Читать книгу Дерево красной птицы. Пробуждение огня - Вера Лейман - Страница 4

Мунно не сомкнул глаз всю ночь. Он ворочался, прислушиваясь к тому, что происходило по ту сторону завесы. Кымлан сегодня была необычайно тиха, то ли потому, что ее поймали на попытке побега, то ли из-за того, что из Когурё пришел ответ, который, как она и говорила, не сулил для пленных ничего хорошего.

Владыка даже не сделал попытки поторговаться. Просто написал, что не пойдет ни на какие условия, да еще и пригрозил, что если нечто подобное повторится, то мохэ пожалеют о своих преступных действиях. Преступных! Когурёсцы действительно не имели ни совести, ни чести. Они, как разбойники, забирали все, что хотели, прикрываясь тем, что много лет назад мохэсцы покорились Квангэтхо.

Мунно с детства слышал историю о поединке между Владыкой Когурё и вождем племени Сумо, после которого его народ каждый год стал выплачивать непосильную дань. Для отца и всего племени это было чудовищным позором. И говорить об этом без слез он не мог. С юных лет Мунно впитал боль поражения своего деда и ненависть к когурёсцам, которые поставили мохэ на колени. Завтра должны прибыть остальные вожди кланов, чтобы прийти к общему решению насчет пленных.

Мунно уже поплатился за свою инициативу отбить дань. Когда отец узнал, что сын напал на принца Науна, рассвирипел настолько, что едва не убил. Но сделанного не воротишь, поэтому он созвал совет племен, чтобы решить, как быть дальше.

Все вожди были против того, чтобы даже пытаться торговаться с Когурё. Раз уж захват дани не удался, нужно было по-тихому убить пленных, чтобы замести следы и не навлечь на себя гнев Владыки. Письмо, которое хотел отправить в Когурё Мунно, было равносильно признанию своей вины в нападении. На разбойников или тюрков все свалить уже не получится.

– До каких пор вы будете ползать в ногах у когурёсцев? – вскричал Мунно, обводя разъяренным взглядом насупившихся вождей. – Если мы и дальше будем вести себя как рабы, то останемся ими навсегда! Пора подняться с колен!

– Не говори о том, чего не знаешь, мальчишка! – громыхнул отец, яростно сверкая глазами. – Если бы не ты…

– Как долго мы будем отдавать наших людей, еду и лошадей этим злодеям? Пока все не умрут от голода? Мы должны защитить свой народ, неужели вы этого не понимаете? – Мунно был разъярен, но прикладывал все силы, чтобы сохранять внешнее спокойствие и выглядеть достойно в глазах вождей. Все-таки когда-то он станет следующим ханом Сумо, и вести себя как незрелый подросток было нельзя: на место будущего вождя претендовали многочисленные родственники из других кланов.

Да, организовав этот поход, он поступил безрассудно, но просто больше не мог смотреть в глаза несчастным, которые, связанные словно скот, печальным караваном уходили на чужбину. Как будущий вождь он чувствовал себя ничтожным и бесполезным предателем, неспособным на главное – защиту своего народа.

– Если Когурё узнает, что нападение на принца твоих рук дело, они уничтожат нас, – сказал вождь племени Хэйшуй, хан Кимун. Он был хитрым и изворотливым правителем, который никогда не начнет войну, если не будет уверен в победе. – Поэтому торг здесь не только не уместен, но и губителен для всех племен мохэ.

– Вы совсем потеряли гордость! – вспыхнул Мунно, но усилием воли заставил себя сидеть ровно и спокойно. – Чем ниже мы склоняем голову, тем глубже нас втаптывают в грязь. Неужели вы этого не понимаете? Мы покажем Когурё, что оно должно с нами считаться! Мохэ не их рабы!

– Допустим, – обманчиво мягко сказал Кимун. – Ты упустил принца, но взял в плен генерала, приближенного Науна, который был его правой рукой.

Мунно неохотно кивнул, интуитивно чувствуя, что они коснулись опасной темы.

