Читать книгу Оболганный император - Вера Тумасова - Страница 4

Женитьба Павла Петровича на Марии Фёдоровне

На другой день после смерти Натальи Алексеевны¹¹³ Екатерина решила вновь женить великого князя. В это время в Петербурге находился принц Генрих – брат прусского короля Фридриха³⁷. Принц Генрих прусский¹⁰¹ приехал в Россию в печальный момент для Павла Петровича по желанию Фридриха II для урегулирования территориальных претензий Варшавы к Австрии и Пруссии в нарушении подписанного договора, возникших после первого раздела Польши¹⁰³. Он присутствовал при кончине Натальи Алексеевны. Вечером Екатерина позвала его для важного совета – срочно помочь ей найти Павлу новую жену. «Ещё в 1772 году среди протестантских невест Европы Екатерине называли Софию Доротею Августу Луизу – принцессу Вюртембергскую130, внучатую племянницу Фридриха и Генриха. Тогда она не подошла по малолетству. Теперь она была помолвлена с принцем Гессен-Дармштадтским Людвигом131, родным братом покойницы Натальи Алексеевны. Генрих обнадежил Екатерину в том, что его всемогущий брат помолвку расстроит». 8).

В субботу, 16 апреля 1776 года, принц Генрих отправил письмо своей племяннице, принцессе Фредерике Доротее Софии Виртембергской132, приглашая её прибыть в Берлин с двумя дочерьми, Софией Дорофей и Фредерикой Елизаветой в Берлин, к Фридриху для знакомства с Павлом Петровичем. С подобными письмами принц Генрих обратился к своим братьям – Фердинанду и королю Фридриху II, всемогущему брату, о скоропостижной надобности отменить помолвку их племянницы.

Фридрих вновь хотел укрепить с помощью выгодной женитьбы союз с Россией. Он незамедлительно устранил имеющееся препятствие в лице принца Людвига гессен-дармштадтского¹³¹, вызвав к себе брата покойной Натальи Алексеевны – Людвига – и предложил ему отступные в 10000 рублей в год за счёт русской казны. Принц Людвиг отказался от обручения с принцессой Софией Доротеей виртембергской и отправился пасти гусей с русской пенсией.

Принцесса София Доротея Августа Луиза¹³⁰ почувствовала себя счастливейшей из всех принцесс. Маменька принцессы – старшая принцесса Вюртембергская Фридерика София Доротея¹³² тоже была счастлива. Она получила 40 тысяч рублей, пожалованных на поездку в Берлин (в счет которых Фридрих выдал ей 10000 талеров).

Без затруднений произошёл и переход Софии Доротеи в православие при вступлении в брак с Павлом Петровичем. Ей доходчиво объяснили, что лютеранство мало отличается от православия, конфирмацию она ещё не прошла, что покойную Наталью Алексеевну¹¹³ не смутила перемена веры, союз Пруссии и России принесёт благоденствие народам, а это и означает служение Богу, тем более что в душе она сохранит свои убеждения и чувства. Убедясь этими доводами, София Доротея¹³⁰ немедленно занялась изучением православного символа веры.

Фридрих II, со своей стороны, представил принцессе виртембергской матери все материальные выгоды брака её дочери. Приданое, которое должно было дать виртембергское герцогство, можно было забрать себе, потому что невесте ничего не было нужно, кроме пары платьев, а также возможности пристроить многочисленных членов виртембергского семейства и выхлопотать приданое двум другим дочерям принцессы, что и обещала Екатерина. Переговоры о предстоящем браке до поры до времени хранили в тайне. Принцесса вюртембергская¹³² объявила, что она предполагает только съездить в Кассель, навестить свою сестру, принцессу гессенскую, а оттуда в Берлин – повидаться с другой сестрой, женой принца Фердинанда прусского. Павел Петрович, быстро утешившись после смерти жены¹¹³, говорил, что желает рассеяться и прогуляться, для чего едет в Ригу. Дело сладили меньше, чем за пару месяцев благодаря расторопности курьеров.

Екатерина уже 18 апреля 1776 года поручила фельдмаршалу графу Румянцеву¹²³, бывшему тогда в Малороссии, налегке приехать в Царское Село. Румянцев прибыл в Царское Село 28 мая, и Екатерина поручила ему сопровождать Павла Петровича в Берлин.

В день похорон Натальи Алексеевны, 26 апреля, Екатерина посетила Смольный монастырь, а 30 апреля после первого выпуска взяла ко двору Алымову, Борщову, Левшину, Молчанову и Нелидову133, которые переехали в Царское Село. Они воспитывались в Смольном монастыре в течение двенадцати лет под главным руководством И. И. Бецкого⁴⁶. Познания эти заключались в умении бегло говорить по-французски, танцевать, петь и играть на театре.

В переговорах о втором браке Павла Петровича бывший его воспитатель, граф Н. И. Панин³⁸ не принимал никакого участия. Страдая с марта 1776 года от водянки, он не покидал комнаты, а Цесаревич не имел возможности сообщить ему о своей поездке в Берлин, поскольку у него на даче разыгралась лихорадка.

Между тем из Берлина было получено согласие принцессы виртембергской на брак её дочери, и 13 июля 1776 года Павел Петрович, в сопровождении: графа Румянцева, Салтыкова¹²², камергера Нарышкина134, камер-юнкера князя Куракина⁶⁶, секретаря Николаи⁹⁷ и хирурга Бека, отправился в Берлин. А 14 июля из Царского Села выехали: принц Генрих¹⁰¹, Е. П. Башкин, камергер Нелединский-Мелецкий и камер-юнкер князь Долгоруков, которые должны были ожидать в Риге прибытия принцессы Софии Доротеи. В день приезда Павла Петровича в Берлин навстречу Софии Доротеи отправились в Мемель: графиня Румянцева, Алымова, Молчанова и Пастухова. И их цель поездки сохранялась в тайне. Говорили, что графиня поехала осмотреть полученное её мужем имение.

Отец Софии Доротеи – принц Фридрих Евгений первоначально состоял на прусской военной службе и принимал участие в семилетней войне. В 1769 году он возвратился на родину и стал главой младшей ветви виртембергского дома – управляющим княжеством Монбельяр. В семействе принца было восемь сыновей и четыре дочери. Жили они довольно скромно в замке Монбельяра, а принцесса-мать¹³² сама занималась воспитанием детей и дала им отличное образование под влиянием только что распространяющихся идей Руссо⁵⁴. Четверо старших её сыновей воспитывались в Лозанне.

Судьба с детства послала Софии Доротее двух сверстниц – подруг, с которыми она сохранила на всю жизнь добрые отношения. То были Анна Юлиана Шиллинг фон Канштадт (1746? – 11 марта 1797), вышедшая замуж за Бенкендорфа135 и переселившаяся впоследствии в Россию, и графиня Генриетта фон-Вальднер, в замужстве баронесса Оберкирх136. Принцесса София Доротея¹³⁰ с детства интересовалась Россией, её историей и географией, и личностью Петра Великого. Она была очень хороша собой и имела превосходное сердце. Хотя она была близорука, но у неё были прелестные глаза, писал Кобеко³⁴, «… и ихъ чудное выражение служило какъ бы отпечаткомъ ея чистой души. Она внушала любовь всем ее окружавшимъ и никто более ея не заслуживалъ любви. Естественная, умная, но не желавшая блистать умомъ, чуждая всякаго кокетства, она въ особенности отличалась нужною кротостью и добротою». 21).

