Читать книгу Дерево красной птицы. Пробуждение огня - Вера Лейман - Страница 6

Дни текли унылой чередой, похожие друг на друга как две капли воды. Иногда Науну казалось, что он погрузился с головой в топкое болото, и никак не может выбраться. Трясина затягивала все сильнее, и поднять голову было неимоверно сложно.

Как послушный сын он каждый день приходил на занятия для принцев, тренировался в стрельбе из лука и в искусстве    владеть мечом, читал заветы Кун Цзы, но делал все это по привычке, ни на что не откликаясь ни мыслями, ни духом. Словно вместе с Кымлан его жизнь потеряла смысл. Он закрылся ото всех, даже от сестры, и подолгу сидел в своих покоях, погруженный в воспоминания о том счастливом времени, когда любимая была с ним. Ансоль больше всех переживала за брата, пыталась растормошить его, организовывала прогулки, упросила отца устроить охоту и даже однажды, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дворца, прислала в его покои молоденькую служанку. Но Наун отослал ее, даже не взглянув на прекрасное юное личико: перед глазами стояла высокая гордая фигура воительницы, которую удивительным образом украшали и доспехи, и меч, и колчан со стрелами за плечами.

Он не мог смириться с ее гибелью и не переставал истязать себя чувством вины. Ведь если бы он не взял ее в тот проклятый поход… или если бы вернулся в ущелье, где Кымлан отчаянно сражалась с врагами… или не испугался угроз министра Ёна, остановившего его возле конюшни… А вдруг случилось бы чудо, и ему удалось спасти ее?

Эти мысли тяжелыми камнями сыпались на сердце, складываясь там в непрошибаемую стену, отгородившую его от семьи, министров, подданных и государственных дел, в которых раньше он принимал активное участие.

Министр Ён, всерьез обеспокоенный состоянием принца, пытался увидеться с ним, но каждый раз, как он приходил с просьбой об аудиенции, ему отвечали отказом. Наун не хотел никого видеть, в особенности тех, кто каким-то образом был причастен к смерти Кымлан. Однако упрямый Ён Чанмун не оставлял попыток достучаться до упрямца. Подкупив одного из слуг, однажды ему удалось проникнуть в покои принца.

– Ваше высочество, так нельзя, – министр с тревогой смотрел на безучастное лицо Науна. Глаза, которые еще совсем недавно горели страстью и решимостью, потухли, пальцы неосознанно крутили фарфоровую пиалу, которая – без сомнений – была наполнена вином. – По дворцу уже ходит нехорошая молва, что вы пристрастились к алкоголю.

– Министр, я сейчас не в том настроении… – он чувствовал себя пустым, как пересохший колодец, и сил выслушивать очередные нравоучения не было.

– Возьмите себя в руки, умоляю вас! Ведь вы же принц! Я понимаю ваше горе, но…

– Ни черта вы не понимаете! – равнодушное лицо вдруг исказилось ненавистью, Наун подался вперед и схватил Чанмуна за грудки. На то, чтобы не разбить его холеное лицо, уходил вся выдержка и самообладание. Он ненавидел его в этот момент всем сердцем. Его бессердечность и хладнокровие, которые не позволили спасти человека, которого принц так любил. – Это вы во всем виноваты! Если бы вы тогда не остановили меня, то…

– То вы были бы уже мертвы, – холодно осадил его министр Ён, и принц бессильно разжал пальцы. – Либо лишены титула. Но и в том и в другом случае спасти Кымлан вам бы не удалось.

Он сделал паузу и тяжело вздохнул. Облокотившись на гладкую столешницу, устало потер высокий лоб и расправил смятый воротник..

– Я мог бы хотя бы попытаться, – проронил Наун.

Конечно, все они были правы: и Чанмун, и отец, и эти прогнившие старики в Совете. Только это нисколько не уменьшало боль, которую испытывал принц от мысли, что ничего не сделал для спасения Кымлан

– Ничего бы не изменилось, и вам это прекрасно известно, Ваше высочество, – с нажимом сказал министр. – То, что случилось, ужасно, я понимаю, как вам сейчас больно, но сделанного не воротишь. У каждого своя судьба. Ваша тоска не вернет Кымлан к жизни, – голос министра вдруг стал тихим и печальным. Он с сочувствием смотрел на принца, будто действительно понимал, что тот испытывает.

Министр плеснул вина в свою пиалу и выпил залпом.

– Уверен, она хотела, чтобы вы жили дальше. Она ведь тоже любила вас и желала вам счастья.

