Читать книгу Книжная жизнь Лили Сажиной - Вероника Кунгурцева - Страница 7

Таня Буравлёва все же прочитала одну книгу. Сначала у нее открылась аллергия то ли на мокрую мешковину, то ли на весеннее цветение – чихала она раз по десять подряд, и руки покрылись сыпью. Теперь, к досаде тети Вали, дочка не могла с прежней частотой намывать полы. Ей даже дали освобождение от занятий на целую неделю. (Кстати сказать, от бородавок она, в тандеме с инжиром, меня избавила).

Чтобы Таня не сошла с ума от безделья, Людка Бородавкина одолжила соседке книжку, взятую в городской библиотеке. Таня прочитала томик, вернула, и у ней открылись глаза. Это была «Машина времени» Герберта Уэллса. А я, как назло, ее не читала, и в нашей поселковой библиотеке такой книжки не оказалось – теперь настала очередь Таньки учить меня книжной жизни. Она со знанием дела поведала мне о будущем 802801 годе, в котором человечество разделилось на морлоков и элоев.

– Ты что – не знаешь, кто это такие? Темнота-а!

Потом Таня заявила, что мы должны построить машину времени: она знает, как…

– Нужен никель: возьмем никелированные спинки от старой кровати, у Бати в сарае стоят, прикрутим их цепью Найды, досками, соединим и сядем, там еще кой-чего, конечно, надо… но это не обязательно, главное, у нас есть кварц – из него сделаем такие специальные стержни… Смотри, как здорово: вот и пригодились камушки…

– По-моему, двух камней для машины времени будет маловато, – сказала я осторожно, впечатленная тем, как прочитанное повлияло на мою подругу.

– Ничего, пойдем на наш застолбленный участок и еще найдем! – не принимала возражений Таня, игнорируя возможность появления возле речки Мирона-дурачка.

Оказалось, что машину времени (которой пока что не было) надо держать внутри пьедестала, ну… вроде как в гараже, а сверху должен стоять белый сфинкс – это такой каменный лев с человеческой головой и орлиными крыльями…

– Знаю, знаю, он еще загадки загадывает, а кто не отгадает – тому трындец…

– Про это в «Машине времени» ничего не написано.

– И, по-моему, сфинксов в нашем городе нет, ни белых, ни серых – надо ехать в Ленинград, – попыталась я вернуть Таню на твердый асфальт из зыбучих книжных страниц.

– Ничего, съездим, – парировала Буравлёва.

Но самым неприятным оказалось то, что теперь она не пропускала ни одного канализационного люка, уверяя, что мы должны сковырнуть крышку и залезть внутрь, там, в колодце, будут такие металлические скобки для рук и ног, вроде лестницы, спустимся вниз и увидим морлоков: глаза красные, на голове и спине – шерсть…

Но когда мы с большим трудом сдвинули чугунную крышку и заглянули в один люк, там не оказалось никаких скобок-лестниц, только далеко внизу плескалась вонючая жижа.

– По-моему, у морлоков случился всемирный потоп, – утешала я подругу, – и они утонули в своих отходах…

Поскольку сфинксов в нашем городе не нашлось, я предложила Тане называть дома, где мы с ней живем, не финскими, а сфинкскими. Тогда мы с ней – две машины времени.

К счастью, наваждение «Машины времени» длилось не слишком долго, потом все пошло своим чередом, разве что в сборнике оскорблений, которыми мы награждали мальчишек, появилось слово «морлоки».

Возиться с водой Тане запретили, но она не могла себе отказать в удовольствии что-нибудь приготовить. Довольно часто приготовлением обеда мы занимались у нас на веранде, которая в теплое время года становилась кухней. Я была на подхвате. И вот как-то раз сварили мы макароны, приправили сыром, уплетаем их в комнате у низенького окна, выходящего на бугор, по которому лезет к сараю за какой-то надобностью Валентин Казимирович, и одновременно дожидаемся, когда на веранде в чайнике вода закипит, вдруг слышим: фр-р, бах – керогаз вспыхнул пламенем (хорошо, что мы не умотали в сад качаться на качелях!). Таня среагировала мгновенно: заскочила обратно в комнату, схватила одеяло с кровати Любовь Андреевны и накинула на огонь, который попыхтел, попыхтел, пытаясь вырваться, – и стих. Я, правда, тоже поучаствовала в тушении: поливала одеяло водой.

