Читать книгу Империя молчания - Виктор Анишин - Страница 4

Этим утром он проснулся разбитым. От ощущений легкости прошлого, хоть и похмельного, дня, следовавшего за самым тяжелым днем в его жизни, не осталось и следа. То ли сон, то ли его не совсем очнувшееся подсознание подкинуло ему одно воспоминание. Это было воспоминание из детства. Произошедшее с ним в тот день навсегда изменило его, что-то сломалось внутри него, надорвалось. Он никогда и никому об этом не рассказывал, он боялся сам думать об этом, хотя и верил, что то, что он сделал, было правильно. Или не было.

Стоял хороший летний день. Антон не помнил точно, был ли он хорошим именно для него, до того, как все случилось, но погода тогда стояла прекрасная. Он шел по двору, не помнил, откуда шел и куда, просто шел. Возможно, он шел домой, возможно, только вышел на прогулку и искал, чем бы заняться: пойти побродить по территории заброшенного завода или попытать в очередной раз счастья в общении со сверстниками.

В общем, он шел по двору и увидел, как бездомный кот бросился на голубя, бросился из засады, похоже, долго готовясь к прыжку. Прыжок был очень быстрым и выверенным. Птица, заметив хищника, попыталась взлететь, но тщетно. Лапы кота, поймав голубя, припечатали его к земле, и кот мгновенно вцепился в свою добычу зубами. Антон, наблюдавший все это буквально в трех метрах от себя, замер на месте. Он любил смотреть передачи про животных по телевизору. Рассказы об их повадках и своеобразных законах, устройстве жизни в стаях или колониях всегда вызывали в нем интерес. Он видел на экране кадры, как львы охотятся на газелей, крокодилы – на зебр, акулы – на морских котиков. С экрана все всегда смотрелось не так пугающе, а спокойный голос диктора придавал этим сценам формат правильности, необходимости: такова природа.

Не сразу опомнившись, махая руками и что-то крича, он подбежал к коту. Сам не понимая почему. Возможно, чувствуя, что голубю-то, в отличие от зебр и газелей на экране, он сможет помочь. Кот, очевидно, слишком испугавшись, убежал, оставив свою добычу Антону. Птица была жива, что невероятно обрадовало мальчика поначалу, но улетать не спешила. Он склонился над ней и понял почему. Одно крыло висело, спадая на землю, и выглядело так, будто ему вообще там было не место. Антон попытался взять голубя в руки, но пережившая только что нападение птица, к тому же, очевидно, испытывавшая сильнейшую боль, собрав все силы, упорхнула на одном крыле. Недалеко, естественно. Ее хватило всего на пару метров.

Тут Антон заметил, что кот, ранивший птицу, тоже убежал недалеко. Он сидел на пригорке в нескольких метрах и наблюдал за мальчиком и птицей. Главным образом за птицей. На мальчика он смотрел с опаской, а на голубя – жадно и даже как-то по-собственнически. Кот уже почувствовал птицу в своих лапах и явно не хотел упускать трофей. Самым верным решением было бы оставить все как есть и уйти. Хищник заслужил свою добычу: этот прыжок, эта молниеносность были достойны награды. Но Антон так не считал, он хотел помочь, хотел спасти голубя вопреки законам природы.

Оглянувшись вокруг, Антон заметил, что, оказывается, котов здесь больше. Еще одна усатая морда выглядывала из маленького окошка подвального помещения многоквартирного дома, а два других охотника сидели на козырьке подъезда в нескольких метрах от него и голубя.