«Софию Доротею несколько страшило величие Екатерины: «Императрица», – говорила она, – «наводитъ на меня робость; я покажусь ей совершенной простушкой, но, лишь бы мне удалось понравиться Императрице и великому князю». 21). В поездке в Берлин её должен был сопровождать отец и два старших брата, а мать хотела приехать в Берлин лишь после первого свидания дочери с Павлом Петровичем. 1 июля 1776 года принцесса приехала в Потсдам.

В Риге Павел Петрович, где он пробыл два дня, дождался принца Генриха¹⁰¹, который должен был проводить его в Берлин. Последний из курляндских герцогов, Пётр, сын Бирона, приехал в Ригу навстречу путешественникам, чтобы представиться им, прежде чем принять их в своём замке в Митаве, куда они прибыли 22 июня. Оттуда принц Генрих отправился вперед, чтобы на границе с Пруссией встретить царственного гостя своего брата. При выезде из Полангена Павлу Петровичу встретился прусский генерал-лейтенант (военный чин 3-го класса по Табели о рангах) Лентулус, посланный к нему из Берлина Фридрихом II³⁷. 26 июня близ Мемеля Павел Петрович вновь увидел друга своей матери – принца Генриха, окруженного почти царской свитой. Оттуда начался постоянный праздник до Берлина. «Рожки, шпалеры (ряды войск, расставленных по пути следования важной персоны), почетные караулы, триумфальные арки, дожди букетов и венков, спектакли и концерты, депутации молодых девушек и представителей искусств и ремёсел, поднесение медалей, приветствия и речи в прозе и в стихах – ничто не было забыто. Павел Петрович в воскресенье 10 июля въехал в Берлин в парадной карете, запряженной восемью лошадьми с принцем Генрихом по правую руку». 21).

Фридрих встретил своего царственного гостя у дверей своих апартаментов во дворце, который был представлен ему принцем Генрихом. За ужином у королевы Елизаветы Христины, Павел Петрович и София Доротея¹²⁸ встретились в первый раз. Принцесса, которую назначали ему в супруги, полюбилась великому князю, очарованному её красотой и грацией. Кроме того, он был восхищён почестями, окружавшими его во владениях Фридриха и к которым он не привык на родине.

Уже 12 июля принц Генрих, уполномоченный Екатериной, сделал формальное предложение, предъявив её письмо от 11 июня 1776 года. Были предъявлены ещё четыре письма: Фридриху, принцессе Софии Доротее и её родителям.

Предложение Павла Петровича было принято, и в тот же день был отпразднован сговор Павла Петровича и Софии Доротеи.

Кобеко³⁴ привёл письмо Софии Доротеи баронессе Оберкирх: «Милый другъ мой, я довольна; я более чемъ довольна. Никогда, милый другъ, не могла бы я быть более счастлива. Нельзя быть любезнее великаго князя. Позволяю себе гордиться темъ, что мой милый женихъ очень меня любить, что меня делаетъ очень, очень счастливою». 21).

В тот же день от имени Екатерины были вручены Андреевский орден, украшенный бриллиантами, принцу Фридриху Евгению – отцу невесты, и орден Св. Екатерины самой невесте. Адъютант Фридриха, полковник граф Герц, был немедленно отправлен в Петербург к Екатерине с доброй вестью.

Потом снова начались увеселения, обеды, парадные спектакли, дневные и ночные праздники в Шарлоттенбурге, Монбижу и Сан-Суси, смотры и маневры в Потсдаме вплоть до воскресенья 24 июля, когда большой обед у королевы закончил блестящую двухнедельную серию празднеств. Вечером после концерта и ужина у королевы, гости начали расходиться. Невеста первая подала этому пример, почтительно простившись с королем и со всеми остальными членами королевского семейства. После ужина она села вместе с принцем Фердинандом и своими родителями в карету и направилась на ночлег в замок принца Генриха¹⁰¹. Счастливый Павел Петрович, который должен был увидеться с невестой в Рейнсберге, покинул Берлин на следующее утро. 21).

Покидая Берлин при прощании с принцессой Софией Доротеей Виртембергской в замке Рейнсберг, двадцатидвухлетний великий князь Павел Петрович вручил своей невесте инструкцию (Инструкция, составленная цесаревичем великим князем Павлом Петровичем для будущей своей супруги. [1776 г.]) из 14 пунктов, написанную, вероятнее всего, в Берлине, с тем, чтобы она изучила её до прибытия в свое новое отечество.

В инструкции невесте Павел собственноручно описал: свои привычки и наклонности, его понятия о придворном обществе, представления о народе и правила обращения с ним и обществом и с народом, свой распорядок дня и грустные воспоминания о первом браке.

«Первый. Касается религии, т. е. того, что надобно будет соблюдать по отношению церковных обрядов, обычаев. … Я полагаю, … что принцесса настолько ознакомлена с религией вообще, что она не может быть ни невежественна, ни ханжа, ни неблагочестива. … Под словом невежественна я понимаю, что она никогда не останавливалась мысленно на вопросах религии или не задумывалась о них; под словом ханжа – что она суеверна или мелочна; под словом неблагочестива – что она легкомысленна и склонна подражать моде. … Допустив это, приличие требует соблюдать для нея самой и ради того сана, который она будет носить, а тем более для примера другим, обряды и правила нашей церкви, … Все это следует соблюдать даже в домашнем обиходе как относительно еды, так и других мелочей… необходимо, чтобы у нея по этому поводу никогда не сорвалось с языка ни перед кем насмешки, порицания, жалобы и т. п., и чтобы она даже не выслушивала шуток, которыя многие позволяют себе у нас относительно религии.

Второй. Касается ея величества и поведения принцессы по отношению к ней. … Принцесса, поймет, что ея собственная польза требует, чтобы она сблизилась с ея величеством и снискала ея доверие, дабы иметь в ней вторую мать и личность, которая будет руководить ею во всех ея поступках, безо всяких личных видов и целей. В отношении к императрице, принцессе следует быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на нее кому бы то ни было; объяснение с глазу на глаз всегда будет наилучшее. … она хорошо поступит, говоря ей всегда откровенно все то, что у нея будет на душе; это (не говоря уже об интригах) будет гораздо лучше для ея собственнаго спокойствия.