Когда Любовь Андреевна пришла после педсовета из школы, только закопченный чайник, черная полоса на стене да загубленное одеяло могли поведать о том, что случилось. Мы думали, нам попадет, но она сказала:

– Вы молодцы! Погубили одеяло – не велика цена – зато дом спасли! Дом-то деревянный, такой мог быть пожар! Сколько бы народу пострадало!

Правда, и чайник, и керогаз пришлось отнести на помойку: один не под силу оказалось отчистить никому, даже Таньке (хотя сыпь с рук у ней уже сошла), второй упрямец не поддавался ремонту (завхоз так и сказал: ремонту не поддается!). Зато испорченное одеяло Таня унесла соседской собаке – его свернули и положили в будку, наверняка Найда, полеживая на мягком, была нам благодарна.

Библиотека Центральной усадьбы находилась рядом с клубом, в том же длиннющем здании, только огорожена отдельной галереей: видимо, предполагалось, что тут будут стоять кресла, а в них рассядутся читатели, – но пуста была галерейка. Библиотекарь Елена Петровна с книжной фамилией Бухман, которая давно уже разрешила мне заглядывать во все закутки (тогда как моих одноклассников отправляла к трем детским полкам), выдала мне целую башню книг, в том числе из серии «Всемирная литература», к которой других ребят даже на три шага не подпускала, не то чтобы в руки дать подержать. Как-то Елена Петровна решила спросить меня о содержании сдаваемой книги (это был «Следопыт») и никак не могла остановить мой пересказ – с тех пор мне безропотно выдавались любые тома и томики. Я получила возможность прикоснуться к запретным для прочих знаниям: о нибелунгах, Старшей Эдде, Брюнхильде, Зигфриде. Со всё возраставшим подозрением поглядывала я на горы: вдруг где-то там, в тайной пещере, спит дракон, с которым мне предстоит сразиться.

На переменке мы с Таней бродили по гипсовому макету гор, выполненному невесть когда школьными умельцами. Наверно, соседние вершины пытались разглядеть, как тут, за бетонным забором, их изобразили – реалистично или так себе. Но никаких пещер на этом макете не наблюдалось: значит… не вполне реалистично.

А на уроке военрук Николай Петрович принялся разбирать на учительском столе АКМ. После кто-то из вызванных к доске ребят должен был собрать автомат Калашникова, следующий ученик – опять разобрать, и так – по кругу. Конечно, мальчишки старались вовсю – даже Генка Загумённый, но и мы с Наткой Фокиной, которую братья воспитывали в воинском, а не только футбольном духе, не отставали.

На прошлом уроке у нас была стрельба в цель из малокалиберной винтовки, из положений лежа, с колена и стоя; стреляли мы в спортзале, мишени военрук укрепил на дальней стене, а у ближней мальчишки бросили маты. И ко всеобщему удивлению я со своей близорукостью (без очков не видела ни Ш, ни Б), умудрилась попасть в «яблочко»! Генка был так потрясен, что выбежал на линию огня и сделал три круга по залу с воздетыми кверху большими пальцами, крича «Ой, держите меня все! Лилька в цель попала!». Я, по правде говоря, и сама была удивлена (одно дело после многочисленных тренировок попасть с пяти шагов ножом в ствол дерева, другое – с тридцати метров из винтовки в мишень размером с радиоприемник), но, держа марку, скривила губы:

– А ты как думал: пираты и апачи промахов не допускают!

Последним уроком была биология, и Полина Михайловна, географичка, заменявшая заболевшую учительницу, повела нас за шоссе – на школьный опытный участок (попросту огород), где мы должны были сажать различные субтропические растения, например, колючую юкку (Генка тащил ее в отставленной руке и ругался, что он теперь дырявый, как решето), и канны с широченными листьями, ну, и картошку тоже, в обязательном порядке.

Сева Ясинский с Витькой Шпилевым несли саженцы чайных роз, тоже довольно колючие, Полина Михайловна сказала, что это сорт «Графиня Воронцова», и мы с Таней переглянулись: не каждый день сажаешь графские розы. – А, может, нашу Центральную усадьбу назвать так: чайный совхоз имени графини Воронцовой, – предложила я.

