни контролировал.

– И еще одна вещь, которую вы должны знать, – отец вытащил из конверта очередную пару фотографий, а я тем временем сделала глоток холодного чая, чтобы согнать со щек краску смущения. – На снимках этого не видно, точно так же, как не видно наших значков, но Зания – алкоголичка. И похоже, почти не пытается сдерживать свою страсть к спиртному. Это снято месяц назад в Дамаске.

Я склонилась над фотографиями. На первой Зания, одетая в дизайнерские джинсы и со вкусом подобранную блузку с коротким рукавом, сидела в баре. Волосы у нее были распущены. Вторая представляла собой увеличенный и подсвеченный фрагмент, на котором было видно, что Зания достала из несессера бутылочку и потихоньку подливает ее содержимое себе в стакан. У меня учащенно забилось сердце, я присмотрелась к изображению и заметила вслух:

– Она же без платка!

– В Дамаске, – объяснил отец, – с этим не так строго.

– Ее работа – возбуждать ненависть? – спросила Патти.

– Да, – ответил отец. – Сонеллион желает, чтобы дочь помогала ему в распространении женоненавистничества и насилия над женщинами. Этот вид ненависти у Сонеллиона один из самых любимых, но в наши дни с ним становится всё труднее.

Патти прицокнула языком и покачала головой.

– Так или иначе, в Саудовской Аравии Занию избили, затем арестовали за нахождение в пьяном виде, и в итоге она была опознана на снимках с фотосессии. – Отец откинулся на стуле, который при этом угрожающе заскрипел, и скрестил руки на широкой груди. – Сонеллиону удалось ее тогда вытащить, но любви к ней – уж поверьте мне – у него не было и нет. Он смотрит на Занию как на вещь, полезную и забавную, и избавится от нее, как только она потеряет для него ценность.

– И она, – спросила я, – уже перестала бороться?

Отец печально кивнул, и я снова посмотрела на снимок в баре. Ей необходима надежда. Она должна узнать о пророчестве. Это усилило мою решимость.

– Сейчас повелитель Сонеллион отправился в поездку по странам Центральной Африки для более пристального знакомства с неким архаичным обрядом, уродующим женщин. Рассчитывает шире распространить его на Ближнем Востоке в качестве религиозного.

Я раскрыла рот, но отец поднял руку и хрипло произнес:

– Об этом не спрашивай. Сонеллион отбыл вчера и планирует отсутствовать три-четыре недели.

– Ясно. А когда отправляемся мы?

– Думаю, нет необходимости говорить тебе, Анна, что Ближний Восток – крайне опасное место.

Я кивнула. Отец обратился к Копу:

– Ты знаешь арабский?

– Да, сэр. Мой отец часто пользовался этим языком, и я не раз бывал вместе с ним на Ближнем Востоке.

Отец посмотрел на меня.

– Я вот о чем думаю: не попросить ли Копано отправиться в одиночку?

Чуть не задохнувшись от возмущения, я выпрямилась на стуле.

– Об этом даже и не заикайся! Разумеется, я еду.

– Ты к такому совсем не привыкла.

Я чуть было не выпалила «Спасибо, капитан Очевидность», но вовремя прикусила язык. Мне нужно отстоять свою позицию, не прибегая к словесной перепалке. Лучше напомнить отцу, что это была его идея – чтобы именно я ездила по всему миру, набирая союзников-испов. Теперь же, встретившись с опасной ситуацией, он решает выступить отцом-защитником, а Копа бросить одного на съедение волкам.

– Смотри, – спокойно заговорила я. – До отъезда я изучу материалы по культуре Сирии. Оденусь, как принято у местных женщин. Ну, и Коп за мной присмотрит.

Я посмотрела через стол на Копа. Он кивнул и решился, наконец, высказать свое мнение.

– По арабским меркам Дамаск – довольно либеральный город, верно?

Коп повернулся к моему отцу, который, прокашливаясь, вдруг понял, что теряет почву под ногами.

– Да, это такой островок свободы нравов в консервативной стране. Но там полно закоренелых консерваторов и радикалов, которые косо смотрят на западные обычаи. Не всем нравятся места, куда ходят и мужчины, и женщины. – Он закрыл глаза и ущипнул себя за переносицу.

Патти легонько постучала ладонью по столу перед собой.

– Прекрасно понимаю твои чувства, Джон. Я тоже за нее боюсь. Но… – тут она остановилась, опустила глаза, тяжело вздохнула и вновь посмотрела на отца, – ты, точно так же как и я, знаешь: ей это под силу. – Он скрипнул зубами. – Анна нуждается в том, чтобы действовать, и, думаю, она сумеет помочь сирийской девочке.

Отец хрипло выдохнул, признавая себя побежденным. Мы с Копом обменялись торжествующими взглядами. Чувствовалось, что он рад не меньше, чем я.

– Ну, хорошо, – сказал отец. – Я все подготовлю. Вы отправитесь через пять дней, и у вас будет сорок восемь часов на то, чтобы ее убедить. Дольше там задерживаться не разрешаю. Знаю, что уже говорил это, но повторю. Никогда и ни при каких обстоятельствах не передавайте важную информацию по телефону или интернету. Только лично, удостоверившись, что вокруг все чисто. Не выезжайте за пределы Дамаска. Я приставлю к Сонеллиону наблюдателя и найду способ сообщить вам, если он надумает вернуться раньше времени. В этом случае отбываете немедленно. Не могу гарантировать, что вы не встретите шептунов; постарайтесь, чтобы они вас не засекли. Как крепится ножная кобура?

Я задрала правую штанину джинсов и показала ремешок на липучке, удерживающий легкую рукоятку в кожаном чехле. Рукоятка теперь постоянно находилась на мне, хотя в джинсах летом было нестерпимо жарко. Я надевала ее, даже отправляясь на вечеринки, а принимая душ, оставляла на краю раковины, чтобы не терять из вида. В чехле демоны не сумели бы ее опознать.

– Металлодетекторы и рентгеновские аппараты на рукоятку не реагируют, но во время досмотра в аэропорту ее не должно быть на тебе – на случай, если сотрудник службы безопасности решит тебя ощупать.

– Правильно. Тогда придумаю, как спрятать ее в ручной клади.

– Паспорта получили? – Мы с Копом синхронно кивнули. – Значит, похоже, вы оба направляетесь в Сирию.

Я радостно вскрикнула и захлопала в ладоши. Коп просиял, так что на щеке появилась ямочка.

– Копано, – продолжал отец, – должен предварительно слетать домой в Бостон. Рейс у него завтра утром, так что вторая половина дня в вашем распоряжении. Обсудите стратегию. Сходите вдвоем в кино или куда-нибудь еще. А я займусь своими делами.

Мы с Копом удивленно переглянулись. На мой взгляд, обсуждение стратегии трудно было совместить с походом в кино, хотя против общества Копа я, разумеется, не возражала. Однако существовала проблема.

– Сегодня же пятница.

Не требовалось объяснять отцу, что это значит. Но он спокойно скрестил руки на груди и сообщил:

– Нынешней ночью почти все духи-демоны будут в Японии, на ежегодной встрече восточных повелителей – такой же, как наши региональные американские встречи. Так что ступайте. Ведите себя хорошо. Ты, Анна, подбросишь его потом до отеля.

Мы с Копом снова переглянулись. Гулять, не боясь шептунов? Провести вечер вдвоем с одним из друзей-исполинов? Да и еще раз да!

– Хорошего вечера! – сказала Патти, поцеловала меня в щеку и попрощалась с Копом, пожав ему руку. Я взяла сумочку, и мы вышли.