Третий. Касается желательнаго ея обращения со мною…. Я не буду говорить ни о любви, ни о привязанности, ибо это вполне зависит от счастливой случайности; но что касается дружбы и доверия, … то я не сомневаюсь, что принцесса пожелает снискать их своим поведением, своей сердечною добротою и иными своими достоинствами… Ей придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость. Я желал бы чтобы она принимала снисходительно все то, что я могу выразить иногда даже быть может довольно сухо, хотя и с добрым намерением, относительно образа жизни, уменья одеваться и т. п. Я прошу ее принимать благосклонно советы, которые мне случится ей давать, потому что из десяти советов все-же может быть и один хороший, допустив даже, что остальные будут непригодны. Притом, я могу иной раз дать ей такой совет или высказать такое мнение, которое не послужит ей во вред. Я желаю, чтобы она была со мною совершенно на дружеской ноге, не нарушая однако приличия и благопристойности в обществе. Более того – я хочу даже, чтобы она высказывала мне прямо и откровенно все, что ей не понравится во мне; чтобы она никогда не ставила между мною и ею третьяго лица и никогда не допускала, чтобы меня порицали в разговоре с нею, потому что это не отвечает тому разстоянию, которое должно существовать между особою ея сана и моего, и подданным.

Четвертый. Касается нашей публики, следовательно косвенно и репутации принцессы даже в чужих краях…. Наша публика требовательна во многих отношениях, … так как она менее образована и, следовательно, имеет более предразсудков, легче поддается страстям под первым впечатлением и обращает более внимания на всякия мелочи. Поэтому необходимо составить себе известный план действий, … руководствуясь которым можно не дать повода к невыгодному впечатлению. – Для этого следует идти прямым путем, … не обращая внимания на то, что происходит вокруг нас, не вмешиваться в жалобы и иныя дела частных лиц, не сближаться с одною личностью более, нежели с другою (пункт чрезвычайно важный) или, по крайней мере, остерегаться показывать это. Ровность в обхождении всегда приятна, так как она никого не отличает, никому не вредит и не дает повода ни к хвастовству, ни к жалобам – пункт чрезвычайно важный для принцессы… Она должна быть со всеми вежлива без всякаго оттенка фамильярности, не искать сближения с посторонними, стараться разговаривать как можно более с лицами, занимающими известное положение в обществе, иметь приветливый и непринужденный вид; избегать напыщенности, казаться всегда веселой и спокойной. … Все эти пункты… повлияют на ея репутацию даже заграницей.

Пятый. Касается нашего народа, который легко может быть оскорблен в своих чувствах…. он относится с большим уважением и почтительностью ко всему, что стоить выше его, в особенности если лицо начальствующее или известнаго чина сумеет приобрести в его глазах авторитет. Народ очень любит приветливое обращение, но излишней любезностью можно навлечь на себя и неприятности, ибо в таком случае люди имеют обыкновение тотчас являться с жалобами… Если вы станете принимать их, то будете ими завалены, и вам будет совестно и неприятно, что вы взялись за дело, которое не можете исполнить… вам будет неприятно, что про вас станут говорить, что вы обманываете людей. … в подобных случаях лучше всего отсылать и самих людей, и их дела в подлежащия ведомства, но не входить с ними в докучливыя объяснения. Народ любит, чтобы все, касающееся религии, соблюдалось как можно строже… прислуга, принадлежа до некоторой степени к этому классу и имея приблизительно те же взгляды, всегда спешит… передать другим все, что делается… Народ любит известную представительность или пышность в одежде и образе жизни, любит также, чтобы ему показывались иногда из окна или иным образом….

Шестой. Русскаго языка и других необходимых сведений о России. … вопрос первостепенной важности как для известнаго рода публики, так и для народа, для прислуги, для молитв, чтения… Среди тех лиц, с коими принцессе придется видеться ежедневно, у нас есть множество особ, не знающих ни слова по-французски или по-немецки… Что касается народа, как она будет отвечать ему в тех случаях, когда он… по существующему обычаю, будет с чем-либо поздравлять или выражать свои пожелания, а ничего не ответить – в известных случаях было бы равносильно оскорблению. Что касается молитвы, как она будет знать, когда надобно перекреститься или соблюсти иное правило или наружный знак благочестия, как будет она читать установленныя на известный случай молитвы? Что касается прислуги, каким образом будет она объясняться с нею, как будет она давать ей приказания, выслушивать ее ответы и сама отвечать на ея вопросы? …Что же касается чтений или спектаклей на русском языке, то хотя они бывают очень скучны, но их также необходимо понимать. … необходимо приобрести историческия и иныя познания о России. … стараясь приобрести основательное знание языка и в особенности всего, касающегося страны, принцесса выкажет этим такое внимание, такое желание понравиться и быть приятной, которыя наверно произведут самое отличное впечатление, особенно вначале.

Седьмой. Касается ея личнаго штата или прислуги…. Принцесса будет иметь своих собственных слуг, мужскаго и женскаго пола, которые будут подчинены непосредственно фельдмаршальше Румянцовой. Было бы хорошо предоставить этой даме всецело заботу о них… Чтобы пресечь путь мелким интригам и многому другому, … принцесса должна, насколько возможно, остерегаться ставить фельдмаршальшу Румянцову в неловкое положение своими противоречивыми приказаниями, предупреждая ее всегда заранее о своих распоряжениях или об отмене данных приказаний. Она будет на столько разсудительна. что никогда не будет принимать в услужение лиц сверх штата, как мужчин, так и женщин, и не назначит им жалованья сверх установленнаго обычаем. … более мягкое обхождение (с прислугою) всегда будет наилучшим; однако следует внимательно сладить за тем, чтобы прислуга точно исполняла свои обязанности, а в случае неисправности, чтобы ей было тотчас сделано по этому поводу замечание… Наша прислуга никогда не упускает случая явиться с какою-нибудь просьбою или с чем-нибудь в этом роде; поэтому надобно… не позволять ей подобных вольностей.

Осьмой. Касается денег, гардероба и иных расходов. … Деньги получаются у нас по третям, т. е. каждые четыре месяца. … необходимо устраиваться таким образом, чтобы не терпеть недостатка в деньгах в этот промежуток времени и не быть вынужденным брать вперед, в счет будущей трети… Это распределение должно быть сделано следующим образом: надобно составить список необходимых расходов и при этом обратить внимание, чтобы они никогда не превышали трети общаго годоваго расхода. Из трети, назначенной на обыкновенные расходы, придется удалить известную сумму на уплату тем лицам, которыя уже получали жалованье при моей покойной жене, известную сумму на гардероб, как на платья, так и на покупку материй, и известную сумму на экстраординарные расходы, как-то: подарки, благотворительность… остальная сумма должна быть внесена на хранение: это будут деньги на черный день. Уплата по всем счетам должна производиться в исходе трети, не оставляя ни одного счета на следующую треть, чтобы это не обратилось в долг. Надобно… самой принимать счет всего израсходованнаго, проверять итоги… Необходимо требовать, чтобы счет израсходованнаго за истекшую треть представлялся перваго или втораго числа перваго месяца следующей трети вместе с подлинными счетами и квитанциями купцов. Принцесса должна также иметь некоторую сумму денег для своего личнаго употребления, которая будет как бы ея карманными деньгами; на этот предмет должна быть ассигнована известная сумма, которой необходимо вести счет, представляемый ежемесячно.

