Читать книгу Современные приключения Золушки. Тайны. Интриги. Расследования - Вера Арев - Страница 3

Моё детство было самым обычным. Трёхкомнатная большая квартира около центра в небольшом захолустном городке. Папа, мама и я. У отца свой небольшой бизнес, мама не работала. Я училась и была поглощена только своей школьной жизнью. Потом, в одно мгновение, как будто опустился занавес, и началась другая жизнь.

Это было уже около пяти лет назад, а до сих пор кажется, что буквально вчера. Промозглое осеннее утро. Воздух наполнен дождевой взвесью. Небо всё в белом молоке, солнца не видно. Пара замусоленных субъектов с пропитыми лицами благостно улыбаются отцу, принимая плату. Кроме нас с отцом и этих типов – больше никого.

– Дай Вам Бог здоровья. Сделали всё в лучшем виде, уважаемый. Не сомневайтесь. Земелька здесь сухая, да и пригорок, опять же. Вы ёлочку посадить не желаете? Совсем недавно из питомника заказали. Мы мигом всё сделаем. У нас самые низкие расценки. Ещё каких-то две тысячи. Зато ёлочка так хорошо здесь встанет. Тенёк, опять же. И вам удобнее, когда приходить будете, и краска с памятника не облупится.

– Ерунда какая-то. Папа, о чем они говорят? Какие ёлочки? – я находилась в какой-то прострации, иногда забывая, зачем мы сюда пришли. Просто стояла, дышала, смотрела. В голове было пусто и звонко. Хотелось спать.

– Ты их не слушай, Катерина, тебе это не надо. А вы, если всё здесь уже закончили, можете идти. Больше ничего не нужно, – скривился отец в сторону рабочих.

– Конечно, конечно, о чём разговор, – никак не мог угомониться словоохотливый пьяница, явно желавший блеснуть перед интеллигентным человеком интеллектом, – мы кондефициальность гарантируем. Пойдемте, Григорий, семья хочет остаться наедине, так сказать, с горем.

Мы с отцом тогда молча постояли – постояли, повздыхали, потом он махнул мне рукой в сторону выхода, и мы побрели к остановке. Идя рядом с ним, я как-то вдруг посмотрела на него по-новому. Почему-то не замечала раньше эту редкую седину, которая уже вполне уверенно пробивалась на его трёхдневной щетине. Вокруг рта собрались горькие складки. Вроде, такой же привычный и родной, но какой-то совсем другой человек шёл теперь рядом со мной.

– Ничего, Катерина, мы вдвоём горы свернём. Сейчас картошечки нажарим, телек включим, да? – преувеличенно бодро и весело заговорил со мной отец, приобнимая за плечи и наклоняя к себе, когда мы проехали на автобусе уже полпути и до дома оставалось всего две остановки. Я неопределённо пожала плечами.

Раньше эта поговорка у отца звучала весело и всегда поднимала дух. Сейчас же, напоминание, что мы теперь остались с ним только вдвоём, лишь усиливало чувство одиночества. Ничего не хотелось. Образовалась какая – то пустота в душе. Пришло понимание, что теперь это чувство никуда не уйдет, и с ним надо научиться жить. Бросила взгляд на отца и прочитала у него ту же безысходность, которую он безуспешно пытался спрятать за пластмассовым воодушевлением.

Дома было тихо и пустынно. В комнатах гулко отзывался каждый шаг, и это пугало. Окружающие вещи, все до единой, навевали только грусть и меланхолию. Поздним вечером того же дня на семейном совете единогласно было решено съехать с квартиры на дачу, на ПМЖ.

Поселок Зареченкое, где она находилась, был всего в 10 км от города, транспорт постоянно курсировал туда-сюда, поэтому мы не ощущали себя отшельниками, хотя старые знакомые, по доходившим до меня слухам, стали называть отца, за глаза конечно, «лесником». Я уже тогда понимала, что это прозвище обусловлено вовсе не нашей жизнью на отшибе, а связано с изменениями, которые произошли с отцом.

К тому времени школу я уже закончила. Поступать куда-то в ближайшее время не планировала. Формально, у меня были каникулы перед вступлением во взрослую жизнь. На деле же, мне казалось предательством оставить отца одного именно теперь, радоваться и жить, когда он постепенно запускал себя, стал каким-то черствым, малообщительным. Не было былых посиделок вечерами у телевизора с бутербродами, обменом новостями, размышлениями обо всём. Всё как-то вдруг прекратилось. Цепляясь за прошлое, я судорожно стала пытаться сохранить его осколки.

С рвением взялась за освоение науки домоводства, не позволяя дому зарасти в пыли и грязи. Взяла за привычку все делать по дому сама, чтобы поддерживать тот привычный порядок и уют, который был олицетворением нашей прошлой беззаботной жизни. Однако, не привыкшая к тяжёлому каждодневному физическому труду, уже к концу первой недели самостоятельности, я быстро сдулась, горько плача в ванной над обломанным маникюром и заляпанной домашней одеждой.

Но неудача только подстегнула мои амбиции, и наутро моей настольной книгой стал телефонный справочник, из которого я вскоре научилась ловко находить адреса и телефоны для заказа ресторанной еды на дом, ближайших прачечных и химчисток, а также клининговых служб. Я понимала, что долго так не протяну, старые заначки скоро закончатся, и мне придётся все это делать самой так или иначе. Поэтому я постепенно сокращала присутствие в доме посторонних, приучаясь выполнять их работу, правда, не в полном объеме, но, хоть, в основном. Я делала это не только для себя – для отца. Мне хотелось, чтобы он как можно меньше замечал перемен в быту, чтобы всё оставалось как прежде, хотя бы дома.

Следы своих неудач я старательно прятала, но не всегда успевала.

