Читать книгу Везет же людям. Женские истории - Вероника Батхан - Страница 5

Запах яблок пропитал лес насквозь. Сладким духом тянуло из чащи переплетенных, обрисованных солнцем ветвей, с ветхих ковриков палой листвы – осень ещё не вступила в свои права, пестрой осыпи не хватало, чтобы укутать землю. Над головой Кати то и дело краснели плоды кизила, похожие на татарские бусины, с обеих сторон тропы дерзко торчали пучки шиповника. Яблоки подкатывались под ноги, дремали в блеклой траве, мокли в заводях – зеленые, желтые, гладкие и веснушчатые, мелкие, словно галька. И вкус у них был особый – вязкий и терпкий, с толикой нежности.

Тропа упрямилась, то подставляя выпуклый корешок, то скользя жирной глиной. Но Катя пробиралась вперед, отводила от лица ветки, ловила равновесие на бревне, перекинутом через болотину, разувалась и переходила вброд быстрые протоки. Она искала самую старую яблоню в этом лесу.

Бабка Харита сказала: найди. Вымойся в бане, оденься в чистое, не бери ничего вашего – только глиняный горшок, резную ложку и горный мед. Выйди с рассветом, вернись до заката, ступай вдоль Черной реки. Отыщешь дерево, собери с него дикие яблоки, наломай хвороста, набери темной воды, свари варенье и не вздумай попробовать. Дома съешь сама и дашь мужу. И будет у вас ребеночек!

Катя с мужем Сергеем десять лет мечтали о сыне. Врачи разводили руками – здоровы оба, север, климат, езжайте к солнцу. Но и Крым не помог – супруги каждое лето навещали родню в деревне, пили молоко, купались в море и возвращались вдвоем. Катя чувствовала, что муж отдаляется, охладевает, словно вьюги забытого богом городка Лабытнанги студят не только дом, но и душу. Подняться бы в родной Питер или переехать сюда, под Бахчисарай. Нет – деньги, работа, надо.

В последние пару лет муж увлекся пещерами, Катю с собой не брал – не женское дело. Вчера снова уехал на свой Мангуп с компанией развеселых бородатых парней. А Катя по совету соседки постучалась к старухе-гречанке. Морщинистое как пересохшая глина, смуглое лицо бабки казалось добрым, и денег та не взяла – яиц, сыра да пестрый платок… Вот и яблоня!

Мощное дерево, с трещиной поперек ствола и раскидистой кроной, усыпанной золотистыми яблочками, тонкокожими, с хмельным запахом. Бери – не хочу. И очаг поблизости – белесые, плоские камни, сложенные кругом, с растопкой посередине. На одном из булыжников проступали полустертые буквы. Катя не стала всматриваться – солнце уже спускалось.

Она подвинула камни, чтобы горшок стоял прочно, развела огонь с первой спички, налила стылую воду, медленно развела мед. Когда жидкость забулькала, закипая – подсыпала фрукты. Мурлыча под нос колыбельную, Катя помешивала варево, проводила ложкой по шершавому дну и бокам горшка, вынимала лесной сор, отгоняла назойливых ос. Вскоре яблочки стали полупрозрачными, жидкость загустела и запахла так сладко, что у поварихи потекли слюнки. Она подняла ложку – стекающий сироп показался солнечной паутиной.

Смешно сказать: женщина с высшим образованием поддалась суеверию! Катя слизнула липкую сладость, капля варенья, сорвавшись с ложки, впиталась в почву. Боже мой, до чего вкусно! Обязательно надо оставить Сереже – не поможет, так хоть полакомимся.

Убрав теплый горшок в рюкзак, Катя убедилась, что огонь потух, затем, вспомнив детскую сказку, поклонилась яблоне и реке – спасибо. И поспешила домой – идти по лесу после заката ей не хотелось.

В этот вечер муж не вернулся, даже не позвонил. Соседка успокаивала Катю – погода, связь пропадает. И вправду к ночи поднялся ветер. Скрипели окна, вздыхала крыша немолодого дома, шуршала опадающая листва. Потная Катя металась по постели, то сбрасывая с себя простыню, то кутаясь – она дремала вполглаза и никак не могла уснуть. Чужая жизнь пришла из темноты, накрыла женщину перепачканным кровью плащом.

…Савмак был сарматом – могучий, зеленоглазый, с копной волос цвета сохлого ковыля. Ребенком он попал в плен, стал рабом и носил оковы. Юношей – жаждал свободы и получил её, отбил мечом, откупил смертью. Он возвел Город Солнца в степях, там, где зреет виноград и колышется море пшеницы. Четыре года все дети и старики получали хлеб, женщины сами выбирали возлюбленных, эфебов учили владеть оружием, управлять колесницей и сочинять гимны. В Городе не было ни рабов, ни господ, ни нищих, ни богачей. Весной и осенью жители танцевали в честь богини, чье имя нельзя называть вслух, несли в храмы колосья, мед и дикие яблоки – никакой крови на алтарях. Савмака хотели назвать царем, но он отказался. И на солиде, отчеканенном в Городе, написал «Равный среди равных». А потом полководец с холодным именем Север привел легионы в Тавриду…

Поутру, едва солнце стукнуло в стекла, Катя снова сорвалась в лес. Черная речка вздулась, как вена на бицепсе силача, тропу размыло, развезло, засыпало упавшими ветками – и здоровому мужику не пройти. Но Катю словно тащило за руку – вперед, дальше, быстрее.

Время отказалось от власти над старой яблоней, зато буря не пощадила. Огромное дерево рухнуло, как гладиатор, вывороченные корни торчали в воздухе, плоды осыпались в грязь. Катя упала на колени перед мертвым стволом, пальцы зарылись в мягкую почву. И нащупали что-то холодное, плоское, гладкое. Монета! Почерневшая, но прекрасная, с чеканным лицом вождя. Мужчины, который стал прахом, не оставив после себя детей. Катя плакала о Савмаке, пока оставались слезы. Потом подобрала монету и потащилась назад по мокрому бурелому.

Сергей вернулся под вечер, довольный и виноватый. Рассказал о пещерных убежищах готского княжества, привез персиков и вина, подарил перстень с кораллом. Похвалил Катину стряпню, умял полгоршка варенья, подбирая сироп кусками пресной лепешки. Про монету прослушал. Ночью долго ласкал, говорил сладкое, как перед свадьбой. Потом уснул, словно выключил свет.

Катя долго лежала в пахнущих лавандой простынях, положив тонкую руку на низ живота. Она чувствовала – внутри неё, в бессветной тайне, под биение крови завязывается новая жизнь. Родится сын. Следом ещё сын. И, наверное, дочка – времени хватит.

…Только первенец будет зеленоглазым, с волосами цвета сохлого ковыля.