Горло схватило спазмом, и Наун судорожно вцепился в край стола, сдерживая готовые прорваться сквозь плотину отчаяния слезы. Он ведь не пролил ни одной слезинки с тех пор как Совет отказался принять условия мохэ. Не разрешал себе плакать, потому что где-то в глубине души тлела сумасшедшая надежда, что Кымлан может быть жива.

– Как я могу жить дальше, если ее больше нет? – этот вопрос был задан в пустоту.

– Тем более ее смерть не должна быть напрасной! – горячо зашептал министр, наклонившись вперед. – Кымлан не стала убегать, а осталась сражаться. Она не только ваша возлюбленная, но и подданная Когурё, и вы лучше всех знаете, как сильна была ее верность. Очнитесь, прошу вас! Живите, чтобы ее жертва была не напрасной!

– Но как… как это сделать? Мне тошно от самого себя… – Наун опустил лицо в ладони, провел пальцами по распущенным волосам.

– Стать сильнее. Укрепить свое влияние при дворе, чтобы старикашки, которые отправили Кымлан на смерть, считались с вами! Тогда вы больше не испытаете то ужасное чувство безысходности, которое уничтожает вас сейчас. Мне больно видеть, что Первый советник смотрит на вас свысока, считая малодушным и слабым. Он изначально сделал ставку на наследного принца и выдал свою младшую дочь за него замуж, чтобы в будущем стать тестем короля. Представляете, какой огромной силой теперь обладает принц Насэм, имея такого могущественного родственника? – темные глаза министра сверкали огнем. Наун никогда не видел, чтобы обычно спокойный и рассудительный чиновник был так взволнован.

– Вы хотите, чтобы я стал политическим противником собственного брата? Этого никогда не будет! – повысил голос принц.

Дворцовые интриги, которые плели министры, всегда были ему глубоко противны. Он считал, что королевская семья должна быть выше этого. А Ён Чанмун сейчас пытался втянуть его в это недостойное дело, настраивая против брата. И уже не в первый раз.

– Я всего лишь хочу, чтобы вы заняли при дворе место, которого достойны, – министр внимательно разглядывал Науна, будто пытался узнать, искренен ли он. – У вас горячее и преданное сердце, и вы можете многое сделать для Когурё.

– Мне безразлична политика, – равнодушно пожал плечами принц. Все его мысли сейчас занимала только Кымлан.

После разговора с министром Наун вновь погрузился в свое одиночество. Опять дни потянулись бесконечной чередой. Лишь иногда ему снилась Кымлан. Растерзанная, с окровавленным лицом, она протягивала к нему руки, и в глазах ее была такая отчаянная мольба, что Наун просыпался в слезах. Безысходность, боль и неподъемная вина вновь разрывали душу.

Сестра всерьез беспокоилась о брате, который зачастил в город, где напивался до беспамятства. Не раз верный Набом приносил хозяина на спине, и Ансоль тайком открывала им потайную калитку, чтобы отец не узнал о безобразном поведении сына.

Наун ходил в тот трактир, где они часто бывали с Кымлан. Прокручивал в памяти их первый скомканный поцелуй по дороге домой и нелепое объяснение. Это было неловко, но очень искренне. Кымлан стала первой женщиной, которую он полюбил, и в тот момент принц просто не знал, как правильно выразить свои чувства. Если бы можно было вернуться в прошлое, он бы сделал все иначе.

Хозяйка трактира хорошо знала и его и Кымлан, поэтому ничего не спрашивала и молча наливала убитому горем молодому господину рисовое вино.

В один из таких вечеров Наун опять пришел, чтобы забыться, и по привычке занял самое дальнее место возле покрытого соломой забора. Он специально избегал людей и любопытных глаз, желая просто погрузиться в свое горе. Но не успел он налить себе вина, как над его головой прозвучал звонкий девичий голос:

– Эй, господин! Кто ж вам разрешил занимать чужое место?

Наун поднял голову и обомлел: рядом с ним стояла молодая высокая девушка в мужской одежде. На миг ему почудилось, что это Кымлан, и сердце едва не вылетело из грудной клетки. От потрясения и неожиданности принц вскочил на ноги и схватил незнакомку за плечи, жадно ища в ее лице любимые черты. Но взглянув в чужие глаза, он понял, что это не Кымлан. Вспыхнувшая надежда ледяным осколком упала под ноги, разлетевшись на куски.