Пока Антон оглядывался в поиске источников потенциальной опасности, голубь, теперь уже ползком, двигался в сторону пригорка и прямиком к своему обидчику, который, увидев приближающуюся заветную цель, прижался к земле и, медленно вихляя из стороны в сторону пушистой пятой точкой, готовился к новой атаке. Мальчик шикнул на него и пошел вслед за голубем. Он смотрел, как тот перебирает своими маленькими лапками, поднимаясь по пологому склону пригорка. Скорость при этом у него была ничтожно низкой. Антон догнал голубя всего тремя шагами. Если он уйдет и оставит птицу наедине с котами, они сразу разорвут его и съедят. Такой участи Антон своему новому другу не желал, но в то же время понимал, что уже скоро или, возможно, не так уж и скоро, но в любом случае неизбежно, мать позовет его домой, и ему придется оставить голубя. Стать вечным охранником ему он не мог, но подумал о том, что может взять его домой, залечить рану, вправить крыло. И тут же он представил себе лицо матери, ее недовольство и возмущение. Антон понял, что, если он притащит голубя домой, следующим его действием будет вынос голубя обратно на улицу с чувством горечи от едких упреков матери.

Вдруг голубь остановился. За это время он проделал довольно большой путь, хотя Антон прошел всего-то с десяток шагов. Видно было, что птица устала. Антоша присел рядом с голубем, попробовал погладить, чтобы хоть как-то поддержать раненого товарища, но только напугал его своим жестом, и голубь снова засеменил, сам не зная куда. Антон оглянулся и увидел, что преследователей стало больше: один из зверей, сидевших до этого на крыше, теперь был в паре метров от них и в нескольких от своего товарища, который все это начал, напав на птицу. Еще два кота, оставшиеся на исходных наблюдательных позициях, очевидно, были не так голодны.

Он снова взглянул на голубя, который обходил крупный булыжник, лежащий в траве, у него на пути. Тут Антон понял, что он должен сделать. Не так давно у его бабушки заболела собака. Сельский ветеринар сказал, что он бессилен помочь, и предложил усыпить пса. Бабушка поплакала и согласилась, так как выносить страдания животного она уже была не в силах. Пес на тот момент мог только лежать и поскуливать, ничего не ел. Один укол – и дело было сделано. Без мучений, без боли. Ей быстро подыскали щенка, который не давал ей скучать по старому псу, а заодно развлекал Антошу во время визитов к бабуле.

Он поднял камень. Оценив вес булыжника двумя руками, Антон решил, что тяжести должно хватить, чтобы убить несчастную птицу одним ударом. Логика его была простой: забрать птицу домой он не мог, бросить голубя во дворе означало мучительную смерть в лапах хищников, оставался только один выход – меткий удар по голове, быстрая, легкая смерть.

Он сделал шаг вперед, настигая голубя, замахнулся и бросил камень на птицу. Камень ударил не по голове, а по телу, голубя придавило весом булыжника, но лишь на секунду. Антон увидел, что ничего не вышло. Маленькое тельце трепыхалось на земле, пытаясь подняться. По всей видимости, Антон сломал птице еще несколько костей своим ударом. Из его глаз брызнули слезы. Он хотел сделать как лучше, но сделал только хуже. Несчастному существу стало еще больнее, теперь оно еще больше напугано, даже встать не может, и все из-за него.

Собрав в кулак остатки самообладания, мальчик вновь поднял камень и вдруг осознал, что находится во дворе пятиэтажки, поднял глаза на дом: десятки окон и балконов смотрели на него темными стеклянными прямоугольниками проемов, как сотня наблюдающих за ним глаз. Кто угодно из жильцов дома мог стать свидетелем его поступка, в том числе его мать. Интересно, что бы она сказала, увидев эту сцену? Обежав глазами окна и балконы, и хоть и не до конца убедившись, что свидетелей нет, повернул голову к своей жертве, встал на колени и, рыдая, стал наносить удар за ударом камнем, уже не бросая его, а крепко держа в руке. Он не помнил, сколько ударов нанес. Он даже не стал смотреть на результат своих усилий. Но, поднимаясь с колен, сквозь пелену слез, застилавших глаза, мельком увидел кровавое месиво посреди серых перьев.