…Гардероб принцессы в настоящее время так полон во всех отношениях, что ей не придется делать много новых покупок… по прошествии некотораго времени его придется пополнять следующим образом: никогда ничего не брать в долг, но всегда на наличныя деньги; никогда не делать покупок через разных лиц, но всегда через одно и то же лицо; не допускать, чтобы товар приносили откуда ни попало… можно предупредить мошенничество и устранить безпорядки, которые могли бы произойти в том случае, если бы вещи проходили через разныя руки. Гардероб надобно постоянно пополнять предметами, составляющими его основу, т. е. кусками материй тех цветов, в которых чаще всего встречается надобность и которые употребляются в большем количестве для подарков и т. п. Счеты и книги по гардеробу надобно принимать точно так же, как и счет денежным тратам и приблизительно одновременно.

Девятый. Касается доверия, какое она должна иметь к супруге фельдмаршала. … супруга фельдмаршала Румянцова, дама, известная своими достоинствами и честностью… Принцесса может положиться на то, что она не употребит ея доверия во зло… чтобы она (принцесса) не позволяла с собой никакой фамильярности иначе, как в те моменты, когда она сама того пожелает… это будет всегда хорошо, в особенности в том случае, если бы фельдмаршальша Румянцова сделала что-либо не заслужившее одобрения принцессы… Я советую принцессе предоставить фелъдмаршальше Румянцовой полную свободу относительно прислуги и других мелких домашних распоряжений, даже относительно гардероба, и никогда не допускать, чтобы ей жаловались на фельдмаршальшу Румянцову. … если бы принцессе случилось быть недовольной кем-либо из ея слуг, то было бы лучше всего заявить о том фельдмаршальше Румянцовой…

Десятый. Касается образа жизни вообще…. Наш образ жизни должен быть строго определен… во всех отношениях, чтобы у нас были назначенные дни для приемов, обедов и ужинов с приглашенными, чтобы все это совершалось в строгом порядке (без перемен) и вполне прилично. Следует различать два вида этикета: один – соблюдаемый лишь в дни больших приемов и выходов, как-то: в праздничные и воскресные дни, другой – в обыденной жизни. Что касается перваго вида этикета, то он соблюдается вообще всякий раз, когда к нам съезжаются по обязанности или на поклон, или для поздравительных приветствий по случаю какого-либо праздника – тогда ни в чем не следует отступать от этикета. В этих случаях надобно быть особенно внимательной и не упустить поговорить с наиболее знатными лицами, как-то: фельдмаршалами, генералами, сенаторами и другими высшими должностными лицами и иностранными посланниками…. надобно… не отказываться бывать в обществе; если же отказываться, то как можно реже. … Что касается втораго вида этикета, то надобно только следить за тем, чтобы все делалось как можно правильнее. Назначив известные дни для званых обедов и ужинов, следует изменять их… как можно реже, оставив однако два дня для ужина и один день для обеда у себя дома, в домашнем кругу. У нас будут назначенные дни для обедов у ея величества, что бывает обыкновенно раза четыре в неделю; в остальные три дня придется обедать два раза с гостями, а третий день, в пятницу, обедать дома, так как этот день считается постным. На эти обеды запросто приглашаются только лица известнаго ранга. Надобно наблюдать за тем, чтобы выезжать из дома, а равно садиться за стол к обеду и ужину всегда в один и тот же час. Мы будем ежедневно бывать вечером у ея величества; по возвращении от нея в те дни, когда у нас будут ужинать приглашенные, мы должны тотчас выйти к ним. … в дни куртагов (прием во дворце) и балов, для карточной партии надобно всегда выбирать кого-либо из русских дам или кавалеров и одного из иностранных посланников.

Одиннадцатый. Касается тех лиц, коих нам придется видеть в обществе. … у нас нет обычая видеться с иностранцами иначе, как в дни, назначенные для приемов.

Двенадцатый. Касается образа жизни дома и лиц, допущенных в домашний кружок. … я считаю долгом просить принцессу подчиняться, со своей стороны, известным правилам как в образе жизни, так и относительно занятий в частности. Я советовал бы принцессе вставать довольно рано, чтобы иметь время причесаться, употребить час или два на занятия и затем окончить свой туалет вполне, тем более, что мое собственное препровождение времени распределено так, что, начиная с девяти часов, когда я бываю совсем одет, и до полудня, у меня нет ни минуты свободной… Я убедительно прошу ее быть готовой к полудню, а по воскресным и праздничным дням к 10 часам. В послеобеденное время я прошу ее заниматься также чтением, музыкой и иными предметами, которые она сама найдет полезными и приятными; в числе утренних занятий я прошу принцессу назначить известные часы на русский язык и другия занятия для того, чтобы приобрести некоторыя познания по части истории, политики и географии нашей страны, а также относительно религии и церковных обрядов. Что касается тех лиц, которыя будут допущены в ея интимный круг, то, приняв во внимание, что принцесса будет иметь дома весьма мало свободнаго времени от занятий, а остальное время будет проводить с гостями, я полагаю, что она будет рада провести несколько минут в день одна, сама с собою… всякий интимный кружок, составленный из иных лиц… становится подозрительным в глазах публики и дает повод к пересудам… Часы обеда и ужина должны быть строго определены и соблюдаться как по отношению к посторонним, так и по отношению к нам самим… Что касается времени отхода ко сну, то я прошу принцессу подчиняться моей привычке к регулярной жизни… в видах моего здоровья и моих утренних занятий, я не имею возможности, несмотря на мои молодые лета, бодрствовать ночью. Наконец, я прошу ее никогда не делать, даже в ея собственной комнате, ничего такого, что имело бы вид таинственности или желания сделать что либо тайком…

Следующие два пункта считаются особенно важными:

Тринадцатый. Никогда не вмешиваться ни в какое дело, непосредственно ея не касающееся, тем более в какия либо интриги или пересуды. … Единственною моею целью всегда будет сделать принцессу счастливой, дав ей возможность пользоваться всеми преимуществами, какия я буду в состоянии предоставить ей посредственно или непосредственно… я употреблю конечно все средства, которыя будут в моей власти, и не упущу случая дать ей надлежащие советы… но… необходимо, чтобы принцесса своим поведением сама устраняла от себя всякия неприятности, снискав любовь общества, и никогда не вмешивалась ни в какое дело, ея непосредственно не касающееся, тем более в интриги… принцессе надобно держать себя со всеми ровно, без малейшей фамильярности; это не даст возможности льстецам и людям не в меру угодливым беседовать с нею, под видом преданности, о своих собственных интригах или наговаривать на кого либо. … Поэтому… принцесса с самаго начала внушила своим приближенным уважение своим безупречным поведением и тем упрочила себе будущее.

Четырнадцатый. Не принимать ни от кого, кроме лиц специально для того приставленных, а тем более от прислуги, никаких, хотя бы самых пустяшных, советов или указаний, не сказав о том хоть чего-либо мне. … Убедительно прошу принцессу… не принимать ни от кого советов и не выслушивать ничьих мнений, кроме как от меня и фельдмаршальши… а в случае, если бы ей пришлось выслушать от кого нибудь что либо подобное, ей следует немедленно передать о том мне, чтобы тотчас отразить удар, в особенности со стороны прислуги». 31).