– Я понимаю логику твоих поступков. Ты подумал, что из-за знатного вельможи Когурё может уступить. Однако я слышал, что тем генералом оказалась девчонка, – вождь неприятно ухмыльнулся, и на щеках Мунно выступили красные пятна. На это нечего было возразить. Мунно поймал руками пустоту, и это было правдой.

– Как хорошо вы осведомлены о том, что творится в нашем племени, хан. Восхищаюсь вашими способностями, – холодно проронил Мунно, лихорадочно ища в уме доводы, способные убедить совет.

Но примчавшийся Даон повернул обсуждение в совершенно неожиданную сторону.

Он доложил, что девчонке стало совсем худо, и один из пленных умолял спасти ее в обмен на тайну Когурё. Это известие воодушевило вождей и убедило в том, что    Мунно вложил им в руки действительно сильный козырь. На рассвете гонец отправился с письмом к Владыке.

Ответ пришел через семь дней, и, вопреки ожиданиям, стало ясно, что враг на переговоры идти не намерен. Все было напрасно. Оставалось решить, что делать с пленными и как обезопасить себя от военной угрозы, которая теперь нависла над мохэ черной тучей. Когурё не прощало такой дерзости.

– Значит, все было ложью, – Мунно швырнул под ноги Кымлан белую ткань, исписанную черными символами, на которых стояла печать государя Когурё.

– Пророчество существует, – возразила она, медленно поднимая с пола послание. Разгладив на коленях измятое полотно, Кымлан как будто бы с нежностью провела пальцами по начертанным знакам. – Только в него никто не верит.

– Из-за этого они отказались тебя спасти? – Мунно не понимал, почему девушка не отводит глаз от письма, в котором Владыка отрекается от нее и отправляет прямиком на смерть. – Потому что…

– Потому что я женщина, разве не очевидно? – Кымлан подняла на него болезненно блестящие глаза и, аккуратно свернув послание, сунула его за пазуху, словно это было самым настоящим сокровищем. – Разве может женщина вдруг стать героем? Все посчитали, что это ошибка.

– Но не ты, – Мунно внимательно наблюдал за пленницей. Ему вдруг стало любопытно. До этого момента он не только не видел в ней женщину, но и не рассматривал как человека. Единственное слово, которым он называл ее про себя, было «враг». Теперь же он вдруг подумал, что она была человеком, собственно таким же как и он и другие мохэсцы. Ей было больно, страшно и обидно. Но вместо того, чтобы покориться обстоятельствам, она решила идти напролом. И вот чем все закончилось.

«Воин Когурё»? Да какой из нее воин! Кымлан… Даже имя ее нежное и благозвучное как нельзя лучше подходило девушке. Высокие скулы, мягкий овал лица, пухлые губы – ну какой из нее солдат? Если бы не то Пророчество, возможно она уже была бы невестой какого-нибудь знатного человека, носила шелковые платья с широкими, доходившими до пола рукавами, которые были в моде у когурёсских дам, и готовилась стать хорошей женой и матерью. Но вместо этого она ждет смертного приговора с перевязанным плечом, рана на котором едва затянулась. Ужасная судьба для юной девушки.

– Я всю жизнь росла с мыслью, что мое предназначение – преданно служить моему народу. Когурё для меня – все. Все, что мне дорого, находится там, и… – она на секунду запнулась, – даже маленькая весточка из родного края для меня сейчас ценнее всех богатств мира. Даже если я всю жизнь заблуждалась, мои чувства были искренними. И я ни о чем не жалею.

Кымлан затихла, глядя в пол, будто смутилась своей внезапной откровенности. В груди что-то заныло, и Мунно поспешно отвернулся, пытаясь сбросить наваждение. Он сочувствовал попавшей в беду женщине, и ее безоговорочная верность вызывала восхищение. Таких подданных нужно было ценить больше золота, но видимо Даон был прав: когурёсцы безжалостно разбрасывались талантами и были равнодушны к истинной преданности. Мысль о том, что жизнь юной девушки должна будет завтра оборваться возле Священной рощи, была невыносима и почему-то злила. Он развернулся и, взбежав по ступеням, вышел за дверь.