– Ты чего это, Катерина, в Мойдодыры подалась, ты ж, вроде, кулинарией увлекалась? – посмеивался отец, рассматривая меня сквозь прожженную утюгом дыру в своей рубашке, – ты разве не знаешь, что я армию отслужил, а там нас всех научили рубашки гладить самим.

– Не сердишься?

– Вот ещё. Молодец, что сожгла. Она мне сразу не понравилась, ещё когда покупал, одна синтетика. Фу, как дымит. Но, впредь, запомни, свои вещи я привожу в порядок сам, – шутливо щелкнул меня по лбу и улыбнулся, почти как раньше, – что там у нас с ужином, солдат?

– Тефтели с кетчупом, борщ, чай с бутербродами.

– Ну, хоть поем по- человечески за целый день. Накрывай, Катерина.

С тех пор одеждой отца я интересоваться практически перестала. Так, иногда просматривала его шкаф и изредка, тайно, как мне казалось, отвозила в химчистку какие-то его повседневные вещи. Отец не возражал.

Первые годы нашей новой жизни он практически поселился на работе, появлялся дома ближе к полуночи, ел и сразу ложился спать. Осунулся, стал какой-то резкий и в движениях, и в словах. Прежний папа постепенно ускользал из моей жизни и оставался только в воспоминаниях. И раньше любивший иногда остаться допоздна поработать, теперь он стал каким-то неутомимым трудоголиком. Моей жизнью он перестал интересоваться от слова – вообще. Меня это задевало, но я понимала его состояние и только утешала себя тем, что он не запил или не сделал ничего ещё похуже.

Мой образ жизни раз и навсегда изменился, и это было очевидно. Теперь я вставала по будильнику на час раньше, чем прежде, приводила себя в порядок, готовила нехитрый завтрак на двоих. Потом вставал отец, мы ели и расходились по делам – он на свои объекты, я – по хозяйству, а оттуда – в курьерскую службу, куда меня взяли на декретное место. Так у меня появились первые собственные деньги и ощущение независимости. Отец, как и прежде, давал мне деньги на карманные расходы, но я почему – то не желала больше ими пользоваться, просто складывала в шкатулку. Во мне горело желание побыстрее самой встать на ноги и не быть отцу обузой, как я себя тогда представляла своим ещё детским умом.

Говоря о том, что мы с отцом остались совсем одни друг у друга, я немного лукавлю. Была ещё сестра отца, то есть, моя тётя. Видела я её у нас после того, как мы с отцом остались одни, с каждым годом всё чаще, но всё равно все эти визиты носили больше эпизодический, чем системный, характер. Назвать её тётей в глаза, у меня просто не поворачивался язык. Тамара Леонидовна Богуславская. Старше отца на два года, для него она всегда – Томочка. Я же всегда обращалась к ней по имени-отчеству. Она всегда казалась мне какой-то особенной. Такая сухопарая женщина средних лет, немного чопорная, с идеальной укладкой седоватых волос. Даже в своём возрасте никогда не выглядела старушкой. Всегда со вкусом подобранная одежда представляла её стильной дамой. Но даже не это главное. Первой в глаза бросалась её походка. Я бы назвала её немного манерной, с налётом аристократизма. Работала эта незаурядная женщина, не где-нибудь, а в театральной студии «Шекспир», пусть и простым костюмером.

Так вот, эта Тамара Леонидовна не раз навещала нас в Зареченском. Под предлогом прихода в гости, она бесцеремонно инспектировала домашний быт своего подраспустившегося братца. По дому она мне не помогала, со мной общалась лишь вскользь, но, быстрым взглядом оценив обстановку, примкнула к моим рядам, выбрав себе должность самостоятельно. И, если я взяла на себя всю домашнюю рутину, Тамара Леонидовна возглавила отдел душевной гармонии, и теперь буквально осаждала отца, как она считала, ненавязчивыми разговорами о необходимости жениться во второй раз. Все эти беседы отец сносил, проявляя при этом просто стоическое терпение и невозмутимый вид. Впрочем, это было несложно, так как Тамара Леонидовна в беседе предпочитала собственные монологи, легко перескакивая в них с одной темы на другую.

– Константин, ты не представляешь, кого я сегодня встретила! Ты помнишь Светлану? Ну как же? Светлана Мирская. Я тебя с ней знакомила в прошлом году на «Трёх сёстрах». Моя давняя подруга, художница. Тебе так понравились тогда её декорации к спектаклю! Представляешь, она теперь в разводе. Бросила, наконец, этого неудачника, даже не помню, как его звали, он мне никогда не нравился. Потратила на эту бездарность лучшие свои годы! Очаровательная женщина, меня всегда удивляло, с каким вкусом она одевается. Кстати, ты обратил внимание, что у твоей Катюши в гардеробе почти нет платьев? Одни джинсы и блузы, и те старые. Я даже пару раз видела её в Олиных вещах. С тех пор, как не стало нашей Оленьки, у Катюши не появилось ни одной новой вещи, а она интересная девушка, а мальчики сейчас такие чванливые.

То ли благодаря трём замужествам, то ли в силу своей профессии, где она, порой, совмещала наряду со штатной, должности главбуха и администратора по персоналу, Тамара Леонидовна обладала очень, очень напористым характером. С ней можно долго и нудно спорить, но в итоге вы понимали, что проще согласиться. Это сберегало и время, и нервы. Правда, надо всё же признать, что все первые новые вещи, появившиеся у меня в гардеробе в этой моей новой жизни, были её заслугой. Будучи увлечена идеей не позволить отцу скатиться в уныние и забросить себя, я сама не заметила, как стала серой мышью.

Но и бесконечному терпению отца однажды настал предел.