Витька Шпилевой сказал, что за Калиновым озером, по ту сторону хребта, есть Воронцовские пещеры, небось названы в честь мужа этой цветочной графини…

Спустившись в обрыв и поднявшись по склону к огороженному покосившимся штакетником полю (на склоне вокруг него уже по-весеннему зеленели деревья), мы принялись вскапывать землю, продолжая начатую кем-то до нас копку, сажать субтропические культуры в ямы или обычную картошку в лунки. Пока суть да дело, и урок кончился. Все отправились в класс за портфелями, но прежде завернули к ручью отскоблить обувь от грязи и помыть руки. Когда вернулись в школу, вдруг выяснилось, что кто-то забыл на опытном поле казенные тяпки, а идти за ними, по распоряжению Полины Михайловны, пришлось нам с Таней.

У самого обрыва стояла школьная котельная, возле нее возвышались горы угля: мелкого, который надо просеивать через ржавую сетку старой кровати (она лежала тут же), крупного блестящего антрацита и пористого шлака, уже вытащенного из топки.

– Вот не знала, что за Калиновым, всего лишь за горой, есть пещеры! – воскликнула я и сказала, что мы обязательно должны сходить в эти Воронцовские пещеры:

– А вдруг там, на глубине…

– … живут морлоки, – докончила Таня, хотя я, разумеется, хотела сказать если уж не о драконе, то о сокровищах…

И вдруг из котельной вышел человек, его лицо было черным от вьевшейся в кожу угольной пыли. Мы, не обращая на него внимания, спустились в обрыв, но не успели по противоположному склону подняться к школьному участку, как услыхали за спиной шум торопливых шагов: это был кочегар. Мы совсем и не испугались: мало ли зачем ему надо на опытное поле… Да и школа – вот она, за обрывом и тройным рядом деревьев, совсем близко. Мы даже слышали про этого нового кочегара, которого звали, точно индейца, Татиангукуа. Только я хотела спросить, не приплыл ли он сюда из Северной Америки… как кочегар рявкнул:

– Эй, пионерочки, ну-ка, остановились! Мы с Таней переглянулись: вроде ничего не натворили, может, без сопровождения учителя нельзя ходить на опытный участок…

И тут кочегар, который был в сапожищах и длинном черном пальто, распахнул его: и мы увидели… Он был совершенно голый под этим пальто, даже без трусов… И сказал:

– Эй, пионерочки, а это вы видели?! Что естественно, то не безобразно – учили вас этому?..

Ни я, ни Таня не могли проронить ни слова, мы понимали, что надо бежать: но ноги вросли в землю, будто нас, как «Графиню Воронцову», закопали по самые колена.

И вдруг, откуда ни возьмись, как будто гора его выплюнула, появился Мирон-дурачок, выглядел он в точности так же, как в прошлый раз, только теперь в руках у него была винтовка… И Пугало нацелило свое оружие не на нас с Таней, а на кочегара… Тот быстро запахнулся, даже застегнулся на две пуговицы, и руки поднял:

– Я просто пошутил, Мирончик, я никого не трону, пожалуйста, не стреляй… Ты больной человек, я больной человек… Что с нас взять-то…

– Я просто человек, – сказало наше Пугало, – а ты… ты… – он не находил слов, а потом нашел: – Я не выстрелю на этот раз, но если еще когда-нибудь ты, сучий потрох, подойдешь к детям… я… я тебе башку размозжу.

Кочегар обхватил голову руками и полез по склону обратно в свою тьму. Наше Пугало, Мирон Васильич, просто человек, дождался, пока кочегар исчезнет с глаз, повернул к нам заросшее щетиной лицо и кивнул:

– А я вас узнал, девчонки, хоть вы сегодня без перьев и без лопат…

И тут у меня прорезался голос:

– А мы за лопатами… вернее, за тяпками и пришли. Вы, вы герой просто, Мирон Васильич… Вы… вы нас спасли!

И тут Пугало так же неожиданно, как появился, пропал: он просто растаял в воздухе.

Мы все же сходили за тяпками и отнесли их на место, в сарай за школой, молча отдав завхозу. И мы с Таней Буравлёвой очень долго не говорили про то, что случилось по дороге на опытный участок, как будто этого совсем никогда не было.