Читать книгу Щепотка соли - Виктор Болгов - Страница 11

Рассказы о дядьке Михее
Как дядька Михей к покойникам в гости ходил и одного ребра лишился

Оглавление

Разболелся как-то зимой дядька Михей не на шутку, за бок держится, стонет. Вызвала Клавдия, жинка его, «Скорую помощь» – авось спасут ещё не совсем старого мужа, рано ему умирать. Кто в мае картошку будет сажать? Да и вообще по хозяйству Михей справный мужик – Клавдии одной без него не справиться.

Приехала машина «Скорой помощи», вышла из неё молоденькая да фигуристая врачиха, направилась в квартиру, сняла в прихожей шикарную норковую шубку и подошла к Михею в белом накрахмаленном халатике, точно ангелиха за его, Михея, душой с неба спустилась. Стала ангелиха осматривать больного – то так наклонится к мужику, то этак – прелести свои женские показывает.

Не удержался от соблазна Михей и ухватил всей пятернёй врачиху ту, ангелоподобную, за упругий зад. Хорошо ещё Клавдия не видела – на кухню за стаканом воды вышла. Отскочила врачиха от Михея, как ужаленная. А тут и Клавдия из кухни вышла. Врачиха ей и выпалила: я, говорит, более здорового и прыткого на руки мужчину в жизни не видела.

Наверное, адресом ошиблась и не туда попала!..

– Как это ошиблась? – удивляется в свой черёд Клавдия. – У него же бок какой день болит – ночью спать не даёт, так и ворочается, ворочается, стонет, бедняжка!

Клавдия вытерла кончиком передника выбежавшую из глаз слезу и поставила стакан с водой на стол.

– То, что ночью спать вам не даёт, в это верю – бойкий он у вас, хотя и малость ущербный.

– Как это ущербный?! – непонимающе уставилась Клавдия сначала на врачиху, потом на Михея. – Что у тебя ущербное, ирод? А ну показывай!

– Вы зря на него кричите и зря волнуетесь так! – защитила Михея врачиха и пояснила. – Как мужчина, он у вас очень даже, как бы сказать, цельный, что ли, даже, по-моему, чересчур, но одного ребра в боку у него всё ж таки нет. И тут медицина бессильна. Не научились мы ещё отсутствующие рёбра выращивать.

– Как отсутствующие? Как это ребра нет? – недоумевающее хлопая глазами, спросила непонятно кого Клавдия.

– Ну, нет и нет, подумаешь… – пробормотал, не глядя на Клавдию, Михей и отвернулся к стене.

– Ты куда это отвернулся, а ну повернись ко мне и докладывай, как на духу, – что в твоём заячьем организме не хватает? Всё время хватало, а тут на тебе. И ведь молчал, ирод, ничего не говорил, всю жизнь от меня, родной своей жены, скрывал. Не я ли тебя кормила, не я ли тебя поила-а-а… – перешла на бабье причитание с хныканьем Клавдия.

– Ну, сломали, выбили мне по молодости одно ребро, и что с того?! – буркнул, по-прежнему не глядя на Клавдию, Михей. – До сих пор жил без одного ребра и ещё поживу, не умру.

– Правильно! – поддержала врачиха дядю Михея. – Умереть мы вам не дадим. А то, что у вас место перелома заболело, так это реакция на перемену погоды – метель на улице, вот и ломит. Рекомендую успокаивающий компресс к больному месту прикладывать! Я вам сейчас его состав напишу, у вас ручка есть? – повернулась она к Клавдии.

– Да-да, сейчас… – Клавдия подала ручку, врачиха написала рецепт и пошла к дверям. Одеваясь в прихожей, она обернулась на приподнявшегося в кровати Михея. – До свидания! И берегите руки, а то они у вас такие неосторожные, не ровён час, кто-нибудь их за излишнюю прыть поломает!

– С чего это он руки будет ломать?! – запротестовала Клавдия, не понимая, о чём идёт речь. – Мне безрукий мужик не нужен! Ишь чего надумал – руки ломать!..

– Правильно, женщина, берегите мужа, – поддержала тётю Клаву врачиха и обернулась к Михею. – Ну и вы тоже, как больной, поберегите здоровье, а если совсем не терпится, успокоительное примите! – добавила строго врачиха и потянула ручку двери.

– Я ему, сестричка, уже анальгину дала! – крикнула вслед Клавдия.

На что фигуристая представительница медицины только снисходительно улыбнулась и открыла входную дверь.

В это время в гости к дяде Михею и тёте Клаве зашёл их двадцатилетний племянник Юрий. Юра уступил дорогу выходящей молодой врачихе, моментально изучив и прощупав все её выдающиеся места глазами, повесил финскую куртку на штырь вешалки, поправил волосы и вошёл в комнату.

– Здравствуйте, тётя Клава, здравствуй, дядя Михей, – поздоровался он и спросил:

– А по какому случаю «Скорая помощь» приезжала? Кому здесь плохо?

– Здравствуй, здравствуй, Юрочка, – обрадовалась приходу племянника тётя Клава и с ходу ответила на заданный Юрой вопрос:

– Да вот, Михей мой в последнее время расхворался, за бок держится… Ребра одного у него, видишь ли, нет. А я и не знала. Молчал ведь, ирод, всю жизнь молчал, точно я ему чужая какая, точно и нет меня вовсе, – вновь чисто по бабьей привычке или по природному инстинкту, свойственному почти всем женщинам, запричитала тётя Клава.

– Цить ты, курица! – рассердился молчавший до сих пор Михей. – Раскудахталась, точно на пустом месте, где ребро должно быть, свет клином сошёлся! А того не знаешь, что первая женщина, которую Бог Создатель наш Евой назвал, из лишнего ребра мужа её, Адама, сделана.