Павел Петрович поспешил в Петербург с тем, чтобы ускорить приготовление к свадьбе, вместе с принцем Генрихом¹⁰¹, который, проводив его до Шведта, вернулся в замок. 8 августа 1776 года он был в Риге, а вечером 14 августа уже в Царском Селе.

Кобеко³⁴ привёл мнение Цесаревича Екатерине о будущей своей супруге: «Я нашелъ невесту свою такову, какову только желать мысленно себе могъ: не дурна собою, велика, стройна, незастенчива, отвечаетъ умно и расторопно. Что же касается до сердца ея, то имеетъ она его весьма чувствительное и нежное, что я виделъ «изъ разныхъ сценъ между роднею и ею. Умъ солидный ея приметилъ и король самъ въ ней, ибо шолъ съ ней о должностяхъ ея разговоръ, после котораго мне о семь отзывался; не пропускваетъ она ни одного случая, чтобы не говорить о должности ея къ Вашему Величеству. Знаниям наполнена и что меня весьма удивило, такъ разговоръ ея со мною о геометрии, отзываясь, что сия наука потребна, чтобъ научиться разсуждать основательно. Весьма проста въ обращении, любитъ быть дома и упражняться чтениемъ и музыкою, усидничаетъ учиться по-русски, зная сколь ея нужно и помня примеръ предместницы ея». 21).

Хотя в Берлине Павел Петрович обратил на себя общее внимание своей вежливостью, но Фридрих II³⁷ привёл мнение опытных людей о характере великого князя. Он показался им гордым и высокомерным, что заставило тех, которые знали Россию, опасаться, что он не без труда удержится на престоле, будучи призванным, управлять народом избалованным мягким управлением нескольких женщин. Эти черты характера Павла Петровича, замеченные Фридрихом, проявились во время его пребывания в Риге, где, по его словам, он нашёл в военном ведомстве страшные беспорядки, которые, рано или поздно, привели бы к весьма дурным последствиям и о которых он тогда же донёс Екатерине. Объясняя это, Цесаревич откровенно говорил, что «если бы мне надобно было образовать себе политическую партию, я могъ бы умолчать о подобныхъ безпорядкахъ, чтобы пощадить известныхъ лицъ; но будучи темъ, что я есмь, для меня не существуетъ ни партий, ни интересовъ, кроме интересовъ государства, а при моемъ характере, мне тяжело видеть, что дела идутъ вкривь и вкось, и что причиною тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимымъ за правое дело, чемъ любимымъ за дело неправое». 21).

Боханов отмечает, что Фридрих Великий почти за две недели постоянного общения неплохо изучил Цесаревича. Он напоминал ему Императора Петра III. Позднее высказал предчувствие, ставшее пророчеством. «Мы не можем обойти молчанием суждение, высказанное знатоками относительно характера этого молодого принца. Он показался гордым, высокомерным и резким, что заставило тех, которые знают Россию, опасаться, чтобы ему не было трудно удержаться на престоле, на котором, будучи призван управлять народом грубым и диким, избалованным к тому же мягким управлением нескольких императриц, он может подвергнуться участи, одинаковой с участью его несчастного отца». 4).

Фридриху, будучи тонким дипломатом, было нетрудно убедить молодого Павла в том, что его единственным искренним желанием являются союзнические отношения с Россией, но для этого необходимо разрушить союз России с Австрией. Цесаревич пришёл в восторг от Фридриха и прусских порядков, которые позднее внедрил в своих поместьях, а после его смерти он заключил дружеский клятвенный союз с наследником Фридриха.

Александр, унаследовавший пропрусские симпатии, в отличие от отца, у которого старая клятва не сказывалась на внешней политике России, превратил свои симпатии в ориентир для политики России. С 1805 года, когда на могиле Фридриха Великого в Потсдаме Александр I и Фридрих-Вильгельм III137 поклялись в вечной дружбе, русская внешняя политика строилась с учётом интересов Пруссии.

Для Екатерины II Австрия была союзником, но она беспокоилась по поводу мнения Павла. В письме Цесаревичу она указала, что «заимствуя у других, не всегда сходственно пользе своей поступаем». Визит Павла Петровича в Берлин, благодаря оказанному ему приёму, убедил его в своём царственном будущем, несмотря на дискредитацию его в России. София Доротея¹³⁰ с родителями остались в Рейнсберге до 1 августа, куда скоро вернулся и хозяин, очарованный своей внучкой и довольный результатом своих забот. Его отношение к Софии Доротее было полно нежности; она обязана была ему положением, которое льстило его воображению и, казалось, обещало ей счастливую супружескую жизнь. Её уже публично встречали как невесту великого князя. Камергер Рекке назначен был состоять при ней, и проводить её до Митавы. Вечером 1 августа, вместе с родителями, принцом Фердинандом и его женой, она приехала она в замок Шведт, где жил тогда последний представитель этого рода, её дед маркграф бранденбург-шведский Фридрих Генрих, который выказал свою радость свидания с родственниками и блестящей будущностью, ожидавшей принцессу.

В Мемеле, 17 августа, их уже ожидала графиня Румянцева и русский посланник в Митаве Смолин, которому было поручено проводить невесту до Риги. Здесь родители принцессы расстались с дочерью.

Герцог курляндский послал в Мемель, для встречи виртембергского семейства, фон Мирбаха и Клопмана, а сам выехал навстречу Софии Доротеи в Доблен, чтобы представиться ей и затем вернулся в Митаву, дабы торжественно встретить её у ворот своей столицы. На верху парадной лестницы герцогского замка, София Доротея была принята вдовствующей герцогиней, верной подругой Бирона⁸², делившей с мужем и радости и горе его бурной жизни. Екатерина пригласила герцогиню прибыть в Петербург на бракосочетание Павла Петровича. Она послала будущей невестке в Мемель бывшего суб-информатора при Павле Петровиче, Пастухова, который служил ей переводчиком и должен был начать с ней в дороге занятия русским языком, так как ещё в Берлине она выучила русскую азбуку, и вероисповедание.

Павел Петрович, излучавший радость, выехал навстречу своей невесте в Ямбург и 31 августа 1776 года они вместе прибыли в Царское Село.

Перед свадьбой сына Екатерина оплатила все долги покойной невестки¹¹³: «О заплате по шести счетам долгов по комнатам Его Императорского Высочества и покойной великой княгини 200 250 р. 36 к. и 400 червонных» (1 мая 1776 г.)». 31). Также она распорядилась о ремонте апартаментов сына в Зимнем дворце: «Об отпуске на позолоту столовой Его Высочества. 1746 р.» (16 августа 1776 г.). 31).

Павел Петрович возвратился из Берлина пруссофилом, с опорой на дружбу Фридриха II³⁷ и поддержкой невесты. Екатерина проигнорировала их настроение. Невеста с первой встречи понравилась Екатерине. Поскольку очень спешили с бракосочетанием, уже 2 сентября архиепископ Платон⁶² начал преподавание Софии Доротеи¹³⁰ православного закона, 8 сентября, во время обедни, он объяснял ей, по-французски, значение литургии, 14 сентября совершили миропомазание, на котором София Доротея была наречена Марией Фёдоровной, 15 провели обручение, а 26 сентября 1776 года торжественно, с обычной роскошью, была отпразднована свадьба, в присутствии герцогини курляндской и всего двора, очарованного миловидностью и любезностью новой великой княгини. О свадьбе оповестили некоторые иностранные дворы. Все были довольны и счастливы.