Мунно был уверен, что солдат казнят, и считал ужасной расточительностью убивать здоровых, сильных мужчин, которых можно выгодно продать работорговцам в Цзинь или Силлу. А Кымлан… Нет, нельзя поддаваться слабости! Это всего лишь когурёсская девчонка, которая не знала своего места и ввязалась в то, что ей оказалось не по зубам. И не вина Мунно, что завтра она умрет! Она враг, и должна остаться врагом.

С такими мыслями он подошел к стойлу и приказал отвязать Исуга. Мощного черного коня подвели к хозяину, и юноша ласково погладил блестящую шею. Исуг был ему верным другом вот уже семь лет, с тех пор как отец подарил ему на десятилетие молодого породистого жеребца. Он не раз выносил Мунно из казалось бы безнадежных схваток с тюрками и киданями. Конь был очень умным и удивительным образом чувствовал своего хозяина.

Однажды Мунно отправился вместе с дипломатической миссией в империю Цзинь, и по дороге на них напали разбойники, которых в горах было бесчисленное множество. Отряду мохэсцев едва    удалось отбиться и сохранить дары, которые они везли Императору Поднебесной, но Мунно тогда сильно пострадал. Загнанный в угол разбойниками, он был вынужден прыгнуть в горную реку и едва не утонул. Несколько дней его искали по всему ущелью, но не могли отыскать. И только Исугу удалось найти хозяина. Мунно до сих пор помнил теплое дыхание коня и ворсистую влажную морду, которая теребила его, тыкалась в щеку, пытаясь привести в чувства.

Мунно искренне считал его свои другом и относился почти как к человеку. Когда его одолевали сомнения или тяжкие думы, он всегда выводил Исуга и скакал, куда глаза глядят. Мунно будто сливался воедино с мощным, быстрым телом жеребца, и ему казалось, что он слышит биение сильного сердца животного, которое бешеным ритмом вторило его, человеческому. Ветер трепал одежду, пряди волос хлестали по лицу, мимо проносились леса, поля и далекие вершины холмов, – в такие моменты мысли вдруг прояснялись, и все вставало на свои места.

Вот и сейчас Мунно мчал вперед по наугад выбранному направлению и обдумывал, что завтра скажет на совете. Разум очистился, и в голове четкой цепочкой выстроились аргументы, которые должны были привести старейшин к нужному решению. Первым и самым важным было спасение мохэ, а уж с пленными он как-нибудь разберется.

Повернув коня назад, Мунно поскакал домой с уже готовым планом действий.

Утром его разбудил хмурый Даон, легонько тряхнув за плечо. Слуга, который уже давно стал близким другом и знал его лучше всех, понимал все, что творилось у Мунно в душе.

– Она спит? – садясь на постели, спросил Мунно на мохэсском.

– Нет. Тебе не стоило оставлять ее здесь. Это все только усложнило, – друг как обычно говорил все как есть, даже не пытаясь сгладить углы.

Мунно криво усмехнулся.

– Да знаю я… Но дело сделано, теперь я не могу повернуть назад.

Он чувствовал себя разбитым и уставшим, уже предвкушая реакцию ханов на письмо из Когурё. Старый хитрец Кимун, который давно уже пытался подмять под себя Сумо, наверняка попытается обвинить во всем Мунно и потребует, чтобы он взял на себя ответственность за случившееся.

– Ты рискуешь навлечь на себя гнев вождей, в том числе и твоего отца. Подумай, стоит ли рисковать будущим ради никчемной девки, – Даон со своей честностью нисколько не облегчил задачу, а только увеличил тяжесть вины перед отцом и племенем. Он был совершенно прав: главам племен не понравится, что Мунно оставил пленницу у себя, дал ей еду, защиту и кров. И теперь его доброта могла обернуться против него самого.

– Я это и так знаю, – болезненно сморщился он, досадливо махнув рукой. – Они уже прибыли?

– Да, собираются в шатре.

– Доложи, что я скоро буду.

Коротко поклонившись, Даон быстро скрылся из вида, оставив друга наедине с раздиравшими его демонами.