– Вы что себе позволяете! – девушка сердито сбросила его ладони, гневно сверкнув глазами.

«Нет, конечно это не она…» – Наун обречено уронил руки и плюхнулся обратно на деревянную скамью. Внешность незнакомки была более миловидной и женственной, чем у Кымлан: большие ясные глаза, маленькое личико, полные сочные губы. Да и взгляд совсем другой: властный и гордый. Типичная аристократка. Эти догадки подтвердили два вооруженных воина, тут же закрывшие собой хозяйку.

– Спасибо, очень вовремя, – ядовито бросила она им. – Господин, – она вновь обратилась к Науну и даже постучала костяшками по деревянному столу, – я пришла сюда первая. Пока разговаривала с хозяйкой, вы уже заняли мое место. Прошу вас уйти.

Наун, раздраженный тем, что эта девица все донимает его и не дает вернуться в привычную пустыню его горя, поднял на нее сердитый взгляд.

– Я бываю здесь почти каждый день, госпожа. Это место мое. Вы можете выбрать любое другое, – он обвел широким жестом свободные столы и наполнил глиняную чашу.

– Мне все равно, как часто вы сюда приходите, но сегодня вам придется сесть в другом месте, – в голосе надоедливой девчонки послышались стальные нотки.

– Сколько вам заплатить, чтобы вы наконец ушли и оставили меня в покое? –    траурное настроение было безвозвратно разрушено, Наун раздосадованно вскочил на ноги. Аристократка смерила его презрительным взглядом, сложила руки на груди и сказала:

– Я не нуждаюсь в ваших деньгах. Давайте лучше сыграем, так будет честно. Кто попадет в мишень из лука с первого раза, остается здесь. Ну как, согласны?

Никак не ожидая такого поворота событий, Наун молчал, хмуро разглядывая дерзкую девчонку. Она нисколько не походила на Кымлан, но все же… все же чем-то неуловимо ее напоминала. И от этого боль в сердце будто бы становился чуть меньше.

– Да вы хоть знаете, кто я? – раздраженно бросил он. Далекое воспоминание о маленькой девочке, дерзко выбившей из его рук деревянный меч, больно хлестнуло по сердцу.

– Мне все равно, – нахально усмехнулась незнакомка, – я не привыкла отдавать свое.

– Хорошо. Но я отличный стрелок, поэтому готовьтесь уйти, госпожа.

Кивнув хозяйке трактира, Наун вышел на улицу в поисках подходящего места. На противоположной стороне дороги рос высокий старый дуб, и если отойти чуть дальше, то расстояние до него было примерно таким же как до стандартной мишени. Девчонка проследила направление его взгляда и согласно кивнула. Один из ее телохранителей вырезал кинжалом на стволе аккуратный круг, но света, который падал от трактира, не хватало, чтобы хорошо осветить цель. Принц прищурился, пытаясь привыкнуть к сумраку.

– Что, не уверены в своих силах? – насмехалась незнакомка.

Он бросила на нее презрительный взгляд и по привычке властно сказал, протягивая руку:

– Лук и стрелы.

– Я вам не служанка, господин, – смех звонкими колокольчиками разнесся по пустынной улице. – Пять попыток. Я первая!

Наун понял, что чуть не выдал себя, ожидая, что любой его приказ тут же безоговорочно исполнялся. Он с раздражением следил за девушкой, которая умело натянула тетиву и прицелилась. Стрела просвистела в воздухе и вонзилась почти в самый центр вырезанного круга.

– Ваша очередь, – самодовольно улыбнулась аристократка, отдавая лук Науну.

Ее самоуверенность немного выбила его из колеи, но он принял из ее рук оружие и прицелился. Когурё всегда славилось меткими лучниками, и каждый мальчик с ранних лет учился стрелять. Наун не был исключением и по праву гордился своими превосходными навыками. Неужели какая-то девчонка сможет его превзойти? Да никогда! Его стрела воткнулась чуть выше и еще дальше от центра, чем предыдущая, и принц скрежетнул зубами.

– Нервничаете? – ехидно спросила незнакомка, даже не пытаясь скрыть своего ликования.

Первый проигрыш выбил Науна из колеи, и каждый последующий выстрел был хуже предыдущего, тогда как девчонка со второй попытки отправляла свои стрелы точно в «яблочко». Он злился на нее и на себя, из-за того, что ведет себя как капризный ребенок.

– Что ж, победа за мной, господин! – ликующе воздела ладони девушка, когда последняя стрела принца вновь ушла за пределы мишени.

