Читать книгу Небо на ниточке. Роман-дневник - Вета Ножкина - Страница 3

Позвонила Марина:

– Беда у нас, Ань… У старшей моей дочери Юльки рак обнаружили…

Марина плакала, а я растерянно сопела в трубку, пытаясь сообразить – что же говорить, и начала лепетать что-то несуразное:

– Может, это не точно?

– Я тоже надеюсь. В среду вылетаю к ней. Ты расскажи… ну, когда у тебя всё это случилось, ну… что надо было…

Юлька жила в другом городе, где обустроилась сразу после окончания университета. Там же замуж вышла, родила Марика, которого каждый год, вот уже в течение почти десяти лет, отправляла на лето к своим родителям, на юг. Стройная, красивая, деловая и скромная. Она легко, игриво откидывала падающую на лоб чёлку. Заходя в людное помещение, где все знали друг друга, пробиралась краем в удобное место и просто наблюдала. Такой я запомнила её с две тысячи седьмого года, когда ездила по приглашению на томский фестиваль.

Наш южный город когда-то радовал всех приезжающих обилием яблок. Серёжка, вспоминая о детстве, рассказывал о яблоках, размером с кочан капусты. Яблоками спасались в голодные времена. Они были и едой, и символами радости, счастья. Но не только яблоки влекли в этот город. Он был особенный во всех отношениях. Долгое лето. Относительно морозная зима. Размеренность и спокойствие.

Приезжая сюда погостить к родственникам, ещё школьницей, – я восхищалась всем: ровными улицами, у которых есть верх и низ – где горы – верх; монументальными зданиями, нависающими грузными, но одновременно лёгкими конструкциями, и украшенными восточным орнаментом жилыми многоэтажками; скверами с плавающими в небольших водоёмах лебедями, арыками, в которых летом журчит талая вода с ледников, возвышающихся над жарким городом. Фонтаны… Вот уже несколько десятилетий их запускают по всему городу двадцать пятого апреля, в День Фонтанов, и дети уже норовят засунуть в них ноги, а взрослые радуются, как дети. Благодать, одним словом.

Я и предположить тогда не могла, что буду жить в этом южном городе.

Марина и её муж Лёнька стали одними из первых, с кем мы с Сергеем познакомились после моего переезда сюда.

Я увидела их впервые на концерте. Они исполняли песни Юрия Визбора и Ады Якушевой – Леонид бегло играл на гитаре, а Марина уверенно подпевала, и создавалось ощущение полного попадания ими в характеры авторов песен. Тогда же, после концерта, мы и познакомились. Первой подошла Марина, улыбнулась и протянула руку:

– Привет! Тебя, я слышала – Аня зовут? Поедемте к нам в гости? Мы на машине…

Леонид уже что-то бурно обсуждал с Сергеем, и так по-свойски, что мне показалось – мы давно знакомы.

А летом вместе поехали на Иссык-Куль, потом ещё куда-то, потом вместе праздновали день рождения мой, потом Марины… Время завертело наше знакомство настолько, что казалось, так было всегда.

Марина и Лёня стали рано бабушкой и дедушкой – младшая дочь Полина уже в шестнадцать подарила им внука, а вскоре и внучку.

Поэтому, во все последующие годы Марина, как заботливая бабушка, почти на всё лето выпадала из нашей дружеской компании. Да это и понятно – такая гвардия дома: Марик и двое Полинкиных детей – Марат и Аля. Со стороны это смотрелось именно так. А Лёнька – это для нас он был Лёнька. Глядя на его большую громоздкую фигуру, наверное, и язык бы не повернулся назвать его в глаза так. Да и на работе он – руководитель отдела большого предприятия, и звание его не хухры-мухры – кандидат химических наук. Потому и не Лёнька вовсе, а Бережной Леонид Александрович. Марина тоже успела покандидатствовать, и тоже, как химик. У всей династии Бережных – химическое призвание и звания. И сестра Лёньки Рита, или как мы её зовём Марго – химик, и поэт по совместительству, и она была в нашей компании.

Роль домохозяйки, свалившаяся на Марину из-за повальных сокращений почти по всем государственным учреждениям, в начале двухтысячных, ей была, как птичий помёт, капнувший с неба. Неожиданно и неприятно. Но это вначале – не зря же говорят, что это знак благодарения свыше. Вот и Маринка – поныла нам, подружкам, поскулила в подушку, а вскоре свыклась. И даже ремонт в квартире затеяла. Вот только на Лёньке теперь лежала двойная, а то и четверная нагрузка, всё-таки единственный кормилец на такую ораву.

И тут, вдруг, такое…

Первое, о чём я подумала: «Только бы Марина своими слезами не сделала Юльке хуже».

Ведь что-что, а слёзы не помогут. Тем более, слёзы близкого тебе человека. Помню, как сдерживала слёзы моя взрослая дочь Настя, глядя на меня после операции. И видела испуг в глазах других родственников, приходивших навестить меня во время химиотерапии. Они сдерживали себя. А я видела, что они мучаются. От этого мне было ещё тяжелее. Соседка по палате Вера сказала как-то, что она не стала никому из родственников говорить о заболевании:

– Пусть думают, что это просто язва или гастрит… и не говорю, где лежу, только по телефону общаемся…

Я подумала тогда, что она совершает благородный поступок по отношению к близким. Но как же она сама? Как смогут родные простить её и понять, если вдруг станет поздно, и они осознают, что не смогли вовремя чем-то помочь… Но что поможет? Что мне хотелось в те минуты и что я отвергала, чего боялась, и какие шаги не сделала бы – с позиции сегодняшнего дня, когда прошли почти два года после операций и химий.