Откинув тяжелую ткань, Мунно вышел из спальни и напоролся на острый взгляд темных глаз. Ему хотелось сбежать, чтобы не говорить о неизбежном решении совета. И почему он боится? Ему нечего стыдиться! Она пленница и прекрасно знала, что будет в случае, если ее государь ответит отказом. Сама же готовилась умереть, так зачем же сейчас смотрит так, будто упрекает его в чем-то?

Мунно отошел к умывальнику, налил воды и, шумно отфыркиваясь, стал тереть лицо. Что он может сделать? Оставить ее в рабстве? Для нее это будет чудовищным испытанием, но хотя бы она останется жива. Или лучше позволить ей умереть с честью, как настоящий когурёсский воин?

Сердито вытерев лицо, Мунно наскоро оделся и, не глядя на пленницу, взбежал по ступеням. Противоречия разрывали его на части. Он хотел спасти врага и ненавидел себя за это.

В большой шатер, где собирались главы кланов для решения важных вопросов, он прибыл последним. Сидящий во главе стола отец бросил на сына суровый взгляд, едва только тот откинул тяжелый полог. Вожди недовольно закряхтели, и он низко поклонился, извиняясь за опоздание и уважительно приложил сжатую в кулак ладонь к левой груди.

– Считаю, что пленных нужно казнить, – зычный голос отца разнесся в холодном шатре.

– Я тоже. Так мы покажем наглым когурёссцам, что держим свое слово и не боимся их, – поддержал его вождь Суйшея.

– Это очень расточительно, – Мунно подал голос, стараясь говорить спокойно и выглядеть рассудительным. – У нас полтора десятка хорошо обученных, сильных воинов и красивая девчонка. Любой работорговец готов будет отдать за каждого не меньше двух слитков серебра.

– Кому нужны такие непокорные рабы? – фыркнул отец, отвернувшись от сына. – Когурёсцев боятся даже в Цзинь, всем известно, что приручить их невозможно. Проще убить.

– Я считаю, их нужно вернуть в Когурё, – медленно проговорил хан Кимун

Все вожди недоуменно посмотрели на него, ожидая пояснений такого неожиданного предложения.

– Мунно отправится с ними, встанет на колени перед Владыкой и уладит проблему, причиной которой он стал. В письме прозвучала четкая угроза, и дело времени, когда Когурё решит на нас напасть, – сказал хан, поглаживая длинную бороду, заплетенную в две тонкие косицы. – Мы должны предотвратить заведомо проигранную войну.

«Ну вот, началось! – мелькнуло в голове у Мунно. – Хитрый лис использует эту возможность, чтобы избавиться от меня и сделать наследником Сумо своего племянника!»

Мунно предвидел такой поворот событий, поэтому сдержал гнев и спокойно возразил, уверенно обведя глазами старейшин:

– Сейчас у Когурё нет ресурсов для войны с нами. Они только что закончили военную кампанию против Пэкче, к тому же у них уходит много сил на поддержание линии обороны в Ляодуне. Чтобы восстановить силы, им нужно не менее трех лет. Именно поэтому они приехали к нам.

– А что будет по прошествии трех лет? – с ехидцей спросил Кимун, бросив на Мунно оценивающий взгляд.

– Мы должны напасть первыми, пока Когурё еще не пришло в себя, – уперев руки в колени, решительно сказал Мунно, и среди вождей раздался потрясенный ропот. Он сделал свой ход, теперь осталось только довести дело до конца.

– Да ты не в своем уме, сын! – голос отца перекрыл все разговоры. – Мы ищем способ предотвратить войну, а ты говоришь о нападении на такого сильного противника!

– Давайте отбросим наши страхи и посмотрим на все с холодным разумом. Сейчас самое подходящее время, – Мунно уверенно поднялся с места и разложил на столе карту мохэ и примыкавших к ним земель. – Когурёсцы не видели всю нашу мощь, по-прежнему думая, что мохэ – нищие племена, которые они обирают до нитки. Но вы сами знаете, как давно мы готовимся, и сейчас важно нанести удар первыми, пока враг не успел опомниться и собрать силы. Мы вернем себе крепость Яньзцы, – он поставил деревянные якоря на точку, западнее земель Сумо, – Там все еще живут наши люди. Мы отправим лазутчиков, и, я уверен, нам откроют ворота. Это исконно мохэсские земли, которые мы должны вернуть себе.