Наун сердито сунул ей в руки лук и направился к трактиру. Нужно было срочно запить свой позорный проигрыш. Но как назло в этот час свободным оставалось только одно место: именно то, которое и стало яблоком раздора между молодыми людьми. Принц выругался сквозь зубы, злобно сверкнул глазами на незнакомку и отправился во дворец.

Идя домой, он снова и снова переживал свое поражение, ругая себя за недостаточную сосредоточенность. Прикидывал, что не учел движение ветра и слишком небрежно целился. И вдруг осознал, что за все время «поединка» ни разу не подумал о Кымлан. Ему было и совестно и радостно, что первый раз за много дней он хотя бы ненадолго забыл о своей печали. Но стоило ему вспомнить об этом, как тяжелая тоска опять навалилась на сердце.

– Брат, – однажды Ансоль осторожно нарушила его уединение. – Отец и матушка зовут нас в свои покои.

По лицу Науна скользнула легкая озадаченность: их семья никогда не отличалась крепостью и теплотой семейных уз, и на его памяти собиралась вместе лишь однажды – когда отец объявил, что Насэму нужно жениться. Это было два года назад, и у младшего принца зародилось нехорошее подозрение, что и сейчас Владыка хочет огласить какое-то неожиданное и не очень приятное решение. Почему-то казалось, что оно непременно касалось его, Науна, который в последнее время вел аскетический образ жизни и совсем устранился от государственных дел.

В королевские покои они с Ансоль прибыли одновременно со старшим братом, и Наун, редко встречавшийся с Насэмом, отметил, как тот повзрослел и возмужал. Он был всего лишь на год старше Науна, но казался совсем взрослым мужчиной со спокойным, уверенным взглядом, в котором, как в зеркале, отражалась властность, передавшаяся ему от отца. Статус наследника престола наложил свой отпечаток на его личность, и младший брат сейчас особенно остро ощутил, как сильно они отдалились друг от друга.

Поклонившись Насэму, младшие вошли в королевские покои. Родители сидели друг напротив друга за круглым столом и неспешно пили чай. Простое домашнее платье из нежно-розового шелка ничуть не убавляло величественности королевы. Каждый раз, как Наун видел мать, его на мгновение охватывала робость и стеснение. Она была самой властной и сильной женщиной, которую он когда-либо встречал, и принц в глубине души побаивался ее. Впрочем отец, которому она стала достойным соратником и опорой, не уступал ей, и Наун невольно подумал, что в союзе двух таких сильных личностей не может быть любви. Но он мало что знал о личных взаимоотношениях родителей, которых редко видел с раннего детства. Практически лишенный родительской любви и ласки, он отчаянно искал ее в друзьях, и, возможно, поэтому так привязался к Кымлан, которая всегда была рядом.

Почтительно поклонившись королевской чете, дети расселись вокруг стола в ожидании пояснений, для чего их всех позвали. Наун с тревогой наблюдал за бледным отцом. После последней войны против Пэкче его здоровье заметно пошатнулось. С их последней встречи в зале Совета Владыка еще больше похудел и ослаб. Костлявые руки чуть дрожали, поднимая наполненную травяным чаем пиалу, и Наун обеспокоенно переглянулся с Ансоль, от внимания которой тоже не укрылось состояние отца.

– Давно мы не собирались вместе, – добродушно улыбнулся Владыка, тяжело откинувшись на резную спинку стула. – Наун, говорят, ты заперся в своих покоях, словно монах.

– Ты принц, тебе нельзя поддаваться чувствам. Подданные могут усомниться в тебе, – спокойно изрекла матушка, величаво поставив пиалу на блюдце. От острого взгляда, который она бросила на младшего сына, у того тревожно трепыхнулось сердце.

– Твой траур по этой девчонке слишком затянулся, – отец говорил о смерти Кымлан так пренебрежительно, что кровь бросилась Науну в голову.

– Она не «девчонка»! Это женщина, которую я любил! Но вы отдали приказ казнить ее, – выпалил он, сжав руки в кулаки. Рядом ахнула Ансоль, и Насэм дернулся, положив ладонь на рукоять меча.

– Как ты смеешь разговаривать с отцом в таком тоне! – королева угрожающе сверкнула глазами, отчего обвинительная речь застряла у Науна в горле.

– Отец, я думаю Науну пора взяться за ум, – холодный голос брата заморозил все внутренности. Наун медленно повернулся к наследному принцу. Перед ним сидел совершенно чужой человек, которому были безразличны его переживания.