Великая княгиня Мария Фёдоровна прибыла в Петербург в самую блестящую эпоху царствования Екатерины (конец 1776 года). Первый раздел Польши¹⁰³ и первая война с Турцией¹²⁴ высоко подняли значение России в Европе. Имя Императрицы, покровительницы философии, науки и искусства, не сходило с языка Вольтера⁶⁰ и его литературных друзей, господствовавших тогда в области умственного движения. По усмирению пугачевского мятежа¹¹⁹ Екатерина вновь обратилась к законодательной деятельности и делам внутреннего управления. Но была и тёмная сторона – фаворитизм, возведенный почти в государственное учреждение в пользу лиц, близость которых к Императрице составляла как бы должность. Иностранные посланники доносили своим государям о распущенности нравов и беспорядке при русском дворе, которые с годами делались более сильными, и что добрые качества Екатерины были преувеличены, а недостатки – умаляемы. 21).

26 сентября 1776 года их высочества были обвенчаны. У Павла началась вторая семейная жизнь. Принцесса Вюртембергская сразу влюбилась в своего будущего мужа. Она коренным образом отличалась от порывистой и самовольной Натальи Алексеевны¹¹³. Новая великая княгиня имела мягкие черты лица, плавность движений, скромность, умеренность, тихость, аккуратность, сентиментальность, верность мужу, семье и престолу, простоту помыслов и обыкновенность женских интересов к устройству домашнего быта. «Ах, Ланель! – писала она своей вюртембергской наперснице – баронессе Оберкирх¹³⁶ на третьем месяце супружества. – Как я рада, что ты не знаешь моего прелестнейшего из мужей. Ты влюбилась бы в него, а я бы ревновала моего ангела, моего бесценного супруга. Я без ума от него». 31). Французский посланник в Петербурге Корберон сообщал своему правительству: «Ее ум и характер не соответствуют ее сану. Тесный круг ее понятий всегда будет удерживать ее в пределах домашнего очага. Вюртембергская принцесса, великая княгиня, даже если она будет императрицей, все равно останется не более чем женщиной». 31).

Песков⁹ отмечает, что она проживет долгую и равномерную жизнь, став для своих подданных образцом кротости, невмешательства, чадородия и оставив нам дворцово-парковый ансамбль, названный в честь мужа Павловском, где всё в Павловске носит на себе печать томной женственности Марии Фёдоровны. 31).

Валишевский²⁴, как это ему свойственно, в бочку мёда обязательно добавит ложку дёгтя. Он писал, что несмотря на то, что «… из нее обещала выйти прекрасная жена и безупречная принцесса: при ее основательном образовании, разнообразных талантах и прочих добродетелях у нее было только несколько маленьких недостатков», 7). часть из которых, были вывезены ею ещё из дома и сохранились в России, а другие были благоприобретённые. «… она была до того бережлива, что, если верить Корберону, не колеблясь присвоила себе все старые платья, оставшиеся от первой жены Павла, и не стеснялась требовать у камеристок даже башмаки покойной». 7). При всём притом, «… она любила до страсти пышность, внешний блеск, церемониальные празднества и торжества, но также и мелкие придворные интриги». 7). Корберон предполагал, что она «… в качестве великой княгини или императрицы, будет только женщиной и ничем больше». 7). Валишевский считал, что Корберон ошибся: «В известной мере, – насколько ей это позволял ее ум, бесспорно не большой, – вторая София имела притязания на более видную роль. Во-первых, и прежде всего, она старалась быть на высоте своего положения, не зная в этом отношении ни минуты отдыха. Она с утра до вечера была затянута в парадное, церемониальное платье, принуждая к тому же всех своих приближенных: она не забывала об этом требовании по отношению к себе и другим даже при самых интимных подробностях своей домашней жизни». 7). «То, что утомляет других женщин, – писал Головкин¹⁵⁷, – ей нипочем. Даже во время беременности она не снимает с себя парадного платья, и между обедом и балом, когда другие женщины надевают капот, она, неизменно затянутая в корсет, занимается перепиской, вышиванием и иногда работает даже с медальером Лампрехтом»». 9).

Современники самым восторженным образом отзывались о высоконравственной жизни молодой Великокняжеской Четы.

«Великая княгиня Мария Феодоровна», – писал Шильдер¹⁹, – «вообще – то не вмешивалась в политику, если это не касалось её братьев и сестер. Она простирала свою заботливость и на Пруссию с высоко чтимым и любимым ею своим благодетелем Фридрихом II³⁷. Она не упускала случая воспользоваться своим влиянием на цесаревича, если Пруссии грозило с чьей-либо стороны недоброжелательное отношение. Впрочем, в этом вопросе между супругами царило полное единомыслие. Так летом 1777 года шведский король Густав III138 будучи в Петербурге, попробовал восстановить Павла Петровича против Фридриха Великого и его политики и встретил со стороны цесаревича резкий отпор». 44).

Никита Иванович Панин³⁸ и после второй женитьбы Павла Петровича пользовался дружбой и доверием не только цесаревича, но и великой княгини. Павел сообщил своему бывшему воспитателю и о своем разговоре со шведским королем. Возможно лишь Панину³⁸, Павел Петрович мог посетовать по поводу правления Екатерины.

В действительности, действия малого двора не были так невинны. Екатерина уже думала разорвать союз с Фридрихом II и заключить новый – с Австрией. Граф Панин сообщал цесаревичу тайком обо всех депешах, а тот, в свою очередь, морально поддерживал прусского короля.

Шумигорский²⁹ считал, что было бы несправедливо утверждать, что главною целью братьев Паниных было только возбудить Великого Князя против матери. Они лишь были убежденными противниками правительственной системы Екатерины и стремились провести в жизнь государства иные политическая начала, положить в основание государственной машины новые правовые институты. Павел Петрович должен был, по их мнению, изменить основы государственности. Под их влиянием Павел Петрович пришел к убеждению о необходимости, придя к власти, издать, прежде всего, закон о престолонаследии. Цесаревич понимал, что от матери его, занявшей престол через заговор, невозможно ожидать изменения порядка престолонаследия. Для начала он решил изучить положение дел в Российской армии, поскольку он считал, что Россия истощена беспрерывным рекрутингом, а государство беднеет от постоянных войн. Он не видел возможности изменений без военной реформы. Особенно Павел был возмущён уклонением дворян от службы, от их главнейшей обязанности – заниматься «обороной государственной». Этим основным началом управления и стал руководствоваться Павел 17 лет спустя по вступлении на престол. Чувство законного равенства и дисциплины, стремление к законности и порядку, проявляется у Павла Петровича одновременно со строгим и просвещённым взглядом на „ свободу, какъ на первое сокровище всякаго человека», прямое понятие о которой «не инымъ приобретается, какъ воспитаниемъ». Целью его государственной деятельности, направленной исключительно на создание «фундаментальныхъ законовъ», без которых страна не может нормально развиваться. Этой программе Павел Петрович оставался верен до конца своей жизни. Однако всё оставалось мечтой. 44).