– Хорошо, допустим мы выступим против Когурё, – терпеливо и спокойно продолжил хан Кимун. – Если даже нам удастся захватить несколько крепостей, то Когурё бросят все силы на ответный удар. Всем прекрасно известно, чем это закончится.

– Если мы объединим все пять племен, то отстоим завоеванные территории, – Мунно нависал над склонившимися к карте ханами, уверенно ведя свою игру. – К тому же у когурёсцев много хороших мастеров и ремесленников, которых можно будет забрать с собой в случае проигрыша. Это позволит нам в будущем увеличить арсенал оружия и повысить его качество благодаря сплавам металлов, которые они используют для изготовления мечей, копий и стрел. Даже если проиграем, все равно будем в выигрыше.

Вожди затихли, переваривая его слова. Мунно видел, как хочется каждому из них вернуть когда-то захваченные когурёсцами территории, и своей речью он задел за живое каждого. Поэтому вернулся на свое место и ждал вердикта.

– Начинаем готовиться к войне сразу после казни пленных. И пусть это станет символом нашей победы над Когурё! – отец поднялся с места, воинственно воздев кулак.

Мунно внутренне торжествовал: его план удался, он разбудил подавленную гордость мохэ и теперь у них появилась возможность вернуть себе все, что у них отняли.

Его с детства воспитывали как будущего хана. Отец всегда говорил, что жизнь вождя принадлежит не ему, а людям, и каждое свое действие нужно тщательно продумывать, ведь от одного решения зависит судьба целого народа. А цена ошибки слишком велика.

С юных лет Мунно лелеял мечту о величии своего народа и ненавидел захватчиков, которые отняли у них все. Растоптали гордый дух племен, заставив жить в вечном страхе и поклонении. Сейчас мохэ как никогда близки к освобождению и, воодушевленный своей маленькой победой, Мунно не стал просить совет племен оставить Кымлан в живых. Да, недавно он расчувствовался и дал слабину, но теперь четко расставил приоритеты и отмел ненужные эмоции. Она враг, и ее участь его уже не волнует. Она сама выбрала свою судьбу.

В таком настроении он вернулся домой и неожиданно наткнулся на отчаянный взгляд черных глаз. Что-то неприятно царапнуло грудь, и Мунно поморщился, чувствуя, как на его решимости и безразличии появляются трещины.

– Нас казнят? – тихий голос Кымлан прозвучал слишком спокойно, будто даже равнодушно, но лихорадочный блеск в глазах выдавал тревогу.

– Да, – он с вызовом вскинул голову. – Ты же сама сказала, что это привилегия сильнейшего, и я могу сделать с тобой все, что захочу.

– Говорила и от своих слов не отказываюсь. Только… Можете ли вы отпустить Чаболя? Он безобидный ребенок и не хотел быть воином. Это… это я виновата, из-за меня он стал солдатом, – Кымлан опустила голову и сжала дрожащие пальцы. Вся ее гордость и дерзость испарились, и сейчас она выглядела как слабая девчонка, которая боится за себя и близкого человека. Мунно стиснул зубы, пытаясь сдержать прорывающееся сквозь броню равнодушия сожаление.

– Это решать не мне.

– Ты кажешься хорошим человеком, можешь ли помочь еще раз? Неважно, что будет со мной, но Чаболь… – Кымлан вскинула на него блестящие глаза.

– Ты просишь меня о невозможном. То, что я позволил тебе остаться здесь, не делает нас друзьями. Мы все еще враги.

Мунно поспешно направился на свою половину, чтобы поскорее отгородиться ширмой от этих горящих глаз. Нет, он все сделал правильно. Уже то, что вожди согласились на его безумное предложение, было большой удачей, на которую он смел только надеяться. Два раза испытывать судьбу было нельзя.

Он растянулся на жесткой кровати и устало закрыл глаза. Завтра все закончится. Утром ее уведут из дома Мунно, и его душа успокоится. Сквозь дрему он слышал тихие вздохи и всхлипы, но так и не понял, было ли это наяву или во сне.