Читать книгу Меландия - Вес – На - Страница 21

Окна третьего этажа особняка слабо светятся за плотными занавесками. В одной руке Лина несет сумку, а другой обняла за плечо Вику, которая, еле переставляя ноги, шагает по дорожке в сторону гаража. Над ними нависают, переливаясь золотом, тяжелые кроны деревьев, а еще выше раскинулось полное звезд небо. Река черной лентой пересекает золотой луг, над которым неторопливо парят светящиеся пылинки. Нырнула под деревья и снова спугнула большую птицу, вроде бы сову. Ветви и листья сплелись над головой в золотистый коридор, который привел к берегу пруда и моему дому, что уютно светит желтым из гостиной. Белые цветы в вазе у двери заменили большими бледно-розовыми, а черная тарелка и чашка, что утром оставила на стойке, пропали. Зато появился свежий багет, еще теплые круассаны и гора разных ягод в холодильнике. Подошла к белой панели со светящимися иконками швабры, ножа с вилкой и креста. Хотела попросить что-нибудь приготовить, но посмотрела на часы и решила не дергать людей на ночь глядя.

Деревья блестят с другого берега пруда над изголовьем аккуратно заправленной кровати. Ветер покачивает ветви, и по звездной глади воды бежит золотистая рябь. Майка, что бросила на низкий черный комод, аккуратно висит в незаметном шкафу в стене. Натянула ее и забралась под одеяло. Широкий потолок с плоскими овальными лампами обрывается прямо в черно-синее море звезд, через которое тянется, насколько хватает глаз, белый рукав Млечного Пути. Саша написал, что чапли-кебаб лучше рибая и предложил сделать его. Утешать меня ужином уже не надо, но пусть готовит, раз вызвался. Через пару дней вернется, говорит. Настя заявила, что сценарий документалки про рэп уже почти написала и спросила, подготовилась ли я к интервью с актером. Наврала, что готовлюсь вовсю и пообещала себе заняться завтра. Так хотела со звездами работать, а теперь и времени на всех не найти, и хорошо, наверное, что одна яркая звезда в небе уже погасла, только за ней вдруг пропадают и остальные, и остается только три блеклых звездочки, что скачут в черной слякотной луже, потому что ботинком встала, чтобы снеговику голову на место поставить, а то она все разваливается серыми рыхлыми кусками. В другой луже будто тлеет одинокий фонарь, а под ним гаснет окно ларька, где мама сигареты покупает, а голова смотрит на меня безглазым лицом с серыми пятнами, и я лезу мокрой варежкой в карман, чтобы камешки ей воткнуть вместо глаз. И Луна тусклая, как лампочка в туалете, ничего не разглядеть толком, а камешек-глаз один от кирпича отломился и все не хочет в голове сидеть. Надо новый искать, только ботинки мокрые совсем уже. А под фонарем идет дядька пузатый, который в ларьке работает, и его лысина блестит желтым пятном, а рядом с ним мама смеется и светит огоньком сигареты. Они лужу обходят и вдоль трехэтажной стены идут к скамейке без доски на спинке, а под ней камешки отвалились как раз от асфальта и хлопаю там варежками, разворошив окурки.

– Юль, это Валерий Сергеевич, – смеется мама, а в пакете у нее звенит стекло.

– Ну что Валерий Сергеевич-то, – дядька тяжело наклонился над скамейкой и лицо у него тоже почему-то безглазое и даже без носа и рта, как у снеговика. – Дядя Валера я, – и поворачивает лысину к маме. – Ленк, дай «Сникерс».

– Еще чего ей, – мама нехотя лезет в пакет, и рукав дубленки с пятнышком от сигареты звенит стеклом. – На, – и «Сникерс», это который шоколадный с орехами и такая штука в нем тянется на зубах вкусно, шуршит прямо перед носом, и хватаю его варежкой. – Что сказать надо?

– Спасибо, – большая ладонь треплет меня по шапке.

– Юлька, тебе лет-то сколько? – басит безглазая лысина.

– Восемь, – а мама уже скрипит дверью под ржавой железкой с номерами квартир.

– Валер, пошли, – и открывает черную щель. – Юль, еще погуляешь, – лысина поворачивается затылком и переваливается за ней в щель, а «Сникерс» из варежки скользит и шлепает в снег, и я наклоняюсь, чтобы поднять, и камешек вдруг вижу подходящий для глаза, маленький и круглый, потому что светло вдруг стало. Голову поднимаю, а прямо передо мной существо сияет с золотыми крыльями, на которых цветы растут, и сотней разноцветных глаз смотрит в мои, поставив пушистые лапы в грязь, и тяну к его милой голове варежку, чтобы погладить, а оно взмывает в небо и летит быстро-быстро, пока не превращается в одну из звезд, а под железкой хлопает дверь.