Читать книгу Судьбы суровый матерьял… - Виктор Брюховецкий - Страница 19

Я не знаю, как пахнет детство.

Да оно и не пахнет. Врут…

Детство – это такое действо:

Нарисуют, потом сотрут.

А потом еще нарисуют —

Женщин, карты, вино, тупик,

И колоду так подтасуют,

Что ты вытащишь даму пик.

И она тебе на базаре,

Рассыпая карт веера,

Нагадает, как набазарит,

Груды чистого серебра.

С серебром да не жить в Рассее!

И пойдешь ты, звеня мошной,

В саддукеи ли, в фарисеи,

Той ли, этой ли стороной.

Но и в крупную жизнь играя,

Ты вернешься опять сюда…

Детство – это любовь такая,

Коль дается, то – навсегда!

…Словно кем-то потерянный,

Плотно к тачке подогнанный,

В гимнастерке прострелянной,

Аккуратно заштопанной,

Как отрывок из хроники

Сорок третьего года,

Он катался на роликах

В самой гуще народа,

Где шуршали сандалии,

Где чинарики с банками…

Крепко схваченный в талии,

С орденами и планками!

«Толкачи» с рукавицами,

Да гитара печальная…

Уважала милиция

И шпана привокзальная.

Мы сходились при случае

В тихом сквере сиреневом

На аккорды певучие

О бессмертном и временном.

Вечер – шапкою скомканной…

Звезды – лампами тусклыми…

Что он пел нам – не помню я,

Что-то доброе, русское…

Побирушка. Голод. Ранец.

Рождество. Бурана вой.

Он стоит в оконной раме

С непокрытой головой.

Он глядит с тоской и верой,

Он сквозь стекла видит нас.

И отец от пайки серой

Отрезает серый пласт.

До костей промерз несчастный

Этот маленький старик.

Он к отцу приходит часто,

Я к нему уже привык.

Привыкая, проникаю

В эту боль и эту суть.

Проникая, постигаю

Жизнь большую… по чуть-чуть.

Сонные двери открою и вроде

Ворот колодезный скрипнет вдали,

Ветер ботву шевельнет в огороде,

И далеко, словно из-под земли,

Светом повеет и ночь замигает

Дальней звездой, и ударит крыло,

Кованый конь переступит ногами,

Звякнет уздою, вздохнет тяжело.

Стукнет калитка, другая и снова…

Вот уже слышится дужка ведра,

И произносится первое слово:

– Ну-ка, Фасолька, доиться пора…

Утро.

Околыш малиновый неба

Вызрел уже. И плывет по селу

Запах тепла и пшеничного хлеба

К речке куда-то, в белесую мглу.

Под крылом родного крова,

Средь граблей-литовок-вил,

Я корове: – Будь здорова! —

Постоянно говорил.

Коль она здоровой будет,

Рассудить-то по уму,

В доме нашем не убудет,

А прибавится в дому.

Помню, утром – только встанешь,

А отец уже припас:

Ей, голубке, хлебный мякиш,

Мне горбушку, я – зубаст.

И несу я хлеб корове,

И, чтоб кушала, прошу,

А чтоб елось на здоровье —

Я ей за ухом чешу.

…И детство мое, загорелое детство,

Опять предо мною. Глаза притушу —

Цветные картины! Нельзя наглядеться.

– Следи, успевай!

– Успеваю, слежу…

Старый домик на карте.

Синь реки, а за ней

Я стреляю в азарте

Белоперых гусей.

Мне б не мяса, но хлеба!

Мне б стакан молока…

Гогот валится с неба

На коровьи рога,

На крутые, витые,

На подпаска – меня…

То ли пули кривые,

То ли ствол у ружья!

… А душа-то как хочет!

Ни крыла, ни пера —

Только небо гогочет:

– Эх ты, Витя-дыра…

А мне и не жалко. Подумаешь, гуси!

А мне и не стыдно. Подумаешь, хохот.

И к дому пора. Вон, соседки Маруси

Корова объелась и начала охать.

И бык обожрался! Не стадо – одышка…

Бичом отсекаю репейника шишку

Так звонко, что слышно околице всей…

Напасся коров. Настрелялся гусей!