– Полюбуйся на него, Юра! У него в боку, можно сказать, целое ЧП происходит, а он библейские сказки сказывает, курицей меня, петух ощипанный, обзывает – пошутить ироду вздумалось надо мной!.. Я тебе пошучу!.. – насупила сердитые брови Клавдия.

– Какие могут быть шутки, Клавушка? – осклабил свои броневые зубы Михей. – Если так в святом писании чёрным по белому написано: «Все женщины из ребра первочеловека Адама произошли!». А ты, Клава, лично из моего ребра сделана.

– Ты ври ври да не завирайся! – отмахнулась, как от назойливой мухи, Клавдия. – Сам же сказал, что по молодости ребра лишился. Вот и расскажи всю правду, как это случилось. Пусть и племянник твой Юра послушает, да на ус намотает, чтобы потом, как ты, рёбра не терять.

– Ладно, расскажу. Никому не рассказывал, а вам поведаю.

Начал свой рассказ о потере ребра дядя Михей так:

– Родился я, да будет вам известно, под городом Одесса в одном небольшом посёлке, или, на еврейском жаргоне, в местечке. По папке полурусский-полухохол, а по мамке не поймёшь кто – сын многих народов, в общем. Дорос до определённого возраста и поступил в мореходное училище, что тогда в Одессе находилось. Захотелось моряком дальнего плавания стать – неизведанные заморские страны посмотреть.

Обычно из посёлка в Одессу один раз в день старенький курносый автобус ходил, «Таджик» назывался. Утром в город, а вечером назад – в посёлок. И вот как-то вечером опоздал я на свой автобус. И решил идти до посёлка пешком. Южные ночи, хотя и прохладные, но всё-таки это не Сибирь. Да и лето в разгаре. Дорогу я знал хорошо, уже не раз этот путь проделывал. Засунул тетради с конспектами за пояс и пошёл.

Шёл-шёл, вот уж и посёлок недалеко – огоньки крайних хат видно. Осталось только через поселковое кладбище перейти. Но что мне кладбище! Покойников я отродясь не боялся и в разные страшилки о привидениях, поднимающихся ночью из могил, не верил.

Смотрю, луна за малую тучку закатилась. Потемнело. Дождик закрапал. Прошёл ещё немного – и провалился в свежую, вырытую недавно могилу!..

– Ах-ах-ах! – заахала сочувственно Клавдия, прижав руки к груди.

– И что же дальше? – заинтригованно спросил Юра.

– А дальше я стал ругаться! И, наругавшись как следует, попытался вылезти из ямы, но не тут-то было – после дождика отвесные глиняные стены скользкие, я несколько раз оборвался. Но так и не смог выбраться, только устал от тщетных попыток и вдобавок извазюкался в сырой глине страшно. Стал кричать:

– Люди добрые, есть кто-нибудь? Помогите – вытащите меня отсюда! Но кто ж ночью на пустом кладбище услышит… В посёлке люди спят, а покойникам тем паче до меня дела нет.

Дождался я кое-как утра, закоченел – зуб на зуб не попадает.

Рассвело. Вверху солнышко светит, птички поют. А у меня на дне могилы – как в холодильнике. И хотя отвесные стены ямы обсохли, я, видимо, за ночь так ослаб, что, как ни пытался, выбраться на свет так и не смог.

В посёлке третьи петухи прокукарекали. Соседний кирпичный заводик призывный гудок подал. И слышу я – идёт вроде бы через кладбище к тому заводику рабочая смена. Обрадовался, закричал из могилы:

– Люди, я здесь, помогите!..

Прокричал так несколько раз, прислушался – да только топот убегающих ног расслышал. Испугались, значит, моего крика из могилы работяги-кирпичники и дёру дали! Расстроился я от этого окончательно; что делать, не знаю.

И тут слышу – оркестр похоронный марш играет, и люди вроде бы к могилке идут. Обрадовался я, смекаю: это, наверное, истинного хозяина могилы несут хоронить. Сижу в яме тихо, молчу – чтобы народ не перепугать преждевременно. Сейчас, думаю, речи прощальные начнут говорить – с моим покойником прощаться, тут я себя и выдам.

И только я собрался известить людишек, собравшихся вверху, о своём присутствии в могиле – как, гляжу, они без всяких церемоний гроб на меня сверху спускают.

– Ах-ах-ах! – опять заахала, уже испуганно, Клавдия, расширив от ужаса глаза и нервно теребя передник.

На что Юрка только мысленно усмехнулся и уставился на дядю Михея – что дальше?

– Я, конечно, орать, – продолжил свой рассказ Михей. – Вы что делаете, изверги?! Це ж я здесь, Михей!.. – Но лучше бы не кричал.

– Что так?

– Так они ж со страху тут же верёвки бросили.

Гроб сверху и рухнул на меня!..

– Ай! – вскрикнула Клавдия и в изнеможении села рядом с Михеем на кровать. – Бедненький!..

– Вместо того чтобы впустую ахать, ты бы, мать, мне лучше стопочку налила – всё, может, меньше станет болеть.

– Сейчас, сейчас, сердечный, налью, – засуетилась Клавдия и, сбегав на кухню, принесла Михею и племяннику Юрию по полной кружке горячего киселя.

– Вот я так и думал, что не то принесёшь, – смиренно вздохнул Михей и отхлебнул из кружки.

– А могла бы, в помин моего ребра, что-либо и покрепче принести.

– Будет, будет и покрепче – компресс тебе на ночь поставлю, – ласково улыбнулась тётя Клава. И, развернувшись, степенно отбыла в своё кухонное царство.

Щепотка соли

Подняться наверх