В преддверии рождения первенца, летом 1777 года Екатерина подарила невестке землю поблизости от Царского Села, на которой начал строиться Павловск. В связи с предстоящими родами великий князь с супругой вынуждены были переехать в город. Они выехали из Царского Села 9 сентября 1777 года. По неизвестной ей тогда причине, Марию Фёдоровну¹³⁰ беспокоило предстоящее событие, но не из-за здоровья или скверного настроения она умирала от страха. Едва цесаревич с великой княгиней успели прибыть в Зимний дворец, как вечером 9 сентября началось страшное наводнение 1777 года, которое на другой день, 10 сентября, угрожало гибелью населения столицы. 42).

Императрица весьма ревниво относилась не только к сыну, но и к великой княгине. Кобеко³⁴ считал, что главной причиной было влияние фаворитов. Если в юные дни Павла Петровича это был Орлов⁴⁸, то в описываемое время уже Потёмкин⁴⁷ держал её в постоянном страхе от великого князя. Он старался убедить её в том, что только он – Потёмкин – может вовремя открыть замысел со стороны сына. Кроме этой причины, Кобеко³⁴ объяснял охлаждение между матерью и сыном появлением внука, великого князя Александра Павловича⁶ на которого Екатерина перенесла всю свою родительскую любовь. Ещё одной из причин Кобеко видел в перемене во внешней политике Екатерины, которая нашла нужным сблизиться с Австрией и удалиться от Пруссии, а Павел Петрович, оставался приверженцем союза с Пруссией и не разделял её мнения относительно расширения пределов империи.

Кобеко приводил слова камер-юнкера (с сентября 1777 года) князя Голицына: “ Прискорбно было всемъ видеть сие неискреннее обхождение и ни малейшей горячности и любви между сими двумя августейшими особами. Великий же князь къ родительнице своей всегда былъ почтителенъ и послушенъ». 21).

Великое событие, с нетерпением ожидавшееся двором и населением столицы, совершилось 12 (23) декабря 1777 года, когда великая княгиня Мария Фёдоровна¹³⁰ разрешилась от бремени сыном в Зимнем дворце, которому императрица дала имя Александр⁶. Любящая бабушка немедленно заказала серебряную ванночку для младенца. Павел нетерпеливо ждал первенца, готовясь отдать себя безраздельно воспитанию сына. Однако, признавая сына и невестку неспособными воспитать будущего русского государя, Екатерина сочла своим правом и обязанностью взять на себя заботы о воспитании внука. Тотчас же после его рождения она взяла ребенка на руки и после того как его обмыли, понесла его в другую комнату и передала на попечение генеральши Бенкендорф¹³⁵. Его поместили в назначенных ему покоях. Также она поступила 27 апреля 1779 года при рождении великого князя Константина Павловича³⁰, который, как и Александр остался на попечении бабушки. 44).

Валишевский²⁴ писал, что Екатерина допустила ошибку, помешав сыну самому заниматься воспитанием своего сына. От того, что она сама пострадала когда-то, став жертвой злоупотребления властью со стороны Елизаветы¹², она пожелала отнять теперь у Павла его ребенка под тем же предлогом. Она думала, что сумеет воспитать его лучше. Но это привело лишь к новому обострению отношений между ней и Павлом, поскольку бабушка хотела воспитывать их сына по системе Локка, а родители были против. Результатом стало то, что сын их, будущий император Александр I, стал совершенно глух на одно ухо и плохо слышал на другое, поскольку Екатерина хотела, чтобы он с самого раннего детства приучился к грохоту пушек! Взятый ею в учителя Александра и его младшего брата Константина швейцарский якобинец, Цезарь Лагарп¹²⁶, тоже не нравился родителям. Во главе воспитателей был поставлен Николай Салтыков¹²³, к которому родители относились благосклонно. «В 1761 году он храбро сражался под Кольбергом; в 1812 г. он содержал на свой счет целый полк. Он был приверженцем сильной власти и самого неограниченного самодержавия и имел на своего воспитанника влияние, которое часто брало верх над совершенно противоположным влиянием Лагарпа, что и объясняет множество противоречий в жизни Александра. … Александр же с самых ранних лет был в нравственном отношении совершенно сбит с толку, очутившись в руках Салтыкова и Лагарпа. Впрочем, не это было худшим последствием воспитания, данного Екатериной двум старшим великим князьям, а то, что они стали столь же чужды своему отцу, как сам Павел был всегда чужд своей матери». 7). Зато Екатерина предоставила Павлу и его супруге воспитание их младших детей и ограничилась лишь тем, что назначила воспитательницей их дочерям – превосходную Шарлотту Ливен¹¹⁸, благородство ума и сердца которой обезоруживало Марию Федоровну.

Императрица в отличие от Елизаветы не допустила полного отчуждения детей от родителей, но Шильдер¹⁹ справедливо считал, что детям повредили противоречивые требования бабушки и родителей, и это невыгодно отразилось на характере детей, особенно вредно повлияло на великого князя Александра Павловича⁶. Семейный мир разрушился. 44).

Кобеко отметил, что именно Александра Самодержица видела своим преемником. Павел, скорее всего, понимал это, но, не столько из боязни подвергнуться опале или даже гибели, а в силу своих убеждений, «выдержки и железного характера не позволил спровоцировать себя» на какой-либо «мятеж» или «выпады против матери даже в своей тайной переписке с близкими» людьми, где обсуждал многие государственные вопросы. Тем не менее, писал Кобеко, «началось полное, но скрытое „отчуждение“ между Павлом и Марией, с одной стороны, и Екатериной – с другой», и с восьмидесятых годов «начинается целенаправленная кампания по шельмованию Цесаревича и его супруги». 21).

В первые годы супружества несмотря ни на что молодая семья довольно беззаботно и весело проводила свой досуг. В летнее время они жили на Каменном острове или в Павловске. Каменный остров – бывшая собственность канцлера (чин 1-го класса по Табели о рангах; присваивался руководителям Коллегии иностранных дел) графа А. П. Бестужева-Рюмина³² и отошедшая в казну после его ссылки в счёт числившегося на нем казенного долга. Бестужев затратил на его украшение большие суммы: осушил, проведя поперек острова рвы, выложенные камнем, и развёл сад. В 1765 году был подарен Цесаревичу.

Светская жизнь великокняжеской четы била ключом, когда они по понедельникам устраивали балы и ужины, а по субботам – великолепные праздники с очень оживлённым балом, разговорами после спектакля и с ужином в театре – в зале – за большим столом, а в ложах – за маленькими, на которых Мария Федоровна ревновала мужа к часто сменяющимся хорошеньким фрейлинам. После ужина бал продолжался и заканчивался очень поздно.

В этих двух местах группировался около Павла Петровича и Марии Фёдоровны небольшой кружок преданных им лиц. То были граф Панин³⁸, Салтыков, граф Н. П. Румянцев139, князь Куракин⁶⁶, Лафермьер⁹⁸, Николаи⁹⁷ и несколько позднее – Вадковский140 и Плещеев¹⁰⁴.

