Читать книгу Ангел на ветке - Вера Зубарева - Страница 4
Дом и его обитатели
Повесть в рассказах
Вечер
ОглавлениеУлица после дождя постепенно обретала яркость, будто переводная картинка, с которой снимали верхний мутный слой. Проявлялись куски яркого неба, зелени, красноватых крыш. Неровности асфальта были тщательно заглажены лужами, и от этого тротуар напоминал гигантское разбитое зеркало.
В комнате громко стучали настенные часы. Маятник скакал, как метла в руках проспавшегося дворника. Лихо сметались соринки-секунды, должно быть, расчищая дорогу какому-то важному гостю.
– Шика, посмотри, что делает ребенок, – приподнявшись на подушках, попросила больная.
На потолке заколыхалось озерцо света от надпитого и поставленного на табурет стакана с водой.
– Тюпа, что же ты делаешь!
– Что она делает? – заволновалась больная. – Я ведь говорила, что ребенка нельзя оставлять одного на балконе.
Тюпа обсасывала влажную закорючку на решетке и жмурилась от солнца. Она представляла себя возле фонтанчика в парке, куда любила ходить с родителями на выходные и кататься на качелях.
– А ну-ка иди сюда! Ты чего это решетку облизываешь? – спросил вполголоса седой, бодрого вида человек, уводя ее в комнату. – Милечка, не волнуйся, – громко сказал он, – все в порядке.
Посреди комнаты белым торжественным облаком клубилась пуховыми подушками кровать. Она несла в себе больную, которая тоже была похожа на облако, только поменьше. Такое тонкое, бледное облачко, на котором можно было разгадать седые волосы и очертания тела. Тюпа, не отрываясь, смотрела на больную, думая о чем-то своем.
– Что ты?.. – спросила больная, заметив ее пристальный взгляд.
– Давай я тебе спою. Хочешь? – предложила Тюпа и, не дожидаясь ответа, затянула какую-то мелодию.
Соседи любили ее, как родную внучку, и она иногда устраивала им домашний концерт.
Тюпа старательно выводила одну мелодию за другой. Тем временем больная высыпала себе на ладонь такого же облачного вида таблетки и запила их солнцем из граненого стакана.
День плавно, вместе с Тюпой и землею, двигался по часовой стрелке туда, где спадала жара, и ветер сдувал разомлевших мух с мусорных ведер.
Размахивая помойным ведром, Тюпа шагала через двор, где предстояло вывалить содержимое в бак для отходов.
– Чего это ты сегодня там распевала? – спросил ее Сережка, одногодок из подвала.
– Да так, пела себе… – неохотно отвечала Тюпа, позабыв уже об этом утреннем эпизоде.
– А я внизу сидел, все слышал.
– Ну и что?
– Просто так. Целый день никто не выходил. А я сидел вот…
Тюпа вспомнила движение одной мелодии и закружила вместе с ведром к помойке. Когда она возвращалась, Сережка, уже не обращая на нее внимания, отколупывал кусок мела от стены.
– А знаешь что, – сказал он ей вслед, – хорошо, что ты пела ей сегодня.
Тюпа обернулась и махнула ему рукой:
– Пока.
Вечер съедал яркую шелковицу с темнеющей листвы. Шелковица была вровень с Тюпиным окном. Тюпа высунулась и посмотрела с высоты второго этажа на Сережку, по-прежнему колупающего мел. Ей стало жаль, что он никогда не видит из своего подвала, как исчезает шелковица вечером и стоит кучевым облаком над двором до самого утра.
Солнце село. За стеной старенький сосед заходил бодрой походкой. В доме было торжественно и сумеречно. Тюпа не зажигала света, а все смотрела из окна поверх крыш, где прояснялись первые звезды. Она мельком увидала, что и Сережка задрал куда-то голову. Потом он стал размахивать руками, словно желая привлечь чье-то внимание. Тюпа думала о том, кому это там Сережка машет, и все смотрела и смотрела на меняющееся небо.
Двор наполнился чужими голосами. Внизу проплыли какие-то люди в белых одеждах.
– Эй, – подал голос Сережка, – эй! – Он жестами указывал на этих людей, почему-то идущих по направлению к Тюпиной квартире с носилками в руках.
Шаги за стеной участились и умножились, будто у соседа выросло несколько дополнительных ног. А может, и впрямь выросло? Или, может, баба Миля расколдовывалась после захода солнца и встала, наконец, с постели и они вместе теперь ходят по квартире, радуясь ее освобождению из облачной кровати?
Сережка продолжал жестикулировать. По двору снова прошли люди в белом, только уже медленнее и в обратном направлении. На носилках у них тихо покачивался холмик, полностью накрытый простыней. Сережка застыл с поднятой кверху рукой, провожая их взглядом.
Тюпа улыбнулась ему и закрыла окно.