Читать книгу Марьяна - Верона Шумилова - Страница 7

Вилька не спал. В окно заглядывал щербатый месяц, уронив на пол светло-лимонные квадраты  окна. Вилька разглядывал этот рисунок и думал о матери: она лежала на кровати с противоположной от него стороны.

Душная ночь цедила в распахнутое окно еле ощутимую прохладу. Вилька то и дело поглядывал на маму. Он знал, что она не спит, но не хотел ее тревожить.

В который раз задребезжали оконные стекла и тут же задрожала изба.

Марьяна подняла голову.

– Мама, – зашептал Вилька, – не бойся. Это гром. К утру гроза будет.

– Нет, сыночек, это злодеи. Это их работа. Бомбят, окаянные… – Она поправила подушку, вздохнула и снова легла. – Ты спи, Вилен, спи.

– Я, мама, спать не хочу. Да и не уснуть теперь. Где-то там, – он показал рукой на распахнутые окна, – война, гибнут люди. Сейчас, сию минуту… – Он замолчал, затаился, вслушиваясь в тяжелый грохот, доносившийся с запада. – Вот в этот момент кто-то кричит, кто-то стонет, а многие уже мертвые. Какой ужас, мама!

– Сыночек, не надо об этом. Ночь ведь. А злодеев отобьют, прогонят.

– Обязательно, мама. Танков и самолетов у нас много… – и запнулся: он забыл, что не должен был напоминать матери о самолетах, чтобы лишний раз не травмировать ее.

– Разобьют эту нечисть не сегодня так завтра. Красная Армия сильная… Она докажет это… – Марьяна подавляла в себе поднимавшуюся тревогу. – По-другому не может быть.

– И я, мамочка, верю в это, – шелестел в ночи голос Вильки. – Прогонят фрицев непременно. Даже отец об этом говорил, когда прощался со мною. И Клим с Санькой их  лупить будут.

– И-и-и-их!.. – всхлипнула Марьяна и тут же затихла.

Вилька вскочил с кровати, подбежал к матери и обнял ее:

– Не плачь, мама, может, и неправда о Саньке. Он жив или ранен… Дождемся от него письма. Некогда ему писать.

Марьяна отняла от лица натруженные руки, наклонила голову сына к груди и поцеловала  его горячий лоб.

Над верхушками молодых яблонек, посаженных вместо старых после постройки новой просторной избы, по темному небу расплывалось зловещее зарево.

Марьяна поднялась с кровати, подошла к окну.

– Иди, сыночек, сюда. Смотри на это зарево и запомни: это горит наша Родина… Кусочек нашей земли… Такое прощать нельзя! Запомни эти слова.

– А где же наши, мама? Фашисты совсем рядом.

– Еще далеко, сынок… – Марьяна взяла две табуретки, придвинула к окну, присела на одну из них. – Вилечка, садись со мной. Не уснуть ведь нам.

Вилька сел рядом с матерью.

– Силен враг, Вилечка. Гитлер захватил много стран и подчинил себе. На свете нет более великого зла, чем война. С ней надо бороться всем миром.

– И откуда ты все знаешь? Что ни спроси, на все у тебя есть ответ.

Вилька прижался к матери и так ему стало тепло и спокойно, будто на свете не было ни войны, ни беды.

– От папы, конечно. Он же командир Красной Армии и рассказывал о Гитлере и его планах еще до войны.

– Ты так говоришь «еще до войны», словно это было давным-давно. – Вилька поднял голову и посмотрел на мать: – И ты, мама, всегда была на высоте: то в школьном родительском комитете, то в женсовете. Люди вокруг тебя, люди, а в доме – книги, журналы, газеты и ты читаешь, читаешь…

Запели первые петухи, а Марьяна и Вилен, склонившись друг к другу, еще долго беседовали, пытаясь докопаться до многих истин. Так и притихли, склонившись на подоконник. Первым уснул Вилька, положив голову на мамину теплую руку. Марьяна не посмела ее убрать, чтобы не потревожить сына, Какое-то время сидела над ним в дреме, а затем и сама склонила голову рядом и забылась коротким тревожным сном.

А утром, когда солнце только-только взбиралось на небо, обещая снова жару, в Масловку вошли немцы. Шумно трещали по улицам села мотоциклы, но еще шумнее галдели во дворах их хозяева.

Раскатистый гул моторов будил всех: через село шли на восток тяжелые немецкие танки с черными крестами на броне. Дрожали в окнах стекла, а на старых стенах изб трескались и отваливались куски глины.

Гитлеровцы шли на восток  несколько дней и ночей, оставив в Масловке небольшой гарнизон. Во дворах кудахтали куры, а в сараях визжали свиньи: новые хозяева наводили в селе свои порядки.

В подворье нового дома Вильчуков появился мотоцикл с двумя немцами. Они зашли в избу и стали располагаться в большой комнате, как у себя дома. Тут же подошла грузовая машина, и солдаты вносили в избу чемоданы и коробки.

Через некоторое время дверь комнаты распахнулась, и толстый рыжий офицер обратился к Марьяне:

– Матка, давай кушат… Яйка ест? Курка? Давай. Шнель!

Вилька все понял, поднял синие глаза и показал рукой в  открытую дверь во двор:

– Там куры и яйка… Там…

Марьяна замерла, но рыжий немец, ничего не поняв, снова потребовал:

– Дай кушат… Шнель, шнель! Яйки… Млеко…

Дрожа всем телом и жутко боясь непредвиденных действий сына, Марьяна откинула под печкой занавеску, достала полный горшок яиц и поставила на стол.

– О, я-я! – радостно потирал руки  упитанный гитлеровец, усаживаясь на табуретку. – Гут, матка, гут!

А во дворе дико визжала свинья: ее фашисты готовили себе на ужин.

– Я – Кюнге, – ткнув толстым в рыжих волосах пальцем в свою мощную грудь, сказал немец, открыв в улыбке сверкающие золотом крупные зубы.