Фёдор Фёдорович Вадковский, которого Павел Петрович знал ещё с детства, пожалованный 28 июня 1778 года камер-юнкером, тогда же был определён к цесаревичу.

Сергей Иванович Плещеев поступил на службу мичманом в 1764 году, служил в английском флоте, совершил путешествие в Америку, по возвращению откуда отправился в 1770 году с русской эскадрой в Архипелаг. Там, в чине лейтенанта, служил на корабле «Ростиславъ» с главнокомандующим графом А. Г. Орловым¹¹⁶. Сопровождая посланца египетского владельца Алибея на родину, Плещеев совершил путешествие в Сирию и Иерусалим. Из этой поездки вернулся на флот в ноябре 1772 года. В 1773 году был отправлен на судне «Быстрый» в Любек, а в 1775—1776 годах состоял при константинопольском посольств князя Репнина¹²⁷. Как опытный моряк, Плещеев был назначен состоять при Павле Петровиче в звании генерал-адмирала (флотский чин 1-го класса по Табели о рангах) в Павловск. (Очеркъ истории и описание. Составлено по поручению Его Императорскаго Высочества Великаго Князя Константина Николаевича. Спб, 1877).

В этом кружке царила светлая личность Марии Фёдоровны¹³⁰. При ней не было назначено особой гофмейстерины. Графиня Румянцева, сопровождавшая её в Петербурге, вскоре после её бракосочетания, оставила двор и удалилась в Москву. Фрейлинами молодой великой княгини были первоначально Алымова и Молчанова, а затем с августа 1777 года, Борщова и Нелидова¹³³. Но самой близкой и доверенной ей особой была подруга детства, баронесса Шиллинг фон-Канштадт¹³⁶, приехавшая вслед за ней в Россию и в 1780 году вступившая в брак с подполковнииком Христофором Ивановичем Бенкендорфом.

Приехав в Россию, Мария Фёдоровна изучала русский язык под руководством Пастухова, брала уроки музыки, повторяла с Эпинусом⁶⁴ математику и физику, читала «Обозрение Российской Империи» Плещеева.

«Великая княгиня, – писал Валишевский²⁴, – занималась искусством, – вернее всеми искусствами или почти всеми, – без большого успеха, но ревностно, и работы ее бывали довольно милы. Она не пренебрегала шитьем и вышиванием… По примеру родителей, она устроила в Павловске литературный кружок, и так как Павел обожал театр, то исполняла кстати, и обязанности импресарио. Тут же, в Павловске, она возводила постройки, разбивала сады в подражание идиллии родительского дома. Сверх того, она умудрялась уделять много времени благотворительным и воспитательным учреждениям, которые до сих пор носят ее имя, что дало повод Карамзину141 сказать, что она была бы превосходным министром народного просвещения. … Однако она невольно проявляла при этом мелочность, придирчивость и бестактность своего ограниченного ума, а также свой пылкий, хлопотливый и крайне беспокойный характер, заставлявший ее постоянно вмешиваться в вопросы, в которых она понимала еще меньше, чем в правописании и в грамматике. Вследствие этого, несмотря на большие свои достоинства, она часто становилась невыносимой – даже самым близким ей людям». 7).

В 1780 году приехал в Петербург известный немецкий писатель Фёдор Иванович Клингер, друг Лафатера, Клопштока и Гёте142 был назначен состоять при Цесаревиче, в качестве лектора, сопровождал его в заграничном путешествии, затем долгое время служил по учебному ведомству.

Во время пребывания молодых супругов на даче, большая часть посвящалась чтению. У Павла Петровича, как уже упоминалось, была обширная библиотека, для которой около 1785 года был отдан особый дом (где до того помещались пажи), находившийся между Мойкой и Луговой (Миллионной) улицей.

Павел Петрович предпочитал тихую супружескую жизнь, но не чуждался и общественных развлечений. При молодом дворе часто бывали разнообразные балы, спектакли и праздники. В его характере было что-то рыцарское. Он с детства полюбил мальтийский орден и в первые годы своей брачной жизни раза два в неделю доставлял себе удовольствие, устраивая нечто вроде турнира. На них Павел Петрович и некоторые из придворных кавалеров, в особых костюмах, верхом, исполняли разного рода эволюции, воспроизводя забавы средневековых рыцарей.

7 июля 1776 года, прославившийся при Чесме и в Архипелаге русский флот, возвратился в Кронштадт. Адмирал (морской чин 2-го класса по Табели о рангах) Грейг лично Императрицей торжественно на смотре был награждён орденом Александра Невского. Павел Петрович, будучи в то время в Берлине, как генерал-адмирал (флотский чин 1-го класса по Табели о рангах) выразил морякам свое признание ещё 17 мая 1776 года. Он заложил на Каменном острове инвалидный (ветеранский) дом для пятидесяти матросов, который был освящён в присутствии молодой четы 24 июня 1778 года в день празднования рождение Иоанна Иерусалимского, покровителя мальтийского ордена. Крест ордена до сих пор находится над входом этого дома. Особую роль в семейной жизни малого двора играла фрейлина великой княгини мадемуазель Нелидова¹³³, которая на протяжении почти пятнадцати лет необъяснимым образом влияла на Павла.

В восьмидесятые годы при Дворе и в петербургском высшем свете стали говорить, что у Павла Петровича возникла «любовная связь», появилась «метресса» (хозяйка; любовница) на том основании, что Цесаревич дарит ей повышенные знаки внимания. Имя её – Екатерина Ивановна Нелидова (1758—1839).

Екатерина Нелидова родилась в довольно бедной дворянской семье Смоленской губернии. В шесть лет её приняли в только что созданный Институт благородных девиц в Петербурге – «Смольный», находившийся рядом с женским монастырём. Институт был организован Екатериной II в 1765 году исключительно для маленьких дворянок с невозможностью прерывания курса обучения по примеру Сен-Сирского института мадам де Ментенон (фаворитки и, позже, жены Людовика XIV, 1635—1719), где девочки учились двенадцать лет. Руководила Институтом гугенотка-протестантка – «русская француженка» – Софья Ивановна Делафон (де Лафон, 1717—1797), бежавшая из католической Франции. Почти за двадцать лет до назначения, овдовевшая и испытавшая много горя она с двумя детьми, прожила в России. Она стала статс-дамой и была награждена крестом ордена Святой Екатерины.

Из института выходили образованные светские барышни, в совершенстве владевшие французским, будущие достойные жёны и матери. Кроме иностранных языков, русского письма и чтения, воспитанниц учили рисованию, рукоделию, музыке, танцам, давали азы арифметики, истории, географии, физикие. К четырнадцати годам смолянкам, которые считались уже взрослыми девушками, разрешали по воскресеньям и праздникам устраивать спектакли и концерты, где институтки совершенствовали полученные навыки в общении с приглашёнными «дамами» и «кавалерами». Редкие балы посещали кадеты Шляхетского корпуса.

Смолянка первого выпуска 1776 года Екатерина Ивановна понравилась Екатерине II