– Согласен. Ты должен жениться и наконец    забыть о своей мальчишеской привязанности, – уверенно закивал Владыка, медленно поглаживая поседевшую бороду.

Наун не шевелился, надеясь, что все услышанное – просто дурной сон. Он не мог даже в самом страшном кошмаре представить рядом с собой другую, чужую, незнакомую женщину, когда его душа все еще стонала и болела из-за потери единственного любимого и самого дорогого человека.

– Отец, – услышал он рядом дрожащий голосок Ансоль, – но прошло еще так мало времени… Память о Кымлан еще так свежа!.. Не лучше ли немного подождать, пока…

– Он принц, а не сопливый щенок! И пусть трон по праву наследования перейдет не к нему, но я не могу допустить, чтобы министры и простой люд болтали порочащие члена королевской семьи глупости! – громыхнул отец, ударив ладонью по столу. Выцветшие, потухшие глаза Владыки вспыхнули прежним огнем, и слуги залебезили вокруг, умоляя его так не волноваться. – Я и так корю себя за то, что пошел у вас на поводу и позволил простолюдинке околачиваться возле своих детей! Вот к чему привела моя беспечность!

– Я не женюсь ни на ком, кроме Кымлан, – дрожа от ярости, Наун вскочил на ноги и обвел взглядом всех сидящих за столом. – Вам наплевать, потому что никто из вас за всю жизнь так и не узнал, что такое любовь! А я любил! Я любил и..

– Немедленно сядь, иначе пожалеешь, – от тихого голоса королевы у Науна перехватило дыхание. – Мы слишком многое тебе позволяли. Ты принц, и это накладывает на тебя обязательства! Если не хочешь лишиться титула, ты женишься на девушке, подходящей тебе по статусу.

Наун опустился на стул, но не потому, что покорился, а потому что ноги его не держали.

– Я найду ему хорошую невесту, – обратилась королева к Владыке. – С завтрашнего дня знатные дома Когурё будут присылать во дворец письма с заявками, а через две недели уже можно устроить смотрины.

– Тогда свадьбу сыграем через месяц? – деловито уточнил отец, немного успокоившись. – Думаю к этому времени как раз успеем все подготовить…

Они говорили так, будто Науна здесь не было. Ансоль протянула под столом руку и крепко сжала ладонь потрясенного брата.

Дети покинули королевские покои. Ансоль едва сдерживала слезы и собиралась побыть с Науном, чтобы поддержать его, но Насэм попросил ее оставить их наедине.

– Решение родителей сейчас тебе кажется несправедливым и ужасным, но когда-нибудь все пройдет. Твое сердце смирится. Кымлан ведь уже не вернуть, а ты должен жить дальше, – он похлопал принца по плечу неожиданно тепло и по-братски. – И… ты ошибся. Я тоже любил когда-то. Но ни тебе, ни мне, ни Ансоль не суждено жить по велению сердца. Это наша судьба. Королевская кровь – и благословение и проклятие.

Наследник престола печально улыбнулся, вдруг на краткий миг став прежним Насэмом, который бегал за Науном с деревянным мечом и изображал боевого генерала. Но уже в следующее мгновение он вновь надел маску наследного принца и, развернувшись, ушел к себе, оставив младшего брата на растерзание его демонам.

Наун не мог поверить, что отец заговорил о женитьбе… Внутри все переворачивалось от чудовищного равнодушия родителей к собственному сыну.    Наун всегда радовался, что не является наследником трона, и в глубине души надеялся, что им с Кымлан позволят быть вместе. Ведь он никто, просто младший брат наследного принца, неужели отцу есть дело до того, как сложится его судьба?.. Но он недооценил своих венценосных родителей. Для них самым главным были не чувства сына, а репутация королевской семьи, и они не могли позволить распространиться слухам о любви принца к безродной дочери начальника стражи. Которая к тому же не только не соответствовала стандартам хорошей жены, но и вообще мало напоминала женщину.

Наун смотрел в спину уходящего принца и чувствовал, как внутри поднимается злость. Равнодушный и холодный, он вел себя не как брат, а как расчетливый политик. Руководствовался только разумом и был безразличен к чувствам других. И впервые за всю жизнь Науну вдруг захотелось доказать ему, что он здесь не хозяин. Захотелось стать достойным соперником, с которым придется считаться, и таким образом поквитаться за чудовищное предложение, которое заставило родителей принять решение о женитьбе.