Он убежал оттуда, сам не зная куда, в итоге очутившись возле заброшенного недостроенного дома, в который частенько забирался во время прогулок. Антон зашел в подвал, сел на корточки, упершись спиной в стену, и прорыдал, наверное, целый час. Выплакав все слезы, он решил как можно скорее забыть случившееся, отмахиваться от воспоминаний при каждом всполохе мыслей об этом дне, и, конечно, он дал себе обещание никогда и никому об этом не рассказывать. Поначалу у него не очень получалось не вспоминать, но частые практики сделали свое дело, и он забыл. До этого утра у него отлично выходило не думать об этом дне.

До этого утра.

Сейчас же он лежал на кровати, смотрел в потолок. Но мысленно он был там, в том прекрасном летнем дне, на коленях и с камнем в руках. Одновременно он был на той дороге: вцепившись в руль, давя ногой на газ, он видел голые липы по обе стороны улицы и взгляд той девушки.

Он лежал и думал о том, что, может быть, он всегда был таким: жестоким, без капли сожаления. Ведь что ему стоило тогда поймать птицу, отнести ее домой, выходить и отпустить на волю? Может быть, мать сжалилась бы над ними обоими, а если нет, он мог попробовать попросить помощи у других взрослых. Да мало ли в действительности было вариантов, как поступить? Но он выбрал самый чудовищный способ избавления от проблемы. Так же, как и с Катей. Не вспоминать, затерять как можно глубже в себе свой поступок было несложно. Но он все равно знал и чувствовал все это время, какой он на самом деле.

Сопровождаемый мрачными мыслями, он встал и начал собираться на свою ненавистную работу.

* * *

Работа не заладилась с самого утра. Такие же ощущения у него бывали, когда он только начинал свою карьеру, точнее, когда начал понимать, какие именно у него задачи.

Когда он только пришел сюда, молодой, бодрый, полный решимости делать добрые дела на благо жителей своего города, района, страны, всего человечества, он надеялся, что у него будет яркая, насыщенная, интересная, креативная, насколько это возможно для юриста, сфера деятельности. На самом деле все свелось к выполнению поручений, не требующих особого новаторства. Единственное, что можно было считать креативным, – это его выступления в суде против людей, которым он планировал помогать, людей, защищавших свои права, требовавших чего-то, что было положено им по закону. Чаще всего дело касалось недвижимости или прав на землю.

Такая деятельность ощущалась как насмешка судьбы. Чтобы был шанс выиграть у истцов, ему приходилось находить нестандартные решения, подбирать интересные ответы. Самая любопытная часть его работы стала самой извращенной, ведь он делал все наоборот: не помогал, а препятствовал.

Но и это было редкостью, чаще он просто отвечал на запросы горожан. Все ответы были под копирку. Большинство проблем, с которыми обращались жители, не имели решения, потому что бюджет не был предназначен для их решения, что им, собственно, и сообщалось. Остальную, совсем уж скучную работу делали его подчиненные из юротдела.

Просидев около часа, тупо глядя на экран компьютера, на котором красовалась очередная заготовка ответа, сводившегося к банальному «нет денег», он кое-что понял. Все его мысли утекали в одном направлении, никак не связанном с тем, что он пытался делать. Он не хотел работать, он хотел узнать, что с девушкой. Вопреки советам, вернее, наставлениям дяди, он еще вчера вечером нашел номер телефона больницы, куда ее отправили. Это было нетрудно – больница была всего одна на несколько районов. После обеда, понимая, что работать он не сможет, Антон наконец решился позвонить туда. Он выяснил номер отделения, куда определили Катю, имя, фамилию и номер телефона врача, заведующего этим отделением. Позвонил ему и договорился о встрече. Врач, узнав его имя, сказал, что уже наслышан о нем. Шутка получилась неудачная. Ну, или Антону было не смешно. В любом случае доктор был явно расположен к общению и ничего странного в его желании встретиться не усмотрел. Антон подумал, что, возможно, это как-то связано с его работой: мало ли странного видит психиатр в своей практике.

Позже, уже подъезжая к зданию больницы, он усомнился в своем решении. Здание недавно отремонтировали, на его территории были посажены небольшие деревья и даже была пара клумб. Конкурс по ландшафтному дизайну двор клиники, конечно же, не выиграл бы, но смотрелось все вполне прилично. Однако, помимо внешней благопристойности, было в этом месте что-то, что заставляло Антона медлить и колебаться. Что-то отталкивающее. Он уже вышел из машины, но остановился возле нее, не решаясь преодолеть последние пару десятков метров до входа в здание, взглянул на часы и понял, что у него в запасе есть еще несколько минут до назначенного времени. Закурил, рассматривая три этажа здания. В окнах ничего и никого не было видно, кое-где висели занавески, кое-где жалюзи, но большинство окон не могло похвастаться ни тем ни другим, а какие-то окна были больше чем наполовину заклеены изнутри – туалеты, по всей видимости. Обычное здание, оно выглядело почти так же, как старые корпуса районной больницы.

Антон не верил во всякие убеждения про энергетику мест, объясняемые паранормальной активностью или духами, и в прочие мистификации, но сейчас был готов прыгнуть обратно в машину и уехать, не оглядываясь. Здание давило на него, оно пугало, навевало чувство беспомощности и безнадежности. Он знал, что внутри него находится много людей, которые очень сильно отличаются от других. Они были ему непонятны, так же как и индивиды, которые здесь работали. Кто вообще захочет работать в таком месте? Он довольно часто, как ему казалось, задумывался о психически нездоровых людях. Наблюдая за собой как бы со стороны: необщительный, одиночка, вечно недовольный жизнью, теперь еще практически убийца, то есть социально опасный элемент общества, – он находил в себе множество черт, которые могли бы помочь ему оказаться однажды в этом или подобном заведении. В народе бытовало мнение, что человек, единожды здесь оказавшийся, будет навсегда связан с этим местом. И это не было лишено смысла. Хоть об этом редко говорили, но те, которым не повезло иметь родственников, лечащихся здесь, в рассказах о них всегда употребляли слово «опять»: опять сорвался, опять уехал на лечение. Наверное, это и было тем, что он ощущал здесь как безнадежность. Если тебя признавали невменяемым или психически больным, назад, в мир нормальных, здоровых представителей рода человеческого, обратной дороги не было. Пациенты этого места могли пытаться устроиться на работу, вести обычный образ жизни, заводить отношения, но между ними и тем, что они хотели делать, как хотели жить, между тем, кем хотели стать, всегда стоял их опыт пребывания здесь и тот факт, что все об этом знали. В маленьких городках такое было не утаить, все знали всё. И даже если не знали, вскоре узнавали.

Слишком многие относились к проблемам психического здоровья предвзято. Может быть, они не ощущали себя в безопасности рядом с такими людьми? Действительно, что может выкинуть псих? Возможно, различия между ними и людьми, побывавшими за гранью разумного, тяготили их? Или они боялись, что, общаясь с таким человеком, каким-то образом смогут заразиться безумными идеями, паранойей? Он не знал ответов, но сам Антон тоже опасался бы быть в обществе психически неуравновешенного человека, особенно после своей недавней выходки.

Возможно, дело было даже не в том, что люди, находящиеся здесь, отличались от тех, кто здесь никогда не бывал, может, все как раз наоборот? Люди все одинаковые, с одинаковыми жуткими мыслями, с одинаковыми, иногда устрашающими их самих идеями. Вся разница лишь в том, что одни не дают этим мыслям и идеям покидать их голову ни в виде слов, ни в виде поступков, а другие приоткрывают эту дверцу для окружающих, очевидно, не понимая, что захлопнуть ее потом уже невозможно.

Представив все в таком свете, он наконец смог покончить с размышлениями, переборол себя и направился к зданию. И, только зайдя внутрь, он весь передернулся от отвращения. Виной тому был запах. Сладкий, приторный и тошнотворный. Пахло капустой и дерьмом. Очевидно, рацион здешних жителей состоял как минимум наполовину из капусты. Запах был будто концентрированным, сразу пропитав одежду и кожу.